Зубы ее клацали. Юноша ощутил округлость се груди, развевавшиеся на ветру волосы щекотали его щеку. Пролезая под стеной, она вымокла до нитки и сейчас дрожала не столько от страха, сколько от холода. У нес не было жизнестойкости Габорна.
— Вы собираетесь остаться, потому что боитесь за меня, — стуча зубами пробормотала девушка. — Но мне нельзя оставаться. Радж Ахтен устроит перепись…
Обычно всякий новый король проводил перепись своих подданных, дабы исчислить причитающиеся подати. Не приходилось сомневаться в том, что Радж Ахтен поступит так же. Его способствующие станут выискивать тех, кто способен отдать дары. Если они узнают, что Рован была Посвященной погибшей королевы, бедняжку наверняка подвергнут пыткам.
— Об этом мы подумаем позже, — сказал Габорн. — Первым делом необходимо спрятаться. Так что расскажи мне про какую-нибудь нору. Желательно с сильным запахом.
— Может быть, погреба с пряностями? — прошептала Рован. — Это наверху, у королевских конюшен.
— Погреба?
Габорн сразу почувствовал, что это подходящее место. Как раз такое, где его может укрыть земля.
— Летом Биннесман закладывает туда на сохранение травы. На праздник их продают: король покупает, что ему нужно. Сейчас там все заполнено коробами. Это вверх по холму, еще выше конюшен.
Габорн призадумался. Все получалось складно — им не придется забираться в глубь города, да и вернутся они по своим следам.
— А как насчет охраны? Пряности стоят немалых денег.
— Есть там сторожка, а в ней ночует поваренок. Да только он спит без просыпу: говорят, его и гром не разбудит.
Габорн подобрал узелок с форсиблями и с трудом засунул его в карман. Погреба казались ему именно тем, что требовалось, а уж погреба со специями и паче того. Ведь аромат пряностей перебьет любой запах.
— Идем, — сказал принц, но отнюдь не направился вверх по склону. Вместо того, он поднял Рован на руки, вошел в реку и медленно, пригибаясь чуть ли не к самой воде, двинулся по мелководью, вверх по течению. Габорн хотел сделать все возможное, чтобы сбить врага со следа.
Выше по. реке течение ускорялось: от основного русла отделялся рукав, приводивший в движение мельничное колесо и питавший ров. Под прикрытием крутых, высоких берегов этого протока Габорн перешел вброд отмель и вышел прямо к колесу, которое с шумом расплескивало воду, вращая жернова. Справа от него высилась каменная стена, отделявшая мельничный проток от русла реки и отводной плотины. Слева стояла мельница, от которой вверх, к замку, вела крутая, узкая тропа.
Принц остановился. Идти дальше по воде он не мог.
Пришло время выбраться на берег и подняться по тропе к замку.
Оказавшись на суше, Габорн приметил возле самой мельницы выделявшуюся на пожухлой стерне темную фигурку. То был феррин — крохотное человекоподобное существо с крысиной мордочкой. Карлик держал в руках острую палку, служившую ему копьем. Он стоял спиной к Габорну, охраняя дыру-подкоп под фундамент мельницы. Из норы вылез другой феррин, он тащил набитый чем-то узелок.
Вне всякого сомнения, карлики воровали муку. Скорее всего просто сметали то, что оставалось на полу мельницы, но и это было опасным занятием. Многие феррин убивали за меньшее.
У кромки воды под деревьями появились движущиеся тени: шесть человек с мечами и луками. Один из них был облачен в чешуйчатую броню. Габорн понял, что разведчики Радж Ахтена снова напали на его след.
Принц припал к склону, укрываясь в высокой траве. Долгих две минуты он наблюдал за солдатами. Надо полагать, они наткнулись на тело убитого товарища и двинулись за Габорном и Рован, ориентируясь по запаху. Взгляды их были устремлены вниз по течению. Преследователи полагали, что Габорн направится туда, — попытается проскользнуть мимо великанов и укрыться в относительной безопасности Даннвуда. Это представлялось единственно разумным решением. Никому и в голову не приходило, что беглец, сумевший выбраться из замка, вздумает вернуться обратно.
Принц проезжал по лесу не далее как сегодня утром. ЕСЛИ бы поиски увлекли врагов в Даннвуд, запах Габорна мог увести их довольно далеко.
Однако малый в чешуйчатом панцире упорно таращился в сторону мельницы. Габорн стоял ниже по ветру, а потому не думал, что командир следопытов его учуял.
