VadikV
52
Полина Дашкова: «Место п
од солнцем»
Полина Дашкова
Место под солнцем
«Дашкова П.В. Место под солнцем: Роман»: АСТ /Астрель; М.; 2004
ISBN 5-17-021205-4/5-271-07709-8
Аннотация
Вчера Ц прима-балерина, облас
канная поклонниками, прессой, а сегодня Ц выбор: жить не танцуя или прост
о умереть; вчера Ц счастливая жена, сегодня Ц вдова, потрясенная неожид
анным и непонятным убийством мужа; вчера Ц стабильность и уверенность в
будущем, сегодня Ц только вопросы: кто? почему? что будет дальше?..
Полина ДАШКОВА
МЕСТО ПОД СОЛНЦЕМ
Все события и герои этого ром
ана вымышлены. Любое сходство с существующими людьми случайно.
Автор
«И вот теперь передо мной не п
росто слабый раствор зла, который можно добыть из каждого человека, а зло
крепчайшей силы, без примеси, громадный сосуд, полный до горла и запечата
нный».
Владимир Набоков
Глава 1
Теплой сентябрьской ночью белый «Форд» свернул с проспекта Мира в один и
з тихих переулков, неподалеку от Третьей Мещанской улицы. Из приоткрытых
окон машины оглушительно орала эстрадная музыка. Встречные огни высвет
или на миг силуэт молодой женщины за рулем. Сидевшего рядом мужчину не бы
ло видно, он почти лежал, раскинувшись на мягком сиденье. Голова его то и д
ело падала женщине на плечо. Он громко фальшивым тенорком подпевал разве
селому шлягеру.
Ц Глеб, прекрати, Ц поморщилась женщина и выключила магнитофон.
Ц А я говорю, будет музыка! Ц Мужчина икнул и нажал кнопку.
Шлягер зазвучал на весь переулок.
Ц Ты мог не напиваться хотя бы в честь моей премьеры? Ц Женщина оторвал
а руку от руля и легонько хлопнула мужчину по лбу. Ц Ты заснул в первом ак
те. Это было видно со сцены. Ты спал и даже храпел.
Ц Грязная клевета. Я вообще не храплю! Никогда. А во втором акте я не спал,
я выражал восторг! Ц Он опять икнул.
Ц Правильно, Ц кивнула женщина, Ц в буфете. Ты выражал свой восторг в бу
фете так громко, что это было слышно в зале и на сцене.
Ц Ну подумаешь, вышел коньячку выпить. С тарталеткой. Имею право. Ты у нас
звезда-премьерша, гений русского балета. А я так, тихий супруг при звезде,
купец-меценат. Между прочим, я там кое-кого видел, в буфете. Ох, Катька, кого
я там видел! Ц Глеб Калашников выпятил мокрые губы и трижды противно при
чмокнул.
Ц И кого же? Ц равнодушно спросила Катя.
Ц Этого твоего придурка-поклонника. Я потому и нашумел, что надоело мне.
Достал он меня, я ему так прямо и сказал: ты, говорю, меня достал… Ц Глеб сма
чно выругался и опять икнул.
Катя ничего не ответила, она высматривала место для парковки в огромном
темном дворе, заставленном иномарками. Она очень устала, ей было лень заг
онять машину в крытый гараж.
Ц Слышь, премьерша, ты что, собираешься все эти веники домой тащить? Ц Гл
еб кивнул на заднее сиденье, заваленное цветами. Ц Они та-ак воняют, я от н
их чихаю.
Ц Ты бы вышел, помог мне вписаться, Ц попросила Катя, Ц не видно ничего.
Ц Счас сделаем, Ц важно кивнул Глеб. Ц Вылезай, премьерша, я сам буду па
рковаться, ты не умеешь.
Ц Ладно уж, сиди.
Катя аккуратно припарковала машину у кромки тротуара. Она взглянула на т
емные окна квартиры и удивилась. Всего минуту назад, въезжая во двор, она з
аметила, что горит свет в гостиной. А теперь стало темно. Неужели Жанночка
осталась ночевать и все-таки решила приготовить праздничный ужин? Услыш
ала, как подъехала машина, погасила свет, сидит и ждет в темноте с таинстве
нным видом, хочет, чтобы вспыхнули свечи на накрытом столе, когда они с Гле
бом войдут в квартиру. Однако праздника не получится. Глеб пьян в дым, начн
ет материться, икать, рыгать, говорить пошлости, Жанночка обидится, уйдет
плакать, как всегда.
Дома никакого застолья не предполагалось. Катя долго уговаривала Жанно
чку бросить домашние дела и поехать с ними на премьеру. Но домработница п
ожаловалась на головную боль и осталась дома.
