"Нам вполне хватает". Однако беда редко ходит в одиночестве. В июле жильцы, снимавшие у Ленки дачу, устроили пожар, она лишилась последнего источника дохода и стала распродавать свои побрякушки, о чем мне не преминула сообщить Нинуша Расторгуева. Я опять попыталась всунуть Ленке денег и опять наткнулась на полное нежелание их принимать. Потом ее жизнь потихоньку начала налаживаться. Алешеньке Ленка наняла няню, сама стала мотаться по командировкам, и оклада начало хватать на жизнь.
Об Олеге Ленка больше не говорила, казалось, она начинает забывать мужа. Во всяком случае, пятнадцатого октября, когда мы отмечали его день рождения, Нинка сказала мне: "Вот и все, похоронен Олег, скоро наша вдова замуж выскочит. Глянь, как отплясывает!" Я посмотрела на Лену, танцевавшую с Дегтяревым, и промолчала. Расторгуевой бесполезно что-либо объяснять, ее всегда переполняет злоба. Но я-то знаю, что Ленка до сих пор надеется на встречу с Олегом. Дня за два до праздника она с тоской сказала: "Уж лучше бы знать, что убили, увидеть тело, оплакать, похоронить, а потом ходить на могилу. Хуже всего - неизвестность. Все кажется: вот сейчас вернется, вот откроет дверь... Иногда даже ночью просыпаюсь от того, что слышу, как ключ в замке поворачивается..." Не приведи Господь испытать такое! Хотя все мои бывшие мужья вроде живы, только о последнем, Генке, укатившем в Америку, ничего не известно. Но мне, честно говоря, неинтересно, что с ним, - любовь прошла давным-давно.
Больше мы с Леной об Олеге не разговаривали, и вот теперь кто-то подложил ей в почтовый ящик двадцать тысяч баксов и записку, якобы написанную пропавшим мужем...
В столовой Ленка упала в огромное кожаное кресло и заклацала зубами.
- Лучше ляг на диван, - велела я.
Она повиновалась, я завалила ее пледами, налила рюмку коньяка, сбегала на кухню, велела Катерине быстро сделать что-нибудь горячее и вернулась к Ленке. Очевидно, спиртное подействовало, потому что она слегка порозовела и сбросила пледы. Я села возле и голосом хорошей медсестры из психиатрической больницы спросила:
- Ленуля, может, вспомнишь, как обнаружила эти деньги?
- Мне понадобился хлеб, - без всяких эмоций ответила подруга.
И что?
- Спустилась вниз, увидела в ящике что-то.
- Ну?
- Открыла.
- И?
- Решила, что это рекламная листовка.
На Ленку навалился приступ злобы, когда она, увидав деньги и записку, решила, что автор затеи - я. Несмотря на то, что начиналась ледяная февральская ночь, она помчалась в Ложкино. Больше всего ей хотелось швырнуть мне в лицо зеленые бумажки и сказать все, что думает о Даше Васильевой.
- Как тебе могло это прийти в голову? - пролепетал мой язык. - Хорошего же ты обо мне мнения!
- А кто еще? - прищурилась Лена.
- Ну... Расторгуева, к примеру, она тебя терпеть не может!
Гладышева мрачно усмехнулась.
- Знаю. Она раз в неделю звонит и сладким голосом интересуется: "Ну как? Никаких известий об Олежке? Ой какое горе!" Небось, боится, что я о горе забуду, вот и старается. Но Нинка жадная, за копейку удавится, а уж двадцать тысяч баксов ни за что не отдаст. А ты - другое дело. Конечно, я понимаю, что хотела помочь, но в какой форме! Запомни, я не нищая и в подачках не нуждаюсь. И потом жестоко делать вид, будто Олег жив. Ну как ты могла?!
- Ей-богу не я! Хочешь, поклянусь своим здоровьем!
- Допустим, я поверю тебе, - тихо ответила Лена. - На минуточку предположим. Тогда как, а? Или Олежка на самом деле жив?
В ее глазах начал разгораться огонек надежды. Я испугалась. Лена только-только наладила свою жизнь, слегка успокоилась, ей не нужны стрессы.
- Извини, но я почти стопроцентно уверена - Олег мертв.
- Тогда кто это затеял? Зачем мне прислали эту прорву денег?
- Вот это вопрос, - пробормотала я. - У тебя враги есть?
Гладышева пожала плечами:
- Смертельных нет. Так, завидует кое-кто, Расторгуева опять же... Но это мелко. А двадцать тысяч - не копейки.
Вдруг она затряслась:
- Боюсь, господи, как я боюсь!
- Чего?
- Вдруг этот человек и дальше будет меня разыгрывать!
