– Чувство как чувство, ничего особенного, разве что оглядываешься на прошлое и понимаешь, что делаешь нечто такое, чего раньше себе и представить не мог.
– Например?
– Ставишь две сотни тонн пластика, металла и композита у никелево-железного астероида и паришь там во тьме при нескольких градусах выше абсолютного нуля. – Тристин вновь отпил чаю и задержал чашку у носа, дабы пар обволок лицо. Вдыхая аромат, закрыл на миг глаза.
Салья подняла пирожное с лимонным кремом.
– Вот эти хороши.
– Не ешь слишком много, – предупредил Элсин, – у меня в запасе особенный обед.
– Мы поедим позже. Как всегда.
Элсин тихо поднялся и, подхватив оба чайника, с зеленым чаем и черным, понес их обратно на кухню.
– Как я понимаю, нам нужен еще чай.
– Как твои проекты? – Тристин попивал черный чай.
– Продвигаются, – Салья помедлила и пригубила из кружки. – Воздушные споры превзошли все ожидания, они начинают достигать верхних слоев тропосферы, разве что в действительности ее нельзя так назвать. И мы добиваемся некоторого охлаждения с помощью водяных комет, хотя прямо сейчас все, что остается после их переправки, просто испаряется. И все-таки количество пара иногда превышает абсорбирующую способность поверхности. А высокотемпературные жучки, которых мы распространяем по скалам, начинают выдавать свободный кислород и снижать уровень угарного газа…
– Когда там можно будет жить?
– Эта программа долгосрочная. Буквально долгосрочная. Скажем, через восемьсот лет, если повезет.
Мать покачала головой.
– Не так худо, – заметила дочь. – Прежде всего, Хелконья высоко стерильная планета. То есть, все, что мы делаем, не создает непредвиденных экологических узлов. Вдобавок, есть этические соображения…
Тристин кивнул.
– Ты имеешь в виду старые споры о том, что если бы мы не формировали новую среду, в прежней со временем развилась бы своя разумная жизнь?
– Именно, – сестра потянулась за новым лимонным пирожком, затем вернула руку на колени и другой подняла свою кружку.
– Вот. – Почти совсем седой мужчина поставил оба чайника обратно на подставки. – Я немного отложил обед. Ты имеешь в виду, что мне не предложат развивать там интегрированные биосистемы?
– При твоей жизни до этого не дойдет, отец. Если только ты не бессмертный, который это от нас скрывал.
Элсин пробежал рукой по редким волосам.
– Эта растительность похожа на гриву бессмертного?
Его сын и дочь дружно прыснули.
– Куда ты отправляешься? – Мать поглядела на Тристина.
– Не знаю. – Он на миг взболтнул руками в воздухе. – Меня назначили на легкий крейсер. «Уиллис». И я должен явиться на орбитальную станцию Перльи по истечении отпуска. Не позднее тридцатого этого месяца.
– Тебе дали три недели, – заметил отец.
– Еще мне предстоит медосмотр в главном медцентре пятнадцатого, но это всего на полдня.
– А разве тебя не осматривали при выпуске? – нахмурилась Салья.
– Я вызвался добровольцем по программе наблюдения за молодыми офицерами, – Тристин улыбнулся. – Там платят кое-какой бонус.
– Наш Тристин любит легкие денежки, – и сестра покачала головой.
– Не так уж это и худо. Просто дополнительный осмотр каждые два года или вроде того, а затем собеседование. Вдобавок, папа говорил, что деньги мне пригодятся, если я собираюсь стать офицером-пилотом.
– Психологи! – фыркнула Салья. – Я им сказала: «Нет, спасибочко». Мне совсем ни к чему их заметки в моем послужном списке, даже за их денежки. Будь осторожен, когда им что-то говоришь.
Тристин вспомнил о своих мучениях с этическими составляющими воровства.
– Я пытался быть осторожным. – И взял еще одно пирожное.
– Они большие хитрюги, – Салья воззрилась, затем наконец взяла еще один квадратик с лимоном. – На сегодня – мой последний.
– Да кто считает? – Тристин улыбнулся сестре. – Чувство вины? Или боишься, что кто-то увидит, как у тебя подрос животик? – И с удовольствием наблюдал, как она краснеет. Она всегда легко краснела.
– Ей нечего бояться, – заметила мать.
– А как насчет майора? – спросил сын. – Мама и папа упоминали…
– А, ты о Шинджи? Он просто друг. Но не прочь стать чем-то большим.
– Шинджи? – переспросила Нинка. – Как в легенде о Шинджи Такаяма?