После премьеры в театре был долгий обильный фуршет. Там, фланируя среди б
лейзеров, малиновых пиджаков, голых надушенных плеч, Глеб Калашников зап
ивал коньяк шампанским, кормил с ложки черной икрой молоденьких танцовщ
иц кордебалета, громко и матерно приглашал их подработать в своем знамен
итом казино в качестве стриптизерок. Ему можно было все. Он спонсировал п
ремьеру, и Камерный театр классического балета им. Агриппины Вагановой с
уществовал на его деньги. Он здесь был полновластным хозяином, барином с
реди крепостных артистов.
Кате ужасно не хотелось выходить в банкетный зал, даже на несколько мину
т. Каждый раз после спектакля она запиралась в своей маленькой гримуборн
ой совершенно одна. В театре все знали эту ее привычку, после обычных спек
таклей солистку никто не трогал. Но сегодня все-таки премьера. В дверь без
конца стучали.
Она нарочно долго снимала грим, стояла под горячим душем, одевалась, пото
м просто сидела в кресле, закрыв глаза. Мышцы ныли и гудели, как провода по
д током. Тело еще переживало, повторяло каждое па. Леди Макбет неслась, кру
тилась в смертельном пируэте. Казалось, с тонких белых пальцев капает кр
овь. Невесомая леди, ангел смерти… Катя танцевала так, что зритель почти л
юбил убийцу, любовался ею, понимал, оправдывал, а потом, спохватившись, уди
влялся самому себе и, возможно, открывал нечто новое и важное в своей душе.
Господи, неужели получилось? Был красивый балет, остальное не имеет знач
ения. А голове уже вертелись всякие глупости: Глеб напился и скандалит, в д
верь стучат, радиотелефон надрывается на гримерном столике. Все. Надо ид
ти. Никуда не денешься.
Катя открыла глаза и взглянула в зеркало. Она давно заметила, что после ка
ждого спектакля лицо становится немного другим. Нечто новое появляется
в глазах, в линии рта. С каждой своей героиней она проживает целую жизнь, о
т рождения до смерти. Только что она умерла вместе с кровавой леди Макбет,
и теперь надо родиться заново, стать собой, Екатериной Филипповной Орлов
ой, усталой тридцатилетней женщиной с натруженными балетными мышцами.
Выходить в банкетный зал без всякого макияжа нехорошо. Защелкают фотовс
пышки, потом в каком-нибудь журнальчике появится разворот с фотографией
бледно-зеленой, измотанной, ненакрашенной примы. А рядом будет Глеб: пьян
ый, красный, со съехавшим набок галстуком, с шальными глазами и двусмысле
нной ухмылочкой на мокрых губах. Вот она, сиятельная чета, сливки московс
кой богемы, любуйтесь, господа! И нечего им завидовать. Прима-балерина тол
ько из мрака зрительного зала кажется сказочной красавицей. На самом дел
е, оттанцевав премьеру, она выглядит старше своих тридцати, у нее темные т
ени под глазами, уставшая от грима кожа, бледные губы, острые ключицы, у не
е муж хам, скандалист, почти алкоголик, детей нет и, наверное, уже не будет…
Катя расчесала длинные каштановые волосы, скрутила их тугим узлом на зат
ылке. Опять затренькал телефон, она вздрогнула и больно царапнула шпильк
ой шею.
Ц Он тебя совсем не любит, Ц услышала она хриплый шепот в трубке, Ц тебе
лучше самой уйти, пока не поздно… Катя нажала кнопку отбоя, отбросила тел
ефон, словно ее ударило током. Аппарат скользнул по стеклянной поверхнос
ти гримерного столика, сшиб на пол большую бутыль лосьона и банку с тальк
ом.
Еще две недели назад, когда первый такой звонок разбудил Катю в восемь ут
ра, она жестко сказала себе: не дергайся, не обращай внимания. Если ты прим
а, солистка, если у тебя богатый муж, пятикомнатная квартира, дом на Крите,
две машины и много всякого другого добра, всегда найдутся желающие обиде
ть и напугать. Тогда, в первый раз, хриплый женский шепот произнес:
Ц Сегодня на спектакле ты, сушеная Жизель, сломаешь ногу.
Потом сразу Ц гудки отбоя.
Сделав смертельное усилие. Катя улыбнулась своему бледному отражению. Н
емного губной помады, тонкий слой пудры, несколько капель духов. И никако
й паники. Та, которая звонит, чувствует себя значительно хуже, чем Катя. Пу
сть она, телефонная шептунья, паникует, сходит с ума. А Кате ничего не стра
шно. Она станцевала сегодня леди Макбет.
