Да что там письма, сколько раз приезжала "скорая помощь" или прачечная. Теперь без бабы Клавы жильцам приходится, небось, совсем туго.
Ростислав Приходько жил на севере Москвы. В надежде, что фотограф не сменил за эти годы квартиру, я покатила по Ленинградскому шоссе, повернула за метро "Сокол" направо по всем правилам, под стрелку, и была остановлена трелью. Очень удивившись, я вышла из машины и увидела улыбающегося "пончика".
- Михаил Андреевич! Вы выздоровели!
- Болит, зараза!
- Зачем же вышли?
- На работу, как на праздник! - "Пончик" улыбнулся.
- Я опять что-то нарушила?
- Нет, спасибо хотел вам сказать за подарок.
- Такая ерунда.
- Не скажите, внимание дорогого стоит, - ответил Михаил Андреевич. Кстати, этот, на черном "Запорожце", по шесть-семь раз кружит, пока впишется. Вы ему скажите, пусть уж в платный поворот катит, я отвернусь.
- Спасибо, - ухмыльнулась я, - только ничего я Дегтяреву говорить не буду, пусть тренируется.
Михаил Андреевич захохотал. Его лицо освещали красно-синие, быстро мелькавшие огоньки, которые отбрасывали фонари, установленные на крыше патрульной машины.
- Ну, рад был встрече... - начал было постовой и вдруг, выбежав на проезжую часть, резко замахал жезлом.
Роскошный джип, только что нагло проскочивший на красный свет, затормозил прямо возле моего "Пежо", из салона выползла совершенно пьяная девица в мини-юбке и коротенькой норковой курточке. Покачиваясь на километровых каблуках, она мутным взглядом оглядела красно-синие блики от "Форда", потом навалилась на постового и хрипло спросила:
- Слышь, толстый, ну-ка скажи, на какой я дискотеке? А лучше притарань мне водки.
"Пончик" побагровел и, распахнув дверь патрульной машины, велел пьянчужке:
- Садись, у тебя там столик заказан!
Девица неловко завалилась на заднее сиденье.
- Видала? - спросил Михаил Андреевич.
- Да уж, - покачала я головой, - вы ее не отпускайте.
Постовой нахмурился:
- Кто же смерть на дорогу отправит! Да она сама разобьется и с собой на тот свет людей прихватит.
Приходько оказался дома, более того, сам мне открыл и на вопрос, тут ли живет Ростислав, ответил: "Слушаю!"
От него исходил резкий запах спиртного, лицо покрывала трехдневная щетина, глаза красные, волосы встрепаны и, похоже, он спал в одежде: брюки и рубашка были измяты донельзя.
- Что хотите? - неприветливо спросил он и поскреб грязными пальцами подбородок.
- Заказ примете?
- Чего? - нахмурился Приходько. - Тут частная квартира, перепутали, прачечная на первом этаже.
Он хотел захлопнуть дверь, но я быстро сказала:
- Вы же фотограф Ростислав Приходько?
- Ну? - буркнул хозяин.
- Мне сказали, что вы можете поработать на свадьбе, мы заплатим.
- Кто это такую глупость сморозил? Давно не снимаю, болею очень, давление у меня.
Судя по амбре, которое вырывалось у него изо рта, давит на него в основном алкоголь, причем не лучшего качества.
- Меня к вам направила Милена Титаренко.
- Милка? - удивился пьяница. - Она жива?
- Конечно, а почему вас это удивляет?
- А ну заходи! - велел хозяин.
Глава 29
Квартира напоминала сарай. Я попала только на кухню, но, думаю, комнаты выглядели не лучше. Пол затоптан, на грязном окне вместо занавески серела газета, на столе вперемешку валялись огрызки, смятые пакеты из-под чипсов, две вспоротые банки с остатками дешевых рыбных консервов и несколько давным-давно не мытых чашек.
- Так Милка жива? - повторил Ростислав, плюхаясь на табуретку.
- А чего ей умирать?
- Вот... Матрена, - забормотал Приходько, - а мне сказали, тапки откинула!
- Кто?
- Да баба приезжая сказала, умерла Милка, я страшно расстроился! Такие деньги!
- При чем тут деньги? - осторожно осведомилась я.
Приходько широко зевнул, обнажив черные зубы.
- Эх, пивка бы, - уставился он на меня.
- Давайте сбегаю.
- Во-во, - оживился Ростислав. - "Клинское" возьми, светлое. Другое не люблю, да и дешевое оно.
