Она прильнула щекой к шершавой коре дуба и вместе с Эрин Коннел и ее Хроно залюбовалась зрелищем.
Турниры в Рофехаване считались играми для мальчиков — молодежи, которая еще только учится сражаться. Властители Рун, обладавшие дарами мускульной силы, были столь могучи, что даже легкий удар копья, нанесенный ими, мог оказаться смертельным. Поэтому в жизни каждого воина однажды наступал момент, когда он отказывался от турниров.
С высоты более чем в восемьдесят футов женщины смотрели, как на поле двое юношей в полном вооружении садились на боевых коней. Один из них, на западном конце поля, был, похоже, из бедняков. Турнирное снаряжение его состояло из весьма тяжелого шлема и нагрудника, утолщенного по обычаю с правой стороны — поскольку удары копьем наносились чаще всего именно в эту сторону. Поношенные части снаряжения плохо сочетались друг с другом, словно были взяты у разных людей. Единственными украшениями юноше служили воткнутый в шлем конский хвост цвета яркого пурпура, да еще желтый шелковый шарф на древке копья, знак благосклонности его дамы. Мирриме он понравился.
Молодой человек на другом конце поля выглядел побогаче. Снаряжение у него было новое, сделали его явно не больше года назад. Нагрудник, шлем, оплечья и латные рукавицы были из вороненого серебра, покрытого красной финифтью, с изображением трех дерущихся мастиффов. На Всаднике была накидка из золотой парчи и шлем с выбеленными павлиньими перьями.
Распорядитель турнира, барон Уэлленсби, восседал в особом шатре на краю поля вместе с тремя своими пухлыми дочерьми и не менее пухлой женой. Одет он был в нелепый ярко-пурпурный плащ с такими огромными рукавами, что в них мог бы спрятаться ребенок. Кроме того, он нацепил белую шляпу с широкими полями, закрывавшими почти все лицо, — видимо, для того, чтобы, случись ему во время турнира вздремнуть, никто не заметил. Жена его, тоже отнюдь не образчик хорошего вкуса, оделась в изумрудного цвета накидку наподобие стихаря, с причудливо расшитыми развевающимися рукавами. Руки она держала на животе в прорезях кармана, лаская сидевшую там собачонку, которая, едва рыцари бросались в атаку, высовывалась и лаяла. В редкие моменты, когда толпа затихала, слышен был и голос хозяйки, подбадривавшей рыцарей, чрезвычайно похожий на лай.
Юноши, по всей видимости, съезжались не в первый раз. Имена и условия боя их были уже объявлены.
Барон Уэлленсби опустил свое копье. По этому сигналу юноши взяли копья наперевес и с криком пришпорили скакунов.
Боевые кони, встряхнув головами, устремились вперед, громыхая броней и молотя копытами грязь. В хвост и гриву лошади молодого человека в парчовой накидке было вплетено множество серебряных колокольчиков, и бег ее сопровождался мелодичным звоном.
Позади баронского шатра сидели музыканты, которые играли на барабанах, рожках и свирелях монотонную, быструю, нагнетавшую напряжение мелодию, хотя бой этот вряд ли мог закончиться чем-нибудь страшнее парочки сломанных копий. Копья для турниров делались пустотелыми и предназначались только для того, чтобы сбросить противника с коня, но не убить. При столкновении треск ломающихся копий слышен был за несколько миль. Публика, разумеется, приходила в восторг.
Тем не менее Миррима ощутила нарастающее волнение. Даже в таких схватках случались порой серьезные неприятности. И от слабого удара копья рыцарь мог пострадать. Иногда копье, попав в щель забрала, пробивало голову, а при падении с лошади можно было сломать шею.
Бывало, что и кони, разгорячившись, вступали в схватку, сбрасывая и топча своих седоков. Редкий турнир обходился по меньшей мере без одного-двух смертельных случаев, и следить за всем этим было нелегко, особенно тем, у кого на поле были близкие или знакомые. Среди публики их было немало.
Рожки загудели, барабаны загремели, и С9перники понеслись навстречу друг другу под звон колокольчиков и лязганье брони, а Миррима затаила дыхание.
Кони были сильные — каждый с даром метаболизма — и мчались с такой быстротой, что ног было не разглядеть. По спине Мирримы побежали мурашки.
— Тот бедняк, что слева, победит, — без особого интереса заметила Коннел. — Он держит позицию.