Катя встала, оглядела себя в огромном зеркале. Гладкая юбка из тонкой чер
ной кожи, простой кашемировый пуловер цвета топленого молока, черные туф
ли-лодочки на среднем каблуке. Пожалуй, слишком строго и буднично, но она
не собирается застревать на фуршете. Она устала и хочет спать.
Ц Катюха! Ц завопил Глеб, увидев ее в банкетном зале. Ц Радость моя, рыб
онька, ну иди сюда, я тебя поцелую!
Он шел к ней, пошатываясь, растопырив руки. Толпа расступалась, на лицах Ка
тя замечала тактичное равнодушие, мягкие усмешки. Кто-то отворачивался,
делая вид, будто ничего не происходит. Кто-то смотрел на Катю с искренним
сочувствием. Фотовспышки слепили глаза. Глеб Калашников наступил на ног
у пожилой даме-музыковеду, дама вскрикнула, шарахнулась в сторону, высок
ая ваза с фруктами рухнула на пол. Яркие апельсины и яблоки запрыгали по п
аркету, как теннисные мячики.
Катю поздравляли, целовали, надежное плечо партнера, танцовщика Миши Куд
имова, закрыло ее от чьей-то наглой видеокамеры.
Ц Все отлично, Катюша, мы с тобой молодцы. Я уже сматываюсь, сил нет… Вот эт
ого репортеришку с серьгой надо вывести отсюда, подожди, я сейчас.
Миша шагнул к громиле-охраннику, который со скучающим видом стоял в двер
ях, что-то быстро шепнул. Охранник подхватил под руку бесполое существо в
кружевном лимонно-желтом пиджаке, с громадным фальшивым бриллиантом в у
хе. Катя узнала его, это был один из самых скандальных тележурналистов Мо
сквы. Именно он только что упирал свою видеокамеру Кате прямо в нос, пытая
сь выбрать план побезобразней.
«Он снимает рок-звезд, зачем ему классический балет?» Ц подумала Катя, пр
овожая взглядом лимонный пиджак.
Через полчаса ей удалось усадить Глеба в машину. А еще через двадцать мин
ут Катин белый «Форд» подъехал к дому в тихом переулке, неподалеку от про
спекта Мира.
Прихватив несколько букетов с заднего сиденья, они направились к подъез
ду. Глеб шел на заплетающихся ногах и напевал все тот же дурацкий шлягер. С
поткнувшись, он обрушился на жену и повис на ней всей своей пьяной тяжест
ью. Кате едва удалось подхватить его и удержаться на ногах. Букеты крупны
х роз с целлофановым шелестом посыпались на асфальт. И в этот момент разд
ался негромкий выстрел. Вверху, на третьем этаже, в темном распахнутом на
стежь окне мягко качнулась светлая занавеска.
* * *
Народный артист России, лауреат Ленинской премии за выдающиеся заслуги
в советском киноискусстве, лауреат «Оскара» за лучшую мужскую роль в наш
умевшем фильме 1989 года «Задворки империи», депутат Государственной думы,
профессор Константин Иванович Калашников сидел в кафе на площади СанМи
шель и прихлебывал кофе с молоком маленькими глотками. Каждый раз, приле
тая в Париж, он обязательно заходил в это кафе.
Когда-то давно, в счастливом шестьдесят четвертом году, худой узколицый
Костя Калашников играл белого офицера в фильме о гражданской войне, скак
ал на коне по степи, красиво умирал от удара красноармейской сабли. Вечер
ами после съемок в дрянной гостинице маленького степного городка читал
запоем Хемингуэя. В дикой казахской степи было приятно читать о Париже. П
ариж состоял из сиреневой дымки и бесчисленных маленьких кафе. В гостини
чном буфете кормили хлебными котлетами и сухой желтой пшенкой.
В шестьдесят четвертом артисту кино Константину Калашникову по паспор
ту было двадцать пять, на вид Ц не больше двадцати, а чувствовал он себя н
а восемнадцать. Эта странная арифметика создавала иллюзию, будто время м
ожет двигаться вспять, и дарила робкую надежду на бессмертие. Он читал Хе
мингуэя и мысленно шел по Парижу, вскидывая молодое породистое лицо навс
тречу нежному туману Монмартра.
В соседнем номере, за тонкой гостиничной стенкой, актриса Надя Лучникова
напевала песню молодого, категорически запрещенного Александра Галич
а:
«Облака плывут в Абакан…» Надя играла красную партизанку. В фильме Костя
ее допрашивал, грязно приставал, она отвешивала ему звонкую партизанску
ю пощечину. Потом ее расстреливали, Костя-белогвардеец командовал: «Пли!
» и играл лицом сложные чувства: смесь классовой ненависти и тайной безн
адежной влюбленности.