А может, внимание врага привлек феррин, — бурое пятнышко, выделявшееся на фоне серой мельничной стены? Жаль, что он почти не шевелится, иначе воин сразу бы понял, что видит всего лишь безобидного карлика.
Обучаясь в Доме Разумения, Габорн не слишком утруждал себя занятиями в Палате Наречий. Кроме родного, рофехаванского, он говорил лишь на ломаном индопальском. Занятие языками принц откладывал на будущее, на те времена, когда он обзаведется еще несколькими дарами ума и сможет схватывать чужеземные наречия на лету.
Однако холодными зимними вечерами Габорн порой наведывался в пивнушки, в компании приятелей с подмоченной репутацией. Один из них, мелкий воришка, приучил парочку феррин приносить ему монетки в обмен на еду. Карлики подбирали деньги где угодно: находили оброненные монеты на улицах, на полях, в лавках и даже воровали из гробниц те, которыми прикрывали глаза усопших.
Приятель знал несколько фраз на языке феррин, примитивном наречии, представлявшем собой смесь резких посвистов с утробным урчанием. Габорну, с его дарами Голоса, не составляло труда воспроизвести эти звуки.
— Еда, — просвистел он. — Еда. Дам еды. Феррин наверху встрепенулся.
— Что-что? — проурчал он. — Слышу тебя. — Габорн знал, что у феррин слова «слышу тебя» зачастую означают просьбу повторить сказанное.
— Еда. Дам еды, — просвистел принц как можно дружелюбнее. Его словарный запас был весьма ограничен. Из леса над мельницей донесся ответный свист.
— Слышу тебя. Слышу тебя, — повторяли карлики на дюжину ладов. Что еще они говорили, Габорн разобрать не мог, хотя, кажется, узнал слово «идем». Звуки были вроде бы знакомыми, но, видимо, здешние феррин пользовались другим диалектом.
Из-под мельничной стены появились крошечные фигурки — не менее полудюжины. Карлики осторожно приближались к Габорну, принюхиваясь и урча на ходу.
— Что? Еда? Еда?
Принц перевел взгляд на следопытов. Сейчас их командир отчетливо видел у мельницы целую стайку феррин. Разум подсказывал ему, что находись беглец там, карлики пустились бы врассыпную.
Немного помедлив, воин в чешуйчатой броне взмахнул широким мечом, указывая направление поисков, и выкрикнул какой-то приказ. Слов Габорн не расслышал — их заглушил шум мельничного колеса — однако следопыты поспешили к деревьям и повернули на юг, явно вознамерившись осмотреть лес ниже по реке.
Убедившись, что они ушли и больше за ним никто не следит, юноша понес Рован вверх по склону.
12. Выбор
Шемуаз Солетт была потрясена до глубины души. Видя как Иом на се глазах лишается красоты и очарования, она едва не лишилась чувств.
Покончив с принцессой, Радж Ахтен вперил оценивающий взгляд в Деву Чести. Ноздри его трепетали от алчного вожделения.
— Ты прелестна, — прошептал Волчий Лорд. — Будешь служить мне.
Шемуаз не могла скрыть отвращения. Ее ближайшая подруга лежала на полу, обезображенная до неузнаваемости. Ее отец валялся на грязной телеге во дворе Башни Посвященных.
Девушка промолчала. Радж Ахтен усмехнулся. Волчий Лорд не рассчитывал получить какой-либо дар: ненависть Шемуаз была так сильна, что поколебать ее не мог даже его Голос. Но он имел возможность взять у нее нечто иное. Радж Ахтен рассматривал красавицу так, словно она стояла перед ним нагая.
— Отведите ее в Башню Посвященных, до поры, — приказал он. — Пусть ухаживает за своим королем и своей принцессой.
Холодок страха пробежал по спине девушки, однако она смела надеяться, что Радж Ахтен про нес забудет.
Стражник поднял Иом с пола и, придерживая за локоть, вывел из зала. Шемуаз последовала за принцессой вниз по лестнице, а затем к Башне Посвященных. Затолкнув Иом в ворота, где уже стоял караул Радж Ахтена, солдат сказал что-то по-индопальски. Караульный понимающе усмехнулся.
Шемуаз поспешила к отцу, которого к тому времени отнесли в Холл Посвященных и уложили на чистый тюфяк.
Трудно было смотреть без боли на этого несчастного человека. Семь лет назад отец Шемуаз, Эремон Воттания Солетт, стал Рыцарем Справедливости. В тот день он поклялся убить Волчьего Лорда Радж Ахтена, освободившись тем самым от присяги, принесенной королю Сильварреста. Путь его пролегал через зеленеющие весенние поля в далекое царство Авен.
