Проспали, что ли?
Ц Проспал, Ц кивнул Григорьев, Ц садитесь. Завтрак здесь отвратительн
ый. Можно было бы поесть в другом месте.
Ц Так ведь уплачено, Ц Кумарин, поставил на стол тарелку и стакан, уселс
я напротив, Ц зачем же деньги на ветер швырять?
«Он сошел с ума, Ц поздравил себя Григорьев, Ц он поселился в этой же гос
тинице! Он может все сорвать к чертовой матери!»
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Ц Сейчас пойду и застрелю их, Ц сказал майор Арсеньев и не услышал само
го себя. За стеной гудела дрель. Стена заметно вибрировала. Противополож
ная стена тоже вибрировала, там что-то прибивали, колотили молотками.
Полгода назад майор милиции Арсеньев Александр Юрьевич решил наконец с
вои жилищные проблемы, разъехался с бывшей женой Мариной и поселился в с
обственной однокомнатной квартире. Тридцать пять квадратных метров в м
униципальной новостройке в Лианозове, на тихой зеленой улочке с выразит
ельным названием Зональная. Пятнадцатый этаж, балкон, чудесный панорамн
ый вид на Москву, комната шестнадцать квадратов, кухня восемь, раздельны
й санузел, два встроенных шкафа. Саня Арсеньев долго не мог поверить тако
му счастью. Изначально он рассчитывал, что после разъезда с женой, продаж
и их двухкомнатной квартиры на Соколе его части денег хватит только на к
омнату в коммуналке.
Он оказался первым жильцом в подъезде. Остальные владельцы въезжать не с
пешили. Лифты не работали, не было телефонов, телевизионной антенны. Но св
ет горел, батареи грели, из кранов текла вода, холодная и горячая. Арсеньев
у этого было вполне достаточно. Он въехал в феврале. Остальные жильцы пок
а только делали ремонты, никого не устраивала отделка и планировка. Лома
ли и возводили стены, меняли плитку, сдирали ламинат и стелили паркет. Вок
руг Арсеньева все гудело, выло, стучало и вибрировало.
Сначала Арсеньев утешался тем, что скоро это закончится. Потом понял, что
нет, не скоро, и, поднимаясь по темной, неотделанной лестнице пешком на сво
й пятнадцатый этаж, спотыкаясь и пачкаясь известкой, убеждал себя, что че
ловек ко всему привыкает. К началу апреля он стал воспринимать тишину, са
мую обычную тишину, как праздник, а лифт и городской телефон Ц как огромн
ые незаслуженные подарки.
В середине мая произошло знаменательное событие. На четырнадцатом этаж
е, прямо под Саниной квартирой, поселилась семья. Маме, Вере Григорьевне, с
орок пять, старшему мальчику Грише восемнадцать, младшему, Вите, двенадц
ать. Теперь Арсеньев не чувствовал себя одиноким космонавтом, которого з
абросили на далекую планету, населенную неразумными грохочущими механ
измами, лебедками, досками, керамзитом и упаковочной тарой. Рядом были жи
вые люди. Арсеньев с ними подружился. Он помогал Вере Григорьевне таскат
ь на четырнадцатый этаж тяжести, с удовольствием угощался ее домашними к
отлетами и борщами. Шестикласснику Вите помогал решать задачи по матема
тике и физике и радовался, что не забыл школьную программу. Гришу, студент
а второго курса медицинского института, снабжал историями из своей мили
цейской практики. Гриша пытался писать детектив.
Муж Веры Григорьевны, отец мальчиков, погиб три года назад в автомобильн
ой катастрофе. Он был хирургом-кардиологом, талантливым, известным. До ег
о гибели семья ни в чем не нуждалась. Вера Григорьевна всю жизнь проработ
ала в библиотеке медицинского института. После несчастья какое-то время
держались на сбережениях, потом пришлось продать большую квартиру в цен
тре и переехать в эту новостройку на Зональной улице, в такую же однокомн
атную квартиру, как у Арсеньева.
Гриша хотел написать детектив, чтобы заработать денег. У него не получал
ось. Он приносил Арсеньеву каждые три-четыре страницы текста, распечата
нные на принтере, и стоял у майора за спиной, затаив дыхание, пока тот чита
л. Текста было слишком мало, три-четыре страницы всегда оказывались перв
ыми. Гриша сочинял начало, но не знал, что писать дальше. Уничтожал написан
ное и придумывал другое начало.
К концу июля дышать в Москве стало нечем. Жара за тридцать, тяжелый смог. Р
аботяги в соседних квартирах днем спали, за отбойные молотки брались поз
дно вечером или ранним утром.
