Она обернулась и что-то крикнула стражникам по-тайфански. Боринсон без труда угадал смысл: «Почему мне ничего не сказали?»
Евнухи загалдели, прося прощения.
Затем Саффира вновь повернулась к Боринсону:
— Вы привезли важную весть. И вы говорите, что Король Земли послал мне письмо и подарок?
— Да, ваше величество, — сказал Боринсон. Он раскрыл узел с форсиблями и осторожно выложил их на землю, стараясь не повредить мягкий кровяной металл. — Он преподносит вам дары обаяния и голоса.
При виде такого количества форсиблей Саффира затаила дыхание. Подарок произвел впечатление.
— Суть послания вот в чем: Габорн женился на Иом Сильварреста и тем самым породнился с вашим мужем. Кроме того, до нас дошли вести, что в Картише и на юге Мистаррии появились опустошители. Король Земли желает прекратить войну с вашим мужем Радж Ахтеном и просит вас передать ему следующее: «Я могу ненавидеть своего брата, но его враг — мой враг».
Сэр Боринсон услышал, что от изумления Саффира даже перестала дышать. Он замолчал. Саффира поняла, о чем ее просят. Ей нужно было воспользоваться подаренными форсиблями и отправиться в Рофехаван к мужу.
— Убийцы моего сына теперь хотят перемирия? — спросила Саффира.
Боринсон про себя выругался. Джурим ничего не говорил про погибшего ребенка.
— Да, мы хотим именно этого, — сказал он, словно сам нес ответственность за смерть ее сына.
— Если мой муж согласится, — спросила Саффира, — вы перестанете посылать к нам Рыцарей Справедливости? Перестанете убивать наших Посвященных и членов королевской семьи? Неужели власть Короля Земли и впрямь так велика?
Боринсон заколебался. В Индопале при заключении сделки, дабы гарантировать соблюдение договора, было принято настаивать на определенных условиях. Эта женщина хотела услышать, что ни ей, ни ее детям не придется больше бояться Рыцарей Справедливости. И требование ее было вполне обоснованным.
Верховный Маршал Скалбейн предлагал Рыцарей Справедливости под командование Габорна, но Габорн отказался его избрать. Станут ли теперь они его слушать?
Ни да, ни нет. Сейчас не может, но если король все же изберет Скалбейна, Рыцари Справедливости подчинятся ему.
Саффире же нужно только «да». Что ей пообещать? Если ценой перемирия станет избрание Верховного Маршала, примет ли это условие Габорн?
Какой такой грех увидел он в сердце Верховного Маршала, что даже пожелал ему смерти?
Но какие бы гнусные поступки ни отягощали совесть Скалбейна, Габорн, подумал Боринсон, наверняка его изберет, когда поймет, сколько поставлено на карту. И он решил ответить «да».
— Рыцари Справедливости уже предложили свои мечи Королю Земли, — сказал Боринсон, балансируя между правдой и ложью. — Габорн же Вал Ордин обещает вам мир.
— Где сейчас мой муж? — спросила Саффира.
Боринсон заметил, что она не в первый раз называет Радж Ахтена мужем. Значит, она его жена. Не простая наложница, но королева Индопала.
— Около двух часов назад Радж Ахтен убил Посвященных в Голубой Башне Мистаррии, — сказал он. — Думаю, сейчас он направляется в Каррис, чтобы уничтожить армию герцога Палдана.
Саффира снова глубоко вздохнула. Она не могла не понимать, как много от нее зависит. Жизнь Мистаррии была сейчас в руках ее мужа, как жизнь каторжника, возложившего голову на плаху, отдана на милость палача. Радж Ахтен спешит в Каррис. Топор вот-вот упадет; возможно, только она и в силах его остановить.
— До Карриса далеко, — сказала Саффира. — А мне перед тем еще нужно успеть взять дары… Надо торопиться.
— Пожалуйста, поторопитесь, — ответил Боринсон. Она помолчала, собираясь с мыслями. Затем взволнованно сказала:
— Мой муж забрал с собою почти всю дворцовую стражу, кроме моих личных стражников. Меня некому даже сопровождать, и кроме того, кто-то должен показать нам дорогу через Мистаррию в Каррис.
Боринсон вздрогнул. Конечно, ей без него не обойтись. Индопальские Всадники рискуют нарваться на засаду, едва пересекут границу. Даже если Саффира поедет под знаменем перемирия, вряд ли солдаты Мистаррии отнесутся к нему с большим уважением, чем гвардейцы Индопала.