Тогда Шемуаз с гордостью взирала на своего отца, великого воина на прекрасном коне. Девятилетней девочке он казался непобедимым. Сейчас его платье пропахло заплесневелой соломой и кислым потом. Руки беспомощно скрючились, подбородок упирался в грудь. Дочь принесла воды и чистую тряпицу, чтобы вымыть отца, но стоило ей начать протирать ему лодыжки, как Эремон застонал от боли. Ноги его были до крови натерты кандалами.
Радж Ахтен шесть лет продержал отца Шемуаз в цепях. Подобное обращение с Посвященным казалось неслыханным. Здесь, на севере, к Посвященным относились с почтением и окружали их заботой. Но Радж Ахтен пренебрегал обычаями. Поговаривали, что ради утоления своей жажды даров, он обращал людей в рабство.
Дожидаясь, когда с кухни принесут похлебку, Шемуаз держала отца за руку, снова и снова покрывая ее поцелуями. Эремон неотрывно смотрел на дочь неспособными мигать глазами.
Из Королевской Башни донеслись крики — кто-то еще отдавал дар. Чтобы отвлечься, девушка начала говорить.
— Отец, я так рада тебя видеть. Я ждала тебя так долго.
Брови Эремона изогнулись в печальной улыбке. Он хрипло вздохнул. Шемуаз не знала, как сообщить ему о том, что она ждет ребенка. Ей хотелось порадовать отца, уверить, что в ее жизни все хорошо. Признать, что она нанесла урон чести принцессы значило усугубить его страдания. Зачем ему знать горькую правду? 'Пусть лучше пребывает в заблуждении, способном дать хоть какое-то утешение.
— Отец, я ведь теперь замужем, — прошептала она. — За сержантом Дрейсом, из дворцовой гвардии. Помнишь его? Он был мальчишкой, когда ты уехал.
Эремон чуть заметно склонил голову в сторону.
— Он славный, добрый человек. Король пожаловал ему земли возле самого города.
Тут Шемуаз осеклась, испугавшись, не наговорила ли она лишнего. Даже самым лучшим сержантам редко даровали земельные владения.
— Мы живем с его матушкой и сестрами. Очень хотим ребенка — и он, и я. Так что я жду дитя.
Она не могла рассказать о том, что ее возлюбленный погиб от руки посланного Радж Ахтеном убийцы, рассказать, как призывала она дух в том самом месте, где не раз предавалась запретной страсти, навлекая позор на свою семью и свою принцессу. В ту ночь холодная тень проникла в ее чрево и Шемуаз впервые ощутила, как шевельнулся младенец. Это казалось чудом.
Она бережно распрямила сведенные судорогой пальцы отца и тот пожал ей руку в знак признательности и любви. Однако пожатие Эремона, сохранившего дары мускульной силы, причинило ей боль. Несколько секунд Шемуаз терпела, но потом не выдержала, и прошептала:
— Отец, не надо так сильно.
Эремон попытался разжать руку, но не смог: человек, лишившийся грации, почти не способен расслабить мышцы. Его усилие привело лишь к тому, что хватка стала еще крепче. Шемуаз прикусила губу.
— Отец… — взмолилась она, — отпусти, пожалуйста отпусти.
Бедняжке показалось, что он разгадал обман и хочет ее наказать. Лицо Эремона исказила страдальческая гримаса. Собрав всю волю, он снова попробовал ослабить хватку. В первое мгновение, рука его стиснула нежное запястье дочери еще сильнее, но потом пальцы все же разжались.
Похлебку все еще не принесли, а утративший эластичность желудок Эремона мог переваривать только жидкую пищу.
— Отец, — пролепетала Шемуаз сквозь слезы. — Я ждала тебя так долго. Если бы ты мог рассказать, что с тобой случилось…
Эремон Воттания Солетт был захвачен в плен в Авене, в зимней, приморской резиденции Радж Ахтена.
Вскарабкавшись по белокаменной стене, он забрался в окно, прикрытое кисеей бледно-лиловых занавесей, и попал в помещение, где курился жасминовый фимиам, а на низких кушетках спали темноволосые, нагие, если не считать полупрозрачных вуалей, женщины. То был гарем Радж Ахтена. На сандаловом столике — латунный кальян с восемью трубками, отходившими в стороны как щупальцы осьминога. Черно-зеленые шарики опиума внутри уже прогорели почти до пепла. На какой-то миг рыцарь позволил себе помедлить, залюбовавшись обольстительными красавицами. В расставленных между кушетками золотых жаровнях тлели уголья, наполняя комнату приятным теплом. Мускусный аромат красавиц казался бы райским, но впечатление портил резкий запах опиума.