Ц Сейчас пойду и застрелю их, Ц повторил Саня, взглянув на часы. Половин
а шестого. В принципе, можно поспать еще полтора часа, но не дадут, гады. Вон
, как разошлись. Со всех сторон дрели, молотки. Саня вылез из постели и прош
лепал босиком на балкон. Москва тонула в плотном смоге, ничего не было вид
но. Такое чувство, что висишь в невесомости, плаваешь, как дохлая муха в се
ром молоке. Саня взглянул вниз и увидел прямо под собой смутный силуэт. Со
седка курила на балконе. Раньше он никогда не видел ее с сигаретой.
Ц Доброе утро, Вера Григорьевна! Ц громко произнес Арсеньев.
Она задрала голову и взглянула вверх.
Ц Здравствуйте, Саша. Хорошо, что вы уже проснулись. Я хотела к вам поднят
ься, но не решалась. Может, вы спуститесь к нам? Мне надо с вами посоветоват
ься.
Саня быстро принял холодный душ, побрился. Приглашение оказалось весьма
кстати. У него кончился кофе, и позавтракать, как всегда, было нечем.
Вера Григорьевна, хоть и была одета и причесана, но выглядела ужасно.
Под глазами черные тени.
Арсеньев еще ни разу не видел ее в таком состоянии. Несмотря на жару, она к
уталась в старую свалявшуюся шаль. Руки дрожали.
Ц Проходите, пожалуйста. Витя спит. Уши заткнул ватой и спит. Кофе я уже св
арила.
Ц Я, конечно, сумасшедшая мамаша, Ц сказала она и достала из холодильни
ка тарелку с нарезанным сыром, Ц я понимаю, как это глупо, поднимать пани
ку. Но Гриша, кажется, пропал. Его нет третьи сутки. Слушайте, может, вам рыбу
пожарить?
Вера Григорьевна, всегда спокойная, немного даже вялая, нервно суетилась
, бестолково металась по кухне, уронила сначала нож, потом мешок с хлебом.
Ц Мы собирались вчера ехать на строительный рынок за карнизами, прожда
ли его весь день. Ночью я не спала. Он даже не позвонил.
Ц У него нет мобильника, Ц напомнил Саня, Ц у вас один телефон на всю се
мью, и потом он, кажется, собирался с друзьями за город.
Ц Ну да. Почти у всех его друзей есть мобильники. Я дозвонилась одному ма
льчику, Кириллу Гусеву, он сказал, поездка сорвалась. Они собирались к нем
у на дачу, но в последний момент выяснилось, что туда приехали какие-то ро
дственники. Они узнали об этом уже в электричке, по дороге. Часть компании
вернулась в Москву, часть отправилась дальше, причем неизвестно, куда им
енно.
Арсеньев хлебнул кофе, откусил бутерброд. Вера Григорьевна перестала су
етиться, уселась напротив, но к еде не притронулась, потянулась за сигаре
той.
Ц Вы бы кофе выпили, Ц сказал Саня, Ц нельзя курить на голодный желудок
. И вообще, вы же не курите.
Ц Ну да, конечно. Я не курю, Ц кивнула Вера Григорьевна и щелкнула зажига
лкой. Ц Это Гришкины сигареты. Нашла у него в ящике. Знаете, я пыталась доз
вониться девочке, которая поехала вместе с Гришей дальше на электричке.
Телефон выключен. Кирилл сказал, дальше поехали четверо. Кроме моего Гри
ши, эта девочка, Оля Меньшикова, мальчик Сережа Катков и еще одна девочка,
не из их компании. Гриша с ней познакомился накануне, в кафе. Кажется, ее зо
вут Василиса.
Ц Погодите, Вера Григорьевна, а что вы так разнервничались? Четверо ребя
т отправились за город. Две девочки, два мальчика. Грише восемнадцать лет.
Он взрослый парень. Загулял. Бывает. Он же недавно сдал сессию, и хорошо сд
ал.
Ц Полтора месяца, Ц она помотала головой, Ц даже больше, пятьдесят дне
й назад кончилась сессия. Все это время он болтался, бездельничал, не знал
, куда себя деть.
Ц Он обустраивал новую квартиру, вещи разбирал, полки вешал. Я живой свид
етель. Имеет право отдохнуть.
Ц Да, конечно. Имеет право. У Сережи Каткова телефона нет, он постоянно те
ряет. Что это за Василиса, никто не знает. Даже фамилию не спросили.
Ц Имя редкое, Ц заметил Арсеньев, Ц уже хорошо. Дача по какой дороге?
Ц Савеловское направление, станция «Луговая».
Ц Значит, вся компания вышла где-то до «Луговой», а Гриша и остальные отп
равились дальше…
Ц Как вы считаете, уже пора писать заявление? Ц Вера Григорьевна была т
ак занята своими размышлениями, что почти не слышала вопросов.
