Но Юстин не смотрел на него. Он погрузил ладони в котел, он постарался проглотить как можно больше, пока рвотный рефлекс не заставил его выплюнуть все в виде душа. Мужчины рассмеялись, но Юстин даже не покраснел. Он отпил еще, и на этот раз ему удалось удержать все внутри себя.
Присутствующие криками выразили одобрение. Hay хлопнул Юстина по спине, и тот гордо улыбнулся.
В животе у Мейнарда образовался комок, и уши его запылали.
– Гуди, – обратился Hay к Бет, – это будет тебе наследством от Роша. Да будет оно богатым.
– Я в любом случае богаче его, Л’Оллонуа! – Бет со смехом выпила. Ее плечи передернулись, и она закашлялась. – Боже, возлюби этого виноторговца! Серный пламень прожег мне кишки! – Смеясь, она выпила еще.
– Теперь ты, писака, – сказал Hay Мейнарду. – Не встречать же тебе сегодняшний день без огня в желудке!
Склонившись над котлом, Мейнард бросил взгляд на Юстина. Тот ему улыбался. Мейнард улыбнулся ему в ответ и подмигнул. Затем он заметил, что глаза Юстина были какими-то остекленевшими, улыбка застывшей, и смотрел он не на отца, а куда-то вдаль, отвлеченным взором.
Мейнард выпил. Он глотал медленно, тонкой струёй пропуская жидкость по пищеводу. Она обожгла ему горло, разлилась паутиной по груди и опустилась на дно его пустого желудка подобно струе раскаленной лавы. Во рту остался тягучий привкус рома, чистого спирта и серы.
Hay поднял руки, призывая к тишине. Несколько мужчин бросились к котлу за очередным глотком, затем вернулись на свои места.
– У нас есть сведения о тяжело нагруженном корабле, – сказал Hay, – идущем под парусами с юго-запада. Груз неизвестен, команды – чертова дюжина. Несомненно, есть оружие. Если кто-нибудь из вас хотел бы увильнуть, пусть так и скажет.
За громкими выкриками “нет” последовал смех и очередные пробежки к котлу.
– Делить будем как всегда, за исключением следующего:
Гуди Санден возьмет десятую часть, по своему выбору, до дележа. Любой, отделившийся от компании, подлежит немедленной смерти. – Hay положил руки на плечи обоих мальчиков. – Каждый из этих парней получит по половине доли, потому что именно они подманят добычу.
Мануэль ухмыльнулся. Юстин все так же улыбался с отсутствующим видом.
– Вы его не возьмете! – крикнул Мейнард, указывая на Юстина.
– Возьмем, писака, и тебя тоже! – Hay улыбался. – Он должен изучать свою науку хирургии, а ты должен ее описывать. Гуди, ты и писака поедете в пинасе Хиссонера. Парни будут со мной. А теперь, – он повысил голос, чтобы его слышали все, – давайте готовиться. Пусть нас немного, но сердца наши храбры, и чем нас меньше, тем крепче наш союз и тем больше доля каждого.
Последние слова Hay произнес с необычайным подъемом, и у Мейнарда появилась мысль, что все это было частью ритуала; когда Hay договорил, вперед выступил Хиссонер и продолжил:
– Склоните свои несчастные головы, – сказал он. – Господи, будь с нами в этот день, ибо идем мы на испытания, о которых не ведаем. Укрепи сердца наши и руки наши, ибо то, что мы делаем, мы делаем во имя Твое, во имя Иисуса Христа, Спасителя нашего. Аминь.
После этого благословения заговорил Hay:
– Воспламените свои сердца, ребята, разогрейтесь, как черти, ибо этот денек будет похож на наши прежние дни.
* * *
В каждом пинасе плыло по шесть мужчин. Мальчики, так же, как Мейнард и Бет, являлись дополнительным грузом. Они сидели посередине, у мачты, где их можно было видеть и с носа, и с кормы, где никакое небрежное движение, никакое внезапное смещение веса не могло повлиять на равновесие неустойчивого судна.
Капитан располагался на корме, у руля. Его помощник – в лодке Мейнарда. Это был заросший щетиной молодой человек, который подпилил свои зубы в виде клыков, и которого, как слышал Мейнард, звали Джек-Летучая Мышь; он сидел на корточках между сиденьями и управлял парусом. На переднем сиденье располагался снайпер. Рядом с ним было закреплено ружье с длинным стволом. В носу были выдолблены места для порохового рожка, пуль и запасных кремней. Остальные четыре человека сидели на веслах. У каждого был пистолет, топорик, тесак и кинжал. Пьяные, они вели себя тихо, так как были достаточно дисциплинированы, чтобы знать необходимую им для подогрева дозу.
