– Верная мысль, – поспешил согласиться медик. – Сначала мне показалось, что слишком много будет шпионов. Нет! Их нужно насаждать сотнями, тысячами!
– Хм! – замялся майор, почесывая бакенбарды. – Не так-то легко это делать, хотя у нас здесь тренируются лучшие пси… пси… психологи, черт возьми! Не зря же сам Луис навещает остров и меня сюда назначили.
– А я почему-то считал, что вы проворовались где-то на службе и в наказание попали в эту дыру.
Майор с презрением взглянул на медика.
– Это кой-кому надо прятаться от полиции, – сказал он. – А для меня этот остров не наказание, а повышение по службе. Я не подчиняюсь ни одному из государственных деятелей Южной республики. А они будут лизать мне сапоги, если попадут сюда. К тому же к нам на практику прибывают люди высшего звания, чем у меня. В первый год я, не зная этого, даже съездил одного по зубам.
– Знаете, я ведь тоже иногда бью, – обеспокоился медик.
– Нарветесь на какую-нибудь знаменитость. Они ведь не должны отличаться от каторжников и вида не подадут. Но зато потом рассчитаются. Вот и сейчас у них появился стажер, – видно, крупная птица!
– Вы бы хоть показали его.
– Не могу, секретная служба.
– Понятно! – вздохнул врач. – Придется поостеречься.
– Не беспокойтесь, он вам под руку не подвернется.
Где-то за рощей раздался выстрел. Судя по ответным коротким очередям из автомата и остервенелому собачьему лаю, это была не просто забава заскучавшего стражника, а нечто более серьезное.
Вилламба вскочил; его побелевшие губы тряслись. Косясь на майора, он спросил:
– По… по-видимому, кто-то из них добыл оружие?
– Похоже на это, – прислушиваясь, сказал майор.
Грянул еще выстрел, и послышался пронзительный вопль.

* * *

«Поднимись… встань скорей!» – шептали со всех сторон каторжники, не смея помочь товарищу, так как стражник с выпяченной челюстью уже скомандовал: «Стой, ни с места!»
Свалившийся на песок заключенный в рваной «полосатке» хватал ртом воздух и, задыхаясь, конвульсивно дергал ногами. Он не мог подняться, это было ясно всем; подошедший стражник, не признававший солнечных ударов, заорал:
– Встать!
Видя, что его приказание не выполняется, Лошадь пригрозил:
– Я тебя сейчас подниму!
Откинув на спину болтавшийся на ремне автомат, стражник подцепил в пригоршню песку и начал сыпать его тонкой струйкой в рот задыхавшемуся человеку.
Все молчали. Лишь овчарка, не понимавшая, что делает ее хозяин, два раза тявкнула.
Заключенный сомкнул губы. Лошадь заржал и начал сыпать песок в ноздри. Стражника забавляло придуманное занятие. Он нагнулся, чтобы взять еще горсть песка, и это его погубило: невысокий креол с горящими глазами выбежал из толпы и ударил тяжелым заступом по пробковому шлему стражника. Вторым взмахом он уложил метнувшуюся к нему собаку.
Сорвав с убитого стражника автомат, смельчак поставил его на боевой взвод. На помощь Лошади ринулись другие стражники. Один из них выстрелил вверх, поднимая тревогу.
Креол, выпустив из автомата поток пуль, бросился в кусты цепкого терна. Вслед ему загремели выстрелы, но он успел скрыться в зарослях.

