Пусть ненадолго, всего на две недели, ему все же однажды пришлось сменить белый халат на больничную пижаму и оказаться в изоляторе. Это случилось летом шестьдесят шестого года, посещая изолятор в отдаленной горной области, он был недостаточно внимателен и заразился от пациента вирусом оспы. К счастью, за несколько лет до этого он был привит, так что обошлось без обострений – почти без сыпи, без второго приступа жара, словом, легко отделался. Но чтобы исключить опасность заражения, госпитализация была необходима. Любопытно то, что благодаря этому случаю имя Нагао Сиротаро осталось в медицинской литературе – он был последним человеком в Японии, заболевшим оспой. Неизвестно, достоин ли этот рекорд занесения в книгу Гиннеса, но для Ёсино он оказался весьма интересным, это точно. Оспа… для Асакавы и Рюдзи это слово уже почти ничего не значило.
– Рюдзи, ты оспой болел когда-нибудь? – спросил Асакава.
– А ты головой случайно не болен? Какая оспа, ее уж и нет давно!
– Вывели?
– Ну. Великою силою разума. Нету больше оспы в этом мире.
Рюдзи был прав. Всемирная организация по охране здоровья (ВОЗ) постоянно проводила вакцинирование, в результате которой вирус оспы был на Земле практически ликвидирован. Естественно, известно и имя последнего на планете больного – им оказался молодой сомалиец, госпитализированный 26 октября 1977 г.
– Вирус полностью уничтожен… Слушай, разве такое вообще возможно? – Асакава не мог похвастаться познаниями в области вирусологии, но почему-то был уверен, что вирусы сколько ни убивай – они все равно будут упорно выживать, непрерывно меняя форму.
– Вирусы, брат – такая штука… Они постоянно балансируют на грани живого и неживого. Природа их тоже непонятна, есть даже гипотеза, что это просто мутировавшие гены внутри человеческих клеток. Но где, когда они появились, совершенно неизвестно. Ясно одно – к рождению и развитию жизни они имеют самое непосредственное отношение.
Рюдзи расцепил сложенные за головой руки и сладко потянулся. В глазах стоял здоровый блеск.
– Слышь, Асакава! Тебе это не кажется интересным? Представляешь, в один прекрасный день ген выскакивает из клетки и начинает жить самостоятельной жизнью. Так может оказаться, что и все противоположности изначально были одним. И даже свет и тьма, прикинь, до большого взрыва жили себе спокойненько вместе безо всяких противоречий. То же самое – Бог и Дьявол. По сути дела, всего-то и разницы, что падшего бога стали называть сатаной, а до этого они были одним. А мужчина и женщина, опять же… То есть, раньше было единое существо-гермафродит, которое, как слизняки или дождевые черви, одновременно имело и мужские и женские половые органы. Как тебе такой идеал безграничной силы и красоты? – Рюдзи довольно захихикал, – И с сексом, опять же, никаких проблем. Лафа, хе-хе-хе!
Асакава мельком взглянул на лицо Рюдзи, не понимая, что его так развеселило.
Ну уж нет, существо с обоими видами половых органов может быть чем угодно, только не идеалом красоты…
– А что, есть еще какие-нибудь истребленные вирусы?
– Как знать… Интересно – вот и разузнай, когда вернешься в Токио.
– Если вернусь.
– Хе-хе-хе, не раскисай, вернешься!
Скоростной катер, на котором плыли Асакава и Рюдзи, находился как раз посередине пути между Осима и Ито.
Самолётом в Токио было бы быстрее, но они нарочно поехали морем, чтобы по пути заехать в Атами к Сиротаро Нагао.
Впереди виднелось колесо обозрения центрального парка Атами Коракуэн. Прибыли в 10:50, точно по расписанию. Спустившись по трапу, Асакава сразу же побежал в пункт проката автомобилей, который был неподалеку.
– Эй, куда ты так несешься!
Рюдзи вразвалочку следовал за ним. Больница, где работал Нагао, находилась рядом со станцией Киномия линии Ито-сэн. Еле дождавшись, пока Рюдзи влезет внутрь, Асакава завел мотор и направил машину за городскую черту, чтобы миновать многочисленные холмы и улицы одностороннего движения, которыми славится Атами.
– Слушай, а что если к этому делу сам Сатана ручку приложил? – с неожиданно серьезным лицом спросил Рюдзи, едва устроившись на сиденье. Асакаве некогда было отвечать – улица пестрела дорожными знаками, и Рюдзи продолжил.