Глубокой ночью Костя перебирался в номер к Наде, ее соседка, помощник реж
иссера Галочка, перебиралась в номер к оператору Славе, а сосед Славы, мол
оденький осветитель Володя, уходил спать в степной городок, к одинокой б
иблиотекарше.
Панцирные гостиничные койки неприлично скрипели, но этого никто не слыш
ал. На рассвете по бледному небу плыли палевые степные облака. Надя Лучни
кова расчесывала перед открытым окном длинные пепельно-русые волосы, вт
ягивала холодный горьковатый воздух тонкими ноздрями и опять напевала
Галича. Облака поворачивали с востока на запад и плыли к Парижу, сливалис
ь с нежной акварельной дымкой, пропитывались, запахом кофе и духов.
У Нади был маленький флакон «Шанели №5». Потом многие годы этот сладкий ар
омат напоминал Косте вовсе не Париж, а казахскую степь и грязную гостини
цу со скрипучими койками.
Через полгода они с Надей скромно расписались. Она была на шестом месяце,
живот заметно выпирал, и тетка в загсе смотрела на них неодобрительно.
Сына назвали Глебом.
Знаменитая фотография Хемингуэя Ц мужественное лицо, борода, высокий г
рубый ворот свитера Ц висела в московской квартире над тахтой, покрытой
клетчатым пледом. Кроме тахты, пледа и этой фотографии, у них с Надей не бы
ло почти никакого имущества.
Через год Костю Калашникова пригласили сыграть Феликса Дзержинского. П
отом ему поручили читать приветственные стихи на партийном съезде. Еще ч
ерез год он стал заслуженным артистом, работал в одном из лучших театров
Москвы, без конца снимался.
Квартира обрастала мебелью. Костя обрастал здоровым жирком. Надя больше
не снималась, варила диетические низкокалорийные супчики, терла морков
ку, растила Глеба.
В конце семидесятых Костя Калашников попал в Париж. Ему доверили играть
Ленина. Он вовсе не был похож на пролетарского вождя, однако для партийно
го режиссера, работавшего в традициях социалистического реализма, это н
е имело значения. Вождь в исполнении Калашникова получился высоким элег
антным интеллектуалом.
Париж действительно состоял из акварельной дымки и маленьких кафе. Кост
я прошел по всем закоулкам, о которых мечтал, читая Хемингуэя, и к нему вер
нулись его восемнадцать лет. Время двинулось вспять, запахло вечностью.
Он сидел в кафе на площади СанМишель и смотрел в огромные дымчато-голубы
е глаза Шурочки Львовой. Шурочка была последним отпрыском старинного кн
яжеского рода, многие считали ее самой красивой и изысканной актрисой Ро
ссии. В фильме о Ленине она играла Инессу Арманд.
Вернувшись домой, Костя развелся с Надей и женился на Шурочке. Ровно год д
ымчато-голубые глаза княжны глядели только на него. Они с Шурочкой сняли
сь вместе в телевизионной двухсерийной лирической комедии, прославили
сь еще больше.
Однако к следующей весне у Кости начался гастрит. Княжна, кроме сосисок, н
ичего варить не умела. К гастриту прибавилось нервное переутомление. Кос
тя вдруг обнаружил, что жизнь состоит из миллиона отвратительных бытовы
х мелочей. Эти мелочи, словно тучи таежной мошки, набрасывались, сосали го
рячую Костину кровь, больно вгрызались в тонкую артистическую душу.
Собираясь утром в театр на репетицию, укладывая чемодан перед гастрольн
ой поездкой, он не мог найти ни одного чистого носка, на рубашках, не хвата
ло пуговиц, свитера и брюки были распиханы безобразными комьями по полка
м стенного шкафа вперемешку с лифчиками и колготками княжны.
Костя затосковал по Надиной тертой морковке и диетическим супчикам. Кня
жна, в свою очередь, успела соскучиться по предыдущему мужу, главному ред
актору крупной партийной газеты. Она была не менее талантлива и знаменит
а, чем Костя, бытовые мелочи тоже ранили ее тонкую душу. А главный редактор
, хоть и был человеком скучным, номенклатурным, зато его общественное пол
ожение и доходы позволяли иметь домработницу.
Как известно, «служенье муз не терпит суеты». За того, кто служит музам, су
ету должен терпеть кто-то другой. Костя Калашников вернулся к своей терп
еливой Наде вовремя. Гастрит не успел стать хроническим, нервное переуто
мление не перешло в тяжелую депрессию, ни талант, ни здоровье не пострада
ли. Костя Калашников помолодел, похудел, его рубашки сверкали чистотой.
