За его спиной в долине не было ничего, кроме почерневших деревьев и камней. Вытащив из ножен боевой топор на длинной рукоятке, Боринсон замахал им над головой и пронесся мимо Габорна, чтобы прикрыть отступление своего принца.
Из всех воинов Радж Ахтена только один решился перевалить через хребет и теперь мчался вниз.
Огромный человек на черном жеребце, со светлым боевым копьем, сверкающим, точно луч света. Всего за мгновение до того, как Габорн натянул вожжи, собираясь развернуть коня, принц оглянулся.
Под золотистым плащом на груди рыцаря висела черная цепь с эмблемой в виде красных волков Радж
Ахтена. Его копье, цвета слоновой кости, было обагрено кровью.
На высоком шлеме рыцаря были нарисованы белые перья — знак того, что он не простой солдат, а капитан личной охраны Радж Ахтена из числа «неодолимых», обладающий, по крайней мере, пятьюдесятью дарами.
Боринсон ему был не соперник.
И все же Боринсон не отступил — его жеребец мчался, как стрела, расшвыривая копытами черную землю.
И тут до Габорна дошло: воинов отца тут нет, никто не придет ему на помощь. Боринсон должен убить этого рыцаря или умереть, пытаясь сделать это, чтобы Радж Ахтен не узнал правду.
Габорн вытащил из-за пояса свой короткий меч. «Неодолимый» мчался вниз по склону холма, выставив копье, и казался непоколебимым, как солнце на небе.
Боринсон высоко поднял боевой топор. Теперь нужно было точно рассчитать время для замаха, с тем, чтобы опередить удар копья, который мог проткнуть его кольчугу.
За мгновение до того, как казалось, что вот-вот он нанесет удар, Боринсон крикнул:
— Вперед!
Конь прыгнул и нанес удар.
«Неодолимый» вонзил копье в шею коня. Только тут Габорн разглядел, что это было так называемое «прикрепленное копье», которое крепилось к латной рукавице воина специальным металлическим зажимом. Такое копье помогало в сражении с облаченным в доспехи противни ком, поскольку обеспечивало, что рыцарь не выронит его после удара о металлическую поверхность.
К несчастью, освободиться от копья было невозможно, не сдвинув прочный стальной зажим, с помощью которого оно крепилось к латной рукавице. Когда копье ушло глубоко в плоть и кости коня, под давлением его тяжести руку рыцаря сначала вывернуло вверх и назад, а потом просто сломало.
Кости «неодолимого» хрустнули, а сам он взвыл от ярости и боли. Его правая рука — вернее, то, во что она превратилась — оказалась пришпилена к бесполезному копью.
Он схватил левой рукой булаву, но тут Боринсон бросил коня вперед и нанес «неодолимому» такой мощный удар, что его грозный боевой топор проткнул кольчугу, прошел сквозь подкольчужник и вонзился в горло рыцаря.
Боринсон навалился на копье всей своей тяжестью. И он, и рыцарь перекатились через коня «неодолимого» и рухнули на землю.
Такие сокрушительные удары убили бы нормального человека, но кровожадный «неодолимый» Радж Ахтена издал боевой клич — и отпихнул Боринсона, так что тот пролетел несколько ярдов по склону холма.
Рыцарь вскочил на ноги и вытащил булаву. Он и в самом деле казался «неодолимым». Некоторые из них имели свыше двадцати даров жизнестойкости и могли оправиться практически от любого удара. «Неодолимый» бросился вперед так стремительно, что на мгновение превратился в размытое пятно. Боринсон, лежа на спине, оправленным в металл сапогом нанес ему удар по ноге. Кость хрустнула, точно сломанная ось.
«Неодолимый» взмахнул булавой. Боринсон попытался заблокировать удар щитом. Щит выдержал, но нижний его край врезался в живот Боринсона.
Боринсон застонал.
Габорн, который все это время скакал вверх по склону холма, уже почти добрался до места сражения и спрыгнул на землю. Огромный «неодолимый» повернулся к нему и снова взмахнул булавой, готовясь обрушить на Габорна всю мощь своего оружия, снабженного острыми — железными шипами.
Шлем «неодолимого», прикрывающий всю голову, затруднял ему периферийный обзор, и, поворачиваясь, рыцарь не мог видеть Габорна. Пока это происходило, принц нацелился мечом в щель для глаз, расположенную в верхней части забрала.
Лезвие вошло с отвратительным чавкающим звуком. Габорн навалился на него и опрокинул рыцаря на спину, стремясь пронзить ему череп.