Миррима подумала, что это может случиться не скоро. Состязающимся порой приходилось делать двадцать-тридцать выездов, прежде чем кто-то добивался победы. Вид у юношей был усталый, оба были в грязи. Несколько выездов они уже сделали.
Бойцы встретились, раздался треск ломающихся копий, кони заржали. Богатому пареньку копье угодило прямо в латный воротник, и он упал. Он попытался было схватиться за поводья, но под его тяжестью они треснули и оборвались.
Публика закричала и захлопала, громогласно выражая одобрение, а те, кто ставил на упавшего рыцаря, разразились руганью.
— Ай-я-яй, испачкал такие красивые павлиньи перышки, — с притворным сочувствием протянула Миррима. Сестра Коннел усмехнулась:
— Понадобятся щипцы и молоток, чтобы снять с него шлем.
Однако парень быстро оправился после падения и поклонился толпе, дабы показать, что с ним все в порядке.
Он заковылял прочь, за ним устремились оруженосцы — снять доспехи и сложить их как приз победителю. Миррима порадовалась за бедного рыцаря.
Запах орешков, жаренных в масле с корицей, долетал и сюда, на вершину, дразня аппетит. Ей захотелось присоединиться к общему празднику.
— А вы смогли бы справиться с этим рыцарем? — спросила Миррима, глядя, как победитель обходит поле со своим высоко поднятым сломанным копьем.
— Будь уверена, — сказала сестра Коннел. — Только какое в этом развлечение?
Миррима удивилась. Властители Коней из Флидса были грозными воинами и ценили силу превыше любой родословной. Сестра Коннел была, должно быть, крепче многих, а даров силы, жизнестойкости и ловкости у нее было не меньше, чем у любого воина.
Когда раненый рыцарь покинул поле, вперед выступили герольды, чтобы объявить имена следующих участников состязания. При появлении первого из них в толпе вдруг поднялся гомон, послышался смех. Из-за шума Миррима не расслышала имен, но сразу же поняла, что бой предстоит необычный. Человек на дальнем конце поля был не юнец, но старый седой ветеран с лицом, покрытым ужасными шрамами. Одежду его не украшал герб с девизом лорда, и потому Миррима решила, что это — Рыцарь Справедливости, поклявшийся бороться против зла.
На дальний конец поля выехал рыцарь на огромном черном коне, настоящем чудовище, отмеченном таким количеством рун силы, что, казалось, был не из плоти и крови. Мощь его и уверенность движений могли принадлежать скорее существу из железа.
Человек, сидевший на этом звере, выглядел не менее устрашающе. Он был настолько выше всех, что казалось, в жилах у него текла кровь великанов.
Он был мрачен и задумчив. В руках он держал черный щит Рыцаря Справедливости, но одет был в броню необычного чужеземного образца. Щит походил формой на крылатого орла, из одного глаза которого торчал шип. На шлеме были рога, как у воинов Интернука, а кольчуга отличалась необыкновенной длиной. Она закрывала ноги по самые стремена и, спешься он, наверняка оказалась бы до лодыжек. Рукава кольчуги доходили до запястий.
Зато на груди у него не было защитной пластины. А кольчугу, как бы искусно ни была она сделана, копье пронзает с той же легкостью, с какой игла проходит сквозь ткань.
Состязание предстояло необычное. Любой удар копьем, нанесенный могущественным Властителем Рун, который сидел верхом на сильном коне, мог переломать человеку кости и превратить его в студень. Никакая кольчуга не сдержит удара копья, и Всадник в лучшем случае вылетит из седла. Поэтому для лордов правила рыцарского поединка были другими. Они не могли ни обменяться ударами, ни защитить себя броней.
Властители Рун должны были использовать свои ловкость, ум и скорость и уходить от ударов. Умение обороняться считалось для них вернейшим оружием — и, в сущности, единственным. Поэтому мало кто из Властителей Рун надевал пластину, которая препятствовала легкости движений, предпочитая носить кольчугу или чешуйчатую броню поверх толстой кожи и нескольких слоев ткани, помогая отклонять удары. Когда на поединке бились Властители Рун, толпа всегда следила за ними, затаив дыхание: лорды мчались на быстрых сильных конях и сходились на скорости сто миль в час. Уходя от удара, они на всем скаку спрыгивали с лошадей, соскальзывали под брюхо, показывая цирковые трюки. То было высокое развлечение, достойное королевского турнира.