Без него не обойтись. Он-то думал, что ее будет сопровождать не меньше тысячи воинов и что как только он передаст послание, будет свободен.
Саффира спросила неохотно:
— Пэштак, сэр Боринсон, вы проводите меня в Каррис? Захотите ли выслужить мне, зная, чем придется заплатить?
У Боринсона закружилась голова. Конечно, кроме него, некому довести ее до Карриса живой и невредимой. Но еще и платить за это?
Он только недавно женился. Он любит свою жену.
Утратить мужественность! Боринсону стало страшно При одной мысли об этом, и даже колени ослабли. Что может быть хуже. Никогда не познать свою жену?
Как можно решиться на такое? Даже ради спасения Мистаррии?
Пэштак заговорил первым. Голос его звучал сдержанно, но в нем слышалась горечь:
— Если ваше величество этого желает, я согласен. Боринсон еще надеялся на спасение.
— Ваше величество, — сказал он виновато. — Боюсь, я не смогу быть вам в этом полезен. У меня больше нет даров силы и жизнестойкости, как у Пэштака. Если я сейчас лишусь мужественности, мне и шести ярдов не проскакать на лошади, не то что шестисот миль!
Пэштак был Неодолимый. Для него такая поездка тоже стала бы мучением, но, обладая дарами, он все же выдержал бы все. Боринсону же теперь это было не по плечу.
— Разумеется, — сказала Саффира, — я не глупа, сэр Боринсон. Мы отложим обряд до тех пор, пока не доберемся до места.
На резвых лошадях, прикинул Боринсон, они окажутся в Каррисе завтра на рассвете.
И уже на рассвете, если он согласится, ему придется платить.
От этой мысли ему делалось не по себе. Но он служил Мистаррии, он был воин, он был нужен. Выбора не оставалось.
— Я согласен, ваше величество, — ответил он недрогнувшим голосом.
— Что ж, тогда теперь вам можно смотреть на меня, — сказала Саффира.
Сэр Боринсон нерешительно поднял глаза. Взгляд его сначала задержался на детях. Он увидел прелестного мальчика лет пяти, с тонкими чертами лица, с глазами темными, как у Иом Сильварреста, но более смуглого. Одетый в расшитый жемчугом роскошный костюм красного хлопка, мальчик загораживал спиной трехлетнюю сестру и годовалого брата и грозно смотрел на Боринсона.
Младшие робко жались к матери. Боринсон лишь мельком заметил богато украшенный фонтан во дворе и высокие фигуры Неодолимых, личных стражников Саффиры, стоявших у нее за спиной.
Ибо, взглянув на нее, он ничего уже больше не видел, кроме Саффиры, ее стройного тела, шоколадной кожи и грациозных движений. Все остальное перестало для него существовать.
Сказать, что красота ее была совершенна, значило не сказать ничего. Она была нежнее и изящнее розового лепестка. Как одинокая звезда в ночных небесах, она наполняла душу безнадежным страстным томлением. Она ослепляла, как солнце. Боринсон увидел ее и пропал безвозвратно.
Все тело его болезненно напряглось, он затаил дыхание. Глаз не мог от нее отвести, боялся даже моргнуть.
Саффира о чем-то спросила, но он не понял, о чем она. Она взяла детей и повела во дворец, и Боринсон едва не пополз было на коленях следом, не соображая, что делает, но его остановил Пэштак.
— Туда нельзя, — рявкнул Пэштак. — Там другие наложницы.
Боринсон попытался вырваться из его рук, но не смог. У него не было и десятой доли силы Неодолимого.
Тогда он подполз к фонтану и сел рядом, утешая себя мыслью, что можно здесь сидеть, можно хотя бы сидеть и ждать, когда Саффира вернется.
Он уже не жалел о своем согласии. Не тревожился о том, что за счастье видеть Саффиру придется расплатиться. «Оно того стоит, — думал он. — Вполне достойная сделка».
Потрясенный, потерянный, он ожидал ее возвращения около часа, пока не заснул. Прежде чем уснуть, он понял три вещи.
Во-первых, совершенно незачем больше держать его в оковах. Теперь он пленник Саффиры, раб ее красоты, как и все здесь.
Во-вторых, он высчитал возраст Саффиры.
Радж Ахтен только разменял четвертый десяток, но его сильно старило обладание множеством даров метаболизма. Совсем скоро он должен был превратиться в старика.
Поэтому раньше Боринсон думал, что и Саффира должна быть зрелой женщиной. Но она, мать пятилетнего сына, сама еще казалась почти ребенком.