Упав на поверженного рыцаря, он некоторое время лежал, с трудом переводя дыхание. Взглянул «неодолимому» в лицо, желая убедиться, что тот мертв.
Острое лезвие прошло сквозь глазную щель, проткнуло череп и вышло с задней стороны шлема. Даже «неодолимый» не смог бы выжить, получив такую смертельную рану. Рыцарь распластался под Габорном, став мягким и безвольным, точно медуза.
Габорн поднял голову в состоянии шока — только сейчас до него в полной мере дошло, как близко к смерти он находился.
Он быстро осмотрел себя, проверил, нет ли ран, и глянул вверх по склону холма, опасаясь увидеть там еще одного рыцаря. Попытался вытащить меч из шлема «неодолимого», но безуспешно. Потом поднялся, тяжело дыша и опираясь на руки и колени, посмотрел на Боринсона. Тот перекатился на живот и его вырвало на обуглившуюся землю.
— Приятно видеть тебя, друг мой, — сказал Габорн с улыбкой.
У него было ощущение, словно он улыбался впервые за несколько недель, хотя они с Боринсоном расстались всего два дня назад.
Боринсон сплюнул на землю и тоже улыбнулся Габорну.
— Думаю, вам нужно уносить свою задницу отсюда, пока Радж Ахтен тут не объявился,
— Я тоже рад тебя видеть, — сказал Габорн.
— Я именно это и имел в виду, — проворчал Боринсон. — Он вас так легко не отпустит. Думаете, зачем он проделал весь этот долгий путь? Чтобы сокрушить Дом Ордин.
21. Прощание
В Башне Посвященных Шемуаз, кряхтя, помогла отцу подняться со своей постели из соломы и высушенной лаванды и вывела его на зеленую траву дворика, чтобы усадить в повозку. Это было нелегко — практически тащить на себе такого крупного мужчину.
Но главные трудности возникали не из-за того, что он был так тяжел. Все дело было в том, с какой силой он цеплялся за нее, наваливаясь на плечи, — сведенные судорогой ноги не держали его, и сильные пальцы впивались в кожу девушки, точно когти.
Она испытывала чувство вины перед ним за то, что ему пришлось пережить в прошедшие годы, — потому что допустила, что он отправился на юг сражаться с Радж Ахтеном. Все это время она боялась, что больше никогда не увидит его, что он погиб. Гнала от себя эти страхи, надеясь, что они всего лишь порождение обычных детских тревог. Но сейчас, после всех лет, которые он провел в плену, Шемуаз казалось, что у нее было предчувствие, почти уверенность — может быть, ей внушили это чувство далекие предки, которым с того света все видно?
Вот почему, теперь она страдала не столько из-за того, что ей приходилось таскать его обрюзгшее тело, сколько от ощущения, что он был обделен се вниманием все эти годы. Вдобавок ощущение вины каким-то образом переплелось с тягостным чувством, не покидавшим се с тех пор, как она узнала о своей беременности. Она, Дева Чести принцессы!
Западный Пиршественный Зал Башни Посвященных представлял собой огромное помещение высотой в три этажа, где пять тысяч человек проводили каждую из подаренных им судьбой ночей. Пол был выстлан гладко оструганным ореховым деревом, в стенах установлены огромные камины, чтобы в помещении всю зиму сохранялось приятное тепло.
В восточном Пиршественном Зале, на дальней стороне дворика, обитали женщины, которых было втрое меньше.
— Куда…? — спросил отец Шемуаз, когда она тащила его между рядами соломенных тюфяков, на которых лежали Посвященные.
— Думаю, на юг, в Лонгмот, — ответила Шемуаз. — Радж Ахтен велел, чтобы тебя тоже отвезли туда.
— На юг, — обеспокоенно прошептал отец. Шемуаз постаралась побыстрее протащить отца мимо человека, который испачкал свою постель. Будь у нее время, она позаботилась бы о несчастном. Но повозка могла отправиться в любой момент, и риск оказаться снова разлученной с отцом подгонял девушку.
— Ты… поедешь? — спросил отец.
— Конечно, — ответила Шемуаз.
В действительности она не имела оснований обещать ему этого. Она могла лишь уповать на милосердие людей Радж Ахтена, на то, что они позволят ей ухаживать за отцом. Они не будут возражать, уговаривала она себя. Им нужны люди, которые станут заботиться о Посвященных.
— Нет! — проворчал отец.