– Дьявол, сам знаешь, всегда является в это мир в новом обличье. И сейчас, смотри – то же самое. Тот же СПИД, например, разве не называют "дьяволом современности"? Только Сатана вовсе не собирается истреблять человечество. Почему? Да потому что без человека эта братия сама существовать не сможет! Скажем, для вируса живая клетка – носитель, и без нее ему жизни нет. А насчет вируса оспы… Правда ли, что человек его уничтожил? Может, и невозможно это вовсе.
Казалось бы, раньше оспа орудовала по всему миру, "славилась" высочайшими показателями смертности, и кто теперь ее боится? Мучения, причиняемые этой болезнью, породили в Японии бесчисленные культы и суеверия. Японцы издревле верили, что эту болезнь насылает Экидзин – божество оспы. Но если это бог, хотя уместнее было бы назвать его дьяволом, то не следует ли из этого, что человек может отважиться и поднять руку на бога, чтобы в конечном итоге его уничтожить? Вот что подразумевал Рюдзи своим вопросом.
Но Асакава не слушал его. Недоумевая, почему Рюдзи именно в эту минуту взбрело в голову начинать подобные разговоры, он был озабочен лишь тем, как не потерять дорогу и как можно скорее добраться до больницы Нагао…
11
Здание больницы стояло прямо на привокзальной площади Киномия – низкое, с плоской крышей, над входом щит с надписью "Клиника Нагао. Общая терапия, услуги детского врача". Некоторое время Асакава и Рюдзи топтались у дверей. А что, если из Нагао не удастся вытянуть никакой информации? Тогда все – аут, финальная сирена… Искать новые пути времени нет. Да и что такого особенного он сможет им сообщить? Вряд ли он может порадовать информацией о каких-нибудь событиях тридцатилетней давности, каким-то образом связанных с личностью Садако Ямамуры. Да и кто вообще может гарантировать, что Садако имеет отношение к санаторию Минами-Хаконэ? Все врачи, коллеги Нагао по санаторию, за исключением Ёдзо Танаки, давно прохлаждаются на небесах. Можно, конечно, попытаться раскопать имена медсестер, но сейчас об этом даже думать поздно.
Асакава взглянул на часы. Половина двенадцатого – осталось чуть больше десяти часов, а он боится дверь толкнуть…
– Что ты мнешься? Заходи давай! – Рюдзи подтолкнул его в спину. Нельзя сказать, чтобы он сам не понимал, почему Асакава до этого с таким остервенением жавший на газ, теперь замер в нерешительности. Страшно. Страшно потерять последний шанс, страшно утратить всякую надежду на спасение. Рюдзи первым взялся за ручку и открыл дверь.
В тесной приемной у стены стояла трехместная кушетка. К счастью, посетителей совсем не было. Рюдзи наклонился и окликнул полную медсестру средних лет, сидевшую в конторке.
– Простите, как бы нам с г-ном Нагао поговорить?
– Вы на прием? – не отрывая глаз от журнала, без энтузиазма спросила санитарка.
– Нет, мы по личному вопросу.
Медсестра отложила журнал и нацепила на нос очки.
– По какому делу?
– Я же говорю, поговорить надо.
Придерживая обеими руками дужки очков, медсестра смерила взглядом нежданных посетителей.
– Извольте объяснить, по какому вопросу, – потребовала она настолько воинственно, что Асакава и Рюдзи даже отшатнулись.
– Ну и персонал у них тут! С такими медсестрами они себе всех пациентов распугают, – нарочно отчетливо пробурчал Рюдзи.
– Что вы сказали?
"Лучше их с порога не сердить…" – подумал Асакава, склонил голову и уже собирался заговорить, но в этот момент отворилась дверь в глубине кабинета и появился сам Нагао в белом халате.
– Что происходит?
Несмотря на абсолютное отсутствие волос, Нагао выглядел очень молодо для своих пятидесяти семи лет. Он недовольно нахмурился и уставился на них. Асакава и Рюдзи одновременно обернулись, взглянули на Нагао, стоящего у двери, и в голос воскликнули: "А!…"
Они-то надеялись, что Нагао случайно может знать что-нибудь о Садако Ямамуре. Тут и сомнений быть не может!