На вид ей было никак не больше шестнадцати.
От этой мысли ему стало больно. Да, он знал, что в Индопале женщины выходили замуж рано, намного раньше, чем в Мистаррии. Но Саффире, когда она впервые прибыла во дворец Радж Ахтена, было всего одиннадцать лет.
Даже по здешним обычаям это чересчур.
Третья мысль Боринсона вытекала из первых двух. Размышляя обо всем этом, Боринсон впал в такую ярость, что глаза застлало красной пеленой, и он поклялся себе найти способ сделать Радж Ахтена евнухом, а потом убить, состоится перемирие или нет.
Глава 27
Блуждания в тумане
«Неужели я отдал все деньги за добрую лошадь, чтобы загнать ее насмерть?» — думал Роланд, слыша за спиною топот копыт.
Он мчался к Каррису. Лошадь уже хрипела так, что каждый вздох ее мог оказаться последним. Уши прижаты, вся в мыле. Она делала шестьдесят миль в час, но Неодолимые мчались быстрее.
Барон Полл опередил его на полмили и помчался по холмам галопом. Толстому рыцарю погоня пока была не страшна.
В семье у Роланда были мореходы. И сейчас он вспомнил, что скорость можно увеличить, сбросив, например, лишний груз. Однако ни оружия, ни доспехов у него не было; в седельном вьюке тоже не было ничего тяжелого. Медвежий плащ он отдал зеленой женщине. Правда, в кошельке было золото. Но хотя он и не питал никогда особой привязанности к деньгам, но тут решил, что лучше умереть с ними, чем без них.
Единственную тяжесть представлял из себя короткий кинжал, который дал ему барон Полл, но и он, решил Роланд, может еще пригодиться.
Оставалось только гнать лошадь да крепче держать поводья.
До Карриса было миль восемь, и, въезжая на вершину холма, Роланд уже видел над туманом белые башни замка.
Он оглянулся. Неодолимые были ярдах в двухстах. Двое лучников уже натянули луки, целя ему в спину. Одолевая новый подъем, лошадь на мгновение оторвалась от земли и тут же снова тяжело опустилась на дорогу.
Она взяла влево, обогнув яму, и это спасло Роланду жизнь — две стрелы просвистели над самым ухом. Он пришпорил коня и во весь опор помчался к густой дубовой роще, к могучим облетевшим деревьям, вокруг стволов которых обвился зеленый еще плющ.
Роланд решил свернуть с дороги под прикрытие дубов, чтобы хоть немного выиграть время. Повернув коня, он оглянулся еще раз.
Неодолимые встали на вершине холма, утреннее солнце играло на их медных шлемах и накидках шафранного цвета.
Посмотрев на лес, они вдруг развернулись и поскакали обратно.
«Боятся засады? — подумал Роланд. — Может быть, в этой роще спрятались солдаты Палдана? Или там другой дозорный отряд Радж Ахтена?»
Не сбавляя скорости он проехал рощу насквозь, но никого не заметил, ни своих, ни чужих.
За рощей дорога поворачивала. Барона Роланд не увидел. Дорога шла среди холмов, мимо небольшого городка. Слева от обочины росли кусты и деревья, образуя живую изгородь, справа стояла каменная городская стена, за которой видны были улицы. Барона нигде не было видно.
«Я его потерял», — понял Роланд.
В роще он заметил несколько отходивших от главной троп. Должно быть, барон поскакал по одной из них. Куда именно, Роланд не знал и потому решил не возвращаться.
Он двинулся дальше, миновал еще один небольшой городок и вскоре уперся в глухую стену тумана. До Карриса оставалось не более пяти миль. Если Полл прав, туман этот волшебный, и где-то в нем прячется войско герцога Палдана.
Роланд поехал тише, чтобы случайно не столкнуться с лучником или пикенером.
Не проехал он и десятка ярдов, как понял, что туман действительно не простой.
Такой густой пелены Роланд никогда не видал даже в Морском Подворье, где туманы были не редкость. Он плыл до того плотными клубами, что хоть ножом режь. За несколько минут светлое ясное утро сменила хмурая тьма. Всадник не мог даже разглядеть дорогу.
Боясь, что лошадь споткнется, Роланд спешился. Но, даже и нагнувшись к земле, он с трудом различил дорогу и траву на обочине.
Роланд вел своего всхрапывавшего и прядавшего ушами скакуна в поводу.
Из тумана торчали верхушки белых башен Карриса, и Роланд прикинул, что до замка осталось не более пяти миль.