Ц Вы говорили с родителями Сережи и Оли?
Ц Пока нет. Я с ними не знакома, у меня из всех телефонов есть только мобил
ьный Кирилла, они с Гришей дружат давно, еще с первого класса. А остальные
дети Ц я их никого не знаю. Кирилл рассказал мне про Сережу, Олю, про эту но
вую девочку Василису.
На пороге кухни показалась тощая фигура Вити в широких пижамных штанах.
Он тер глаза кулаками.
Ц Мам! Ц крикнул он во всю глотку. Ц Ну что, пришел Гришка?
Вера Григорьевна отрицательно помотала головой и показала жестом, чтоб
ы он вытащил из ушей затычки.
Ц И не звонил?
Ц Нет. Иди, умойся.
Ц Здрассти, дядь Саш. Вы ей объясните, она зря паникует. Гришка взрослый, у
него своя жизнь. Тем более, там появилась какая-то Василиса, премудрая, ил
и прекрасная, или вообще лягушонка в коробчонке. Ц Витя зевнул и хихикну
л. Ц Мама не понимает, все думает, он младенец. А я так вообще эмбрион.
Ц Иди, умывайся, я сказала! Витя поплелся в ванную.
Ц Может, он прав? Ц спросил Саня, допивая свой кофе. Ц Ну в самом деле, пое
хали ребята за город, в Москве сейчас дышать нечем, а там река или озеро.
Ц Гриша со мной никогда так не поступал, он всегда находил возможность п
озвонить. Всегда. И потом, знаете, я чувствую. Я что-то очень плохое чувству
ю. Спать не могу, какая-то чернота в душе. Никогда раньше такого не бывало.
Ц Ну, Вера Григорьевна, я тоже не сплю. Здесь, на нашей стройке, можно запро
сто свихнуться. Я попытаюсь что-нибудь узнать и сразу вам позвоню. Ц Сан
я поднялся. Ц Спасибо за кофе. Вам бы сейчас принять валерья-ночки и отос
паться, но ведь не дадут.
Ц Да, Саша, да. Ц Она покорно, тупо кивнула, проводила его до двери. Когда о
н уже прошел лестничный пролет, она громко окликнула его: Ц Александр Юр
ьевич! Подождите! По радио в новостях передавали, там, знаете, леса горят, к
акой-то бывший пионерский лагерь у поселка Первушино, и лес вокруг. Это ве
дь именно Савеловское направление…
Саня сбежал вниз, остановился напротив соседки и четко, почти по слогам, п
роизнес:
Ц Ну и что? При чем здесь Гриша? ? Ц Совершенно ни при чем! Ц Закричал из-з
а ее спины Витя. Голос у него был звонкий и сердитый. Ц Я ей Говорю, а она не
слушает!
* * *
Василиса шла по тлеющему лесу, неизвестно куда, умирая от боли, жажды, зады
хаясь от дыма. Она боялась наткнуться на бандитов, надеялась встретить Г
ришу, Олю, Сережу, прислушивалась к каждому шороху, слышала отдаленный гу
л шоссе, но из-за того, что голова кружилась, не могла определить, в какую ст
орону идти, чтобы до него добраться. Она утешалась тем, что это все-таки по
дмосковный лес, а не тайга и рано или поздно ей удастся куда-нибудь выйти.
Возможно, она просто ходила по кругу. Она выросла в Москве, к тому же с детс
тва страдала болезнью многих горожан Ц пространственным идиотизмом, м
огла заблудиться в трех соснах. А тут еще обоженные, исколотые босые ноги,
шок, страх, слабость.
Несколько раз она подходила к реке. Была ли это та самая река, возле которо
й стоял лагерь, или какая-то другая, Василиса не знала. Она умывалась, приг
оршнями пила воду. Так хотелось пить, что не имело значения, какая в речной
воде может плавать зараза. Однажды, когда стало совсем худо, она заставил
а себя искупаться, но чуть не захлебнулась.
Местами лес становился таким густым, что идти было почти невозможно. Вас
илису качало, она натыкалась на ветки, билась о стволы, спотыкалась о корн
и, торчавшие из земли, как стариковские варикозные вены. Когда впереди по
казался просвет, она обрадовалась, легко преодолела участок бурелома и у
видела гладкую, приветливую поляну.
Под ногой было что-то восхитительно мягкое, теплое, ласковое. Василиса сд
елала несколько шагов. Боль от ожогов стала затихать, словно земля тут бы
ла целебной. Василиса остановилась, чтобы немного насладиться этим новы
м чувством Ц когда не так жжет. Но вдруг заметила, что ноги ее увязли по щи
колотки и там, внизу, никакой опоры. Жижа. Болото.
«Спокойно. Только не дергайся!» Ц приказала она себе, чувствуя, как запры
гало сердце, как перехватило дыхание.