Из соседней комнаты послышался прерывистый женский смех и сладкие стоны. Эремона охватило возбуждение, у него появилась надежда застать Радж Ахтена врасплох. Напасть на Волчьего Лорда когда тот, обнаженный и безоружный, предается любовным утехам.
Прижавшись спиной к стене, облаченный в черное, воин уже вытащил свой кинжал, когда одна из одалисок неожиданно открыла глаза и увидела за занавеской темную фигуру.
Одним прыжком преодолев разделявшее их расстояние, воин вонзил кинжал в горло несчастной женщины, но было уже поздно. Та успела издать крик.
Увлекшись лицезрением красавиц, Эремон не приметил маленького алькова, где дремал страж гарема. Пробужденный испуганным воплем евнух выскочил оттуда и обрушил на голову рыцаря тяжелый посох За поимку убийцы этот упитанный малый с женоподобными, как свойственно евнухам, чертами, высоким голосом и мягкими, словно у лани, карими глазами получил от Радж Ахтена щедрую награду. Евнуху по имени Салим аль Дауб было позволено принять дар грации у самого Эремона.
Возможно, Рыцарь Справедливости предпочел бы смерть необходимости уступить дар слуге Волчьего Лорда, но он остался в живых, ибо в сердце его теплились две великих надежды. Первая заключалась в том, что он надеялся вернуться когда-нибудь в Гередон и хотя бы разок взглянуть на свою дочь
Сейчас, видя перед собой юную женщину, столь же прекрасную, какой была ее мать, Эремон не мог сдержать слез. Мечта его стала явью.
С болью в душе взирала Шемуаз на отца. Каждый вздох давался ему с великим трудом. Казалось немыслимым, что человек мог выдержать такую муку в течение долгих шести лет.
— Отец, милый, что я могу для тебя сделать? — спросила она.
Несколько долгих мгновений Эремон силился заговорить, и под конец сумел вымолвить всего два слова.
— Убей… нас.
КНИГА ТРЕТЬЯ
ВРЕМЯ ХИТРИТЬ И ОБМАНЫВАТЬ
Месяц Урожая день двадцать первый
13. Прагматичный король Ордин
В тридцати милях к югу от замка Сильварреста, возвышаясь на четыреста футов над Даннвудом, уходила в небо гора под названием Тор Холлик, с утесов которой отлично просматривалась вся местность вокруг.
Когда-то, много лет назад, тут стояла крепость, от которой теперь осталась лишь маленькая груда камней. Остальные растащили крестьяне, с успехом использовав их при постройке своих домов.
Король Менделлас Дракен Ордин без особых удобств пристроился на обломке покрытой лишайником колонны, глядя вдаль на окрестные холмы. Чашка очень сладкого, ароматного чая приятно согревала руки. Легкий ветерок шевелил верхушки деревьев, играл парчовым плащом короля. Над его головой на своих кожистых крыльях кругами летала пара грааков. Их негромкие призывные крики были отчетливо слышны в ночной тишине, а похожие на летучих мышей тела казались огромными по сравнению с крошечными точками звезд.
Король Ордин, однако, их не замечал. Его внимание было сосредоточено на огне, пылавшем на одном из дальних холмов. Что это? Неужели и впрямь горит замок Сильварреста?
Мысль об этом причиняла ему невыносимую боль, терзала не только сердце, но разум и душу. За те годы, что он бывал в этом королевстве, и оно само, и его король стали очень дороги ему. Может быть, даже слишком дороги. Во всяком случае, именно эта привязанность привела сейчас к тому, что сейчас ему угрожала опасность.
Следопыты Ордина донесли, что Радж Ахтен достиг замка в полдень. Атака, по-видимому, была неожиданной и скорой, если сейчас замок уже пылал.
Однако, глядя на всполохи, озаряющие небо, Ордин опасался, что произошло нечто гораздо более страшное.
В лесу, ниже того места, где он сидел, разбили лагерь две тысячи его воинов. Целый день они скакали на пределе возможного и сейчас были совершенно измотаны. Расставшись с Габорном, Боринсон поспешил к своему королю. Это был нелегкий путь — позади себя он оставил четыре трупа.