Внезапно он попытался остановить их продвижение, повиснув на ней. Его ноги заскребли по полу, а Шемуаз резко накренилась в сторону и едва сама не упала. Однако устояла и продолжала тащить отца против его воли.
— Помоги нам умереть! — страстно зашептал он. — Еда… Отрави еду. Мы заболеем и… умрем.
Эта просьба, с которой он уже не раз обращался к ней, беспокоила девушку. Самоубийство было единственным способом нанести удар Радж Ахтену. Однако мысль о том, чтобы убить кого-то из этих людей, была невыносима для Шемуаз, хотя она и понимала, что их жизнь — это просто существование, протекающее на грязном полу, к которому немощь приковывала их надежнее всяких цепей. Как воздух, ей была необходима надежда, что в один прекрасный день отец вернется, целый и не оскверненный.
Шемуаз крепко обняла его и провела через огромную дубовую дверь на свет. Свежий ветер нес запах дождя. Тут и там сновали воины Радж Ахтена, грабя королевскую сокровищницу и опустошая кладовые. Внизу на улице послышался звон разбитого стекла и крики купцов.
— О, последни, карашо, — сказал солдат с ярко выраженным муйатинским акцентом.
— Да.
Все векторы Раджа уже лежали в повозке. Охранник перевел взгляд в сторону.
Шемуаз замерла, испуганно глядя на дорогу через опускную решетку. Направляясь к городским воротам, по Рыночной улице на прекрасных лошадях скакали Иом, король Сильварреста, два Хроно и принц Ордин.
Как бы ей хотелось скакать сейчас рядом с ними! Или, по крайней мере, громко, во весь голос, помолиться о том, чтобы им повезло.
Она подождала, пока охранник втащил отца в повозку, которая при этом слегка накренилась. Конюхи начали умело впрягать в нее четырех тяжеловозов.
Шемуаз встала на ступеньку повозки и заглянула внутрь. Там в полумраке на соломе лежали четырнадцать Посвященных. От стен и пола исходило застарелое зловоние — они пропитались запахом пота и мочи. Шемуаз взглядом попыталась отыскать местечко, где смогла бы усесться посреди этих превратившихся в развалины людей — слепых, глухих, утративших разум. Как раз в этот момент охранник положил ее отца на сено и, оглянувшись через плечо, увидел Шемуаз.
— Нет! Ты — нет! — закричал он, отталкивая ее от двери повозки.
— Но… мой отец! Мой отец там! — воскликнула Шемуаз.
— Нет! Ты не ехать! — сказал охранник и еще раз толкнул ее.
Шемуаз попыталась снова взобраться на ступеньки, снова была отброшена и, сильно ударившись, упала на утрамбованную землю.
— Кто служит. Только те, кто служит, — сказал охранник, сделав рукой рубящее движение.
— Постойте! — закричала Шемуаз. — Там мой отец! Охранник посмотрел на нее безо всякого выражения, словно то, что стояло за словами девушки — дочерняя любовь — было ему совершенно чуждо. И положил руку на резную рукоятку кинжала, висящего у пояса. Шемуаз стало ясно, что его не убедить и ни о каком милосердии не может быть и речи.
Без окрика, без свиста кони тронулись с места и потащили огромную повозку прочь от Башни Посвященных. Охранники бежали впереди и позади нее.
Для Шемуаз не существовало способа последовать за отцом в Лонгмот. Она почувствовала, что никогда больше не увидит его.
22. Трудный выбор
С улыбкой глядя на Габорна и понимая, что до принца внезапно дошло — Радж Ахтен пришел прежде всего для того, чтобы убить его и короля Ордина, Боринсон неожиданно почувствовал, как темное облако обволакивает разум, как им овладевает отчаяние.
Он посмотрел на короля Сильварреста, и вся душа его возопила: «Я не Смерть! Я не хочу убивать!»
Он всегда старался быть хорошим солдатом. Зарабатывая себе на жизнь силой оружия, он, тем не менее, никогда не получал удовольствия от самого процесса убийства. Сражаясь, он защищал других, стремясь не отнять жизнь у врагов, а лишь оградить жизнь друзей. Даже его боевые товарищи не понимали этого. Да, он смеялся во время боя, но это был не смех ликования или удовлетворенной кровожадности. Он поступал так, потому что много лет назад понял — смех в такой ситуации вселяет ужас в сердца противников.
Король дал ему задание: убить Посвященных Радж Ахтена, даже если среди них окажутся ею самые старые и близкие друзья, даже если Посвященным стал собственный сын короля.