Обоих словно током прошибло, мгновенно всплыла в памяти последняя сцена видеоролика. Лицо мужчины, тяжело дышащего, затекшего потом, с красными глазами, заполняющее собой весь экран. На голом плече открытая рваная рана, из которой, капая на "глаза" и размывая изображение, тонкой струйкой стекает кровь. Отвратительное, давящее ощущение в груди и мужское лицо, преисполненное жажды убийства – именно оно теперь предстало наяву, прямо перед ними – лицо Нагао.
Асакава взглянул на Рюдзи, хохочущего и указывающего пальцем на доктора.
– Ха-ха-ха, вот за что я люблю азартные игры! Ба-а, вот уж кого-кого, а его, да в таком месте…
Нагао с явным неудовольствием смотрел на незнакомых посетителей, столь бурно отреагировавших на его появление, и возмущенным голосом воскликнул
– Что вы себе позволяете!
Но Рюдзи не дал ему опомниться, подошел и бесцеремонно схватил доктора за грудки. Он был как минимум сантиметров на десять ниже Нагано, но со своей сумасшедшей силой без труда подтянул его ухо прямо к своему рту и с неестественной для ситуации лаской медленно спросил:
– А теперь ответь мне, любезный, что ты тридцать лет назад в санатории Минами-Хаконэ сделал с женщиной по имени Садако Ямамура?
Потребовалось несколько секунд, чтобы до Нагао дошел смысл сказанного. Он возбужденно забегал глазами туда-сюда, вспоминая событие тридцатилетней давности. Забыть его было невозможно, но теперь воспоминания пробудились с новой силой, и у доктора подкосились ноги. Он был готов свалиться в обморок, но Рюдзи остановил его падение, подтянул вверх и прижал к стене. Дело даже не в том, что воспоминания Нагао о прошлом сами по себе были ужасны, а то, что это прошлое каким-то образом стало известно парню, которому, возможно, еще и самому тридцати нет. "Откуда он знает?" – этот вопрос стальной иглой прошил мозг, и все тело охватил необъяснимый ужас.
– Сэнсэй! – услышал он голос Фудзимуры, своей медсестры.
– Ну что, объявим перерывчик да поболтаем не спеша? – сказал Рюдзи и подмигнул Асакаве, который тут же задернул занавеску у входа, чтобы отвадить возможных посетителей.
– Сэнсэй! – взмолилась вконец очумевшая Фудзимура, тупо ожидавшая указаний не в состоянии что-либо предпринять. Нагао наконец собрался с мыслями и задумался, как теперь следует поступить.
– Фудзимура-сан, вы можете пока отдохнуть. Сходите, пообедайте.
– Но, сэнсэй…
– Я, кажется, ясно выразился. Идите и обо мне не беспокойтесь.
Не в силах разобраться, почему у сэнсэя вдруг подкосились ноги, когда двое незнакомцев вломились в кабинет и что-то прошептали ему на ухо, Фудзимура некоторое время не могла сдвинуться с места. Но когда Нагао гневно рявкнул, – Все, иди, кому сказано! – медсестра пулей вылетела из кабинета.
– Ну что же, послушаем, что ты нам скажешь… – Рюдзи вошел во врачебный кабинет. Нагао понуро последовал за ним, с видом пациента, только что узнавшего, что у него рак.
– Только сразу предупреждаю. Врать не советую. Потому что я и этот человек видели все вот этими самыми "глазами" и все знаем, ясно? – сказал Рюдзи, сначала указав пальцем на Асакаву, потом на свои глаза.
– Не болтайте чепухи.
Видели? Да быть такого не может! В зарослях никого не было. Да и возраст этих двоих… Сколько им было тогда?
– Да я знаю, что невероятно! Да только нам обоим рожа твоя известна оч-чень даже хорошо. – Рюдзи снова сменил тон, – Ну, а не веришь, так давай я сам расскажу. Про отметины про твои… Вот, на правом плече шрамчик у тебя остался, правда?
Нагао выпучил глаза, у него задрожал подбородок. Рюдзи выдержал долгую паузу и продолжил.
– Мне рассказать, откуда у тебя этот шрам? – Рюдзи вытянул шею и поднес лицо к плечу доктора, – Садако Ямамура выкусила, верно? Вот так… – он схватил зубами ткань белого халата и имитировал рывок. Подбородок Нагао бешено задергался, он попытался что-то сказать, но зуб на зуб не попадал, и получилось только нечленораздельное мычание.
– Ну как, поверил? Теперь слушай. Все, что ты нам расскажешь, кроме нас двоих не узнает никто. Это я обещаю. Но я хочу знать все, абсолютно все, что случилось с Садако Ямамурой.