Оглянувшись, она увидела, что деревья слишком далеко и до веток уже не дот
януться. Единственное, за что можно ухватиться, Ц пучок осоки. Болотная ж
ижа подходила к коленям.
Теряя равновесие, она медленно передвинулась, протянула руку, ухватилас
ь за острую, как кинжал, траву, сжала кулак. Боль была неправдоподобная, за
предельная.
«Тихо, тихо, тебе не больно, еще немножко, и все».
Она вцепилась в осоку обеими руками и так, передвигаясь по вязкой жиже, до
бралась до твердой земли, упала, прижалась к ней, тяжело дыша. Она только ч
то чуть не погибла в этом приветливом болоте, в котором так блаженно отды
хали от боли обожженные ноги. Отдышавшись, она медленно поднялась, снача
ла на четвереньки, потом на колени Наконец встала на ноги и пошла, сама не
зная куда, главное, подальше от болота.
Скоро чаща расступилась, кончился бурелом. На небольшой поляне росла зая
чья капуста. Пальцы распухли, почти не слушались, но удалось нарвать немн
ого. Она жевала кислые мелкие листочки. От них меньше хотелось пить. Потом
попались заросли орешника. Орехов было много. Разгрызая мягкую белую кож
уру, она впервые почувствовала настоящий голод. Заболел живот. Она понял
а, что если сейчас наестся орехов, будет только хуже. Оставалось идти, идти
, рока хватит сил.
Лес вокруг был мертвым. Птицы молчали, даже на рассвете. Из-за тяжелого ды
много марева было трудно отличить рассвет от сумерек, день от ночи. Сколь
ко это продолжалось, она не знала.
Иногда она проваливалась в сон, глубокий, как обморок. Перед ней мелькали
бессвязные, бессмысленные картинки.
Университетская аудитория, вступительные экзамены, сочинение, масляны
е стены цвета хаки, облупленная лепнина на потолке. Голубая пластиковая
столешница, на которой крупно нацарапано матерное слово, проштампованн
ые листки, исписанные дурацкими фразами. «Тема природы в лирике Лермонто
ва». Стул с железными ножками и занозистым фанерным сидением. Спущенная
петля на колготках. Добротная, гладкая, словно отлитая из розовой резины,
физиономия Германа, его быстрый, чмокающий шепот. Кружевная крона тополя
, теплый свет чужих окон сквозь листья, музыкальная заставка телерекламы
. Ласковая тишина летней ночи. Несколько мгновений тишины, и вдруг оглуши
тельный рев. Пульсация во всем теле, такая мощная и быстрая, что трудно дыш
ать. Ритм тяжелого рока не совпадает с естественным ритмом дыхания, и, воз
можно, именно недостаток кислорода вызывает бурную реакцию толпы. Девоч
ки стонут, теряют сознание. Мальчики ревут и дергаются, как под током. На с
цене скачет маленькая безобразная фигурка, мотает жидкими сальными пат
лами, выкрикивая нечто бессвязное в ритме тяжелых музыкальных волн. Толп
а подростков вторит солисту, тысячи голосов сливаются в единое эхо. Тыся
чи рук тянутся вверх, качаются, словно белая трава под ветром. Толпа хрюка
ет и визжит, как гигантская свиноматка, покрытая долгожданным боровом.
Не важно, что он поет, какая чушь вылетает из его мокрого рта, они повторяю
т каждый звук. Главное Ц синхронно раствориться, исчезнуть, не быть собо
й, не быть вообще, вернуться к изначальному одноклеточному кайфу, вне вре
мени и пространства. «А-а-х-х… ха…»
Василисе приснился рок-концерт, на который она попала с компанией однок
лассников прошлой весной. Группа была жутко популярная, солист Ц суперз
везда. Василисе, в принципе, такая музыка не нравилась, но один раз стоило
послушать живьем, чтобы понять, отчего у многих ее друзей и знакомых едет
крыша.
Впечатление оказалось незабываемым. Сначала она просто стояла в толпе и
наблюдала, как искажаются лица, как рыдают и стонут фаны.
К третьей песне она заметила, что сама подергивается, покачивается, под м
ышками и в глазах мокро, во рту, наоборот, сухо. Когда солист запел четверт
ую песню, Василиса обожала его и готова была вместе со всеми ринуться к сц
ене, пробиться сквозь милицейский кордон, содрать с себя одежду, кожу, выв
ернуться наизнанку, лишь бы прикоснуться к божеству. Она растворилась в
толпе, как в крепкой кислоте, перестала существовать и только потом, в пус
том вагоне метро, глядя на свое смутное отражение в черном стекле, держас
ь за влажный теплый поручень, поняла, что за несколько часов концерта пер
ежила нечто вроде клинической смерти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
Ц Проспал, Ц кивнул Григорьев, Ц садитесь. Завтрак здесь отвратительн
ый. Можно было бы поесть в другом месте.