И на беглый взгляд становилось ясно, что король Сильварреста отдал один из своих даров. Этот король с разумом младенца больше не умел ездить верхом. Привязанный к луке своего седла, он, широко распахнув от испуга глаза, клонился вперед и бессвязно лопотал что-то.
Рядом с королем, так понял Боринсон, скакала Иом или королева — кто именно, он не мог бы сказать. Все очарование покинуло женщину, кожа выглядела грубой, потрескавшейся. Неузнаваема.
Я не Смерть, сказал себе Боринсон, хотя знал, что его долг — убить их обоих. Сама эта мысль вызывала у него отвращение.
Я не раз пировал за столом этого короля, продолжал размышлять Боринсон, вспоминая прошедшие годы, когда Ордин праздновал Хостенфест вместе с Сильварреста. Над этим столом витали острые ароматы — жареной свинины, молодого вина, тушеной репы; свежего хлеба с медом, апельсинов из Мистаррии. Сильварреста всегда был щедр — и на вино, и на шутки.
Если бы этот король в глазах Боринсона не был вознесен над ним слишком высоко, он с гордостью назвал бы его своим другом.
В Исли — местечке в Твинне, откуда Боринсон был родом, — кодекс гостеприимства был предельно прост: ограбить или убить того, кто накормил тебя, считалось верхом подлости. С теми, кто поступал так, расправлялись совершенно безжалостно. Боринсону однажды пришлось стать свидетелем того, как человека забили камнями чуть не до смерти только за то, что он оскорбил хозяина, который угостил его.
По дороге сюда в сердце Боринсона тлела надежда, что ему не представится возможность выполнить приказ своего короля, что Башня Посвященных слишком хорошо охраняется, и он не сможет туда проникнуть, что король Сильварреста отказался отдать дар Радж Ахтену.
Иом. Теперь Боринсон узнал принцессу, не по чертам изменившегося лица, а по грациозности фигуры. Ему припомнилась одна далекая ночь, семь лет назад, когда он сидел в Королевской Башне у огня камина, пил подогретое вино и слушал забавные охотничьи байки прошлых лет, которые рассказывали Ордин и Сильварреста. Тогда малышка Иом, проснувшись в своей комнате от их громкого хохота, пришла к ним и тоже стала слушать.
К удивлению Боринсона, она уселась поближе к огню и не куда-нибудь, а именно к нему на колени. Не на колени отца или кого-нибудь из королевских охранников. Нет, она выбрала его, а потом просто сидела у огня, сонно поглядывая на его рыжую бороду. Даже тогда, совсем ребенком, она была прелестна. Боринсон почувствовал себя ее защитником и размечтался о том, что когда-нибудь и у него будет такая же чудесная дочка.
Теперь Боринсон улыбался Габорну, пытаясь скрыть свое нежелание выполнить возложенный на него долг. Я не Смерть.
Конь убитого врага, отбежав вниз по склону холма, стоял сейчас, прижимая уши и спокойно оценивая сложившуюся ситуацию. Иом подскакала к нему, что-то негромко прошептала и взяла его поводья. Конь попытался укусить ее, Иом шлепнула его по морде, давая понять, кто тут за главного. И подвела коня к Боринсону.
Когда она оказалась рядом, в ее позе стала заметна напряженность, а в пожелтевших глазах вспыхнул страх.
— Вот, сэр Боринсон, — сказала она.
Он помедлил, прежде чем взять поводья. Она была совсем рядом и при этом немного наклонилась вперед, так что он имел полную возможность нанести ей удар бронированным кулаком, сломав шею безо всякого оружия. И все же… Она снова, уже в которой раз, выступала в роли хозяйки, снова вела себя с ним любезно, как это положено по отношению к гостю. Как он мог ударить ее?
— Сегодня вы сослужили моим людям великую службу, — сказала она, — заставив Радж Ахтена покинуть замок Сильварреста.
В душе Боринсона вспыхнул крохотный росток надежды. Вряд ли она служит для Радж Ахтена вектором, скорее всего, лишь отдала ему дар и, следовательно, не представляет никакой угрозы для Мистаррии. Это дает ему повод для того, чтобы пощадить се.
Боринсон, сердце которого бешено колотилось, взял поводья коня. Жеребец не испугался его чужеземного вооружения, не пытался сопротивляться. Просто стоял, отгоняя мух взмахами прикрытого металлической пластиной хвоста.
— Спасибо, принцесса, — с тяжелым сердцем ответил Боринсон.