Нагао был не в том состоянии, чтобы пространно рассуждать, но одну неувязку в словах Рюдзи все же уловил: если он видел все "своими глазами", то зачем ему спрашивать об этом у меня? Э-э, нет, постой! Что-то тут не так. Эти два молокососа при всем желании не могли ничего видеть. Их тогда и на свете-то не было! И что это значит? Где и что они могли видеть? Как ни крути, противоречия только нарастали, и голова Нагао готова была взорваться.
– Хе-хе-хе-хе…. – посмеиваясь, Рюдзи взглянул на Асакаву, как бы говоря одними глазами: "Гляди, как расклеился! Теперь он нам все выложит, без остатка".
Так и вышло, Нагао заговорил. Он и сам удивился, до каких подробностей помнит все, что случилось. Чем больше он рассказывал, тем сильнее чувствовал трепет во всем теле, как будто не сознание, а непосредственно органы чувств сохранили память о пережитом в тот страшный день… Природа вокруг, жара, ощущения, блеск молодой кожи, верещание цикад, запах травы и пота. И старый колодец…
"…Не могу сказать, в чем причина. Наверное, жар и головная боль просто парализовали мое сознание. На самом деле это были симптомы окончания скрытой стадии оспы, но я тогда и подумать не мог, что чем-то таким заболею. К счастью, потом удалось и самому вылечиться, и в санатории никого не заразить, хотя даже сейчас все тело судорогой сводит, стоит представить, что было бы, если бы оспа в полную силу ударила по туберкулезным больным.
День стоял жаркий. У нового пациента на снимке грудной области обнаружилась отчетливая каверна величиной с одноиеновую монету – я втолковал ему, что о выписке из санатория можно забыть как минимум на год, и уже заполнил медицинскую карту для предъявления на фирму, но тут головная боль стала просто невыносимой, и я решил прогуляться снаружи. Но даже свежий горный воздух нисколько мне не помог. Превозмогая боль, я спустился по каменной лестнице рядом с лечебным корпусом, чтобы укрыться в тени внутреннего двора, но тут заметил молодую женщину, которая сидела под деревом, прислонившись спиной к стволу, и смотрела на пейзаж, расстилавшийся в низине. Это была не пациентка, а дочь одного из наших подопечных – Хэйхатиро Икумы, профессора из Университета Т., который попал в санаторий еще до того, как я пришел туда на работу. Звали ее Садако Ямамура. С отцом у них были разные фамилии, потому я и запомнил. Вот уже месяц, как Садако регулярно приезжала в санаторий к отцу, но практически с ним не общалась, врачей о его состоянии не спрашивала, и можно было подумать, что приезжала она лишь для того, чтобы вдоволь насладиться красотами местных пейзажей. Я присел с ней рядом и весело завел разговор, попутно поинтересовавшись здоровьем ее отца, но всем своим видом она показала, что не особенно интересуется его состоянием. И при этом она прекрасно знала, что дни его сочтены. Это было ясно из интонации. Никакой врачебный прогноз не мог точнее предсказать день смерти ее отца, чем она сама.
Сидя рядом с Садако и слушая рассказы о ее жизни, семье и прочем, я заметил, что головная боль, до этого так мучившая меня, непонятным образом улетучилась. Вместо нее пришел жар и какой-то необъяснимый подъем во всем теле. Непонятно откуда появилась мания деятельности, казалось, кровь в жилах становится все горячее и горячее… Я, как ни в чем не бывало, сидел и разглядывал лицо Садако. Мне и сейчас не верится, что у женщины могут быть такие совершенные, изысканные черты лица. Не возьмусь судить об идеалах красоты, но и доктор Танака, который старше меня на целых двадцать лет, говорил то о ней же самое. Женщины красивее, чем Садако Ямамура, я не видел ни до, ни после. Кое-как успокоив разгоряченное дыхание, я положил руку ей на плечо и предложил:
– Пойдем в рощу, там прохладнее.
Садако, ничего не подозревая, кивнула и стала подниматься. Она наклонилась вперед, и под белой блузкой я разглядел изумительной формы девичьи груди. Вид их ослепительно белой кожи так подействовал на меня, что глаза тут же заволокло пеленой, и я почувствовал, что теряю рассудок.
Но она не обратила никакого внимания на мой трепет, и принялась стряхивать пылинки со своей длинной юбки, слегка неловко и вместе с тем потрясающе грациозно.