На веслах они вышли из бухты. В открытом море были подняты паруса, и пинасы бесшумно поплыли, подгоняемые легким ветерком. Позади встало солнце; золотые искры засверкали на серой поверхности океана.
Первой шла лодка Hay. Глядя на спины находившихся в ней людей, Мейнард смог различить Юстина – сидевшего прямо и напряженно – по ремню портупеи на фоне рубашки.
Когда остров превратился в серо-зеленое пятно на горизонте, Hay свистнул. Его помощник опустил парус, и помощники в других лодках сделали то же самое. Других судов нигде не было видно.
Они ждали, сгорбившись в пинасах, слушая плеск воды о деревянные корпуса и редкие всплески, когда рыба, в погоне или стараясь спастись, нарушала ровную поверхность воды. Солнце вставало все выше и становилось все горячее, и Мейнард почувствовал, что спина его начинает гореть.
– У тебя есть с собой жир? – спросил он Бет.
– Нет. – Она нажала пальцем на плечо Мейнарда. Белый после нажатия кружок снова загорелся розовым цветом. – Летучая Мышь, – сказала она, – передай грог.
Джек-Летучая Мышь крякнул и достал из-под сиденья глиняный сосуд. Перед тем как передать его Бет, он надолго приложился к нему и сказал:
– И когда ты только залетишь. Бет? Пустая трата грога.
– Скоро, Джек, скоро, – она облила жидкостью плечи Мейнарда и втерла грог в кожу.
– Дай ему выпить. Гуди, – сказал Хиссонер. – Внутренний огонь отгонит внешний.
Мейнард отпил из сосуда. Спину ему жгло не меньше, кожа была горячей и натянутой, но теперь ему было на чем сосредоточить свое внимание – на углях, горевших у него в желудке.
Сосуд передали по кругу, затем он вернулся на место.
Hay свистнул и указал рукой, и головы повернулись к юго-западу.
– Милосердный Боже, – заметил Хиссонер. – Благородное судно!
Сначала Мейнард не мог различить на горизонте ничего. Затем на серой линии появилась точка, которая медленно, подобно стрелке часов, движущейся от одного деления к другому, росла на поверхности воды.
– Шхуна, – крикнул Hay. – Здоровая, прекрасная, сволочь!
Мейнард напрягал глаза, но судно все еще было неясным пятном.
– Сегодня вы наедитесь досыта, – сказал Hay. – Что вы предпочтете?
– Мясо! – рявкнул один.
– Ром! – пробасил другой.
– Мне персики!
– Вот-вот, – со смехом заметил Hay. – Разогрейтесь, отложите сосуды, прочитайте молитвы и проверьте оружие. Именно оно будет пировать с нами и с дьяволом, без всяких посредников.
Сосуд, обойдя всех, снова был возвращен на место. Снайпер на носу зарядил свое ружье и положил его на колени. На корме Хиссонер продел просмоленные кусочки шпагата в косичку, в которую были заплетены его волосы. Заметив озадаченный взгляд Мейнарда, он сказал:
– Не вызывает ли это у тебя воспоминаний, писака?
– Воспоминаний о чем?
– Это трюк Тича. Приводил в замешательство всех, кроме твоего предка.
– Что за трюк?
– Увидишь.
Паруса подняли, и маленькие суда стали водить кругами в ожидании шхуны. Она находилась примерно в миле, но очертания ее были ясными – две мачты, полный набор парусов и изящный черный корпус. Она резво двигалась вперед, используя каждое дуновение ветра, разрезая носом воды океана. В длину она была по меньшей мере футов сто. Мейнард не мог себе представить, как пинасы смогут перехватить – не говоря ухе о том, чтобы догнать, – эту махину. Хиссонер крикнул Hay:
– Кто будет лисой?
– Ты. Я буду бедным рыбаком, слишком невежественным для того, чтобы заметить опасность. Ты будешь более мудрым, потому что спасешься. Он тебя зауважает, пока ты не окажешься у него на хвосте.
Хиссонер повернул руль вправо, отходя от остальных пинасов, продолжавших лениво и беспорядочно перемещаться прямо на пути подходившей шхуны.
Она была уже так близко, что Мейнард слышал плеск воды о ее корпус, мог различить название – “Бригадьер”, – написанное золотыми буквами на носу. У поручней стояли люди, и двое из них, впереди, кричали и размахивали руками, чтобы пинасы ушли с пути шхуны. На корме виднелся стоявший у штурвала рулевой. Зазвучала сирена, шхуна приближалась, но пинасы не рассеялись, а все так же держались в виде плотного круга.
Пинас Хиссонера оказался сбоку. Нос шхуны прошел в двадцати ярдах от него – массивная черная стена, поднимавшая воду горой.
– Давай! – крикнул Хиссонер.