Я пошла в магазин. Пожив с мужем-алкоголиком Геной, я хорошо знаю, как тяжело сильно пьющему человеку, если он не "примет на грудь". Только я не понимаю, отчего алкоголизм считается болезнью, если пьяница собственноручно превращает себя в слабоумного идиота! И почему мы живем с алкоголиками? Я-то выскочила из западни, лишь слегка помяв перья, а многие так и не решаются на радикальные поступки.
С такими мыслями я купила "Клинское", поллитровку "Гжелки", батон белого хлеба, граммов триста дешевой, воняющей чесноком колбасы и вернулась к Приходько. Увидев "продуктовый заказ", Ростислав словно ожил.
Я вынула тысячу рублей, помахала купюрой перед носом опустившегося мужика:
- Хочешь заработать?
Приходько вздохнул и, жадно поглядывая на бутылку, сказал правду:
- Деньги завсегда нужны, только свадьбу сниму, если ты фотоаппарат дашь. Мой, того, в общем, украли его у меня. Давай налью?
Но я очень хорошо понимала, с кем имею дело: сейчас глотнет - и мигом захрапит.
- Нет, и выпивку, и деньги ты получишь только после того, как ответишь на мои вопросы.
Будь на месте Ростислава нормальный человек, я б никогда не стала беседовать с ним в таком тоне, но Приходько не воспримет вежливых просьб. Тут следует хамить и рявкать, показывая бутылку и деньги.
- Давай спрашивай, - тут же согласился алкоголик.
Вот вам и основной аргумент, почему нельзя жить с пьяницей. Такой за бутылку согласится на все, даже на убийство.
- Ростислав, а с чего ты решил, будто Милена умерла?
- Так приходила баба, вся в слезах, эх, денег жаль, сейчас бы пригодились.
- Ну-ка, изложи все по порядку. Колись, рыбка моя!
Ростислав, пока работал, получал очень хорошие деньги. Фотограф он был первоклассный, его печатали в разных изданиях, к тому же частенько приглашали снимать дни рождения, свадьбы. Приходько кривлялся, ходил лишь к знаменитостям и заламывал за услуги непомерно. Пил он не так сильно, не мучился от похмелья, имел машину и дачу. Недостатка в бабах, мечтавших прибрать к рукам обеспеченного холостяка, не было, но, прожив с ним пару недель, женщины убегали. У Ростислава тяжелый характер: ревнив, вечно всем недоволен, терпеть не может, когда с ним спорят, и очень злится, если любовница высказывает собственное мнение.
Дольше всех, почти год, около него продержалась Милена. Приходько даже начал подумывать о свадьбе, когда случилось несчастье. Несмотря на вздорный характер, фотограф был по-детски доверчив. Милене он верил как себе и считал ее почти женой. Именно поэтому поручил съездить во Львов и получить там причитающуюся ему большую сумму.
Дело в том, что иногда Ростислав делал порнофотографии. Нет, ничего грязного, скорей, нежные, эротические снимки. Естественно, он не торговал ими в подземном переходе. Имелось у него несколько постоянных богатых клиентов, которые заказывали фотосессии. Ростислав нанимал нужных девиц, а потом отвозил снимки. Один заказчик жил во Львове. Приходько никак не мог к нему выбраться и попросил Милену скатать на Западную Украину. Та охотно согласилась и села в самолет.
До Львова она добралась без приключений, получила деньги, а вот назад не вернулась. Встревоженный Приходько принялся звонить в аэропорт, узнал, что рейс благополучно прибыл, и растерялся - куда подевалась Милена? Истина выяснилась через несколько дней.
К Приходько приехала женщина, молодая, но некрасивая, какая-то блеклая, и, вытирая глаза платком, сообщила: "Мила погибла в автокатастрофе, разбилась, когда ехала из аэропорта в Москву. Мы ее уже похоронили. Милена, моя сестра, очень скрытная была. Небось, ничего вам о родных не рассказывала, и мы не знали о вас. А вчера я разбирала ее сумку и наткнулась на записную книжку, решила друзей оповестить". У Ростислава в висках запульсировала боль. "А денег в сумочке не было?" - только и мог спросить он. Женщина покачала головой: "Совсем немного, рублей пятьдесят. Вы съездите на кладбище, поклонитесь. Сомовское кладбище - за Окружной, село Кропотово. У нас там место".
После ее ухода Ростислав заметался по квартире. Милена никогда ничего о себе не рассказывала, Ростислав ни разу не был у нее в гостях. Познакомившись, они ходили в рестораны, но Милена, выходя, всегда говорила: "Ты поймай такси, я сама доберусь. Ты мне нравишься, я не хочу, чтобы ты сбежал потому, что девушку надо возить на край света. Можешь заплатить шоферу, буду благодарна".