– Как ты узнала, что он Такаяма?
– Угадала.
Тристин ощутил печаль, которую его мать скрыла быстрой улыбкой, хотя он понятия не имел, почему чье-то имя вызывает такое чувство.
– А что о нем?
– Он высокий, но не как ты. Темные волосы, конечно. Наследие парасинто. Но глаза голубые.
– Они должны быть ярко-синими, – предположила Нинка. Салья опять вспыхнула.
– И он просто друг, – с ухмылкой произнес ее брат.
– Тристин… – сестра прочистила горло и опустила взгляд на столешницу, затем подняла, откинув с лица короткие белокурые волосы. – Он глава секции атмосферного транспорта, они собирают образцы верхней атмосферы, запускают беспилотные аппараты, а порой поставляют пилотов для челноков. Впрочем, у них нет пилотов глубокого космоса.
– Откуда он?
– С Перльи, но из Канеохе. И посещал Академию Службы. – Салья повернулась к Тристину. – А как твои сердечные дела?
– Никак. С тех пор, как я покинул Мару.
– Не могу поверить, что ты никого не нашел. И что тебя не нашли.
– Единственный, кто меня нашел, это майор, который дает мне советы и доставляет немало огорчений, да порой улыбается.
– Она для тебя загадка, не так ли?
Тристин нахмурился.
– Вроде того. Но порой она меня просто пугает. Все предугадывает. И даже предусматривает.
– И как свойственно мужчинам, – рассмеялась Салья, – тебя беспокоит, что ты утрачиваешь власть над положением.
– Сомневаюсь, что она у меня вообще была, – признался брат.
– Для мужчин это еще хуже, – сестра покачала головой. – Она, вероятно, даже заставляет тебя глубоко задумываться над вопросами, которых ты всегда избегал. Например, почему ты вообще занимаешься Службой.
– Это несправедливо, – воспротивился брат.
– Возможно, младший братец, – Салья ухмыльнулась. – Несправедливо. Но верно.
– Салья… я мог бы начать о том, как ты пожираешь мужчин…
– Лучше не надо. Поговорим о твоем майоре и о том, почему тебе не нравится теряться в догадках на ее счет.
Отец поднялся.
– Думаю, обед готов. Возьмите ваш чай с собой. – Он подхватил оба чайника и понес их к длинному черному столу в столовой. Нинка встала и последовала за мужем.
Тристин отпил последний глоток из своей кружки и поглядел на Салью, та подняла брови.
– Все очень просто. Она будет где-то там управлять корветом, а я даже не знаю, где действует «Уиллис». С моей удачей я не увижу ее, пока не стану старым и седым.
– В этом я сомневаюсь. Не могу представить тебя старым и седым. А жизнь всегда непроста.
– Пилоты часто не…
– Прости. Мне и намекать не следовало. Не надо ничего говорить. Мы все знаем. – Она коснулась его плеча, и он увидел, что у нее намокли уголки глаз. – Пошли поедим.
Тристин сглотнул комок и последовал за сестрой.

Глава 30

Тристин извлек свою карточку из считывателя электродороги, поправил берет и двинулся к цели. Пройдя под крышей по камням платформы, он поднялся по широким ступеням главного медцентра Службы на Перлье, чуть далее третьего радиального пути с восточной стороны Камбрии. Ступени обрамляли каменные ящики для растений, ризии и трефилы пышно цвели.
Очутившись внутри, он направился к справочной консоли.
– Лейтенант Десолл, явился для текущего осмотра.
Гражданский техник перед консолью учтиво кивнула.
– Какой у вас осмотр, майор?
– Фархканская программа, – он вежливо рассмеялся. – И майором я еще только мечтаю стать. Я пока лейтенант.
– Понятно. Вы из этих. Позвольте, я проверю. Как ваша фамилия?
– Десолл. Д-Е-С-О-Л-Л.
– А, вот. Поднимитесь на третий этаж и до упора по южному крылу к кабинету доктора Кинкара. Кто-нибудь там скажет вам, куда дальше.
– Спасибо.
– Всего доброго, майор.
Тристин подавил желание снова поправить служащую и повернул к широкому пандусу. По дороге наверх он обогнал двух лейтенантов. Один неловко шагал размеренной походкой человека, перенесшего травму позвоночника. Еще один раненый с Мары? Или из другого места? Прежде чем Тристин достиг конца южного крыла, он поравнялся с техником за новой консолью.