Мы уходили все дальше в заросли, провожаемые оглушительным стрекотом цикад. Никакого конкретного плана у меня не было, просто ноги сами несли меня в определенном направлении. Пот ручьем стекал по спине, и я скинул рубашку, оставшись в одной майке. Тропа привела к заброшенному дому, стоявшему на поляне. Люди покинули его не меньше десяти лет назад – дощатые стены насквозь прогнили, странно, что крыша до сих пор не обрушилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
– Рюдзи, ты оспой болел когда-нибудь? – спросил Асакава.
– А ты головой случайно не болен? Какая оспа, ее уж и нет давно!
– Вывели?
– Ну. Великою силою разума. Нету больше оспы в этом мире.
Рюдзи был прав. Всемирная организация по охране здоровья (ВОЗ) постоянно проводила вакцинирование, в результате которой вирус оспы был на Земле практически ликвидирован. Естественно, известно и имя последнего на планете больного – им оказался молодой сомалиец, госпитализированный 26 октября 1977 г.
– Вирус полностью уничтожен… Слушай, разве такое вообще возможно? – Асакава не мог похвастаться познаниями в области вирусологии, но почему-то был уверен, что вирусы сколько ни убивай – они все равно будут упорно выживать, непрерывно меняя форму.
– Вирусы, брат – такая штука… Они постоянно балансируют на грани живого и неживого. Природа их тоже непонятна, есть даже гипотеза, что это просто мутировавшие гены внутри человеческих клеток. Но где, когда они появились, совершенно неизвестно. Ясно одно – к рождению и развитию жизни они имеют самое непосредственное отношение.
Рюдзи расцепил сложенные за головой руки и сладко потянулся. В глазах стоял здоровый блеск.
– Слышь, Асакава! Тебе это не кажется интересным? Представляешь, в один прекрасный день ген выскакивает из клетки и начинает жить самостоятельной жизнью. Так может оказаться, что и все противоположности изначально были одним. И даже свет и тьма, прикинь, до большого взрыва жили себе спокойненько вместе безо всяких противоречий. То же самое – Бог и Дьявол. По сути дела, всего-то и разницы, что падшего бога стали называть сатаной, а до этого они были одним. А мужчина и женщина, опять же… То есть, раньше было единое существо-гермафродит, которое, как слизняки или дождевые черви, одновременно имело и мужские и женские половые органы. Как тебе такой идеал безграничной силы и красоты? – Рюдзи довольно захихикал, – И с сексом, опять же, никаких проблем. Лафа, хе-хе-хе!
Асакава мельком взглянул на лицо Рюдзи, не понимая, что его так развеселило.
Ну уж нет, существо с обоими видами половых органов может быть чем угодно, только не идеалом красоты…
– А что, есть еще какие-нибудь истребленные вирусы?
– Как знать… Интересно – вот и разузнай, когда вернешься в Токио.
– Если вернусь.
– Хе-хе-хе, не раскисай, вернешься!
Скоростной катер, на котором плыли Асакава и Рюдзи, находился как раз посередине пути между Осима и Ито.
Самолётом в Токио было бы быстрее, но они нарочно поехали морем, чтобы по пути заехать в Атами к Сиротаро Нагао.
Впереди виднелось колесо обозрения центрального парка Атами Коракуэн. Прибыли в 10:50, точно по расписанию. Спустившись по трапу, Асакава сразу же побежал в пункт проката автомобилей, который был неподалеку.
– Эй, куда ты так несешься!
Рюдзи вразвалочку следовал за ним. Больница, где работал Нагао, находилась рядом со станцией Киномия линии Ито-сэн. Еле дождавшись, пока Рюдзи влезет внутрь, Асакава завел мотор и направил машину за городскую черту, чтобы миновать многочисленные холмы и улицы одностороннего движения, которыми славится Атами.
– Слушай, а что если к этому делу сам Сатана ручку приложил? – с неожиданно серьезным лицом спросил Рюдзи, едва устроившись на сиденье. Асакаве некогда было отвечать – улица пестрела дорожными знаками, и Рюдзи продолжил.
– Дьявол, сам знаешь, всегда является в это мир в новом обличье. И сейчас, смотри – то же самое. Тот же СПИД, например, разве не называют "дьяволом современности"? Только Сатана вовсе не собирается истреблять человечество. Почему? Да потому что без человека эта братия сама существовать не сможет! Скажем, для вируса живая клетка – носитель, и без нее ему жизни нет. А насчет вируса оспы… Правда ли, что человек его уничтожил? Может, и невозможно это вовсе.