Мне приказано убить вас, рвалось из его уст. Я хотел бы никогда не встречаться с вами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Из всех воинов Радж Ахтена только один решился перевалить через хребет и теперь мчался вниз.
Огромный человек на черном жеребце, со светлым боевым копьем, сверкающим, точно луч света. Всего за мгновение до того, как Габорн натянул вожжи, собираясь развернуть коня, принц оглянулся.
Под золотистым плащом на груди рыцаря висела черная цепь с эмблемой в виде красных волков Радж
Ахтена. Его копье, цвета слоновой кости, было обагрено кровью.
На высоком шлеме рыцаря были нарисованы белые перья — знак того, что он не простой солдат, а капитан личной охраны Радж Ахтена из числа «неодолимых», обладающий, по крайней мере, пятьюдесятью дарами.
Боринсон ему был не соперник.
И все же Боринсон не отступил — его жеребец мчался, как стрела, расшвыривая копытами черную землю.
И тут до Габорна дошло: воинов отца тут нет, никто не придет ему на помощь. Боринсон должен убить этого рыцаря или умереть, пытаясь сделать это, чтобы Радж Ахтен не узнал правду.
Габорн вытащил из-за пояса свой короткий меч. «Неодолимый» мчался вниз по склону холма, выставив копье, и казался непоколебимым, как солнце на небе.
Боринсон высоко поднял боевой топор. Теперь нужно было точно рассчитать время для замаха, с тем, чтобы опередить удар копья, который мог проткнуть его кольчугу.
За мгновение до того, как казалось, что вот-вот он нанесет удар, Боринсон крикнул:
— Вперед!
Конь прыгнул и нанес удар.
«Неодолимый» вонзил копье в шею коня. Только тут Габорн разглядел, что это было так называемое «прикрепленное копье», которое крепилось к латной рукавице воина специальным металлическим зажимом. Такое копье помогало в сражении с облаченным в доспехи противни ком, поскольку обеспечивало, что рыцарь не выронит его после удара о металлическую поверхность.
К несчастью, освободиться от копья было невозможно, не сдвинув прочный стальной зажим, с помощью которого оно крепилось к латной рукавице. Когда копье ушло глубоко в плоть и кости коня, под давлением его тяжести руку рыцаря сначала вывернуло вверх и назад, а потом просто сломало.
Кости «неодолимого» хрустнули, а сам он взвыл от ярости и боли. Его правая рука — вернее, то, во что она превратилась — оказалась пришпилена к бесполезному копью.
Он схватил левой рукой булаву, но тут Боринсон бросил коня вперед и нанес «неодолимому» такой мощный удар, что его грозный боевой топор проткнул кольчугу, прошел сквозь подкольчужник и вонзился в горло рыцаря.
Боринсон навалился на копье всей своей тяжестью. И он, и рыцарь перекатились через коня «неодолимого» и рухнули на землю.
Такие сокрушительные удары убили бы нормального человека, но кровожадный «неодолимый» Радж Ахтена издал боевой клич — и отпихнул Боринсона, так что тот пролетел несколько ярдов по склону холма.
Рыцарь вскочил на ноги и вытащил булаву. Он и в самом деле казался «неодолимым». Некоторые из них имели свыше двадцати даров жизнестойкости и могли оправиться практически от любого удара. «Неодолимый» бросился вперед так стремительно, что на мгновение превратился в размытое пятно. Боринсон, лежа на спине, оправленным в металл сапогом нанес ему удар по ноге. Кость хрустнула, точно сломанная ось.
«Неодолимый» взмахнул булавой. Боринсон попытался заблокировать удар щитом. Щит выдержал, но нижний его край врезался в живот Боринсона.
Боринсон застонал.
Габорн, который все это время скакал вверх по склону холма, уже почти добрался до места сражения и спрыгнул на землю. Огромный «неодолимый» повернулся к нему и снова взмахнул булавой, готовясь обрушить на Габорна всю мощь своего оружия, снабженного острыми — железными шипами.
Шлем «неодолимого», прикрывающий всю голову, затруднял ему периферийный обзор, и, поворачиваясь, рыцарь не мог видеть Габорна. Пока это происходило, принц нацелился мечом в щель для глаз, расположенную в верхней части забрала.
Лезвие вошло с отвратительным чавкающим звуком. Габорн навалился на него и опрокинул рыцаря на спину, стремясь пронзить ему череп.