Но оно было еще и смертельно опасным, и победа давалась не легко.
Лорд, выехавший на поле, не надел турнирной пластины. Этот наводящий страх человек пришел сражаться не ради богатства или славы; он пришел отнять чью-то жизнь — или отдать свою.
— А вот это, — сказала сестра Коннел, — кажется, будет поинтереснее.
— Кто этот рыцарь? — спросила Миррима.
— Верховный Маршал Скалбейн.
— Верховный Маршал — здесь, в Сильварресте? — спросила она ошеломленно. Она никогда его не видела, даже не слышала, чтобы он когда-нибудь сюда приезжал. Обычно он проводил зиму в Белдинуке, трех восточных королевствах.
«Но, конечно же, — сообразила она, — он приехал, как только узнал, что появился Король Земли». Все сейчас едут в Гередон. А Скалбейн так торопился, что опередил всех вестников, которые должны были возвестить о его прибытии.
Так или иначе, он уже здесь — предводитель Рыцарей Справедливости. Миррима удивилась донельзя. Среди Рыцарей Справедливости титул лорда ничего не значил. Самый простой парнишка, вступив в их ряды, чувствовал себя не ниже принца. И давал только одну клятву: уничтожать Лордов Волков и разбойников, сражаться во имя справедливости.
Не было «лордов» среди рыцарей Справедливости, но определенные ранги все же существовали и у них — оруженосцы, рыцари и маршалы. Всеми руководил Верховный Маршал Скалбейн. На своем посту он обладал почти такой же властью, как любой король в Рофехаване.
Получить звание Верховного Маршала, не пролив крови, было невозможно. Скалбейн, по слухам, был безумец — берсерк — и сражался так, словно искал смерти. Никогда раньше Миррима его не видела.
Зато она узнала герольда, появившегося на ближнем конце поля. Из-за главного шатра вышел большими шагами благородный герцог Мардон, одетый в свой лучший наряд. Он высоко вскинул руки, призывая толпу к молчанию.
— Герцог Мардон, — с трепетом прошептала Миррима. Если герцог выступил в качестве герольда, схватка действительно предстояла незаурядная. Это означало, что сражаться собирается кто-то очень знатный, возможно, даже сам король, и Мирриме представилось на мгновение, что на поле сейчас выйдет молодой Габорн.
— Но, если собирается сражаться столь знатный человек, то почему здесь? — удивилась Миррима. Для высоких лордов существовало другое поле, на замковом лугу, и подобная встреча должна была произойти там. Если только, конечно, лорды не хотели сохранить состязание от кого-то в тайне.
— Дамы и господа, — проревел герцог Мардон до того громко, что его услышали все. Затем голос его затерялся в хоре приветственных криков и рукоплесканий, и пока он не взревел еще громче, Миррима ничего не могла разобрать.
— .. .Только вчера убил в Даннвуде мага-опустошителя… сэр Боринсон, убийца короля!
Сердце у Мирримы так заколотилось, что сестра Коннел наверняка должна была услышать этот стук.
В толпе внизу поднялся оглушительный шум и крик. Кое-кто приветствовал ее мужа, но большинство желало ему смерти. Рассерженные крестьяне кричали:
— Шут! Бастард! Сукин сын! Убийца короля!
Из ближайших палаток начали выбегать встревоженные люди, толпа выросла, и началось настоящее столпотворение.
«Теперь понятно, — подумала Миррима, — почему этот бой состоится здесь». Ее муж убил короля Сильварреста, убил его по приказу короля Ордина после битвы в Лонгмоте. Что с того, что король Сильварреста, отдавший Радж Ахтену дар ума, стал всего лишь пешкой в руках врага, но он был добрым королем, и народ его любил. В наказание Иом Сильварреста повелела мужу Мирримы совершить Акт Покаяния. Но Верховному Маршалу, видимо, этого показалось мало. Он хотел, чтобы сэр Боринсон заплатил за кровь кровью, и вызвал на поединок. Молодой король Габорн Вал Ордин его не одобрил бы. Он не позволил бы устроить на высокой арене бой Капитана с Рыцарем Справедливости. Поэтому они собрались биться здесь, в лагере мелких лордов, среди устроителей петушиных боев и загонщиков медведей.
— О Силы, — беспечно сказала сестра Коннел. — Только один мужчина, которого я хотела бы затащить в постель, и есть в этом королевстве, и надо же, он выходит на смертный бой!