* * *

С деревьев свисали зеленые лианы; они цеплялись за одежду беглеца, словно призывая остановиться, перевести дыхание. Остроконечной мушкой автомата измученный креол надорвал оболочку толстой, как корабельный канат, лианы и припал к ней пересохшими губами. Прохладный кисловатый сок немного освежил его.
Лучи полуденного солнца жгли голову. Широкополая шляпа была где-то утеряна. Пришлось бросить и сандалии с деревянной подошвой, – ремешки на них оборвались. Уйти от преследователей было некуда, беглец это сознавал, но продвигался вперед, чтобы хоть немного оттянуть неминуемую развязку.
Стражники не спешили приблизиться к нему: им было известно, что он стреляет без промаха.
Креол решил не сдаваться; он упрямо сжимал в руке автомат. Кровь стекала с его плеча, оцарапанного пулей, но он не чувствовал боли. Его огорчало лишь одно: иссякали запасы патронов; их осталось в обойме не более двадцати штук.
Путаные заросли кончились, дальше виднелись пески, камни и редкие кусты терновника. Вдали ярко поблескивали волны океана, над которыми летали белые чайки.
Беглец сознавал бесполезность происшедшего, но он иначе не мог поступить. Вспомнив ненавистного всем стражника, креол с удовольствием подумал: «Наконец-то Лошадь получил заслуженное сполна. Больше он не будет издеваться».
Справа внезапно взлетели обеспокоенные попугаи. Беглец стер с лица пот и стал всматриваться. Мелькнувший за кактусами белый шлем стражника дал понять, что погоня приблизилась на автоматный выстрел.
Тщательно прицелившись, креол затаил дыхание и нажал гашетку. Он сразу же заметил покатившийся по земле шлем и решил забрать патроны убитого, но лай овчарок напомнил ему, что надо скорее уходить дальше.
По пути беглец застрелил спущенную на него собаку и ранил надзирателя, хотевшего преградить ему путь. Креол рвался к пенящимся волнам океана. Он родился у моря и хотел перед смертью вдохнуть его бодрящий соленый воздух.

* * *

Начальник лагеря и медик опасливо всматривались в сторону перестрелки. Они заметили беглеца, когда он появился у электропояса. Одновременно из рощицы выбежали и запыхавшиеся стражники, которыми командовал Варош.
– Без моей команды не стрелять! – приказал капрал. – Пулемет на холм. Живо!
– Варош! Почему у вас бегают каторжники? – окликнул его Чинч.
– Разрешите доложить… Мне на пост сообщили, что один из них сошел с ума. Не иначе как от жары. Он уложил уже несколько человек и двух овчарок. Попросил бы вас укрыться на время.
– Двух овчарок? С ума сойти! – вскричал Чинч. – Пристрелить подлеца!
Креол притаился за камнями. Они были хорошим прикрытием для него, так как сзади его защищал электропояс.
Появившиеся преследователи не решались приблизиться; они благоразумно прятались за стволами толстых платанов.
Заключенные, стоявшие поблизости, волей-неволей наблюдали за стражниками, трусливо укрывавшимися за деревьями.
– Взять живым! – вдруг передумал Чинч. – Он у меня узнает, как бегать! Двух псов… подумать только!
Варош вдруг неторопливым шагом направился к беглецу. Даже видавшие виды стражники застыли в изумлении. «Не иначе, смерти ищет, – подумали многие. – Каторжника голыми руками не возьмешь».
– Слушай, ты! – закричал Варош, остановившись в полсотне шагов от беглеца. – Игра твоя сыграна. Сдавайся, у тебя кончаются патроны.
– Не мешайся у смерти под ногами, капрал. Оставшиеся пули не твои, – ответил ему креол. – Эй, хромой дьявол, – обратился он к Чинчу, – покажись! Тебе мало от русских влетело… Я добавлю!
– Стреляйте из пулемета в него! – требовал медик, видя, как ствол автомата направился в его сторону.
Первые пули, сорвав зеленоватую кору платана, просвистели в нескольких сантиметрах от виска майора, обдав его горячим ветром. Одна из пуль второй автоматной очереди отсекла медику кончик носа. Тот упал на песок и отчаянно заверещал:
– Убивайте его… убивайте скорей!
– Да не визжите вы, как недорезанная свинья! – прикрикнул на него майор. – Каторжник выдохся, в обойме не осталось патронов.
Стражники гурьбою было двинулись к беглецу, но он в два прыжка очутился около проводов электропояса, и они в нерешительности остановились. Никому не хотелось рисковать, подойти поближе: неизвестно, что предпримет каторжник в последнюю минуту жизни.
– Компанейрос! Прощайте, братья! – звенящим голосом закричал креол.
– Как твое настоящее имя? Что передать родным? – раздались голоса заключенных.
Беглец вскинул голову и в наступившей тишине громко ответил:
– Мать у меня в Барвосе… зовут Барбара Лескано! Скажите, что я честно прожил и умираю без страха. Прощайте, компанейрос, я расплатился за вас, как сумел. Да здравствует свобода!
Он коснулся стволом автомата оголенного провода, и все невольно зажмурились от ослепительной вспышки.
Потрясенные его поступком, стражники и заключенные стояли в оцепенении, лишь Варош ровными шагами приблизился к отброшенному от электропояса креолу. Затушив тлеющую полосатую куртку, он поднял искореженный автомат и пробормотал:
– Как и тот… в прошлый раз! Но почему они всегда рвутся к морю? Ведь выхода нет нигде.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ОСМЫСЛЕННОЕ ЗАНЯТИЕ