Я принялась заплетать из бахромы косички, Ленка тихо рыдала, утираясь на этот раз пледом. Внезапно мне в голову пришла гениальная мысль, и я схватила ее за плечо:
- Хочешь, я найду мерзавца?
- Как? - шмыгнула носом Гладышева.
- Очень просто. У вас в подъезде сидит сегодня лифтерша!?
- Да, баба Клава.
- Вот! Она должна была видеть, кто подходил к ящикам.
- Действительно, - пробормотала Ленка, - баба Клава такая въедливая, ты же знаешь, какой у нас порядок в подъезде. И как это я сама не догадалась ее расспросить...
- Отлично, сейчас ляжем спать, а завтра с утра едем к тебе, - ликовала я.
Ленка помотала головой:
- Чего тебе кататься, я сама поговорю.
- Нет... - начала я.
Тут раздался звонок в дверь.
- К тебе гости? - напряглась Ленка.
- Нет, сиди спокойно, это Зайка с Аркадием вернулись из города, ответила я и пошла в прихожую.
Часы показывали двадцать три ноль-ноль, наша прислуга в это время давно спит.
Глава 3
У меня имеется привычка распахивать входную дверь, не поглядев на экран видеодомофона. Оправданием этой беспечности может служить тот факт, что наш дом стоит в хорошо охраняемом коттеджном поселке. На въезде у шлагбаума дежурят секьюрити, вся территория окружена забором, наверху у которого установлены видеокамеры, беззвучно поворачивающиеся вслед движущимся объектам. А ровно в десять вечера выпускают нескольких ротвейлеров, которые расхаживают по периметру в любую погоду.
Я спокойно открыла дверь, ожидая увидеть Кешу и Зайку, но на пороге замаячила огромная фигура - просто Колосс, а не дядька. На всякий случай я отступила назад и, нашаривая рукой зонтик, дрожащим голосом осведомилась:
- Э... очень рада. Вы к кому?
- Не узнала, Дашутка? - пророкотал дядька густым басом. - Здорово же я изменился!
Я перевела дыхание. Слава богу, это не грабитель и не сексуальный маньяк, а кто-то из приятелей, решивших приехать в гости. Только вот кто?
- Простите, - заулыбалась я, - не припомню, где мы встречались...
- В постели, - без тени улыбки ответил дядька. - Я твой муж, бывший.
- Который? - ошарашенно спросила я, старательно пытаясь разглядеть лицо. Как назло, сегодня перегорела лампа у входа в дом.
- Насколько припоминаю, четвертый, - хмыкнул незваный гость.
- Генка! - ахнула я. - Ты откуда?
- Из Америки, - фыркнул бывший супруг, - из города Юм, штат Пенсильвания. Так пустишь или на пороге беседовать станем?
- Входи, конечно, - засуетилась я.
- Нас двое, - предостерег Генка.
- Ты с женой приехал? С Ренатой? - сказав это, я осеклась. Надо же сморозить такую глупость!
Рената, на которой Генка женился после развода со мной, давно умерла. Это она настояла на выезде в Америку, и это у нее в тот момент была крошечная дочка Машенька, пеленочный младенец. Генка упросил меня проследить за девочкой. "С новорожденной в эмиграции по первости тяжело, - ныл он. Вот устроимся и заберем". Я дрогнула. Девочку мне отдали просто так, без всяких документов. Отчего Рената не подумала про бумаги, мне до сих пор неясно, а сама я просто забыла спросить про свидетельство о рождении. На мой робкий вопрос, кто отец ребенка, последовал категоричный ответ: "Малышку нашли в капусте, я мать-одиночка". И молодожены отправились за океан покорять страну статуи Свободы. Долгое время от них не было ни слуху ни духу. Маня сначала села, потом пошла, заговорила и совершенно не сомневалась в том, что является моей дочерью. Затем из Пенсильвании пришла цидулька в пару строк: Генка написал, что Рената умерла, он остался вдовцом, Маша ему без надобности, я могу забирать девочку. Все. Став обладательницей как бы несуществующего ребенка, я несколько месяцев ломала голову: Маньку нельзя записать в детскую поликлинику, ее не взяли бы ни в детский сад, ни потом в школу. В конце концов Александр Михайлович потер затылок и сказал: "Не дергайся!" - а спустя неделю принес зелененькую книжечку. Я раскрыла ее и обомлела: Воронцова Мария Константиновна. Дегтярев сделал из Аркадия и Маруськи родных брата и сестру. Что сказал мой первый муж Костик, узнав, что обзавелся еще и дочерью, лучше не повторять - хорошо еще, не понесся с заявлением в милицию. Правда, чтобы избежать скандала, пришлось отказаться от алиментов на Аркадия, но я не расстроилась: это были копейки.