Миррима, не веря своим ушам, оскорблено уставилась было на всадницу, но тут же сообразила, что сестра Коннел может и не знать о том, что сэр Боринсон — ее муж.
Тут на западный край поля выехал Боринсон. Он восседал на сером скакуне, в наручнях и наколенниках, с простым круглым щитом без гербов и надписей. Длинные рыжие волосы его рассыпались по спине, голубые глаза улыбались. Он смотрел на противника, оценивая крепость рук, рост и вес.
К нему подъехал рыцарь, одетый в цвета короля Сильварреста, и подал тяжелый боевой шлем.
Миррима испугалась не на шутку. И больше всего от того, что, собравшись выйти сражаться с Маршалом, муж не сказал ей ни слова!
Подъехали рыцари с копьями. Это были не ярко раскрашенные, полые внутри куски дерева. То были крепкие боевые копья из полированного ясеня, с железными кольцами и стальными наконечниками. Наконечники были вымазаны смолой, чтобы не скользили при ударе по щиту и доспехам, а пробивали насквозь. Каждое копье весило больше ста пятидесяти фунтов и в основании расширялось до восьми дюймов в диаметре. Пронзив человека, такое копье дробило кости и плоть, оставляя огромную зияющую рану, от которой никто уже не мог оправиться, даже те, кто имел дары жизнестойкости. Это было оружие для убийства. Копье Верховного Маршала было черное, выкрашенное в цвет, символизирующий месть. Копье Боринсона — красное, цвета невинно пролитой крови. К рукояти Боринсон привязал красный шелковый шарф Мирримы.
Зазвучала громкая музыка, возвещая начало боя.
— Мне пора идти, — внезапно ощутив дурноту, сказала Миррима. Она беспомощно огляделась в поисках тропинки. Крутой откос был усеян большими камнями, меж которых пробивались молодые дубки.
— Куда ты? — спросила сестра Коннел.
Миррима с тяжелым вздохом указала вниз:
— Туда. Это мой муж!
На лице сестры Коннел проступило изумление. Миррима уже решила было, что та — настоящий стоик, и казалась себе рядом с ней слабой и измученной после всего, что выпало ей пережить в тот день.
Она повернулась и бросилась бежать что было мочи вниз по крутому склону. К тому времени, когда она добралась до дороги на Даркинские холмы, народу вокруг ристалища стало еще больше.
Она пыталась пробиться сквозь толпу, но не могла пробить дорогу, пока рядом вдруг не появилась откуда-то сестра Коннел и не закричала, распихивая народ:
— Прочь с дороги!
Миррима посмотрела на нее с благодарностью. А сестра Коннел, извиняясь за бездумно брошенные слова, сказала просто:
— Я не знала, что он твой муж.
Когда им удалось подобраться к арене достаточно близко, чтобы что-то увидеть, лошади уже неслись навстречу друг другу.
То был не поединок для мальчиков, не двадцать пять выездов с копьем, где проигравший отделывается помятыми ребрами.
Толпа оглушительно ревела. Миррима заглянула в напряженные, полные ожидания лица своих соседей. Все они жаждали крови.
Оба бойца выбрали необычные позиции. Сэр Боринсон, приподнявшись на стременах, сильно отклонился вправо, на что способен только воин, имеющий не один дар силы. И вместо того, чтобы взять копье наперевес, он держал его над головой, с такой легкостью, словно это был дротик.
Верховный же Маршал низко пригнулся к шее своего черного скакуна, чтобы огромная фигура его не была такой отличной мишенью. Учитывая позицию Боринсона, копье он держал на отлете, в таком положении, какого Миррима прежде у бойцов не видела. Щита он не взял. Во второй руке у него был короткий меч.
Казалось, Боринсон собирается нанести удар сверху вниз, в щель забрала Верховного Маршала, а тот как будто целился Боринсону в подмышку, не защищенную броней.
Едва сойдясь на середине поля, противники пришли в неистовое движение.
Кони подлетели друг к другу. Всадники двигались так быстро, что глаз почти не успевал следить. Миррима увидела, как Боринсон привстал, потом пригнулся и повел щитом вниз, отбивая в сторону наконечник копья Скалбейна.