Казалось бы, раньше оспа орудовала по всему миру, "славилась" высочайшими показателями смертности, и кто теперь ее боится? Мучения, причиняемые этой болезнью, породили в Японии бесчисленные культы и суеверия. Японцы издревле верили, что эту болезнь насылает Экидзин – божество оспы. Но если это бог, хотя уместнее было бы назвать его дьяволом, то не следует ли из этого, что человек может отважиться и поднять руку на бога, чтобы в конечном итоге его уничтожить? Вот что подразумевал Рюдзи своим вопросом.
Но Асакава не слушал его. Недоумевая, почему Рюдзи именно в эту минуту взбрело в голову начинать подобные разговоры, он был озабочен лишь тем, как не потерять дорогу и как можно скорее добраться до больницы Нагао…
11
Здание больницы стояло прямо на привокзальной площади Киномия – низкое, с плоской крышей, над входом щит с надписью "Клиника Нагао. Общая терапия, услуги детского врача". Некоторое время Асакава и Рюдзи топтались у дверей. А что, если из Нагао не удастся вытянуть никакой информации? Тогда все – аут, финальная сирена… Искать новые пути времени нет. Да и что такого особенного он сможет им сообщить? Вряд ли он может порадовать информацией о каких-нибудь событиях тридцатилетней давности, каким-то образом связанных с личностью Садако Ямамуры. Да и кто вообще может гарантировать, что Садако имеет отношение к санаторию Минами-Хаконэ? Все врачи, коллеги Нагао по санаторию, за исключением Ёдзо Танаки, давно прохлаждаются на небесах. Можно, конечно, попытаться раскопать имена медсестер, но сейчас об этом даже думать поздно.
Асакава взглянул на часы. Половина двенадцатого – осталось чуть больше десяти часов, а он боится дверь толкнуть…
– Что ты мнешься? Заходи давай! – Рюдзи подтолкнул его в спину. Нельзя сказать, чтобы он сам не понимал, почему Асакава до этого с таким остервенением жавший на газ, теперь замер в нерешительности. Страшно. Страшно потерять последний шанс, страшно утратить всякую надежду на спасение. Рюдзи первым взялся за ручку и открыл дверь.
В тесной приемной у стены стояла трехместная кушетка. К счастью, посетителей совсем не было. Рюдзи наклонился и окликнул полную медсестру средних лет, сидевшую в конторке.
– Простите, как бы нам с г-ном Нагао поговорить?
– Вы на прием? – не отрывая глаз от журнала, без энтузиазма спросила санитарка.
– Нет, мы по личному вопросу.
Медсестра отложила журнал и нацепила на нос очки.
– По какому делу?
– Я же говорю, поговорить надо.
Придерживая обеими руками дужки очков, медсестра смерила взглядом нежданных посетителей.
– Извольте объяснить, по какому вопросу, – потребовала она настолько воинственно, что Асакава и Рюдзи даже отшатнулись.
– Ну и персонал у них тут! С такими медсестрами они себе всех пациентов распугают, – нарочно отчетливо пробурчал Рюдзи.
– Что вы сказали?
"Лучше их с порога не сердить…" – подумал Асакава, склонил голову и уже собирался заговорить, но в этот момент отворилась дверь в глубине кабинета и появился сам Нагао в белом халате.
– Что происходит?
Несмотря на абсолютное отсутствие волос, Нагао выглядел очень молодо для своих пятидесяти семи лет. Он недовольно нахмурился и уставился на них. Асакава и Рюдзи одновременно обернулись, взглянули на Нагао, стоящего у двери, и в голос воскликнули: "А!…"
Они-то надеялись, что Нагао случайно может знать что-нибудь о Садако Ямамуре. Тут и сомнений быть не может!
Обоих словно током прошибло, мгновенно всплыла в памяти последняя сцена видеоролика. Лицо мужчины, тяжело дышащего, затекшего потом, с красными глазами, заполняющее собой весь экран. На голом плече открытая рваная рана, из которой, капая на "глаза" и размывая изображение, тонкой струйкой стекает кровь. Отвратительное, давящее ощущение в груди и мужское лицо, преисполненное жажды убийства – именно оно теперь предстало наяву, прямо перед ними – лицо Нагао.
Асакава взглянул на Рюдзи, хохочущего и указывающего пальцем на доктора.