Принц, его сын, в пылающем замке! Эта мысль заставляла сердце короля Ордина колотиться, как бешеное. Яростные желания распирали его. Ему хотелось послать в замок шпиона и выяснить, там ли Габорн, как он опасался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
— Вы собираетесь остаться, потому что боитесь за меня, — стуча зубами пробормотала девушка. — Но мне нельзя оставаться. Радж Ахтен устроит перепись…
Обычно всякий новый король проводил перепись своих подданных, дабы исчислить причитающиеся подати. Не приходилось сомневаться в том, что Радж Ахтен поступит так же. Его способствующие станут выискивать тех, кто способен отдать дары. Если они узнают, что Рован была Посвященной погибшей королевы, бедняжку наверняка подвергнут пыткам.
— Об этом мы подумаем позже, — сказал Габорн. — Первым делом необходимо спрятаться. Так что расскажи мне про какую-нибудь нору. Желательно с сильным запахом.
— Может быть, погреба с пряностями? — прошептала Рован. — Это наверху, у королевских конюшен.
— Погреба?
Габорн сразу почувствовал, что это подходящее место. Как раз такое, где его может укрыть земля.
— Летом Биннесман закладывает туда на сохранение травы. На праздник их продают: король покупает, что ему нужно. Сейчас там все заполнено коробами. Это вверх по холму, еще выше конюшен.
Габорн призадумался. Все получалось складно — им не придется забираться в глубь города, да и вернутся они по своим следам.
— А как насчет охраны? Пряности стоят немалых денег.
— Есть там сторожка, а в ней ночует поваренок. Да только он спит без просыпу: говорят, его и гром не разбудит.
Габорн подобрал узелок с форсиблями и с трудом засунул его в карман. Погреба казались ему именно тем, что требовалось, а уж погреба со специями и паче того. Ведь аромат пряностей перебьет любой запах.
— Идем, — сказал принц, но отнюдь не направился вверх по склону. Вместо того, он поднял Рован на руки, вошел в реку и медленно, пригибаясь чуть ли не к самой воде, двинулся по мелководью, вверх по течению. Габорн хотел сделать все возможное, чтобы сбить врага со следа.
Выше по. реке течение ускорялось: от основного русла отделялся рукав, приводивший в движение мельничное колесо и питавший ров. Под прикрытием крутых, высоких берегов этого протока Габорн перешел вброд отмель и вышел прямо к колесу, которое с шумом расплескивало воду, вращая жернова. Справа от него высилась каменная стена, отделявшая мельничный проток от русла реки и отводной плотины. Слева стояла мельница, от которой вверх, к замку, вела крутая, узкая тропа.
Принц остановился. Идти дальше по воде он не мог.
Пришло время выбраться на берег и подняться по тропе к замку.
Оказавшись на суше, Габорн приметил возле самой мельницы выделявшуюся на пожухлой стерне темную фигурку. То был феррин — крохотное человекоподобное существо с крысиной мордочкой. Карлик держал в руках острую палку, служившую ему копьем. Он стоял спиной к Габорну, охраняя дыру-подкоп под фундамент мельницы. Из норы вылез другой феррин, он тащил набитый чем-то узелок.
Вне всякого сомнения, карлики воровали муку. Скорее всего просто сметали то, что оставалось на полу мельницы, но и это было опасным занятием. Многие феррин убивали за меньшее.
У кромки воды под деревьями появились движущиеся тени: шесть человек с мечами и луками. Один из них был облачен в чешуйчатую броню. Габорн понял, что разведчики Радж Ахтена снова напали на его след.
Принц припал к склону, укрываясь в высокой траве. Долгих две минуты он наблюдал за солдатами. Надо полагать, они наткнулись на тело убитого товарища и двинулись за Габорном и Рован, ориентируясь по запаху. Взгляды их были устремлены вниз по течению. Преследователи полагали, что Габорн направится туда, — попытается проскользнуть мимо великанов и укрыться в относительной безопасности Даннвуда. Это представлялось единственно разумным решением. Никому и в голову не приходило, что беглец, сумевший выбраться из замка, вздумает вернуться обратно.
Принц проезжал по лесу не далее как сегодня утром. ЕСЛИ бы поиски увлекли врагов в Даннвуд, запах Габорна мог увести их довольно далеко.
Однако малый в чешуйчатом панцире упорно таращился в сторону мельницы. Габорн стоял ниже по ветру, а потому не думал, что командир следопытов его учуял.
А может, внимание врага привлек феррин, — бурое пятнышко, выделявшееся на фоне серой мельничной стены? Жаль, что он почти не шевелится, иначе воин сразу бы понял, что видит всего лишь безобидного карлика.