1 2 3 4 5 6 7 8
52
Полина Дашкова: «Место п
од солнцем»
Полина Дашкова
Место под солнцем
«Дашкова П.В. Место под солнцем: Роман»: АСТ /Астрель; М.; 2004
ISBN 5-17-021205-4/5-271-07709-8
Аннотация
Вчера Ц прима-балерина, облас
канная поклонниками, прессой, а сегодня Ц выбор: жить не танцуя или прост
о умереть; вчера Ц счастливая жена, сегодня Ц вдова, потрясенная неожид
анным и непонятным убийством мужа; вчера Ц стабильность и уверенность в
будущем, сегодня Ц только вопросы: кто? почему? что будет дальше?..
Полина ДАШКОВА
МЕСТО ПОД СОЛНЦЕМ
Все события и герои этого ром
ана вымышлены. Любое сходство с существующими людьми случайно.
Автор
«И вот теперь передо мной не п
росто слабый раствор зла, который можно добыть из каждого человека, а зло
крепчайшей силы, без примеси, громадный сосуд, полный до горла и запечата
нный».
Владимир Набоков
Глава 1
Теплой сентябрьской ночью белый «Форд» свернул с проспекта Мира в один и
з тихих переулков, неподалеку от Третьей Мещанской улицы. Из приоткрытых
окон машины оглушительно орала эстрадная музыка. Встречные огни высвет
или на миг силуэт молодой женщины за рулем. Сидевшего рядом мужчину не бы
ло видно, он почти лежал, раскинувшись на мягком сиденье. Голова его то и д
ело падала женщине на плечо. Он громко фальшивым тенорком подпевал разве
селому шлягеру.
Ц Глеб, прекрати, Ц поморщилась женщина и выключила магнитофон.
Ц А я говорю, будет музыка! Ц Мужчина икнул и нажал кнопку.
Шлягер зазвучал на весь переулок.
Ц Ты мог не напиваться хотя бы в честь моей премьеры? Ц Женщина оторвал
а руку от руля и легонько хлопнула мужчину по лбу. Ц Ты заснул в первом ак
те. Это было видно со сцены. Ты спал и даже храпел.
Ц Грязная клевета. Я вообще не храплю! Никогда. А во втором акте я не спал,
я выражал восторг! Ц Он опять икнул.
Ц Правильно, Ц кивнула женщина, Ц в буфете. Ты выражал свой восторг в бу
фете так громко, что это было слышно в зале и на сцене.
Ц Ну подумаешь, вышел коньячку выпить. С тарталеткой. Имею право. Ты у нас
звезда-премьерша, гений русского балета. А я так, тихий супруг при звезде,
купец-меценат. Между прочим, я там кое-кого видел, в буфете. Ох, Катька, кого
я там видел! Ц Глеб Калашников выпятил мокрые губы и трижды противно при
чмокнул.
Ц И кого же? Ц равнодушно спросила Катя.
Ц Этого твоего придурка-поклонника. Я потому и нашумел, что надоело мне.
Достал он меня, я ему так прямо и сказал: ты, говорю, меня достал… Ц Глеб сма
чно выругался и опять икнул.
Катя ничего не ответила, она высматривала место для парковки в огромном
темном дворе, заставленном иномарками. Она очень устала, ей было лень заг
онять машину в крытый гараж.
Ц Слышь, премьерша, ты что, собираешься все эти веники домой тащить? Ц Гл
еб кивнул на заднее сиденье, заваленное цветами. Ц Они та-ак воняют, я от н
их чихаю.
Ц Ты бы вышел, помог мне вписаться, Ц попросила Катя, Ц не видно ничего.
Ц Счас сделаем, Ц важно кивнул Глеб. Ц Вылезай, премьерша, я сам буду па
рковаться, ты не умеешь.
Ц Ладно уж, сиди.
Катя аккуратно припарковала машину у кромки тротуара. Она взглянула на т
емные окна квартиры и удивилась. Всего минуту назад, въезжая во двор, она з
аметила, что горит свет в гостиной. А теперь стало темно. Неужели Жанночка
осталась ночевать и все-таки решила приготовить праздничный ужин? Услыш
ала, как подъехала машина, погасила свет, сидит и ждет в темноте с таинстве
нным видом, хочет, чтобы вспыхнули свечи на накрытом столе, когда они с Гле
бом войдут в квартиру. Однако праздника не получится. Глеб пьян в дым, начн
ет материться, икать, рыгать, говорить пошлости, Жанночка обидится, уйдет
плакать, как всегда.
Дома никакого застолья не предполагалось. Катя долго уговаривала Жанно
чку бросить домашние дела и поехать с ними на премьеру. Но домработница п
ожаловалась на головную боль и осталась дома.