– Ха-ха-ха, вот за что я люблю азартные игры! Ба-а, вот уж кого-кого, а его, да в таком месте…
Нагао с явным неудовольствием смотрел на незнакомых посетителей, столь бурно отреагировавших на его появление, и возмущенным голосом воскликнул
– Что вы себе позволяете!
Но Рюдзи не дал ему опомниться, подошел и бесцеремонно схватил доктора за грудки. Он был как минимум сантиметров на десять ниже Нагано, но со своей сумасшедшей силой без труда подтянул его ухо прямо к своему рту и с неестественной для ситуации лаской медленно спросил:
– А теперь ответь мне, любезный, что ты тридцать лет назад в санатории Минами-Хаконэ сделал с женщиной по имени Садако Ямамура?
Потребовалось несколько секунд, чтобы до Нагао дошел смысл сказанного. Он возбужденно забегал глазами туда-сюда, вспоминая событие тридцатилетней давности. Забыть его было невозможно, но теперь воспоминания пробудились с новой силой, и у доктора подкосились ноги. Он был готов свалиться в обморок, но Рюдзи остановил его падение, подтянул вверх и прижал к стене. Дело даже не в том, что воспоминания Нагао о прошлом сами по себе были ужасны, а то, что это прошлое каким-то образом стало известно парню, которому, возможно, еще и самому тридцати нет. "Откуда он знает?" – этот вопрос стальной иглой прошил мозг, и все тело охватил необъяснимый ужас.
– Сэнсэй! – услышал он голос Фудзимуры, своей медсестры.
– Ну что, объявим перерывчик да поболтаем не спеша? – сказал Рюдзи и подмигнул Асакаве, который тут же задернул занавеску у входа, чтобы отвадить возможных посетителей.
– Сэнсэй! – взмолилась вконец очумевшая Фудзимура, тупо ожидавшая указаний не в состоянии что-либо предпринять. Нагао наконец собрался с мыслями и задумался, как теперь следует поступить.
– Фудзимура-сан, вы можете пока отдохнуть. Сходите, пообедайте.
– Но, сэнсэй…
– Я, кажется, ясно выразился. Идите и обо мне не беспокойтесь.
Не в силах разобраться, почему у сэнсэя вдруг подкосились ноги, когда двое незнакомцев вломились в кабинет и что-то прошептали ему на ухо, Фудзимура некоторое время не могла сдвинуться с места. Но когда Нагао гневно рявкнул, – Все, иди, кому сказано! – медсестра пулей вылетела из кабинета.
– Ну что же, послушаем, что ты нам скажешь… – Рюдзи вошел во врачебный кабинет. Нагао понуро последовал за ним, с видом пациента, только что узнавшего, что у него рак.
– Только сразу предупреждаю. Врать не советую. Потому что я и этот человек видели все вот этими самыми "глазами" и все знаем, ясно? – сказал Рюдзи, сначала указав пальцем на Асакаву, потом на свои глаза.
– Не болтайте чепухи.
Видели? Да быть такого не может! В зарослях никого не было. Да и возраст этих двоих… Сколько им было тогда?
– Да я знаю, что невероятно! Да только нам обоим рожа твоя известна оч-чень даже хорошо. – Рюдзи снова сменил тон, – Ну, а не веришь, так давай я сам расскажу. Про отметины про твои… Вот, на правом плече шрамчик у тебя остался, правда?
Нагао выпучил глаза, у него задрожал подбородок. Рюдзи выдержал долгую паузу и продолжил.
– Мне рассказать, откуда у тебя этот шрам? – Рюдзи вытянул шею и поднес лицо к плечу доктора, – Садако Ямамура выкусила, верно? Вот так… – он схватил зубами ткань белого халата и имитировал рывок. Подбородок Нагао бешено задергался, он попытался что-то сказать, но зуб на зуб не попадал, и получилось только нечленораздельное мычание.
– Ну как, поверил? Теперь слушай. Все, что ты нам расскажешь, кроме нас двоих не узнает никто. Это я обещаю. Но я хочу знать все, абсолютно все, что случилось с Садако Ямамурой.
Нагао был не в том состоянии, чтобы пространно рассуждать, но одну неувязку в словах Рюдзи все же уловил: если он видел все "своими глазами", то зачем ему спрашивать об этом у меня? Э-э, нет, постой! Что-то тут не так. Эти два молокососа при всем желании не могли ничего видеть. Их тогда и на свете-то не было! И что это значит? Где и что они могли видеть? Как ни крути, противоречия только нарастали, и голова Нагао готова была взорваться.