Ростислав пришел в полный восторг от такой некапризной дамы и не настаивал. А потом Милена переехала к нему, обронив между делом: "Пустила к себе друзей. Представь, какой ужас, квартира у них сгорела и денег никаких!" Все, больше она ни когда не упоминала о близких, лишь сообщила походя, что родители давно умерли.
Ростислав, кстати, был доволен, что ему попалась сирота. Он был уже один раз женат, и у жены имелся полный набор: мать, отец, бабушка, сестра и собачка Жулька. Поэтому очень хорошо знал, как осложняют жизнь милые, желающие тебе добра родственники. От одних советов с ума сойдешь. Разведясь, Приходько часто повторял фразу: "Жениться надо на сироте. Только где же ее найдешь?" И вот Господь послал ему идеальную спутницу. Еще Ростислава устраивало, что у Милены не было подруг. Она не висела часами на телефоне, не бегала по магазинам и не грузила его служебными проблемами. Никаких подробностей о работе Милы Приходько тоже не знал. Будущая жена лишь сообщила, что она журналист на вольных хлебах и пишет статьи для разных изданий. И вот теперь, после ее смерти, выяснилось, что у Милены есть сестра.
Ростислав съездил на Сомовское кладбище, нашел у самой ограды холмик, засыпанный пожухлыми букетами, увидел табличку с фамилией Титаренко, фотографию Милены, выпил бутылку водки на помин души и... впал в запой. Отгудев месяц, он пришел в себя, огляделся вокруг, познакомился с новой пассией. Жизнь потекла дальше. К Милене на могилу Ростислав больше не ходил.
- Женой она мне не была, - оправдывался он, - обязательств я никаких не брал, да и сестра у нее есть, небось, следит за могилой. Эх, жаль деньги пропали! Сейчас бы они мне пригодились, сумма приличная, в долларах! Вот все думаю, кто ее спер - менты, которые тело нашли, или сестричка?
Я спустилась на улицу и, вытащив сигареты, пошла к машине. Приходько видел могилу Милены? Автокатастрофа случилась пять лет назад? Интересно, как эта мадам ухитрилась воскреснуть и ограбить несчастного Олега? Сдается мне, хитроумная девица сама организовала свою кончину, чтобы не отдавать деньжонки. А роль сестры, небось, исполняла очередная знакомая, которой бойкая Мила наплела с три короба.
Я влезла в "Пежо" и включила радио. "Ты знаешь, мама, - понесся заунывный, пронзительно-тоскливый голос, - он такой, он не такой, как все..." Я поежилась: голос пролезал до печени, въедливый, настырный. Вот и Милена такая, да не такая. Небось, и могилку себе подготовила! Ладно, уже поздно, завтра съезжу на Сомовское кладбище, найду это захоронение, а там посмотрим, может... И тут ожил мобильный. Я схватила трубку, ожидая услышать голос Маруськи или Кеши, но раздался незнакомый баритон:
- Дарья Ивановна?
- Слушаю вас.
- Беспокоит Ильичев.
Я удивилась. Андрон Георгиевич - один из управляющих банком, в котором мы держим часть денег.
- Что-то случилось?
Андрон Георгиевич замялся:
- Можете сейчас подъехать в офис?
- Да, но...
- Извините, это не телефонный разговор.
В полном недоумении я развернула "Пежо". Что за новости приготовил Ильичев? Его деньгохранилище больше некредитоспособно? Желает объявить о банкротстве? Конечно, неприятно, но не смертельно - львиная часть наших средств в Швейцарии. Кто-то подобрал код и через банкомат снял крупную сумму? Ладно, даже когда у нас не было радужных денежных знаков, из-за них мы не расстраивались. Я добралась до места, улыбнулась охранникам и поднялась на третий этаж в вызывающе роскошный кабинет Ильичева.
Андрон Георгиевич, нервно улыбаясь, предложил:
- Чай? Как всегда, с лимоном?
- Лучше сразу приступим к делу. Кажется, я догадываюсь, что случилось. Вы - банкрот?
Ильичев поперхнулся и замахал руками:
- Господь с вами! Дело в другом.
- В чем же?
Андрон Георгиевич замялся.
- Дарья Ивановна, мы с вами знакомы не первый год и, смею заверить, второго такого клиента у нас нет - неконфликтного, некапризного...
- Можете не продолжать, сама знаю, что я замечательна во всех отношениях.
- Бога ради, простите, если я совершаю бестактность, - продолжал выписывать кренделя Ильичев, - но... в общем...