Упав на поверженного рыцаря, он некоторое время лежал, с трудом переводя дыхание. Взглянул «неодолимому» в лицо, желая убедиться, что тот мертв.
Острое лезвие прошло сквозь глазную щель, проткнуло череп и вышло с задней стороны шлема. Даже «неодолимый» не смог бы выжить, получив такую смертельную рану. Рыцарь распластался под Габорном, став мягким и безвольным, точно медуза.
Габорн поднял голову в состоянии шока — только сейчас до него в полной мере дошло, как близко к смерти он находился.
Он быстро осмотрел себя, проверил, нет ли ран, и глянул вверх по склону холма, опасаясь увидеть там еще одного рыцаря. Попытался вытащить меч из шлема «неодолимого», но безуспешно. Потом поднялся, тяжело дыша и опираясь на руки и колени, посмотрел на Боринсона. Тот перекатился на живот и его вырвало на обуглившуюся землю.
— Приятно видеть тебя, друг мой, — сказал Габорн с улыбкой.
У него было ощущение, словно он улыбался впервые за несколько недель, хотя они с Боринсоном расстались всего два дня назад.
Боринсон сплюнул на землю и тоже улыбнулся Габорну.
— Думаю, вам нужно уносить свою задницу отсюда, пока Радж Ахтен тут не объявился,
— Я тоже рад тебя видеть, — сказал Габорн.
— Я именно это и имел в виду, — проворчал Боринсон. — Он вас так легко не отпустит. Думаете, зачем он проделал весь этот долгий путь? Чтобы сокрушить Дом Ордин.
21. Прощание
В Башне Посвященных Шемуаз, кряхтя, помогла отцу подняться со своей постели из соломы и высушенной лаванды и вывела его на зеленую траву дворика, чтобы усадить в повозку. Это было нелегко — практически тащить на себе такого крупного мужчину.
Но главные трудности возникали не из-за того, что он был так тяжел. Все дело было в том, с какой силой он цеплялся за нее, наваливаясь на плечи, — сведенные судорогой ноги не держали его, и сильные пальцы впивались в кожу девушки, точно когти.
Она испытывала чувство вины перед ним за то, что ему пришлось пережить в прошедшие годы, — потому что допустила, что он отправился на юг сражаться с Радж Ахтеном. Все это время она боялась, что больше никогда не увидит его, что он погиб. Гнала от себя эти страхи, надеясь, что они всего лишь порождение обычных детских тревог. Но сейчас, после всех лет, которые он провел в плену, Шемуаз казалось, что у нее было предчувствие, почти уверенность — может быть, ей внушили это чувство далекие предки, которым с того света все видно?
Вот почему, теперь она страдала не столько из-за того, что ей приходилось таскать его обрюзгшее тело, сколько от ощущения, что он был обделен се вниманием все эти годы. Вдобавок ощущение вины каким-то образом переплелось с тягостным чувством, не покидавшим се с тех пор, как она узнала о своей беременности. Она, Дева Чести принцессы!
Западный Пиршественный Зал Башни Посвященных представлял собой огромное помещение высотой в три этажа, где пять тысяч человек проводили каждую из подаренных им судьбой ночей. Пол был выстлан гладко оструганным ореховым деревом, в стенах установлены огромные камины, чтобы в помещении всю зиму сохранялось приятное тепло.
В восточном Пиршественном Зале, на дальней стороне дворика, обитали женщины, которых было втрое меньше.
— Куда…? — спросил отец Шемуаз, когда она тащила его между рядами соломенных тюфяков, на которых лежали Посвященные.
— Думаю, на юг, в Лонгмот, — ответила Шемуаз. — Радж Ахтен велел, чтобы тебя тоже отвезли туда.
— На юг, — обеспокоенно прошептал отец. Шемуаз постаралась побыстрее протащить отца мимо человека, который испачкал свою постель. Будь у нее время, она позаботилась бы о несчастном. Но повозка могла отправиться в любой момент, и риск оказаться снова разлученной с отцом подгонял девушку.
— Ты… поедешь? — спросил отец.
— Конечно, — ответила Шемуаз.
В действительности она не имела оснований обещать ему этого. Она могла лишь уповать на милосердие людей Радж Ахтена, на то, что они позволят ей ухаживать за отцом. Они не будут возражать, уговаривала она себя. Им нужны люди, которые станут заботиться о Посвященных.
— Нет! — проворчал отец.
Внезапно он попытался остановить их продвижение, повиснув на ней. Его ноги заскребли по полу, а Шемуаз резко накренилась в сторону и едва сама не упала. Однако устояла и продолжала тащить отца против его воли.