Одновременно смотреть на Скалбейна и на мужа она не могла, но все же заметила, что Скалбейн откачнулся влево, как будто даже спрыгнул на мгновение с коня, уворачиваясь от копья Боринсона, и вскочил обратно в седло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Турниры в Рофехаване считались играми для мальчиков — молодежи, которая еще только учится сражаться. Властители Рун, обладавшие дарами мускульной силы, были столь могучи, что даже легкий удар копья, нанесенный ими, мог оказаться смертельным. Поэтому в жизни каждого воина однажды наступал момент, когда он отказывался от турниров.
С высоты более чем в восемьдесят футов женщины смотрели, как на поле двое юношей в полном вооружении садились на боевых коней. Один из них, на западном конце поля, был, похоже, из бедняков. Турнирное снаряжение его состояло из весьма тяжелого шлема и нагрудника, утолщенного по обычаю с правой стороны — поскольку удары копьем наносились чаще всего именно в эту сторону. Поношенные части снаряжения плохо сочетались друг с другом, словно были взяты у разных людей. Единственными украшениями юноше служили воткнутый в шлем конский хвост цвета яркого пурпура, да еще желтый шелковый шарф на древке копья, знак благосклонности его дамы. Мирриме он понравился.
Молодой человек на другом конце поля выглядел побогаче. Снаряжение у него было новое, сделали его явно не больше года назад. Нагрудник, шлем, оплечья и латные рукавицы были из вороненого серебра, покрытого красной финифтью, с изображением трех дерущихся мастиффов. На Всаднике была накидка из золотой парчи и шлем с выбеленными павлиньими перьями.
Распорядитель турнира, барон Уэлленсби, восседал в особом шатре на краю поля вместе с тремя своими пухлыми дочерьми и не менее пухлой женой. Одет он был в нелепый ярко-пурпурный плащ с такими огромными рукавами, что в них мог бы спрятаться ребенок. Кроме того, он нацепил белую шляпу с широкими полями, закрывавшими почти все лицо, — видимо, для того, чтобы, случись ему во время турнира вздремнуть, никто не заметил. Жена его, тоже отнюдь не образчик хорошего вкуса, оделась в изумрудного цвета накидку наподобие стихаря, с причудливо расшитыми развевающимися рукавами. Руки она держала на животе в прорезях кармана, лаская сидевшую там собачонку, которая, едва рыцари бросались в атаку, высовывалась и лаяла. В редкие моменты, когда толпа затихала, слышен был и голос хозяйки, подбадривавшей рыцарей, чрезвычайно похожий на лай.
Юноши, по всей видимости, съезжались не в первый раз. Имена и условия боя их были уже объявлены.
Барон Уэлленсби опустил свое копье. По этому сигналу юноши взяли копья наперевес и с криком пришпорили скакунов.
Боевые кони, встряхнув головами, устремились вперед, громыхая броней и молотя копытами грязь. В хвост и гриву лошади молодого человека в парчовой накидке было вплетено множество серебряных колокольчиков, и бег ее сопровождался мелодичным звоном.
Позади баронского шатра сидели музыканты, которые играли на барабанах, рожках и свирелях монотонную, быструю, нагнетавшую напряжение мелодию, хотя бой этот вряд ли мог закончиться чем-нибудь страшнее парочки сломанных копий. Копья для турниров делались пустотелыми и предназначались только для того, чтобы сбросить противника с коня, но не убить. При столкновении треск ломающихся копий слышен был за несколько миль. Публика, разумеется, приходила в восторг.
Тем не менее Миррима ощутила нарастающее волнение. Даже в таких схватках случались порой серьезные неприятности. И от слабого удара копья рыцарь мог пострадать. Иногда копье, попав в щель забрала, пробивало голову, а при падении с лошади можно было сломать шею.
Бывало, что и кони, разгорячившись, вступали в схватку, сбрасывая и топча своих седоков. Редкий турнир обходился по меньшей мере без одного-двух смертельных случаев, и следить за всем этим было нелегко, особенно тем, у кого на поле были близкие или знакомые. Среди публики их было немало.
Рожки загудели, барабаны загремели, и С9перники понеслись навстречу друг другу под звон колокольчиков и лязганье брони, а Миррима затаила дыхание.
Кони были сильные — каждый с даром метаболизма — и мчались с такой быстротой, что ног было не разглядеть. По спине Мирримы побежали мурашки.
— Тот бедняк, что слева, победит, — без особого интереса заметила Коннел. — Он держит позицию.