Он щелкнул рычажком. Один из телеэкранов, стоящих у стены, ожил, замерцал голубым светом, потом возникло изображение комнаты.
- Узнаете? - спросил Ильичев.
- Конечно, это ваша VIP-гостиная, всегда там сижу, когда ожидаю большую сумму.
- Не о гостиной речь! - вдруг потерял приторную вежливость управляющий. - На кресло поглядите, то, что в углу!
Я всмотрелась и постаралась сохранить спокойствие:
- Машка! Там сидит моя дочь!
- Вот именно, - утирая пот со лба безукоризненно белым платком, сказал Ильичев. - Поэтому я вам и позвонил.
Я слушала его рассказ, чувствуя, как тревога подкатывает к сердцу.
Часа полтора назад в банк явилась Маруська и попросила ни больше ни меньше как двести тысяч долларов. Девочку тут отлично знают, ее карточка в полном порядке, но служащий, увидев запрос, насторожился. До сих пор Маруська снимала не более пятисот "американских рублей". С вежливой улыбкой клерк попросил Маню подняться в VIP-гостиную и подождать, пока подготовят сумму. Манюня не удивилась, мы не раз с ней вместе лакомились пирожными, которые тут подают особо дорогим в прямом и переносном смысле клиентам. Поэтому она спокойно прошла в гостиную и сейчас, если верить изображению на экране, лопает корзинку со взбитыми сливками.
Я быстренько сгребла в кучу ос татки сообразительности. Пусть лучше Ильичев считает меня дурой, чем Манюню - воровкой. Изогнув бровь, я уставилась на управляющего:
- Хотите сказать, что наш счет иссяк?
- Нет, - растерянно ответил Андрон Георгиевич.
- Тогда почему не даете деньги?
Ильичев окончательно растерялся:
- Но... сумма... ребенок...
- Маша - взрослая девушка, остальные члены семьи оказались заняты, вот ее и отправили в банк.
- Взять двести тысяч?!
- Подумаешь, - я старательно изображала из себя очень новую русскую, эка невидаль! Просто удивительно, что вы меня оторвали от важных дел из-за такой чепухи!
Андрон Григорьевич сменил цвет лица с красного на зеленый. Я решила закрепить успех и заявила:
- Конечно, замечательно, что вы проявляете бдительность, но, ей-богу, не стоило заставлять меня нестись через всю Москву.
- Значит, деньги выдать?
- Естественно, - дернула я плечом. - Они нам нужны!
Оставив пыхтящего Ильичева в кабинете, я спустилась в основной зал и дождалась Манюню. В руках она держала небольшой черный чемоданчик: банк выдает такие в качестве подарка клиентам, которые снимают нехилые суммы. За Маруськой шли два охранника и сам Ильичев.
Увидев меня, Машка притормозила. Я недовольно протянула:
- Как ты долго! Сколько ждать можно!
- Извините, - забормотал Андрон Георгиевич, - пока пересчитали...
- Вы мусолите купюры руками? - схамила я. - В качестве спонсорской помощи можем подарить пару машинок для быстрой обработки банкнот.
Ильичев покашлял, но, естественно, ничего не сказал. Охранники довели нас до "Пежо". Я завела мотор, заехала за угол, припарковалась и спросила:
- Ну?
Большие голубые глаза Маши медленно наполнились слезами.
- Ты сама сказала, что я могу снимать сколько угодно денег, что они общие!
- Конечно, дружочек, просто хочу знать, зачем тебе подобная сумма? Кто-то из твоих приятелей попал в беду? Наркотики? Или долги? Ты отдашь деньги, и никто из нас тебя не упрекнет, но, согласись, мы всегда рассказываем друг другу о тратах.
Или ты больше не считаешь меня близким человеком?
Маня разревелась. Я подождала, пока поток иссякнет. Наконец Маруська всхлипнула в последний раз и вытерла лицо рукавом. Розовый пуловер от Tommy Hilfiger мигом стал грязным.
- Вот и верь после этого производителям элитной косметики, - покачала я головой. - Помнится, у Диора нас уверяли, что ни тушь, ни тени водой не смыть.
Маруська посмотрела на испорченный джемпер.
- Зато когда размажется, ни за что с лица не стереть, - грустно сказала она. Потом, пошмыгав носом, прошептала:
- Мусечка, я не хотела тебя волновать.
- Все в порядке, рассказывай!
Слова посыпались из Маруськи, словно гречневая крупа из разорванного пакета.
Глава 30
Пару дней назад, выходя из школы, Манюня наткнулась на попрошайку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23