За двенадцать дней жизни на каторге Реаль основательно изучил остров, затерянный в океане.
Панданго и торчавшую Бородавку разделял бурный пролив шириной в полмили. Видимо, когда-то это был один остров, но за тысячи лет бури, возникавшие в океане, размыли его на две неодинаковые части. Если на небольшой каменистой Бородавке не росло ни одного деревца, то на Панданго растительность буйствовала и стремилась густой порослью занять участки, расчищенные людьми, особенно – в заболоченной части.
Невдалеке от острова в океане виднелись коралловые рифы. Они делали Панданго неприступным с юга.
В северной части острова, обращенной к проливу и Бородавке, находился лагерь, оцепленный рядами проволоки на белых и коричневых изоляторах. По проводам проходил ток высокого напряжения. Ограда охватывала семь квадратных километров. Внутри ее, под сенью высоких деревьев, находились бараки, мастерские, кухня и плантации, на которых уголовники выращивали сладкий картофель батат, фасоль, маниоку, маис – для каторжников – и сахарный тростник, анону Анона – субтропический плод, вкусом напоминающий сдобное тесто со сливками или несладким кремом

, авокадо Авокадо – крупный грушевидный плод, вкусом похожий на сливу с примесью несладкого шоколада

и ананасы – для начальства.
В стороне от бараков была роща причудливых панданусов. Листья этих деревьев, похожие на пальмовые, располагались спиралью, а придаточные воздушные корни росли так, что казалось, будто деревья стоят на изогнутых ходулях. Видимо, от названия этих оригинальных деревьев и произошло наименование острова Панданго.
Ток в электропояс подавался по подводному кабелю с Бородавки. Там находилась подземная электростанция для нужд охраны и работы прожекторов маяка.
На электропояс Реаль обратил особое внимание. Проволочная ограда была высокой, и ширина ее в самом узком месте достигала семи-восьми метров. Видимо, смертоносный ток пробегал лишь по определенным проводам. Попробуй в ночной темноте угадать, где они! И перерезать не сможешь. Кроме алюминиевых ложек да оловянных мисок, у каторжников ничего не было. Кирки и мачете Мачете – нож-тесак

вечером пересчитывались и запирались под замок.
С Бородавки велось непрестанное наблюдение за исправностью электропояса. В случае обрыва – прибор сигнализировал дежурному технику, в каком секторе произошло нарушение линии. Тот немедленно докладывал Чинчу о чрезвычайном происшествии и посылал электромонтеров к месту аварии. Если это происходило ночью, то прожектор обшаривал прилегающую местность. Но таких тревог за последние месяцы не случалось, ограда была надежна. Независимо от этого состояние электропояса два раза в неделю проверялось капралом Варошем, отправлявшимся в обход с овчаркой, обученной поиску подкопов.
Всякая растительность с внутренней стороны уничтожалась руками заключенных. На расстоянии в двадцать метров от проводов были предусмотрительно вырублены все деревья.
Через электропояс существовало два прохода. Один из них – возле пристани, в северной части острова. Там стояло невысокое здание первого поста, в котором жили стражники и капрал Варош. Для входа в лагерь одно из звеньев ограды поднималось механизмом так, что ограда оставалась под током.
Второй проход находился в южной стороне лагеря; через него выводили заключенных на заготовку дров, каучука, кокосовых орехов и расчистку зарослей. Сразу же за электропоясом начиналось сплошное сплетение деревьев, лиан и кустарников. Буйно росли высокие папоротники, орхидеи, бромелеи, стремящиеся к свету из сырого полумрака леса. Казалось, что многие деревья окутаны зеленым войлоком; с их ветвей спускались до земли воздушные корни, похожие на толстую проволоку. Когда тропическая темнота сгущалась, то из зарослей доносились голоса мощного хора: зычный крик лягушек, треск цикад, пронзительный визг диких кошек, рык ягуаров, специально завезенных на остров, и бормотание попугаев.
Лианы и вьющиеся растения за пределами лагеря чувствовали себя подлинными хозяевами. Сплетаясь с воздушными корнями эпифитов в густые сети, они превратили всю южную часть острова в непроходимую трущобу и подбирались к проводам электропояса. Поэтому Чинчу приходилось посылать на работу за оградой даже политических заключенных.
Южный проход открывался утром по сигналу ракетой. Заключенные проходили за электропояс, и поднятые звенья колючей проволоки немедля опускались. Когда подходило время возвращаться в лагерь, надзиратель выпускал вверх ракету, каторжников пересчитывали и пропускали за ограду. Впрочем, никто не рискнул бы остаться в зарослях, в которых ютились ягуары, ядовитые змеи, крупные, очень злые и всепожирающие муравьи.
Работа в душных и сырых зарослях, на вязком болоте, среди испарений гниющей листвы, изматывала истощенных людей. Но на нее все стремились, так как это был осмысленный труд. Кроме того, можно было передохнуть минутку в тени, пока не видит злобный глаз надсмотрщика, утолить жажду и голод соком молодого бамбука или дикими плодами.
Срубленные сучья и деревца доставлялись на кухню. Нагруженные вязанками хвороста, заключенные, работавшие в зарослях, возвращались обычно вечером грязные, исцарапанные, но довольные.