После премьеры в театре был долгий обильный фуршет. Там, фланируя среди б
лейзеров, малиновых пиджаков, голых надушенных плеч, Глеб Калашников зап
ивал коньяк шампанским, кормил с ложки черной икрой молоденьких танцовщ
иц кордебалета, громко и матерно приглашал их подработать в своем знамен
итом казино в качестве стриптизерок. Ему можно было все. Он спонсировал п
ремьеру, и Камерный театр классического балета им. Агриппины Вагановой с
уществовал на его деньги. Он здесь был полновластным хозяином, барином с
реди крепостных артистов.
Кате ужасно не хотелось выходить в банкетный зал, даже на несколько мину
т. Каждый раз после спектакля она запиралась в своей маленькой гримуборн
ой совершенно одна. В театре все знали эту ее привычку, после обычных спек
таклей солистку никто не трогал. Но сегодня все-таки премьера. В дверь без
конца стучали.
Она нарочно долго снимала грим, стояла под горячим душем, одевалась, пото
м просто сидела в кресле, закрыв глаза. Мышцы ныли и гудели, как провода по
д током. Тело еще переживало, повторяло каждое па. Леди Макбет неслась, кру
тилась в смертельном пируэте. Казалось, с тонких белых пальцев капает кр
овь. Невесомая леди, ангел смерти… Катя танцевала так, что зритель почти л
юбил убийцу, любовался ею, понимал, оправдывал, а потом, спохватившись, уди
влялся самому себе и, возможно, открывал нечто новое и важное в своей душе.
Господи, неужели получилось? Был красивый балет, остальное не имеет знач
ения. А голове уже вертелись всякие глупости: Глеб напился и скандалит, в д
верь стучат, радиотелефон надрывается на гримерном столике. Все. Надо ид
ти. Никуда не денешься.
Катя открыла глаза и взглянула в зеркало. Она давно заметила, что после ка
ждого спектакля лицо становится немного другим. Нечто новое появляется
в глазах, в линии рта. С каждой своей героиней она проживает целую жизнь, о
т рождения до смерти. Только что она умерла вместе с кровавой леди Макбет,
и теперь надо родиться заново, стать собой, Екатериной Филипповной Орлов
ой, усталой тридцатилетней женщиной с натруженными балетными мышцами.
Выходить в банкетный зал без всякого макияжа нехорошо. Защелкают фотовс
пышки, потом в каком-нибудь журнальчике появится разворот с фотографией
бледно-зеленой, измотанной, ненакрашенной примы. А рядом будет Глеб: пьян
ый, красный, со съехавшим набок галстуком, с шальными глазами и двусмысле
нной ухмылочкой на мокрых губах. Вот она, сиятельная чета, сливки московс
кой богемы, любуйтесь, господа! И нечего им завидовать. Прима-балерина тол
ько из мрака зрительного зала кажется сказочной красавицей. На самом дел
е, оттанцевав премьеру, она выглядит старше своих тридцати, у нее темные т
ени под глазами, уставшая от грима кожа, бледные губы, острые ключицы, у не
е муж хам, скандалист, почти алкоголик, детей нет и, наверное, уже не будет…
Катя расчесала длинные каштановые волосы, скрутила их тугим узлом на зат
ылке. Опять затренькал телефон, она вздрогнула и больно царапнула шпильк
ой шею.
Ц Он тебя совсем не любит, Ц услышала она хриплый шепот в трубке, Ц тебе
лучше самой уйти, пока не поздно… Катя нажала кнопку отбоя, отбросила тел
ефон, словно ее ударило током. Аппарат скользнул по стеклянной поверхнос
ти гримерного столика, сшиб на пол большую бутыль лосьона и банку с тальк
ом.
Еще две недели назад, когда первый такой звонок разбудил Катю в восемь ут
ра, она жестко сказала себе: не дергайся, не обращай внимания. Если ты прим
а, солистка, если у тебя богатый муж, пятикомнатная квартира, дом на Крите,
две машины и много всякого другого добра, всегда найдутся желающие обиде
ть и напугать. Тогда, в первый раз, хриплый женский шепот произнес:
Ц Сегодня на спектакле ты, сушеная Жизель, сломаешь ногу.
Потом сразу Ц гудки отбоя.
Сделав смертельное усилие. Катя улыбнулась своему бледному отражению. Н
емного губной помады, тонкий слой пудры, несколько капель духов. И никако
й паники. Та, которая звонит, чувствует себя значительно хуже, чем Катя. Пу
сть она, телефонная шептунья, паникует, сходит с ума. А Кате ничего не стра
шно. Она станцевала сегодня леди Макбет.