Обучаясь в Доме Разумения, Габорн не слишком утруждал себя занятиями в Палате Наречий. Кроме родного, рофехаванского, он говорил лишь на ломаном индопальском. Занятие языками принц откладывал на будущее, на те времена, когда он обзаведется еще несколькими дарами ума и сможет схватывать чужеземные наречия на лету.
Однако холодными зимними вечерами Габорн порой наведывался в пивнушки, в компании приятелей с подмоченной репутацией. Один из них, мелкий воришка, приучил парочку феррин приносить ему монетки в обмен на еду. Карлики подбирали деньги где угодно: находили оброненные монеты на улицах, на полях, в лавках и даже воровали из гробниц те, которыми прикрывали глаза усопших.
Приятель знал несколько фраз на языке феррин, примитивном наречии, представлявшем собой смесь резких посвистов с утробным урчанием. Габорну, с его дарами Голоса, не составляло труда воспроизвести эти звуки.
— Еда, — просвистел он. — Еда. Дам еды. Феррин наверху встрепенулся.
— Что-что? — проурчал он. — Слышу тебя. — Габорн знал, что у феррин слова «слышу тебя» зачастую означают просьбу повторить сказанное.
— Еда. Дам еды, — просвистел принц как можно дружелюбнее. Его словарный запас был весьма ограничен. Из леса над мельницей донесся ответный свист.
— Слышу тебя. Слышу тебя, — повторяли карлики на дюжину ладов. Что еще они говорили, Габорн разобрать не мог, хотя, кажется, узнал слово «идем». Звуки были вроде бы знакомыми, но, видимо, здешние феррин пользовались другим диалектом.
Из-под мельничной стены появились крошечные фигурки — не менее полудюжины. Карлики осторожно приближались к Габорну, принюхиваясь и урча на ходу.
— Что? Еда? Еда?
Принц перевел взгляд на следопытов. Сейчас их командир отчетливо видел у мельницы целую стайку феррин. Разум подсказывал ему, что находись беглец там, карлики пустились бы врассыпную.
Немного помедлив, воин в чешуйчатой броне взмахнул широким мечом, указывая направление поисков, и выкрикнул какой-то приказ. Слов Габорн не расслышал — их заглушил шум мельничного колеса — однако следопыты поспешили к деревьям и повернули на юг, явно вознамерившись осмотреть лес ниже по реке.
Убедившись, что они ушли и больше за ним никто не следит, юноша понес Рован вверх по склону.
12. Выбор
Шемуаз Солетт была потрясена до глубины души. Видя как Иом на се глазах лишается красоты и очарования, она едва не лишилась чувств.
Покончив с принцессой, Радж Ахтен вперил оценивающий взгляд в Деву Чести. Ноздри его трепетали от алчного вожделения.
— Ты прелестна, — прошептал Волчий Лорд. — Будешь служить мне.
Шемуаз не могла скрыть отвращения. Ее ближайшая подруга лежала на полу, обезображенная до неузнаваемости. Ее отец валялся на грязной телеге во дворе Башни Посвященных.
Девушка промолчала. Радж Ахтен усмехнулся. Волчий Лорд не рассчитывал получить какой-либо дар: ненависть Шемуаз была так сильна, что поколебать ее не мог даже его Голос. Но он имел возможность взять у нее нечто иное. Радж Ахтен рассматривал красавицу так, словно она стояла перед ним нагая.
— Отведите ее в Башню Посвященных, до поры, — приказал он. — Пусть ухаживает за своим королем и своей принцессой.
Холодок страха пробежал по спине девушки, однако она смела надеяться, что Радж Ахтен про нес забудет.
Стражник поднял Иом с пола и, придерживая за локоть, вывел из зала. Шемуаз последовала за принцессой вниз по лестнице, а затем к Башне Посвященных. Затолкнув Иом в ворота, где уже стоял караул Радж Ахтена, солдат сказал что-то по-индопальски. Караульный понимающе усмехнулся.
Шемуаз поспешила к отцу, которого к тому времени отнесли в Холл Посвященных и уложили на чистый тюфяк.
Трудно было смотреть без боли на этого несчастного человека. Семь лет назад отец Шемуаз, Эремон Воттания Солетт, стал Рыцарем Справедливости. В тот день он поклялся убить Волчьего Лорда Радж Ахтена, освободившись тем самым от присяги, принесенной королю Сильварреста. Путь его пролегал через зеленеющие весенние поля в далекое царство Авен.