— Помоги нам умереть! — страстно зашептал он. — Еда… Отрави еду. Мы заболеем и… умрем.
Эта просьба, с которой он уже не раз обращался к ней, беспокоила девушку. Самоубийство было единственным способом нанести удар Радж Ахтену. Однако мысль о том, чтобы убить кого-то из этих людей, была невыносима для Шемуаз, хотя она и понимала, что их жизнь — это просто существование, протекающее на грязном полу, к которому немощь приковывала их надежнее всяких цепей. Как воздух, ей была необходима надежда, что в один прекрасный день отец вернется, целый и не оскверненный.
Шемуаз крепко обняла его и провела через огромную дубовую дверь на свет. Свежий ветер нес запах дождя. Тут и там сновали воины Радж Ахтена, грабя королевскую сокровищницу и опустошая кладовые. Внизу на улице послышался звон разбитого стекла и крики купцов.
— О, последни, карашо, — сказал солдат с ярко выраженным муйатинским акцентом.
— Да.
Все векторы Раджа уже лежали в повозке. Охранник перевел взгляд в сторону.
Шемуаз замерла, испуганно глядя на дорогу через опускную решетку. Направляясь к городским воротам, по Рыночной улице на прекрасных лошадях скакали Иом, король Сильварреста, два Хроно и принц Ордин.
Как бы ей хотелось скакать сейчас рядом с ними! Или, по крайней мере, громко, во весь голос, помолиться о том, чтобы им повезло.
Она подождала, пока охранник втащил отца в повозку, которая при этом слегка накренилась. Конюхи начали умело впрягать в нее четырех тяжеловозов.
Шемуаз встала на ступеньку повозки и заглянула внутрь. Там в полумраке на соломе лежали четырнадцать Посвященных. От стен и пола исходило застарелое зловоние — они пропитались запахом пота и мочи. Шемуаз взглядом попыталась отыскать местечко, где смогла бы усесться посреди этих превратившихся в развалины людей — слепых, глухих, утративших разум. Как раз в этот момент охранник положил ее отца на сено и, оглянувшись через плечо, увидел Шемуаз.
— Нет! Ты — нет! — закричал он, отталкивая ее от двери повозки.
— Но… мой отец! Мой отец там! — воскликнула Шемуаз.
— Нет! Ты не ехать! — сказал охранник и еще раз толкнул ее.
Шемуаз попыталась снова взобраться на ступеньки, снова была отброшена и, сильно ударившись, упала на утрамбованную землю.
— Кто служит. Только те, кто служит, — сказал охранник, сделав рукой рубящее движение.
— Постойте! — закричала Шемуаз. — Там мой отец! Охранник посмотрел на нее безо всякого выражения, словно то, что стояло за словами девушки — дочерняя любовь — было ему совершенно чуждо. И положил руку на резную рукоятку кинжала, висящего у пояса. Шемуаз стало ясно, что его не убедить и ни о каком милосердии не может быть и речи.
Без окрика, без свиста кони тронулись с места и потащили огромную повозку прочь от Башни Посвященных. Охранники бежали впереди и позади нее.
Для Шемуаз не существовало способа последовать за отцом в Лонгмот. Она почувствовала, что никогда больше не увидит его.
22. Трудный выбор
С улыбкой глядя на Габорна и понимая, что до принца внезапно дошло — Радж Ахтен пришел прежде всего для того, чтобы убить его и короля Ордина, Боринсон неожиданно почувствовал, как темное облако обволакивает разум, как им овладевает отчаяние.
Он посмотрел на короля Сильварреста, и вся душа его возопила: «Я не Смерть! Я не хочу убивать!»
Он всегда старался быть хорошим солдатом. Зарабатывая себе на жизнь силой оружия, он, тем не менее, никогда не получал удовольствия от самого процесса убийства. Сражаясь, он защищал других, стремясь не отнять жизнь у врагов, а лишь оградить жизнь друзей. Даже его боевые товарищи не понимали этого. Да, он смеялся во время боя, но это был не смех ликования или удовлетворенной кровожадности. Он поступал так, потому что много лет назад понял — смех в такой ситуации вселяет ужас в сердца противников.
Король дал ему задание: убить Посвященных Радж Ахтена, даже если среди них окажутся ею самые старые и близкие друзья, даже если Посвященным стал собственный сын короля.