– Хе-хе-хе-хе…. – посмеиваясь, Рюдзи взглянул на Асакаву, как бы говоря одними глазами: "Гляди, как расклеился! Теперь он нам все выложит, без остатка".
Так и вышло, Нагао заговорил. Он и сам удивился, до каких подробностей помнит все, что случилось. Чем больше он рассказывал, тем сильнее чувствовал трепет во всем теле, как будто не сознание, а непосредственно органы чувств сохранили память о пережитом в тот страшный день… Природа вокруг, жара, ощущения, блеск молодой кожи, верещание цикад, запах травы и пота. И старый колодец…
"…Не могу сказать, в чем причина. Наверное, жар и головная боль просто парализовали мое сознание. На самом деле это были симптомы окончания скрытой стадии оспы, но я тогда и подумать не мог, что чем-то таким заболею. К счастью, потом удалось и самому вылечиться, и в санатории никого не заразить, хотя даже сейчас все тело судорогой сводит, стоит представить, что было бы, если бы оспа в полную силу ударила по туберкулезным больным.
День стоял жаркий. У нового пациента на снимке грудной области обнаружилась отчетливая каверна величиной с одноиеновую монету – я втолковал ему, что о выписке из санатория можно забыть как минимум на год, и уже заполнил медицинскую карту для предъявления на фирму, но тут головная боль стала просто невыносимой, и я решил прогуляться снаружи. Но даже свежий горный воздух нисколько мне не помог. Превозмогая боль, я спустился по каменной лестнице рядом с лечебным корпусом, чтобы укрыться в тени внутреннего двора, но тут заметил молодую женщину, которая сидела под деревом, прислонившись спиной к стволу, и смотрела на пейзаж, расстилавшийся в низине. Это была не пациентка, а дочь одного из наших подопечных – Хэйхатиро Икумы, профессора из Университета Т., который попал в санаторий еще до того, как я пришел туда на работу. Звали ее Садако Ямамура. С отцом у них были разные фамилии, потому я и запомнил. Вот уже месяц, как Садако регулярно приезжала в санаторий к отцу, но практически с ним не общалась, врачей о его состоянии не спрашивала, и можно было подумать, что приезжала она лишь для того, чтобы вдоволь насладиться красотами местных пейзажей. Я присел с ней рядом и весело завел разговор, попутно поинтересовавшись здоровьем ее отца, но всем своим видом она показала, что не особенно интересуется его состоянием. И при этом она прекрасно знала, что дни его сочтены. Это было ясно из интонации. Никакой врачебный прогноз не мог точнее предсказать день смерти ее отца, чем она сама.
Сидя рядом с Садако и слушая рассказы о ее жизни, семье и прочем, я заметил, что головная боль, до этого так мучившая меня, непонятным образом улетучилась. Вместо нее пришел жар и какой-то необъяснимый подъем во всем теле. Непонятно откуда появилась мания деятельности, казалось, кровь в жилах становится все горячее и горячее… Я, как ни в чем не бывало, сидел и разглядывал лицо Садако. Мне и сейчас не верится, что у женщины могут быть такие совершенные, изысканные черты лица. Не возьмусь судить об идеалах красоты, но и доктор Танака, который старше меня на целых двадцать лет, говорил то о ней же самое. Женщины красивее, чем Садако Ямамура, я не видел ни до, ни после. Кое-как успокоив разгоряченное дыхание, я положил руку ей на плечо и предложил:
– Пойдем в рощу, там прохладнее.
Садако, ничего не подозревая, кивнула и стала подниматься. Она наклонилась вперед, и под белой блузкой я разглядел изумительной формы девичьи груди. Вид их ослепительно белой кожи так подействовал на меня, что глаза тут же заволокло пеленой, и я почувствовал, что теряю рассудок.
Но она не обратила никакого внимания на мой трепет, и принялась стряхивать пылинки со своей длинной юбки, слегка неловко и вместе с тем потрясающе грациозно.
Мы уходили все дальше в заросли, провожаемые оглушительным стрекотом цикад. Никакого конкретного плана у меня не было, просто ноги сами несли меня в определенном направлении. Пот ручьем стекал по спине, и я скинул рубашку, оставшись в одной майке. Тропа привела к заброшенному дому, стоявшему на поляне. Люди покинули его не меньше десяти лет назад – дощатые стены насквозь прогнили, странно, что крыша до сих пор не обрушилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25