– Сэр? – Темноволосая женщина подняла на него глаза, ожидая, чуть раскосые глаза смотрели скептически.
– Лейтенант Десолл. Явился для текущего осмотра по фархканской программе.
– Следуйте за мной, сэр. – Не говоря больше ни слова, она повернула в боковой коридор и еще дважды свернула за угол, пока они добирались до четырех кабинок. Двери трех были открыты. В каждой стояла диагностическая консоль.
– Уверена, вы знакомы с этим устройством. – Она поглядела на него. – Ваша личная карточка, сэр?
Тристин вручил ей документ. Она провела карточку через сканнер, на консоли мигнул зеленый огонек. Техник вернула удостоверение Тристину.
– Разденьтесь до белья и позвольте консоли сделать измерения и взять образцы. Когда держатели вас отпустят, можете одеться. Пойдете отсюда к гамме три. Это в конце коридора. Посидите и подождите у кабинета доктора Кинкара. Вас вызовут.
– Спасибо, – и Тристин кивнул. Но она уже исчезла. Он разделся, содрогнулся, когда холодная консоль обволокла его, и подождал, пока оборудование не справится с измерениями и анализом проб. В положенный миг он освободился, оделся и направился в конец коридора, где четыре пластиковых стула выстроились у стены близ запертой двери с фамилией Кинкара. Указания, которые получил Тристин, оказались не совсем точны, но он все-таки сюда попал. Он сел на стул из серого пластика и стал ждать. Ждать. Потом встал, начал ходить взад-вперед. И ждать.
Судя по имплантату, он прождал почти час, пока доктор, седоволосая женщина, не явилась с фархканом на буксире. Этот фархкан, как и тот первый на Маре, носил мерцающую серую рабочую спецовку. Красные глаза были посажены среди серо-стальных волос на квадратной физиономии, более длинные и темные волосы покрывали макушку. Это тот самый или все они одинаковы?
– Лейтенант Десолл? Просим нас извинить, но доктор Гере задержался. О, я Изабель Кинкара.
– Я понял, – Тристин кивнул, медленно вдыхая и распознавая в смутно знакомом запахе ароматы незнакомого цветка, мускуса и чистоты.
– Полагаю, мы уже встречались с доктором Гере.
– Это верно.
Тристина вновь поразило ощущение от слов, развернувшихся на его ментальном экране.
Изабель Кинкара повозилась с табличкой на своей двери, затем отступила.
– Я буду рядом, если что понадобится. В соседнем кабинете, том, где табличка «Персонал», подожду майора Грешэма и лейтенанта Охири.
– Спасибо. – Тристин подумал: а за что, собственно, он ее благодарит, – но отмахнулся от праздной мысли и жестом предложил фархкану вступить в кабинет первым. Тот прошел, не сказав ни слова. Тристин включил электричество, хотя из окна, выходившего в сад медцентра, света лилось вполне достаточно. Запирая дверь, Тристин ощутил точно такую же оторванность от остального мира, как и при прошлой встрече с фархканом, но своим усиленным имплантатом он теперь отчетливей ощущал полную блокаду средств связи. Как это удается фархканам? И почему это важно, если они ведут только философские беседы?
Гере уселся на стул за столом, Тристин занял пластиковое сиденье перед ним.
– Вы поблагодарили доктора, потому что вам хотелось поддержать ее, пусть это и была форма лжи.
– А вы не позволяете себе такие незначительные отклонения от правды?
– Нет, если отклонения предполагают неправду. Я признаю, что я вор, но я не лжец. – За словами последовал намек на веселье. Тристин кивнул, не особенно удивленный, что беседа опять коснулась воровства. Фархкан казался настойчивым, и это беспокоило Тристина.
– Вы недавно думали о воровстве, лейтенант?
– Не думал, пока не осознал, что буду говорить с вами. По крайней мере, не думал недавно. Я думал об этом после нашей прошлой беседы.
– Каков ваш вывод?
Тристин поджал губы.
– Я подозреваю, что воровство в более широком смысле слова должно иметь место у всех мыслящих видов, по крайней мере, если они стремятся уцелеть.
– Интересная мысль. Возможно… мне следовало бы об этом основательней подумать. А как насчет вас? Вы вор?
Тристин не ответил. Гере тревожил его. В некоторых отношениях он ощущался как чужак, в других слишком по-человечески.
– Я расстроил вас. Почему?
– Вы одновременно чуждый и слишком знакомый.
– Это правда. Вам не нравится лгать, верно?
– Не нравится, – признал Тристин.
– Вы знаете, почему не любите лжи?