Катя встала, оглядела себя в огромном зеркале. Гладкая юбка из тонкой чер
ной кожи, простой кашемировый пуловер цвета топленого молока, черные туф
ли-лодочки на среднем каблуке. Пожалуй, слишком строго и буднично, но она
не собирается застревать на фуршете. Она устала и хочет спать.
Ц Катюха! Ц завопил Глеб, увидев ее в банкетном зале. Ц Радость моя, рыб
онька, ну иди сюда, я тебя поцелую!
Он шел к ней, пошатываясь, растопырив руки. Толпа расступалась, на лицах Ка
тя замечала тактичное равнодушие, мягкие усмешки. Кто-то отворачивался,
делая вид, будто ничего не происходит. Кто-то смотрел на Катю с искренним
сочувствием. Фотовспышки слепили глаза. Глеб Калашников наступил на ног
у пожилой даме-музыковеду, дама вскрикнула, шарахнулась в сторону, высок
ая ваза с фруктами рухнула на пол. Яркие апельсины и яблоки запрыгали по п
аркету, как теннисные мячики.
Катю поздравляли, целовали, надежное плечо партнера, танцовщика Миши Куд
имова, закрыло ее от чьей-то наглой видеокамеры.
Ц Все отлично, Катюша, мы с тобой молодцы. Я уже сматываюсь, сил нет… Вот эт
ого репортеришку с серьгой надо вывести отсюда, подожди, я сейчас.
Миша шагнул к громиле-охраннику, который со скучающим видом стоял в двер
ях, что-то быстро шепнул. Охранник подхватил под руку бесполое существо в
кружевном лимонно-желтом пиджаке, с громадным фальшивым бриллиантом в у
хе. Катя узнала его, это был один из самых скандальных тележурналистов Мо
сквы. Именно он только что упирал свою видеокамеру Кате прямо в нос, пытая
сь выбрать план побезобразней.
«Он снимает рок-звезд, зачем ему классический балет?» Ц подумала Катя, пр
овожая взглядом лимонный пиджак.
Через полчаса ей удалось усадить Глеба в машину. А еще через двадцать мин
ут Катин белый «Форд» подъехал к дому в тихом переулке, неподалеку от про
спекта Мира.
Прихватив несколько букетов с заднего сиденья, они направились к подъез
ду. Глеб шел на заплетающихся ногах и напевал все тот же дурацкий шлягер. С
поткнувшись, он обрушился на жену и повис на ней всей своей пьяной тяжест
ью. Кате едва удалось подхватить его и удержаться на ногах. Букеты крупны
х роз с целлофановым шелестом посыпались на асфальт. И в этот момент разд
ался негромкий выстрел. Вверху, на третьем этаже, в темном распахнутом на
стежь окне мягко качнулась светлая занавеска.
* * *
Народный артист России, лауреат Ленинской премии за выдающиеся заслуги
в советском киноискусстве, лауреат «Оскара» за лучшую мужскую роль в наш
умевшем фильме 1989 года «Задворки империи», депутат Государственной думы,
профессор Константин Иванович Калашников сидел в кафе на площади СанМи
шель и прихлебывал кофе с молоком маленькими глотками. Каждый раз, приле
тая в Париж, он обязательно заходил в это кафе.
Когда-то давно, в счастливом шестьдесят четвертом году, худой узколицый
Костя Калашников играл белого офицера в фильме о гражданской войне, скак
ал на коне по степи, красиво умирал от удара красноармейской сабли. Вечер
ами после съемок в дрянной гостинице маленького степного городка читал
запоем Хемингуэя. В дикой казахской степи было приятно читать о Париже. П
ариж состоял из сиреневой дымки и бесчисленных маленьких кафе. В гостини
чном буфете кормили хлебными котлетами и сухой желтой пшенкой.
В шестьдесят четвертом артисту кино Константину Калашникову по паспор
ту было двадцать пять, на вид Ц не больше двадцати, а чувствовал он себя н
а восемнадцать. Эта странная арифметика создавала иллюзию, будто время м
ожет двигаться вспять, и дарила робкую надежду на бессмертие. Он читал Хе
мингуэя и мысленно шел по Парижу, вскидывая молодое породистое лицо навс
тречу нежному туману Монмартра.
В соседнем номере, за тонкой гостиничной стенкой, актриса Надя Лучникова
напевала песню молодого, категорически запрещенного Александра Галич
а:
«Облака плывут в Абакан…» Надя играла красную партизанку. В фильме Костя
ее допрашивал, грязно приставал, она отвешивала ему звонкую партизанску
ю пощечину. Потом ее расстреливали, Костя-белогвардеец командовал: «Пли!
» и играл лицом сложные чувства: смесь классовой ненависти и тайной безн
адежной влюбленности.