Больше я о Генке ничего не слышала.
Некоторое время назад к нам в Ложкино приехала Капитолина, американка российского разлива, нынешняя жена Гены. Историю, связанную с ее прибытием, я уже рассказывала и повторять не хочу. После ее возвращения в Юм мы примерно полгода переписывались, но потом обмен корреспонденцией сошел на нет. И вот Генка заявился собственной персоной.
- Ты с Капитолиной! - обрадовалась я. - Входите скорей!
Гена молча шагнул в холл, следом за ним метнулась тень. Я хотела было воскликнуть "Сколько лет, сколько зим!" и обнять Капитолину, но осеклась. У шкафа с саквояжем в руках стояла не она. Это вообще была не женщина, а худенький подросток, одетый самым нелепым образом для московского февраля: на голове бейсболка, тело в ярко-красной куртке из плащевки, на ногах мятые грязные джинсы, из-под них виднелись жуткие кроссовки на рифленой подметке.
- Я развелся с Капитолиной, - спокойно пояснил Гена, снимая пальто, теперь снова холостяк. Знакомься, это мой приятель Генри.
Мальчишка сдернул с головы бейсболку и на отличном русском языке произнес:
- Добрый вечер, сударыня. Рад знакомству, разрешите представиться. Генри Малкович, орнитолог.
Я уставилась на седые кудряшки, потоком высыпавшиеся из дурацкой кепки. Подростку оказалось лет шестьдесят, не меньше.
- Мы с Генри коллеги, - фыркнул бывший муженек, - у нас дела в Москве.
- Коллеги? - изумилась я. - Ты, как я помню, был детским врачом, а этот Генри орнитолог, птичек изучает, или не расслышала?
Генка тяжело вздохнул:
- Со слухом у тебя порядок. Генри - владелец университета, я у него преподаю на медицинском факультете. Может, сначала напоишь чаем, а потом допрашивать будешь?
Пришлось вспомнить о долге хозяйки и забегать между кухней и столовой. Наконец хлопоты завершились. Вещи - в комнате для гостей, на столе - коньяк, сыр, лимоны, кулебяка с мясом. Все сели к столу, я взяла в руки чайник...
И тут дверь распахнулась, явив нам Дегтярева и Зайку с Аркадием. Супруги выглядели хмурыми, очевидно, опять успели поругаться. Зайка с надутым видом оглядела столовую:
- Здрассте! Опять гости! Не передать словами, как рада!
Чтобы она не начала хамить дальше, я заулыбалась:
- Заинька, ты не знакома с Геной, а вот Кеша его хорошо знает.
- Привет, - буркнул Аркадий и сел за стол. - Нормальная еда есть или все только бутербродообразное?
- Ты не узнал Гену? - продолжала я попытки поддержать светскую беседу. - Это же...
- Знаю, - рявкнул Аркадий, - четвертый папочка. Кстати, почему коньяк на столе? Если память мне не изменяет, вы, Геннадий, алкоголик?
Повисло молчание. Чтобы разрядить обстановку, я глупо захихикала и попыталась исправить положение:
- Скажешь тоже! Гена просто любит немного выпить.
- Алкоголик, - четко произнес сын. - И расстались вы после того, как он год беспробудно квасил, вынося из дома все, что можно, а потом избил тебя. Неужели забыла?
Я тяжело вздохнула. Было дело. Тихий, милый, интеллигентный Гена, выпив, делался невменяемым. Сначала я, как все жены алкоголиков, была полна энтузиазма - конечно, вылечу! Ради любви ко мне Генка бросит пить, зашьется - и заживем... Черта с два! Генку выгнали с работы, он вошел в глубокий запой и впрямь пропивал наши вещи. Однажды он схватил мой кошелек с последней трешкой, я решила его не отдавать и оказалась с подбитым глазом. Кинувшийся мне на помощь Кешка был легко отброшен в сторону. Увидев, как по бледному лицу сына катятся злые слезы, я решила: все, финита ля комедия. Может, кто и способен перевоспитать алкоголика, а мне слабо, я не готова гробить свою жизнь возле пьяного идиота. Когда вечером Геннадий вернулся, у запертой двери его ждала сумка с вещами. Гена начал ломиться в дом, но напрасно: мы с Кешей, закрыв квартиру, уехали на ночь к друзьям. Явилась вызванная соседями милиция и загребла Генку. Так что расстались мы врагами. Но история давным-давно поросла быльем, я простила Генку и, честно говоря, думала, что Аркадий забыл ту драку. ан нет.
- Я давно не пью, - улыбнулся Гена. - Вылечился и забыл.