С обоих сторон пинаса появились весла. Парус упал как тряпье, и Джек-Летучая Мышь быстро привязал его. Гребцы нажали на весла, и пинас рванулся вперед. Снайпер стоял на носу.
Шхуна уже прошла мимо, догнать ее не было никакой возможности.
Затем Мейнард увидел, как руль поворачивается, и напор ветра в парусах шхуны пропал. Чтобы избежать столкновения с тремя другими пинасами, рулевому в последний момент пришлось резко повернуть руль вправо. Ход большого корабля был нарушен.
Находившийся за снайпером человек, сунув голову ему между ног, придержал его плечами. Снайпер поднял свое ружье, взвел курок, и прицелился. Пинас прыгал на волнах, поднятых шхуной, нос его ходил вверх и вниз. Когда нос поднялся, снайпер задержал дыхание, и на высшей точке подъема – когда на десятую долю секунды нос оказался неподвижным – нажал на спуск. Послышался щелчок, когда кремень ударился в сталь, шипение воспламенившегося на полке пороха, и грохот, сверкание и дым выстрела. Снайпер покачнулся, удержал равновесие и пригнул голову, чтобы посмотреть, удачен ли был его выстрел.
* * *
На шхуне руки рулевого, отдернувшись от руля, попытались схватить разлетающиеся куски черепа. Он исчез из виду, руль быстро завертелся вправо. Шхуна закачалась, паруса, потеряв ветер, захлопали.
– Жмите, ребята! – крикнул Хиссонер, и весла глубоко погрузились в море.
– Смотри, писака! – снова прокричал Хиссонер, и Мейнард повернулся на его крик. При помощи заржавленной зажигалки Хиссонер поджигал просмоленные куски шпагата в своей косичке. Они загорались коптящим пламенем, окружая его голову огненным ореолом. Он ухмыльнулся.
– Настоящее создание ада, а?
Мейнард взглянул на пинас Hay, который плыл с подветренной стороны носа шхуны; его гребцы лихорадочно работали веслами, стремясь избежать столкновения с надвигавшимся на них черным корпусом. В это же время на его мачте взвился маленький красный вымпел.
Хиссонер, тоже увидевший вымпел, крикнул:
– “Жоли-Руж”поднят, ребята! Жмите, и у вас будет возможность попировать!
– Что это за флаг? – спросил Мейнард у Бет.
– “Жоли-Руж”? “Нет пощады”.
– Я думал, что он и так никого не щадит.
– Это воодушевляет ребят.
Пинас находился в нескольких футах от кормы шхуны, когда, по неслышному сигналу, передний гребец вытащил из воды весло и передал его снайперу. Тот поднял его наподобие гарпуна и заклинил им руль, всунув весло между рулем и ахтерштевнем. Шхуна сразу же стала двигаться медленно и ровно.
Мужчины теперь вопили, выкрикивая дикие, несообразные проклятия адресованные врагу, богу, морю и друг другу. Они бросились на руль шхуны и, как пауки, полезли на корму.
С пылающими волосами, сверкая глазами, с кинжалом в зубах и топориком в руке, Хиссонер, наступив на Мейнарда, выскочил из пинаса и проорал:
– Мы заключили договор со смертью, и с адом мы в ладах! Со шхуны доносились визги, крики, топот и редкие выстрелы.
– Пошли, – сказала Бет. Она бросила свободный конец цепи Мейнарду, подняла свои юбки и перескочила на руль.
– Я?
– Пошли, или тебя убьют на месте, – она кивнула на корму пинаса. Вплотную к ним стоял другой пинас, так что они блокировали ему подход к рулю. Из толпы вопящих, изрыгающих проклятия пиратов вылетел нож, пронесся, крутясь в воздухе, над успевшим пригнуться Мейнардом, и вонзился, задрожав, в руль шхуны.
Обмотав остаток цепи вокруг шеи, Мейнард прыгнул на руль и стал карабкаться. Руки и ноги его соскальзывали, но, цепляясь ногтями за болты, борозды и трещины в корпусе, он все-таки забрался на корму.
Нижняя палуба шхуны была похожа на взбиваемый коктейль – все бегали и орали. Рулевой лежал у ног Мейнарда, и голова его представляла собой серо-красное месиво.
Чуть подальше на палубе лежали двое других из команды, один был почти обезглавлен, другой, опираясь на планширь, уставился отсутствующим взглядом на вывалившиеся кишки.
Пригибаясь от шальных пуль. Бет потащила Мейнарда вперед.
Hay взобрался на борт посредине судна, задержался у поручней и помог перебраться мальчикам. Как только ноги Мануэля коснулись палубы, он умчался, пригибаясь, останавливаясь, выглядывая, приседая, – как ласка, подумал Мейнард, ищущая добычу.