Глубокой ночью Костя перебирался в номер к Наде, ее соседка, помощник реж
иссера Галочка, перебиралась в номер к оператору Славе, а сосед Славы, мол
оденький осветитель Володя, уходил спать в степной городок, к одинокой б
иблиотекарше.
Панцирные гостиничные койки неприлично скрипели, но этого никто не слыш
ал. На рассвете по бледному небу плыли палевые степные облака. Надя Лучни
кова расчесывала перед открытым окном длинные пепельно-русые волосы, вт
ягивала холодный горьковатый воздух тонкими ноздрями и опять напевала
Галича. Облака поворачивали с востока на запад и плыли к Парижу, сливалис
ь с нежной акварельной дымкой, пропитывались, запахом кофе и духов.
У Нади был маленький флакон «Шанели №5». Потом многие годы этот сладкий ар
омат напоминал Косте вовсе не Париж, а казахскую степь и грязную гостини
цу со скрипучими койками.
Через полгода они с Надей скромно расписались. Она была на шестом месяце,
живот заметно выпирал, и тетка в загсе смотрела на них неодобрительно.
Сына назвали Глебом.
Знаменитая фотография Хемингуэя Ц мужественное лицо, борода, высокий г
рубый ворот свитера Ц висела в московской квартире над тахтой, покрытой
клетчатым пледом. Кроме тахты, пледа и этой фотографии, у них с Надей не бы
ло почти никакого имущества.
Через год Костю Калашникова пригласили сыграть Феликса Дзержинского. П
отом ему поручили читать приветственные стихи на партийном съезде. Еще ч
ерез год он стал заслуженным артистом, работал в одном из лучших театров
Москвы, без конца снимался.
Квартира обрастала мебелью. Костя обрастал здоровым жирком. Надя больше
не снималась, варила диетические низкокалорийные супчики, терла морков
ку, растила Глеба.
В конце семидесятых Костя Калашников попал в Париж. Ему доверили играть
Ленина. Он вовсе не был похож на пролетарского вождя, однако для партийно
го режиссера, работавшего в традициях социалистического реализма, это н
е имело значения. Вождь в исполнении Калашникова получился высоким элег
антным интеллектуалом.
Париж действительно состоял из акварельной дымки и маленьких кафе. Кост
я прошел по всем закоулкам, о которых мечтал, читая Хемингуэя, и к нему вер
нулись его восемнадцать лет. Время двинулось вспять, запахло вечностью.
Он сидел в кафе на площади СанМишель и смотрел в огромные дымчато-голубы
е глаза Шурочки Львовой. Шурочка была последним отпрыском старинного кн
яжеского рода, многие считали ее самой красивой и изысканной актрисой Ро
ссии. В фильме о Ленине она играла Инессу Арманд.
Вернувшись домой, Костя развелся с Надей и женился на Шурочке. Ровно год д
ымчато-голубые глаза княжны глядели только на него. Они с Шурочкой сняли
сь вместе в телевизионной двухсерийной лирической комедии, прославили
сь еще больше.
Однако к следующей весне у Кости начался гастрит. Княжна, кроме сосисок, н
ичего варить не умела. К гастриту прибавилось нервное переутомление. Кос
тя вдруг обнаружил, что жизнь состоит из миллиона отвратительных бытовы
х мелочей. Эти мелочи, словно тучи таежной мошки, набрасывались, сосали го
рячую Костину кровь, больно вгрызались в тонкую артистическую душу.
Собираясь утром в театр на репетицию, укладывая чемодан перед гастрольн
ой поездкой, он не мог найти ни одного чистого носка, на рубашках, не хвата
ло пуговиц, свитера и брюки были распиханы безобразными комьями по полка
м стенного шкафа вперемешку с лифчиками и колготками княжны.
Костя затосковал по Надиной тертой морковке и диетическим супчикам. Кня
жна, в свою очередь, успела соскучиться по предыдущему мужу, главному ред
актору крупной партийной газеты. Она была не менее талантлива и знаменит
а, чем Костя, бытовые мелочи тоже ранили ее тонкую душу. А главный редактор
, хоть и был человеком скучным, номенклатурным, зато его общественное пол
ожение и доходы позволяли иметь домработницу.
Как известно, «служенье муз не терпит суеты». За того, кто служит музам, су
ету должен терпеть кто-то другой. Костя Калашников вернулся к своей терп
еливой Наде вовремя. Гастрит не успел стать хроническим, нервное переуто
мление не перешло в тяжелую депрессию, ни талант, ни здоровье не пострада
ли. Костя Калашников помолодел, похудел, его рубашки сверкали чистотой.
1 2 3 4 5 6 7 8