Ц Так ведь уплачено, Ц Кумарин, поставил на стол тарелку и стакан, уселс
я напротив, Ц зачем же деньги на ветер швырять?
«Он сошел с ума, Ц поздравил себя Григорьев, Ц он поселился в этой же гос
тинице! Он может все сорвать к чертовой матери!»
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Ц Сейчас пойду и застрелю их, Ц сказал майор Арсеньев и не услышал само
го себя. За стеной гудела дрель. Стена заметно вибрировала. Противополож
ная стена тоже вибрировала, там что-то прибивали, колотили молотками.
Полгода назад майор милиции Арсеньев Александр Юрьевич решил наконец с
вои жилищные проблемы, разъехался с бывшей женой Мариной и поселился в с
обственной однокомнатной квартире. Тридцать пять квадратных метров в м
униципальной новостройке в Лианозове, на тихой зеленой улочке с выразит
ельным названием Зональная. Пятнадцатый этаж, балкон, чудесный панорамн
ый вид на Москву, комната шестнадцать квадратов, кухня восемь, раздельны
й санузел, два встроенных шкафа. Саня Арсеньев долго не мог поверить тако
му счастью. Изначально он рассчитывал, что после разъезда с женой, продаж
и их двухкомнатной квартиры на Соколе его части денег хватит только на к
омнату в коммуналке.
Он оказался первым жильцом в подъезде. Остальные владельцы въезжать не с
пешили. Лифты не работали, не было телефонов, телевизионной антенны. Но св
ет горел, батареи грели, из кранов текла вода, холодная и горячая. Арсеньев
у этого было вполне достаточно. Он въехал в феврале. Остальные жильцы пок
а только делали ремонты, никого не устраивала отделка и планировка. Лома
ли и возводили стены, меняли плитку, сдирали ламинат и стелили паркет. Вок
руг Арсеньева все гудело, выло, стучало и вибрировало.
Сначала Арсеньев утешался тем, что скоро это закончится. Потом понял, что
нет, не скоро, и, поднимаясь по темной, неотделанной лестнице пешком на сво
й пятнадцатый этаж, спотыкаясь и пачкаясь известкой, убеждал себя, что че
ловек ко всему привыкает. К началу апреля он стал воспринимать тишину, са
мую обычную тишину, как праздник, а лифт и городской телефон Ц как огромн
ые незаслуженные подарки.
В середине мая произошло знаменательное событие. На четырнадцатом этаж
е, прямо под Саниной квартирой, поселилась семья. Маме, Вере Григорьевне, с
орок пять, старшему мальчику Грише восемнадцать, младшему, Вите, двенадц
ать. Теперь Арсеньев не чувствовал себя одиноким космонавтом, которого з
абросили на далекую планету, населенную неразумными грохочущими механ
измами, лебедками, досками, керамзитом и упаковочной тарой. Рядом были жи
вые люди. Арсеньев с ними подружился. Он помогал Вере Григорьевне таскат
ь на четырнадцатый этаж тяжести, с удовольствием угощался ее домашними к
отлетами и борщами. Шестикласснику Вите помогал решать задачи по матема
тике и физике и радовался, что не забыл школьную программу. Гришу, студент
а второго курса медицинского института, снабжал историями из своей мили
цейской практики. Гриша пытался писать детектив.
Муж Веры Григорьевны, отец мальчиков, погиб три года назад в автомобильн
ой катастрофе. Он был хирургом-кардиологом, талантливым, известным. До ег
о гибели семья ни в чем не нуждалась. Вера Григорьевна всю жизнь проработ
ала в библиотеке медицинского института. После несчастья какое-то время
держались на сбережениях, потом пришлось продать большую квартиру в цен
тре и переехать в эту новостройку на Зональной улице, в такую же однокомн
атную квартиру, как у Арсеньева.
Гриша хотел написать детектив, чтобы заработать денег. У него не получал
ось. Он приносил Арсеньеву каждые три-четыре страницы текста, распечата
нные на принтере, и стоял у майора за спиной, затаив дыхание, пока тот чита
л. Текста было слишком мало, три-четыре страницы всегда оказывались перв
ыми. Гриша сочинял начало, но не знал, что писать дальше. Уничтожал написан
ное и придумывал другое начало.
К концу июля дышать в Москве стало нечем. Жара за тридцать, тяжелый смог. Р
аботяги в соседних квартирах днем спали, за отбойные молотки брались поз
дно вечером или ранним утром.