Тогда Шемуаз с гордостью взирала на своего отца, великого воина на прекрасном коне. Девятилетней девочке он казался непобедимым. Сейчас его платье пропахло заплесневелой соломой и кислым потом. Руки беспомощно скрючились, подбородок упирался в грудь. Дочь принесла воды и чистую тряпицу, чтобы вымыть отца, но стоило ей начать протирать ему лодыжки, как Эремон застонал от боли. Ноги его были до крови натерты кандалами.
Радж Ахтен шесть лет продержал отца Шемуаз в цепях. Подобное обращение с Посвященным казалось неслыханным. Здесь, на севере, к Посвященным относились с почтением и окружали их заботой. Но Радж Ахтен пренебрегал обычаями. Поговаривали, что ради утоления своей жажды даров, он обращал людей в рабство.
Дожидаясь, когда с кухни принесут похлебку, Шемуаз держала отца за руку, снова и снова покрывая ее поцелуями. Эремон неотрывно смотрел на дочь неспособными мигать глазами.
Из Королевской Башни донеслись крики — кто-то еще отдавал дар. Чтобы отвлечься, девушка начала говорить.
— Отец, я так рада тебя видеть. Я ждала тебя так долго.
Брови Эремона изогнулись в печальной улыбке. Он хрипло вздохнул. Шемуаз не знала, как сообщить ему о том, что она ждет ребенка. Ей хотелось порадовать отца, уверить, что в ее жизни все хорошо. Признать, что она нанесла урон чести принцессы значило усугубить его страдания. Зачем ему знать горькую правду? 'Пусть лучше пребывает в заблуждении, способном дать хоть какое-то утешение.
— Отец, я ведь теперь замужем, — прошептала она. — За сержантом Дрейсом, из дворцовой гвардии. Помнишь его? Он был мальчишкой, когда ты уехал.
Эремон чуть заметно склонил голову в сторону.
— Он славный, добрый человек. Король пожаловал ему земли возле самого города.
Тут Шемуаз осеклась, испугавшись, не наговорила ли она лишнего. Даже самым лучшим сержантам редко даровали земельные владения.
— Мы живем с его матушкой и сестрами. Очень хотим ребенка — и он, и я. Так что я жду дитя.
Она не могла рассказать о том, что ее возлюбленный погиб от руки посланного Радж Ахтеном убийцы, рассказать, как призывала она дух в том самом месте, где не раз предавалась запретной страсти, навлекая позор на свою семью и свою принцессу. В ту ночь холодная тень проникла в ее чрево и Шемуаз впервые ощутила, как шевельнулся младенец. Это казалось чудом.
Она бережно распрямила сведенные судорогой пальцы отца и тот пожал ей руку в знак признательности и любви. Однако пожатие Эремона, сохранившего дары мускульной силы, причинило ей боль. Несколько секунд Шемуаз терпела, но потом не выдержала, и прошептала:
— Отец, не надо так сильно.
Эремон попытался разжать руку, но не смог: человек, лишившийся грации, почти не способен расслабить мышцы. Его усилие привело лишь к тому, что хватка стала еще крепче. Шемуаз прикусила губу.
— Отец… — взмолилась она, — отпусти, пожалуйста отпусти.
Бедняжке показалось, что он разгадал обман и хочет ее наказать. Лицо Эремона исказила страдальческая гримаса. Собрав всю волю, он снова попробовал ослабить хватку. В первое мгновение, рука его стиснула нежное запястье дочери еще сильнее, но потом пальцы все же разжались.
Похлебку все еще не принесли, а утративший эластичность желудок Эремона мог переваривать только жидкую пищу.
— Отец, — пролепетала Шемуаз сквозь слезы. — Я ждала тебя так долго. Если бы ты мог рассказать, что с тобой случилось…
Эремон Воттания Солетт был захвачен в плен в Авене, в зимней, приморской резиденции Радж Ахтена.
Вскарабкавшись по белокаменной стене, он забрался в окно, прикрытое кисеей бледно-лиловых занавесей, и попал в помещение, где курился жасминовый фимиам, а на низких кушетках спали темноволосые, нагие, если не считать полупрозрачных вуалей, женщины. То был гарем Радж Ахтена. На сандаловом столике — латунный кальян с восемью трубками, отходившими в стороны как щупальцы осьминога. Черно-зеленые шарики опиума внутри уже прогорели почти до пепла. На какой-то миг рыцарь позволил себе помедлить, залюбовавшись обольстительными красавицами. В расставленных между кушетками золотых жаровнях тлели уголья, наполняя комнату приятным теплом. Мускусный аромат красавиц казался бы райским, но впечатление портил резкий запах опиума.