Однако пробираться сквозь туман пришлось не час и не два. Роланд то и дело терял направление, спотыкался, едва не падал, наступая в лужи, и словно кружил на месте.
Добравшись до какого-то очередного городка, он заблудился в улицах, не понимая, куда идет. Наконец он все же снова выбрался на дорогу.
Дорога извивалась и петляла, Роланд старался держаться обочины, вдоль которой росла густая трава, но часа через три решил, что все же опять, наверное, где-то свернул не туда, ибо пять миль он отшагал давно, а конца пути не было.
За все это время он не заметил нигде ни одного солдата, ни одного прохожего или проезжего. Впрочем, если бы поблизости спряталось целое войско, в таком тумане его все равно было бы не разглядеть.
Роланд шел и думал об Аверан, которая осталась совсем одна. Проклиная себя за то, что решился уехать, думал, как ей должно быть страшно.
Беспокоился он и за зеленую женщину. Пусть она и хотела высосать из него кровь, но ведь, в конце концов, ничего плохого не сделала. И Роланд испытывал теперь к ней не просто сочувствие, а нечто большее.
Конечно, Роланд не очень-то понимал, кто такая эта зеленая женщина Красотой она могла бы сравниться с Властительницами Рун. Роланд не был горазд на любовные похождения, но и его красота не оставляла равнодушным.
Однако не мог же он влюбиться в женщину, у которой клыки и зеленая кожа.
В сущности, она была никем. Она не знала, да и знать не могла, ни что такое честь, ни сострадание, ни верность, ни прочие качества, которые он так ценил в людях.
Наверняка он мог сказать только одно: вчера рядом с ней он чувствовал себя… в безопасности.
И еще, что он ей нужен — нужен, потому что неглуп, потому что может принять за нее решение, может объяснить, что такое голубой цвет и научить ездить верхом или носить одежду.
В жизни он не встречал женщины, которая была бы одновременно столь грозна и столь беспомощна.
Тайна ее была непроницаема, как этот колдовской туман. И эта тайна его притягивала.
Роланд дал себе слово, что, доставив послание, дождется ночи и немедленно вернется обратно и найдет Аверан и зеленую женщину.
Он не стал предаваться мечтам. Вряд ли зеленая женщина когда-нибудь его полюбит.
Он был заурядный, никчемный человек, о чем ему при всяком удобном случае напоминали всю жизнь. Жене он был скучен. Единственной чертой, которую в нем оценил король, был метаболизм. Кроме того, Роланд не умел ни читать, ни считать, ни сражаться.
Размышляя о своей жизни, Роланд вспомнил о Габорне и вдруг понял, что никогда прежде не задумывалcя о том, хотел ли когда-нибудь увидеть нового Короля Земли.
Впрочем, зачем ему? Король Земли все равно никогда не изберет такого человека, как Роланд Боринсон, потому что Роланду Боринсону нечего ему предложить. Все это означает, что короткая и горькая жизнь его так и будет короткой и горькой.
Выбравшись наконец из пелены тумана, Роланд понял, что безнадежно заблудился. Солнце уже перевалило далеко за полдень, а до башен Карриса по-прежнему оставались те же пять миль. Только теперь город оказался на юге, что означало, что Роланд незаметно умудрился обойти Каррис кругом.
Роланд постоял немного в нерешительности. Туника в тумане отсырела, набралась влаги, пришлось снять ее и отжать. Потом он снова поплелся в проклятый туман, размышляя, не зажечь ли факел, будет ли от него польза.
Еще через пару часов он снова вышел на открытое место и на сей раз обнаружил башни Карриса на западе. День клонился к вечеру.
Роланд скрипнул зубами и вернулся в чертово душное марево, дав себе слово смотреть под ноги как можно внимательнее.
Мили через две он наконец услышал, как где-то слева зазвонил колокол. Било шесть часов, и Роланд понял, что послание, которое нужно было доставить утром, попадет в замок в лучшем случае вечером. Он проплутал целый день.
Скоро дорога свернула, и примерно еще через милю Роланд услышал звуки, которые так жаждал услышать: стук молотков, брань лорда, требовавшего от кого-то поднять продовольствие на стену, крики петухов, провожавших солнце.
Где-то совсем рядом каркали вороны, ворковали голуби, кричали чайки.
Следуя на звуки, Роланд вышел на тропинку, которая привела его к дамбе. О том, что это именно дамба, он догадался, услышав по обе стороны от дороги плеск волн и запах водорослей.
Наконец он увидел перед собой барбикан, массивные каменные ворота, преградившие ему путь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65