* * *

Реаль долго разыскивал Энрико Диаса, а когда встретился, – с трудом узнал его. Брат Долорес походил на старика, обросшего окладистой бородой, хотя был на два года моложе Хосе.
Диас также едва признал в простоватом ковбое-усаче старого приятеля, но очень обрадовался, увидев его живым. А Реаль умышленно был сух. Он строго спросил:
– Центральный Комитет интересуется, – почему вы до сих пор не организовали побег?
– Видимо, были серьезные причины, – ответил Диас. – С острова не убежать, вот в чем дело.
– Удобная позиция! Страна словно на вулкане, нужен каждый человек, а вы уверили себя и успокоились.
Диас, видимо, сочтя упрек несправедливым, ничего не ответил. Осмотревшись, они устроились в тени под фантастически искривленным панданусом. Поблизости никого не было, надзиратель ругался на другой стороне болотца.
– Ты давно здесь? – спросил Энрико, подавляя в себе чувство обиды.
– Две недели.
– Неужели за такое время не убедился, что ни малейшей возможности? Бегство исключено.
– Возможности надо создавать. Кто-нибудь из вас думал в этом направлении?
– Думали, и не мало. Спасти нас может только победа на континенте.
– Сомневаюсь. Они мстительны и трусливы. В случае переворота перебьют всех, кто сидит за электропоясом.
– Что же мы могли сделать?
– Действовать, и как можно решительней.
– Решительные люди найдутся, но без плана, который хотя бы создавал иллюзию надежды, разве поведешь на гибель? Ты что-нибудь можешь предложить?
– Пока ничего, но не теряю надежды. У вас хотя бы маленькая ячейка существует?
– А как же ты думал? Не знал, что ты обо мне такого мнения!
– Прости, Энрико, за придирчивость. Видимо, я несправедлив. Меня злит, что многие здесь надеются не на себя, а на других. Если бы ты знал, каких трудов стоило разыскивать вас и попасть сюда! Твоя весточка, написанная солью, тоже сыграла свою роль.
Реаль рассказал, как записка помогла убедить Центральный Комитет отправить его на остров.
– Так, значит, ты здесь по своей воле? – удивился Диас. – А если бы угодил в другой лагерь?
– Наша разведка установила, что именно сюда за последнее время новый правитель ссылает не угодных ему людей.
– Одни ломают голову, как бы расстаться с островом, а другие сами лезут сюда! – уже с восхищением глядя на товарища, сказал Энрико. – Ну, дружище, ты меня потряс! Такого номера еще никто не выкидывал!
– Чего не сделаешь ради вас! Давай хоть поцелуемся, чудовище джунглей!
Они крепко, по-братски обнялись.
– Как Долорес? – спросил Энрико.
– Очень скучала по тебе. Сейчас будет ждать весточки на Позабытом берегу.
– Интересно, какая почта доставит ей мои письма?
– Океанские волны. Подбитое в этих местах рыболовное судно течением выбросило на Позабытый берег. Если ты бросишь в море плавающее письмо, оно может попасть в руки Долорес.
– Да, но нас на выстрел не подпускают к берегу. Впрочем, что-нибудь можно будет сообразить.
– Для чего ты отпустил такую бородищу? – поинтересовался Реаль.
– Я здесь числюсь матросом чилийского судна. Борода помогла мне обмануть следователя. Тебя, конечно, тоже по-иному зовут?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18