– Не вполне. Разве что, при этом чувствуешь неловкость.
– Итак. Вы живете в обществе, которое требует воровства, и отказываетесь признать, что вы вор. Вы живете в обществе, которое поощряет ложь, но избегаете ее. Разве если кто-то живет в обществе, где воровство необходимо, но отказывается признать это, то он не лжет? Вы не лжец?
– Я пытаюсь не быть им.
– Вы вор?
– Я думал, мы согласились, что разум по природе своей требует некоего рода воровства.
– Не помню, чтобы мы согласились, точнее, ваша нынешняя трактовка прозвучала иначе, чем предыдущая формулировка, после которой мы прервали собеседование. Вы вор?
– Я не вполне понимаю, что вы называете воровством, – медленно произнес Тристин.
– Отложим это на миг. Есть старое изречение: Сила творит Благо.
– Не припоминаю, – Тристин промолчал и облизал губы. – Сила это Право?
– Есть разница между благом и правом?
– Не убежден, что люди думают, будто Благо это всегда Право.
– Как вы это объясните?
– Многие люди чувствуют: то, во что они верят, есть благо. Бедный всегда скажет, что все должны быть богаты, но Великая Погибель показала, что у любого мира есть предел. Никому не дано право разрушать экологию любого мира… – Тристин умолк, осознав, что ему неловко говорить о разрушении экологии, когда планетоформирование Хелконьи – разрушение одной экологии для замены ее другой. И даже в его понимании это воровство.
– Вы опять расстроены.
Тристин ничего не сказал. Что бы он ни добавил, будет только хуже.
– Думаю, этого достаточно, лейтенант. И попросил бы, чтобы вы еще подумали о воровстве. И о том, абсолютно ли любое благо. – Гере встал.
– Конечно, нет.
– Тогда почему вы, люди, пытаетесь навязать такие абсолюты другим, даже применяя силу? И почему вы настойчиво отказываетесь идентифицировать себя в понятиях абсолютов, а сами между тем пытаетесь убедить других, чтобы они приняли эти абсолюты.
– Мы люди.
– Это хорошо? – Гере вышел из-за стола.
Тристин почувствовал, как коммуникационный экран, или что там еще было, исчез. Гере кивнул. Наконец Тристин повернулся, чтобы отворить дверь и обратиться к доктору Кинкаре, желая уйти, но зная, что вопросы, которые поднял фархкан, не забудутся. Во всяком случае, еще некоторое время. И это его тоже беспокоило.
Позднее, выходя из медцентра, он пытался избавиться от чувства, будто увяз в паутине из слов. Он все еще не понимал, чего хотят фархканы. Может, так и не поймет. Они могут внешне быть грубым подобием людей, но это не означает, что они думают по-человечески. А они, ясное дело, чего-то хотят. Вопрос, чего. И Тристин даже не знал, как подступиться к поиску ответа. И надо ли. И найдется ли у него время. Он чувствовал, что скоро у него останется одна задача – уцелеть, чего бы это ни стоило.
Ультина говорила что-то о жизни в настоящем, возможно, ему следует попытаться жить в нем хотя бы сейчас, пока Салья, их родители и он снова вместе. Он шагал к станции электродороги, и в голове его клубились мысли.

Глава 31

Тристин стоял у барьера высотой по грудь, подавшись вперед. Его руки покоились на золотых перилах, отшлифованных искусством, временем, стихиями и руками других людей. Ветер взметывал его короткие, как положено, волосы, взмывая вверх, прочь от воды и проносясь мимо обзорной площадки на краю Скал. Позади Тристина Скалы поднимались еще выше, почти до трех тысяч метров, но иззубренные вершины терялись в облаках, порождениях влаги темно-зеленых вод Палиенового моря. Под крутым обрывом, где-то метрах в пятистах от его подошв, волны бились о базальтовые стены, разбрызгивая мельчайшую пену на половину высоты Скал. Мерной чередой волны накатывали и разбивались о неровный камень.
Если цивилизация, домостроительство и садоводство более чем за восемь столетий изменили климат на суше, смягчив перепады температур, то почти за тысячу лет молодые и буйные воды не скруглили острые края Скал, хотя деревья укоренялись в прихотливых трещинах, которых не достигали шлепки слабосоленого моря.
– Мне никогда не надоедает смотреть на море. – Слова Тристина пропали в порывах ветра и шелесте волн внизу. – Это всегда помогает расслабиться.
– Возможно, это нечто в крови, – Салья поправила волосы, ненамного длинней, чем у брата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35