Миррима подумала, что это может случиться не скоро. Состязающимся порой приходилось делать двадцать-тридцать выездов, прежде чем кто-то добивался победы. Вид у юношей был усталый, оба были в грязи. Несколько выездов они уже сделали.
Бойцы встретились, раздался треск ломающихся копий, кони заржали. Богатому пареньку копье угодило прямо в латный воротник, и он упал. Он попытался было схватиться за поводья, но под его тяжестью они треснули и оборвались.
Публика закричала и захлопала, громогласно выражая одобрение, а те, кто ставил на упавшего рыцаря, разразились руганью.
— Ай-я-яй, испачкал такие красивые павлиньи перышки, — с притворным сочувствием протянула Миррима. Сестра Коннел усмехнулась:
— Понадобятся щипцы и молоток, чтобы снять с него шлем.
Однако парень быстро оправился после падения и поклонился толпе, дабы показать, что с ним все в порядке.
Он заковылял прочь, за ним устремились оруженосцы — снять доспехи и сложить их как приз победителю. Миррима порадовалась за бедного рыцаря.
Запах орешков, жаренных в масле с корицей, долетал и сюда, на вершину, дразня аппетит. Ей захотелось присоединиться к общему празднику.
— А вы смогли бы справиться с этим рыцарем? — спросила Миррима, глядя, как победитель обходит поле со своим высоко поднятым сломанным копьем.
— Будь уверена, — сказала сестра Коннел. — Только какое в этом развлечение?
Миррима удивилась. Властители Коней из Флидса были грозными воинами и ценили силу превыше любой родословной. Сестра Коннел была, должно быть, крепче многих, а даров силы, жизнестойкости и ловкости у нее было не меньше, чем у любого воина.
Когда раненый рыцарь покинул поле, вперед выступили герольды, чтобы объявить имена следующих участников состязания. При появлении первого из них в толпе вдруг поднялся гомон, послышался смех. Из-за шума Миррима не расслышала имен, но сразу же поняла, что бой предстоит необычный. Человек на дальнем конце поля был не юнец, но старый седой ветеран с лицом, покрытым ужасными шрамами. Одежду его не украшал герб с девизом лорда, и потому Миррима решила, что это — Рыцарь Справедливости, поклявшийся бороться против зла.
На дальний конец поля выехал рыцарь на огромном черном коне, настоящем чудовище, отмеченном таким количеством рун силы, что, казалось, был не из плоти и крови. Мощь его и уверенность движений могли принадлежать скорее существу из железа.
Человек, сидевший на этом звере, выглядел не менее устрашающе. Он был настолько выше всех, что казалось, в жилах у него текла кровь великанов.
Он был мрачен и задумчив. В руках он держал черный щит Рыцаря Справедливости, но одет был в броню необычного чужеземного образца. Щит походил формой на крылатого орла, из одного глаза которого торчал шип. На шлеме были рога, как у воинов Интернука, а кольчуга отличалась необыкновенной длиной. Она закрывала ноги по самые стремена и, спешься он, наверняка оказалась бы до лодыжек. Рукава кольчуги доходили до запястий.
Зато на груди у него не было защитной пластины. А кольчугу, как бы искусно ни была она сделана, копье пронзает с той же легкостью, с какой игла проходит сквозь ткань.
Состязание предстояло необычное. Любой удар копьем, нанесенный могущественным Властителем Рун, который сидел верхом на сильном коне, мог переломать человеку кости и превратить его в студень. Никакая кольчуга не сдержит удара копья, и Всадник в лучшем случае вылетит из седла. Поэтому для лордов правила рыцарского поединка были другими. Они не могли ни обменяться ударами, ни защитить себя броней.
Властители Рун должны были использовать свои ловкость, ум и скорость и уходить от ударов. Умение обороняться считалось для них вернейшим оружием — и, в сущности, единственным. Поэтому мало кто из Властителей Рун надевал пластину, которая препятствовала легкости движений, предпочитая носить кольчугу или чешуйчатую броню поверх толстой кожи и нескольких слоев ткани, помогая отклонять удары. Когда на поединке бились Властители Рун, толпа всегда следила за ними, затаив дыхание: лорды мчались на быстрых сильных конях и сходились на скорости сто миль в час. Уходя от удара, они на всем скаку спрыгивали с лошадей, соскальзывали под брюхо, показывая цирковые трюки. То было высокое развлечение, достойное королевского турнира.
Но оно было еще и смертельно опасным, и победа давалась не легко.