Из соседней комнаты послышался прерывистый женский смех и сладкие стоны. Эремона охватило возбуждение, у него появилась надежда застать Радж Ахтена врасплох. Напасть на Волчьего Лорда когда тот, обнаженный и безоружный, предается любовным утехам.
Прижавшись спиной к стене, облаченный в черное, воин уже вытащил свой кинжал, когда одна из одалисок неожиданно открыла глаза и увидела за занавеской темную фигуру.
Одним прыжком преодолев разделявшее их расстояние, воин вонзил кинжал в горло несчастной женщины, но было уже поздно. Та успела издать крик.
Увлекшись лицезрением красавиц, Эремон не приметил маленького алькова, где дремал страж гарема. Пробужденный испуганным воплем евнух выскочил оттуда и обрушил на голову рыцаря тяжелый посох За поимку убийцы этот упитанный малый с женоподобными, как свойственно евнухам, чертами, высоким голосом и мягкими, словно у лани, карими глазами получил от Радж Ахтена щедрую награду. Евнуху по имени Салим аль Дауб было позволено принять дар грации у самого Эремона.
Возможно, Рыцарь Справедливости предпочел бы смерть необходимости уступить дар слуге Волчьего Лорда, но он остался в живых, ибо в сердце его теплились две великих надежды. Первая заключалась в том, что он надеялся вернуться когда-нибудь в Гередон и хотя бы разок взглянуть на свою дочь
Сейчас, видя перед собой юную женщину, столь же прекрасную, какой была ее мать, Эремон не мог сдержать слез. Мечта его стала явью.
С болью в душе взирала Шемуаз на отца. Каждый вздох давался ему с великим трудом. Казалось немыслимым, что человек мог выдержать такую муку в течение долгих шести лет.
— Отец, милый, что я могу для тебя сделать? — спросила она.
Несколько долгих мгновений Эремон силился заговорить, и под конец сумел вымолвить всего два слова.
— Убей… нас.
КНИГА ТРЕТЬЯ
ВРЕМЯ ХИТРИТЬ И ОБМАНЫВАТЬ
Месяц Урожая день двадцать первый
13. Прагматичный король Ордин
В тридцати милях к югу от замка Сильварреста, возвышаясь на четыреста футов над Даннвудом, уходила в небо гора под названием Тор Холлик, с утесов которой отлично просматривалась вся местность вокруг.
Когда-то, много лет назад, тут стояла крепость, от которой теперь осталась лишь маленькая груда камней. Остальные растащили крестьяне, с успехом использовав их при постройке своих домов.
Король Менделлас Дракен Ордин без особых удобств пристроился на обломке покрытой лишайником колонны, глядя вдаль на окрестные холмы. Чашка очень сладкого, ароматного чая приятно согревала руки. Легкий ветерок шевелил верхушки деревьев, играл парчовым плащом короля. Над его головой на своих кожистых крыльях кругами летала пара грааков. Их негромкие призывные крики были отчетливо слышны в ночной тишине, а похожие на летучих мышей тела казались огромными по сравнению с крошечными точками звезд.
Король Ордин, однако, их не замечал. Его внимание было сосредоточено на огне, пылавшем на одном из дальних холмов. Что это? Неужели и впрямь горит замок Сильварреста?
Мысль об этом причиняла ему невыносимую боль, терзала не только сердце, но разум и душу. За те годы, что он бывал в этом королевстве, и оно само, и его король стали очень дороги ему. Может быть, даже слишком дороги. Во всяком случае, именно эта привязанность привела сейчас к тому, что сейчас ему угрожала опасность.
Следопыты Ордина донесли, что Радж Ахтен достиг замка в полдень. Атака, по-видимому, была неожиданной и скорой, если сейчас замок уже пылал.
Однако, глядя на всполохи, озаряющие небо, Ордин опасался, что произошло нечто гораздо более страшное.
В лесу, ниже того места, где он сидел, разбили лагерь две тысячи его воинов. Целый день они скакали на пределе возможного и сейчас были совершенно измотаны. Расставшись с Габорном, Боринсон поспешил к своему королю. Это был нелегкий путь — позади себя он оставил четыре трупа.
Принц, его сын, в пылающем замке! Эта мысль заставляла сердце короля Ордина колотиться, как бешеное. Яростные желания распирали его. Ему хотелось послать в замок шпиона и выяснить, там ли Габорн, как он опасался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70