Ц Сейчас пойду и застрелю их, Ц повторил Саня, взглянув на часы. Половин
а шестого. В принципе, можно поспать еще полтора часа, но не дадут, гады. Вон
, как разошлись. Со всех сторон дрели, молотки. Саня вылез из постели и прош
лепал босиком на балкон. Москва тонула в плотном смоге, ничего не было вид
но. Такое чувство, что висишь в невесомости, плаваешь, как дохлая муха в се
ром молоке. Саня взглянул вниз и увидел прямо под собой смутный силуэт. Со
седка курила на балконе. Раньше он никогда не видел ее с сигаретой.
Ц Доброе утро, Вера Григорьевна! Ц громко произнес Арсеньев.
Она задрала голову и взглянула вверх.
Ц Здравствуйте, Саша. Хорошо, что вы уже проснулись. Я хотела к вам поднят
ься, но не решалась. Может, вы спуститесь к нам? Мне надо с вами посоветоват
ься.
Саня быстро принял холодный душ, побрился. Приглашение оказалось весьма
кстати. У него кончился кофе, и позавтракать, как всегда, было нечем.
Вера Григорьевна, хоть и была одета и причесана, но выглядела ужасно.
Под глазами черные тени.
Арсеньев еще ни разу не видел ее в таком состоянии. Несмотря на жару, она к
уталась в старую свалявшуюся шаль. Руки дрожали.
Ц Проходите, пожалуйста. Витя спит. Уши заткнул ватой и спит. Кофе я уже св
арила.
Ц Я, конечно, сумасшедшая мамаша, Ц сказала она и достала из холодильни
ка тарелку с нарезанным сыром, Ц я понимаю, как это глупо, поднимать пани
ку. Но Гриша, кажется, пропал. Его нет третьи сутки. Слушайте, может, вам рыбу
пожарить?
Вера Григорьевна, всегда спокойная, немного даже вялая, нервно суетилась
, бестолково металась по кухне, уронила сначала нож, потом мешок с хлебом.
Ц Мы собирались вчера ехать на строительный рынок за карнизами, прожда
ли его весь день. Ночью я не спала. Он даже не позвонил.
Ц У него нет мобильника, Ц напомнил Саня, Ц у вас один телефон на всю се
мью, и потом он, кажется, собирался с друзьями за город.
Ц Ну да. Почти у всех его друзей есть мобильники. Я дозвонилась одному ма
льчику, Кириллу Гусеву, он сказал, поездка сорвалась. Они собирались к нем
у на дачу, но в последний момент выяснилось, что туда приехали какие-то ро
дственники. Они узнали об этом уже в электричке, по дороге. Часть компании
вернулась в Москву, часть отправилась дальше, причем неизвестно, куда им
енно.
Арсеньев хлебнул кофе, откусил бутерброд. Вера Григорьевна перестала су
етиться, уселась напротив, но к еде не притронулась, потянулась за сигаре
той.
Ц Вы бы кофе выпили, Ц сказал Саня, Ц нельзя курить на голодный желудок
. И вообще, вы же не курите.
Ц Ну да, конечно. Я не курю, Ц кивнула Вера Григорьевна и щелкнула зажига
лкой. Ц Это Гришкины сигареты. Нашла у него в ящике. Знаете, я пыталась доз
вониться девочке, которая поехала вместе с Гришей дальше на электричке.
Телефон выключен. Кирилл сказал, дальше поехали четверо. Кроме моего Гри
ши, эта девочка, Оля Меньшикова, мальчик Сережа Катков и еще одна девочка,
не из их компании. Гриша с ней познакомился накануне, в кафе. Кажется, ее зо
вут Василиса.
Ц Погодите, Вера Григорьевна, а что вы так разнервничались? Четверо ребя
т отправились за город. Две девочки, два мальчика. Грише восемнадцать лет.
Он взрослый парень. Загулял. Бывает. Он же недавно сдал сессию, и хорошо сд
ал.
Ц Полтора месяца, Ц она помотала головой, Ц даже больше, пятьдесят дне
й назад кончилась сессия. Все это время он болтался, бездельничал, не знал
, куда себя деть.
Ц Он обустраивал новую квартиру, вещи разбирал, полки вешал. Я живой свид
етель. Имеет право отдохнуть.
Ц Да, конечно. Имеет право. У Сережи Каткова телефона нет, он постоянно те
ряет. Что это за Василиса, никто не знает. Даже фамилию не спросили.
Ц Имя редкое, Ц заметил Арсеньев, Ц уже хорошо. Дача по какой дороге?
Ц Савеловское направление, станция «Луговая».
Ц Значит, вся компания вышла где-то до «Луговой», а Гриша и остальные отп
равились дальше…
Ц Как вы считаете, уже пора писать заявление? Ц Вера Григорьевна была т
ак занята своими размышлениями, что почти не слышала вопросов.
Ц Вы говорили с родителями Сережи и Оли?