Лорд, выехавший на поле, не надел турнирной пластины. Этот наводящий страх человек пришел сражаться не ради богатства или славы; он пришел отнять чью-то жизнь — или отдать свою.
— А вот это, — сказала сестра Коннел, — кажется, будет поинтереснее.
— Кто этот рыцарь? — спросила Миррима.
— Верховный Маршал Скалбейн.
— Верховный Маршал — здесь, в Сильварресте? — спросила она ошеломленно. Она никогда его не видела, даже не слышала, чтобы он когда-нибудь сюда приезжал. Обычно он проводил зиму в Белдинуке, трех восточных королевствах.
«Но, конечно же, — сообразила она, — он приехал, как только узнал, что появился Король Земли». Все сейчас едут в Гередон. А Скалбейн так торопился, что опередил всех вестников, которые должны были возвестить о его прибытии.
Так или иначе, он уже здесь — предводитель Рыцарей Справедливости. Миррима удивилась донельзя. Среди Рыцарей Справедливости титул лорда ничего не значил. Самый простой парнишка, вступив в их ряды, чувствовал себя не ниже принца. И давал только одну клятву: уничтожать Лордов Волков и разбойников, сражаться во имя справедливости.
Не было «лордов» среди рыцарей Справедливости, но определенные ранги все же существовали и у них — оруженосцы, рыцари и маршалы. Всеми руководил Верховный Маршал Скалбейн. На своем посту он обладал почти такой же властью, как любой король в Рофехаване.
Получить звание Верховного Маршала, не пролив крови, было невозможно. Скалбейн, по слухам, был безумец — берсерк — и сражался так, словно искал смерти. Никогда раньше Миррима его не видела.
Зато она узнала герольда, появившегося на ближнем конце поля. Из-за главного шатра вышел большими шагами благородный герцог Мардон, одетый в свой лучший наряд. Он высоко вскинул руки, призывая толпу к молчанию.
— Герцог Мардон, — с трепетом прошептала Миррима. Если герцог выступил в качестве герольда, схватка действительно предстояла незаурядная. Это означало, что сражаться собирается кто-то очень знатный, возможно, даже сам король, и Мирриме представилось на мгновение, что на поле сейчас выйдет молодой Габорн.
— Но, если собирается сражаться столь знатный человек, то почему здесь? — удивилась Миррима. Для высоких лордов существовало другое поле, на замковом лугу, и подобная встреча должна была произойти там. Если только, конечно, лорды не хотели сохранить состязание от кого-то в тайне.
— Дамы и господа, — проревел герцог Мардон до того громко, что его услышали все. Затем голос его затерялся в хоре приветственных криков и рукоплесканий, и пока он не взревел еще громче, Миррима ничего не могла разобрать.
— .. .Только вчера убил в Даннвуде мага-опустошителя… сэр Боринсон, убийца короля!
Сердце у Мирримы так заколотилось, что сестра Коннел наверняка должна была услышать этот стук.
В толпе внизу поднялся оглушительный шум и крик. Кое-кто приветствовал ее мужа, но большинство желало ему смерти. Рассерженные крестьяне кричали:
— Шут! Бастард! Сукин сын! Убийца короля!
Из ближайших палаток начали выбегать встревоженные люди, толпа выросла, и началось настоящее столпотворение.
«Теперь понятно, — подумала Миррима, — почему этот бой состоится здесь». Ее муж убил короля Сильварреста, убил его по приказу короля Ордина после битвы в Лонгмоте. Что с того, что король Сильварреста, отдавший Радж Ахтену дар ума, стал всего лишь пешкой в руках врага, но он был добрым королем, и народ его любил. В наказание Иом Сильварреста повелела мужу Мирримы совершить Акт Покаяния. Но Верховному Маршалу, видимо, этого показалось мало. Он хотел, чтобы сэр Боринсон заплатил за кровь кровью, и вызвал на поединок. Молодой король Габорн Вал Ордин его не одобрил бы. Он не позволил бы устроить на высокой арене бой Капитана с Рыцарем Справедливости. Поэтому они собрались биться здесь, в лагере мелких лордов, среди устроителей петушиных боев и загонщиков медведей.
— О Силы, — беспечно сказала сестра Коннел. — Только один мужчина, которого я хотела бы затащить в постель, и есть в этом королевстве, и надо же, он выходит на смертный бой!