- Все равно я бар запру, - бесцеремонно заявил Аркадий, хватая со стола бутылку "Корвуазье". - А что касается имущества, то все застраховано. Даже не пытайтесь что-нибудь унести - окажетесь в своей Америке лет через семь, не раньше.
С этими словами сын вышел. Зайка уставилась на Генку. Она способна пилить Кешу часами, методично и упорно, но стоит при ней задеть ее муженька, как положение мигом меняется.
- Так вы тот самый Гена, дебошир и пьяница? - протянула Ольга. Располагайтесь как дома. А что к нам? В Москве гостиниц полно!
Резко повернувшись на каблуках, Заинька тоже исчезла. Я растерянно оглядела присутствующих. Вот уж не ожидала от своих такого! Но было еще чему удивиться: Маня, молчавшая до сих пор, потянула за рукав Дегтярева:
- Папа, пошли! У меня задачка по алгебре не сходится!
Александр Михайлович уставился на Маню, открыв рот. Маруська зовет моего приятеля "дядей Сашей", а когда злится на него - полковником. Дегтярев никогда не был моим мужем, но Машку действительно любит как отец, беззастенчиво балует и прощает то, что не простил бы никому другому.
- Ты... - начал было Дегтярев, но вдруг сменил тон. - Ладно, пошли, поглядим задачку.
Я прикусила губу. Лысый, толстенький, коротконогий Дегтярев и высокая блондинка с роскошными волосами, в которую нежданно-негаданно превратилась Маня, выглядели комично. К тому же у Маруси по математике сплошные "отлично".
- Это твой муж? - удивился Генка.
- Ага, - неожиданно влезла Ленка, - гражданский. Всю жизнь живут, никак не распишутся. Богатый, однако. Тут все его: дом, машины, вещи...
Я потеряла дар речи. Ну ладно Аркашка зол на Генку, ладно Зайка решила отомстить обидчику мужа, а Маня - уесть того, кто постарался избавиться от ненужного ребенка... Но Ленка-то чего лезет?
- Ой, у вас собачки, - решил сменить тему Генка. - Вон тот, толстенький, на моего бульдога похож. Эй, иди сюда, на кусочек сыра!
Мопс Хуч больше всего на свете обожает эдам, но вместо того, чтобы мигом оказаться возле лакомства, медленно потянулся, зевнул и... вышел за дверь. Я обалдела. Да, приходится признать, мой бывший муж не пришелся никому по вкусу.
Глава 4
Утром мы с Ленкой поехали к ней. Живет Гладышева в блочной башне у шумной магистрали. Двора нет, дверь подъезда распахивается прямо на тротуар, по которому беспрестанно течет людской поток. Бедные жильцы как могли боролись с теми, кто заходит в дом как в общественный туалет: ставили кодовый замок, домофон, железную дверь. Не помогало ничего. Но потом на первый этаж въехала баба Клава - и воцарился невероятный порядок. Не знаю, правда ли она работала конвоиром в тюрьме, но сначала велела превратить помещение подъезда в некое подобие накопителя перед входом на зону. Для тех, кто никогда не бывал в местах не столь отдаленных, поясню. Накопитель - это узкое пространство между двумя железными решетчатыми створками. Жмешь на звонок, лязгает замок - вход открыт, но не успеваешь войти, как дверь с грохотом захлопывается, и ты чувствуешь себя мышью, попавшей в клетку. Впереди запертая решетка, сзади тоже, а сбоку, за железными прутьями сидит дежурная и голосом, лишенным эмоций, говорит: "Документы!" Примерно так выглядит подъезд дома, в котором живет Ленка. Пенсионерка баба Клава весь день на посту, за что получает от жильцов зарплату. Старуха надежна, как швейцарский банк. Ей оставляют ключи, просят, уезжая в отпуск, поливать цветы или кормить кошку - баба Клава выполняет все поручения. Есть у нее еще одна особенность - фотографическая память. Увидев человека один раз, она больше не забудет его лица. Мимо такой лифтерши не то что мышь, таракан не проскочит незамеченным.
- Здравствуйте, Лена, - кивнула баба Клава. - И вам, Дарья Ивановна, добрый день.
Непостижимо - каким образом она ухитрилась запомнить мое имя? Я не так часто бываю у Лены.
- Клавдия Петровна, - улыбнулась я, - не припомните, кто вчера около восьми вечера положил в почтовый ящик Гладышевой пакет?
Старуха прищурилась:
- Помню, конечно. Почтальон.
- Какой? - в один голос закричали мы с Ленкой.
- Обычный, одна она у нас который год, Соня, татарка.
- Вы точно знаете? - решила уточнить я.
- Естественно, - хмыкнула старуха, - больше некому по ящикам шастать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23