Ц Пока нет. Я с ними не знакома, у меня из всех телефонов есть только мобил
ьный Кирилла, они с Гришей дружат давно, еще с первого класса. А остальные
дети Ц я их никого не знаю. Кирилл рассказал мне про Сережу, Олю, про эту но
вую девочку Василису.
На пороге кухни показалась тощая фигура Вити в широких пижамных штанах.
Он тер глаза кулаками.
Ц Мам! Ц крикнул он во всю глотку. Ц Ну что, пришел Гришка?
Вера Григорьевна отрицательно помотала головой и показала жестом, чтоб
ы он вытащил из ушей затычки.
Ц И не звонил?
Ц Нет. Иди, умойся.
Ц Здрассти, дядь Саш. Вы ей объясните, она зря паникует. Гришка взрослый, у
него своя жизнь. Тем более, там появилась какая-то Василиса, премудрая, ил
и прекрасная, или вообще лягушонка в коробчонке. Ц Витя зевнул и хихикну
л. Ц Мама не понимает, все думает, он младенец. А я так вообще эмбрион.
Ц Иди, умывайся, я сказала! Витя поплелся в ванную.
Ц Может, он прав? Ц спросил Саня, допивая свой кофе. Ц Ну в самом деле, пое
хали ребята за город, в Москве сейчас дышать нечем, а там река или озеро.
Ц Гриша со мной никогда так не поступал, он всегда находил возможность п
озвонить. Всегда. И потом, знаете, я чувствую. Я что-то очень плохое чувству
ю. Спать не могу, какая-то чернота в душе. Никогда раньше такого не бывало.
Ц Ну, Вера Григорьевна, я тоже не сплю. Здесь, на нашей стройке, можно запро
сто свихнуться. Я попытаюсь что-нибудь узнать и сразу вам позвоню. Ц Сан
я поднялся. Ц Спасибо за кофе. Вам бы сейчас принять валерья-ночки и отос
паться, но ведь не дадут.
Ц Да, Саша, да. Ц Она покорно, тупо кивнула, проводила его до двери. Когда о
н уже прошел лестничный пролет, она громко окликнула его: Ц Александр Юр
ьевич! Подождите! По радио в новостях передавали, там, знаете, леса горят, к
акой-то бывший пионерский лагерь у поселка Первушино, и лес вокруг. Это ве
дь именно Савеловское направление…
Саня сбежал вниз, остановился напротив соседки и четко, почти по слогам, п
роизнес:
Ц Ну и что? При чем здесь Гриша? ? Ц Совершенно ни при чем! Ц Закричал из-з
а ее спины Витя. Голос у него был звонкий и сердитый. Ц Я ей Говорю, а она не
слушает!
* * *
Василиса шла по тлеющему лесу, неизвестно куда, умирая от боли, жажды, зады
хаясь от дыма. Она боялась наткнуться на бандитов, надеялась встретить Г
ришу, Олю, Сережу, прислушивалась к каждому шороху, слышала отдаленный гу
л шоссе, но из-за того, что голова кружилась, не могла определить, в какую ст
орону идти, чтобы до него добраться. Она утешалась тем, что это все-таки по
дмосковный лес, а не тайга и рано или поздно ей удастся куда-нибудь выйти.
Возможно, она просто ходила по кругу. Она выросла в Москве, к тому же с детс
тва страдала болезнью многих горожан Ц пространственным идиотизмом, м
огла заблудиться в трех соснах. А тут еще обоженные, исколотые босые ноги,
шок, страх, слабость.
Несколько раз она подходила к реке. Была ли это та самая река, возле которо
й стоял лагерь, или какая-то другая, Василиса не знала. Она умывалась, приг
оршнями пила воду. Так хотелось пить, что не имело значения, какая в речной
воде может плавать зараза. Однажды, когда стало совсем худо, она заставил
а себя искупаться, но чуть не захлебнулась.
Местами лес становился таким густым, что идти было почти невозможно. Вас
илису качало, она натыкалась на ветки, билась о стволы, спотыкалась о корн
и, торчавшие из земли, как стариковские варикозные вены. Когда впереди по
казался просвет, она обрадовалась, легко преодолела участок бурелома и у
видела гладкую, приветливую поляну.
Под ногой было что-то восхитительно мягкое, теплое, ласковое. Василиса сд
елала несколько шагов. Боль от ожогов стала затихать, словно земля тут бы
ла целебной. Василиса остановилась, чтобы немного насладиться этим новы
м чувством Ц когда не так жжет. Но вдруг заметила, что ноги ее увязли по щи
колотки и там, внизу, никакой опоры. Жижа. Болото.
«Спокойно. Только не дергайся!» Ц приказала она себе, чувствуя, как запры
гало сердце, как перехватило дыхание.