Миррима, не веря своим ушам, оскорблено уставилась было на всадницу, но тут же сообразила, что сестра Коннел может и не знать о том, что сэр Боринсон — ее муж.
Тут на западный край поля выехал Боринсон. Он восседал на сером скакуне, в наручнях и наколенниках, с простым круглым щитом без гербов и надписей. Длинные рыжие волосы его рассыпались по спине, голубые глаза улыбались. Он смотрел на противника, оценивая крепость рук, рост и вес.
К нему подъехал рыцарь, одетый в цвета короля Сильварреста, и подал тяжелый боевой шлем.
Миррима испугалась не на шутку. И больше всего от того, что, собравшись выйти сражаться с Маршалом, муж не сказал ей ни слова!
Подъехали рыцари с копьями. Это были не ярко раскрашенные, полые внутри куски дерева. То были крепкие боевые копья из полированного ясеня, с железными кольцами и стальными наконечниками. Наконечники были вымазаны смолой, чтобы не скользили при ударе по щиту и доспехам, а пробивали насквозь. Каждое копье весило больше ста пятидесяти фунтов и в основании расширялось до восьми дюймов в диаметре. Пронзив человека, такое копье дробило кости и плоть, оставляя огромную зияющую рану, от которой никто уже не мог оправиться, даже те, кто имел дары жизнестойкости. Это было оружие для убийства. Копье Верховного Маршала было черное, выкрашенное в цвет, символизирующий месть. Копье Боринсона — красное, цвета невинно пролитой крови. К рукояти Боринсон привязал красный шелковый шарф Мирримы.
Зазвучала громкая музыка, возвещая начало боя.
— Мне пора идти, — внезапно ощутив дурноту, сказала Миррима. Она беспомощно огляделась в поисках тропинки. Крутой откос был усеян большими камнями, меж которых пробивались молодые дубки.
— Куда ты? — спросила сестра Коннел.
Миррима с тяжелым вздохом указала вниз:
— Туда. Это мой муж!
На лице сестры Коннел проступило изумление. Миррима уже решила было, что та — настоящий стоик, и казалась себе рядом с ней слабой и измученной после всего, что выпало ей пережить в тот день.
Она повернулась и бросилась бежать что было мочи вниз по крутому склону. К тому времени, когда она добралась до дороги на Даркинские холмы, народу вокруг ристалища стало еще больше.
Она пыталась пробиться сквозь толпу, но не могла пробить дорогу, пока рядом вдруг не появилась откуда-то сестра Коннел и не закричала, распихивая народ:
— Прочь с дороги!
Миррима посмотрела на нее с благодарностью. А сестра Коннел, извиняясь за бездумно брошенные слова, сказала просто:
— Я не знала, что он твой муж.
Когда им удалось подобраться к арене достаточно близко, чтобы что-то увидеть, лошади уже неслись навстречу друг другу.
То был не поединок для мальчиков, не двадцать пять выездов с копьем, где проигравший отделывается помятыми ребрами.
Толпа оглушительно ревела. Миррима заглянула в напряженные, полные ожидания лица своих соседей. Все они жаждали крови.
Оба бойца выбрали необычные позиции. Сэр Боринсон, приподнявшись на стременах, сильно отклонился вправо, на что способен только воин, имеющий не один дар силы. И вместо того, чтобы взять копье наперевес, он держал его над головой, с такой легкостью, словно это был дротик.
Верховный же Маршал низко пригнулся к шее своего черного скакуна, чтобы огромная фигура его не была такой отличной мишенью. Учитывая позицию Боринсона, копье он держал на отлете, в таком положении, какого Миррима прежде у бойцов не видела. Щита он не взял. Во второй руке у него был короткий меч.
Казалось, Боринсон собирается нанести удар сверху вниз, в щель забрала Верховного Маршала, а тот как будто целился Боринсону в подмышку, не защищенную броней.
Едва сойдясь на середине поля, противники пришли в неистовое движение.
Кони подлетели друг к другу. Всадники двигались так быстро, что глаз почти не успевал следить. Миррима увидела, как Боринсон привстал, потом пригнулся и повел щитом вниз, отбивая в сторону наконечник копья Скалбейна.
Одновременно смотреть на Скалбейна и на мужа она не могла, но все же заметила, что Скалбейн откачнулся влево, как будто даже спрыгнул на мгновение с коня, уворачиваясь от копья Боринсона, и вскочил обратно в седло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65