Юстин одеревенел от страха. Наклонившись к нему, Hay сказал ему несколько слов. Юстин достал “вальтер” из кобуры, дослал патрон, и тоскливо шагнул вперед.
Мейнард увидел, как Мануэль прижался к рубке. Медленно, с бесконечным тщанием и терпением, он вытащил из кармана гарроту – две деревянные палочки, соединенные проволокой. Он на что-то нацелился – Мейнард не видел на что – и отключился от всех посторонних звуков и движений. Его тело двигалось гибко, бесшумно, казалось, не касаясь палубы.
Из-за дальнего угла рубки показалась женщина. Она бежала, оглядываясь в панике, и не видела Мануэля, пока он не прыгнул на нее и не обвил ногами ее талию. Она, вероятно, не увидела его даже тогда, ибо не успела она повернуть голову, как он обвил ей шею проволокой и резко растянул ее концы.
Мейнард видел, как вылезли ее глаза и язык высунулся изо рта, затем она упала, с Мануэлем наверху, пьющим, как пиявка, из нее жизнь.
Помощник Hay крикнул и указал наверх. Длинноволосый молодой человек в потертых джинсах карабкался по оснастке вверх – отчаянная и безнадежная попытка бегства. Помощник достал свой пистолет и нацелился было на беглеца, но Hay хлопнул его по руке. Он встал на колено рядом с Юстином.
– Нет! – заорал Мейнард. Бет дернула его за цепь, дабы угомонить.
Улыбнувшись, Hay сказал:
– Хирургия, писака.
Мейнард беспомощно смотрел, как Юстин, подняв двумя руками пистолет, прицелился из “вальтера” в лезшего наверх беглеца.
– Жми, – сказал Hay, – жми медленно.
Юстин кивнул, закрыл один глаз и нажал на спуск. “Вальтер” подпрыгнул у него в руке. Пуля с визгом прошла сквозь оснастку корабля, и беглец пригнулся.
Hay пробормотал что-то Юстину и поддержал его руку своей. Мейнард услышал слова Hay:
– ...когда будешь готов.
На этот раз визга пули слышно не было, только “хлоп”, когда пуля ударила в плоть. Беглец схватился за грудь, показалась кровь. Он падал вперед, прямо и изящно. Подбородком он задел за штаг, и ноги его пошли по кругу – как у канатоходца, собирающегося совершить сложное сальто, – пока подбородок не отцепился; затем тело его стало падать горизонтально, как бы приготовленное для похорон, и распростерлось на крыше рубки.
– Тюэ-Барб! – выкрикнул Hay.
– Тюэ-Барб! – подхватил его помощник.
Они хлопали Юстина по спине, хвалили его, кричали, называя его по имени. Вначале Юстин краснел, потом стал улыбаться, – ив нем вспыхнуло ликование. Он прыгал то на одной ноге, то на другой, руки его дергались. Он просто плясал от восторга и никак не мог остановиться.
У глядевшего на него Мейнарда возникло болезненное ощущение – он вспомнил день, когда Юстин был охвачен таким же возбуждением: когда Санта-Клаус оставил ему котенка под рождественской елкой.
Впереди и на нижних палубах все еще гремел шум сражения, и Hay с помощником и с еще одним человеком побежали к носовым люкам.
Юстин подошел к рубке, взобрался на нее и уставился на убитого им человека.
– Пошли, – Бет тянула вперед, стремясь поскорее начать рыться в добыче.
– Минуту, – сказал Мейнард. – Пожалуйста. Она заколебалась, затем отдала цепь Мейнарду и пошла вперед одна.
Мейнард приблизился к рубке.
– Юстин...
Мальчик не шелохнулся.
Мейнард услышал внизу, под собой, быстрые шаги. На какое-то время они пропали, затем снова послышались, но он не обратил на них внимания.
– Юстин...
Дверь рубки распахнулась в лицо Мейнарду, и из нее спиной вышел мужчина – тяжело дышавший, окровавленный, изрубленный. В руках у него была винтовка М-16. Взглянув вверх, он увидел Юстина и поднял М-16 к груди.
Мейнард двинул дверь плечом. Она ударила мужчину по спине, и тот дернулся, потеряв равновесие. Раздался выстрел.
Юстин резко развернулся и присел на корточки, подняв “вальтер”. Мужчина, удержавшись на ногах, вновь поднял ствол.
Мейнард прыгнул на него. Он обвил свободный конец цепи вокруг шеи мужчины, прижал ногой последние звенья цепи к палубе, и стал тянуть изо всех сил.
Его противник уронил винтовку. Он стал царапать пальцами звенья цепи, уже ломавшей ему дыхательное горло, лицо его синело. Мейнард тянул, пока у него не заломило руки и пока он не увидел, что у противника закатились глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26