И на беглый взгляд становилось ясно, что король Сильварреста отдал один из своих даров. Этот король с разумом младенца больше не умел ездить верхом. Привязанный к луке своего седла, он, широко распахнув от испуга глаза, клонился вперед и бессвязно лопотал что-то.
Рядом с королем, так понял Боринсон, скакала Иом или королева — кто именно, он не мог бы сказать. Все очарование покинуло женщину, кожа выглядела грубой, потрескавшейся. Неузнаваема.
Я не Смерть, сказал себе Боринсон, хотя знал, что его долг — убить их обоих. Сама эта мысль вызывала у него отвращение.
Я не раз пировал за столом этого короля, продолжал размышлять Боринсон, вспоминая прошедшие годы, когда Ордин праздновал Хостенфест вместе с Сильварреста. Над этим столом витали острые ароматы — жареной свинины, молодого вина, тушеной репы; свежего хлеба с медом, апельсинов из Мистаррии. Сильварреста всегда был щедр — и на вино, и на шутки.
Если бы этот король в глазах Боринсона не был вознесен над ним слишком высоко, он с гордостью назвал бы его своим другом.
В Исли — местечке в Твинне, откуда Боринсон был родом, — кодекс гостеприимства был предельно прост: ограбить или убить того, кто накормил тебя, считалось верхом подлости. С теми, кто поступал так, расправлялись совершенно безжалостно. Боринсону однажды пришлось стать свидетелем того, как человека забили камнями чуть не до смерти только за то, что он оскорбил хозяина, который угостил его.
По дороге сюда в сердце Боринсона тлела надежда, что ему не представится возможность выполнить приказ своего короля, что Башня Посвященных слишком хорошо охраняется, и он не сможет туда проникнуть, что король Сильварреста отказался отдать дар Радж Ахтену.
Иом. Теперь Боринсон узнал принцессу, не по чертам изменившегося лица, а по грациозности фигуры. Ему припомнилась одна далекая ночь, семь лет назад, когда он сидел в Королевской Башне у огня камина, пил подогретое вино и слушал забавные охотничьи байки прошлых лет, которые рассказывали Ордин и Сильварреста. Тогда малышка Иом, проснувшись в своей комнате от их громкого хохота, пришла к ним и тоже стала слушать.
К удивлению Боринсона, она уселась поближе к огню и не куда-нибудь, а именно к нему на колени. Не на колени отца или кого-нибудь из королевских охранников. Нет, она выбрала его, а потом просто сидела у огня, сонно поглядывая на его рыжую бороду. Даже тогда, совсем ребенком, она была прелестна. Боринсон почувствовал себя ее защитником и размечтался о том, что когда-нибудь и у него будет такая же чудесная дочка.
Теперь Боринсон улыбался Габорну, пытаясь скрыть свое нежелание выполнить возложенный на него долг. Я не Смерть.
Конь убитого врага, отбежав вниз по склону холма, стоял сейчас, прижимая уши и спокойно оценивая сложившуюся ситуацию. Иом подскакала к нему, что-то негромко прошептала и взяла его поводья. Конь попытался укусить ее, Иом шлепнула его по морде, давая понять, кто тут за главного. И подвела коня к Боринсону.
Когда она оказалась рядом, в ее позе стала заметна напряженность, а в пожелтевших глазах вспыхнул страх.
— Вот, сэр Боринсон, — сказала она.
Он помедлил, прежде чем взять поводья. Она была совсем рядом и при этом немного наклонилась вперед, так что он имел полную возможность нанести ей удар бронированным кулаком, сломав шею безо всякого оружия. И все же… Она снова, уже в которой раз, выступала в роли хозяйки, снова вела себя с ним любезно, как это положено по отношению к гостю. Как он мог ударить ее?
— Сегодня вы сослужили моим людям великую службу, — сказала она, — заставив Радж Ахтена покинуть замок Сильварреста.
В душе Боринсона вспыхнул крохотный росток надежды. Вряд ли она служит для Радж Ахтена вектором, скорее всего, лишь отдала ему дар и, следовательно, не представляет никакой угрозы для Мистаррии. Это дает ему повод для того, чтобы пощадить се.
Боринсон, сердце которого бешено колотилось, взял поводья коня. Жеребец не испугался его чужеземного вооружения, не пытался сопротивляться. Просто стоял, отгоняя мух взмахами прикрытого металлической пластиной хвоста.
— Спасибо, принцесса, — с тяжелым сердцем ответил Боринсон.
Мне приказано убить вас, рвалось из его уст. Я хотел бы никогда не встречаться с вами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70