Оглянувшись, она увидела, что деревья слишком далеко и до веток уже не дот
януться. Единственное, за что можно ухватиться, Ц пучок осоки. Болотная ж
ижа подходила к коленям.
Теряя равновесие, она медленно передвинулась, протянула руку, ухватилас
ь за острую, как кинжал, траву, сжала кулак. Боль была неправдоподобная, за
предельная.
«Тихо, тихо, тебе не больно, еще немножко, и все».
Она вцепилась в осоку обеими руками и так, передвигаясь по вязкой жиже, до
бралась до твердой земли, упала, прижалась к ней, тяжело дыша. Она только ч
то чуть не погибла в этом приветливом болоте, в котором так блаженно отды
хали от боли обожженные ноги. Отдышавшись, она медленно поднялась, снача
ла на четвереньки, потом на колени Наконец встала на ноги и пошла, сама не
зная куда, главное, подальше от болота.
Скоро чаща расступилась, кончился бурелом. На небольшой поляне росла зая
чья капуста. Пальцы распухли, почти не слушались, но удалось нарвать немн
ого. Она жевала кислые мелкие листочки. От них меньше хотелось пить. Потом
попались заросли орешника. Орехов было много. Разгрызая мягкую белую кож
уру, она впервые почувствовала настоящий голод. Заболел живот. Она понял
а, что если сейчас наестся орехов, будет только хуже. Оставалось идти, идти
, рока хватит сил.
Лес вокруг был мертвым. Птицы молчали, даже на рассвете. Из-за тяжелого ды
много марева было трудно отличить рассвет от сумерек, день от ночи. Сколь
ко это продолжалось, она не знала.
Иногда она проваливалась в сон, глубокий, как обморок. Перед ней мелькали
бессвязные, бессмысленные картинки.
Университетская аудитория, вступительные экзамены, сочинение, масляны
е стены цвета хаки, облупленная лепнина на потолке. Голубая пластиковая
столешница, на которой крупно нацарапано матерное слово, проштампованн
ые листки, исписанные дурацкими фразами. «Тема природы в лирике Лермонто
ва». Стул с железными ножками и занозистым фанерным сидением. Спущенная
петля на колготках. Добротная, гладкая, словно отлитая из розовой резины,
физиономия Германа, его быстрый, чмокающий шепот. Кружевная крона тополя
, теплый свет чужих окон сквозь листья, музыкальная заставка телерекламы
. Ласковая тишина летней ночи. Несколько мгновений тишины, и вдруг оглуши
тельный рев. Пульсация во всем теле, такая мощная и быстрая, что трудно дыш
ать. Ритм тяжелого рока не совпадает с естественным ритмом дыхания, и, воз
можно, именно недостаток кислорода вызывает бурную реакцию толпы. Девоч
ки стонут, теряют сознание. Мальчики ревут и дергаются, как под током. На с
цене скачет маленькая безобразная фигурка, мотает жидкими сальными пат
лами, выкрикивая нечто бессвязное в ритме тяжелых музыкальных волн. Толп
а подростков вторит солисту, тысячи голосов сливаются в единое эхо. Тыся
чи рук тянутся вверх, качаются, словно белая трава под ветром. Толпа хрюка
ет и визжит, как гигантская свиноматка, покрытая долгожданным боровом.
Не важно, что он поет, какая чушь вылетает из его мокрого рта, они повторяю
т каждый звук. Главное Ц синхронно раствориться, исчезнуть, не быть собо
й, не быть вообще, вернуться к изначальному одноклеточному кайфу, вне вре
мени и пространства. «А-а-х-х… ха…»
Василисе приснился рок-концерт, на который она попала с компанией однок
лассников прошлой весной. Группа была жутко популярная, солист Ц суперз
везда. Василисе, в принципе, такая музыка не нравилась, но один раз стоило
послушать живьем, чтобы понять, отчего у многих ее друзей и знакомых едет
крыша.
Впечатление оказалось незабываемым. Сначала она просто стояла в толпе и
наблюдала, как искажаются лица, как рыдают и стонут фаны.
К третьей песне она заметила, что сама подергивается, покачивается, под м
ышками и в глазах мокро, во рту, наоборот, сухо. Когда солист запел четверт
ую песню, Василиса обожала его и готова была вместе со всеми ринуться к сц
ене, пробиться сквозь милицейский кордон, содрать с себя одежду, кожу, выв
ернуться наизнанку, лишь бы прикоснуться к божеству. Она растворилась в
толпе, как в крепкой кислоте, перестала существовать и только потом, в пус
том вагоне метро, глядя на свое смутное отражение в черном стекле, держас
ь за влажный теплый поручень, поняла, что за несколько часов концерта пер
ежила нечто вроде клинической смерти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10