Десантники молча выпивали у Паблито настой «иоко» и уходили к «воздушной переправе». Первыми скрылись во мгле Паоло с Жаном, потом радист Гвидо Фернандес с Ренни, а за ними тяжело зашагали лесоруб Чезаре и Мануэль.
Кончеро пошел за ними и шепотом начал уговаривать командира десантной группы замолвить перед начальством слово о нем.
Реаль на минуту задержал Наварро в роще и тихо сказал:
– Если с Мануэлем что-либо случится в пути, – все сорвется. Ваша обязанность – стать его негласным телохранителем. Он неплохо плавает, но был ранен в руку… да мало ли еще какие опасности ждут впереди.
Наварро вытянулся по-военному и коротко ответил:
– Ясно. Будет исполнено!
Луч маяка появился над их головами. Косой ливень уходил, провожаемый огненными зигзагами молний.
– Мы будем зависеть от вашей решительности и находчивости, – напомнил Реаль. – Надеюсь, вы не растеряетесь?
– Я выполню все, что смогу. Меня ведь ждет смерть!
– Нас ждет победа и жизнь, – сказал Реаль и на прощание крепко пожал ему руку.
Рамон поспешил за товарищами и исчез в потоках дождя.
Оставшись один, Реаль подошел к ограждению и начал всматриваться в темные воды океана. Луч прожектора бродил вдали. Прошло полчаса, начали прибывать связные Манжелли, сообщая о ходе дел на различных участках острова.
Появившийся Кончеро растянулся, зацепившись ногой за корень. За ним, бесшумно ступая, подошел Паоло.
– Так что они уже за проволокой, – поднимаясь, начал докладывать Кончеро. – Я сам Мануэля переправлял, вот как! Он просил велеть… нет, велел приказать… – Силач с надеждой взглянул на Паоло, чтобы тот помог ему выпутаться, но командир инженерной группы молчал. – У них одного человека не хватает. Меня, значит! Мануэль сказал, что очень уж я надоел ему. Он возьмет меня с собой, если вы разрешите. Ох, уплывут они без меня!
Эта просьба, с трудом изложенная Кончеро, вызвала невольную улыбку. Очевидно, силач не только надоел Мануэлю, но по пути обрабатывал и Паоло. Реаль повернулся к командиру инженерной группы.
Паоло коротко сообщил о завершении переброски десантников за ограждение.
Кончеро, видя, как уходят драгоценные минуты, решил ускорить события:
– Я настой «иоко» выпил и Мануэлю помогать буду, да мало ли что… на все пригожусь. Я же самый сильный! – пустил он в ход свой последний козырь.
– Нужно плыть больше километра, а у нас нет больше запасных вязанок из бамбука, – объяснил ему Реаль.
Кончеро моментально оживился:
– Зачем мне бамбук? Я два часа на воде держусь… Пустите.
– Отпусти его; надоел он со своими просьбами, – вставил Паоло и при этом напомнил рассказ силача о том, как, спасаясь от встрепки грозного деда, Кончеро заплывал на середину озера и держался там по нескольку часов подряд, пока старый Педро не упрашивал его выйти. – Кроме того, ты нам не дал Луиджи.
– Он плохо плавает и останется пока в резерве, – ответил Реаль.
– Отдай Кончеро, он пригодится там, а здесь будет лишь бродить да вздыхать.
– Выдержит ли «воздушная переправа»? Ведь он весит больше всех? – критически оглядывая огромную фигуру Кончеро, высказал свое сомнение Реаль.
– Во мне никакого веса! – поспешил уверить силач. – Меня, бывало, дедушка Педро за волосы к потолку поднимал. Какой там вес? Я легкий.
– Ты, Кончеро, самый упрямый человек на свете, – улыбнулся Хосе. – Ладно, отправляйся, если Мануэль не раздумал взять тебя с собой.
Вне себя от радости, силач начал поторапливать Паоло: он опасался, как бы товарищи не уплыли без них.
Паоло сбросил размокшую «полосатку» и остался в одних трусах.
– Одежда каторжника больше мне не понадобится, – сказал он. – Не забудьте разобрать нашу «Карусель».
– Не беспокойся, сделаем, но только после вашего сигнала с Бородавки, – пообещал Реаль.

* * *

Хосе долго стоял у проволоки электропояса. Отсюда ему удобнее было наблюдать за проливом. Наконец он заметил почти сливавшиеся с темнотой девять полураздетых фигур. Они шли по самой кромке берега, неся на плечах легкие вязанки из сухого бамбука, которые должны были помочь им держаться на воде.
Десантники остановились за оградой, почти напротив Реаля. Один из них жестом указал направление. «Это Наварро», – догадался Хосе.
Он рассмотрел, как летчик первым бесстрашно бросился в высокие, вихрящиеся волны. За ним во тьме залива исчезали и другие. Даже в луче прожектора, скользнувшем по заливу, не видно было их голов.
– Доплывут, – уверил себя Реаль и вернулся в рощу панданусов.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
НОЧЬ НА БОРОДАВКЕ

– Стой, не волочи… здесь камни острые! – устало произнес Наварро.
Вместе с Кончеро они вынесли на берег опутанного морскими водорослями Мануэля, уложили его на широкий плоский камень и сели отдохнуть сами.
– У меня в глазах все крутится в разные стороны, – сказал Кончеро. Его мутило; силач порядком наглотался горько-соленой воды, никак не мог опомниться от качки на волнах. Но летчик был беспощаден, он не позволил долго отдыхать.
– Вставай!.. Иди на помощь другим.
Кончеро поднялся и, пошатываясь, направился к высоким волнам, разбивавшимся о прибрежные камни. Путь через бурный пролив оказался гораздо труднее, чем они предполагали.
Шторм заметно ослабевал, но нависшие тучи продолжали поливать волны и скалы теплым дождем.
В самые трудные минуты Наварро пришлось плыть, поддерживая на себе Мануэля. В каких-нибудь полутораста метрах от берега судорога свела руку командиру десанта. Хорошо, что подоспел Кончеро, иначе не хватило бы сил вытащить Мануэля на сушу.
Видя, что Мануэль уже приходит в себя, Наварро пошел разыскивать товарищей. На отмели он встретил Кончеро, тащившего на себе обессиленных Чезаре и Жана.
Вблизи Бородавки высокие откатные волны разметали пловцов. Изнемогающий Паоло никак не мог добраться до берега: бешеная вода то бросала его к нависшим скалам, то тянула назад, в море. Наварро, найдя опору, удачно схватил его за отросшие длинные волосы и вытянул на прибрежные камни. Таким же приемом он извлек из волн и Паблито. Даже теряя сознание, неразлучные друзья были рядом.
Подбежавший Кончеро горестно сообщил:
– Чезаре не дышит и шевелиться не хочет.
– Сделай ему искусственное дыхание, – предложил Наварро и вновь поспешил в клокочущий вихрь пены и брызг.
«Делай искусственное дыхание, но как? Главного-то и не сказал! – огорчился Кончеро и, спотыкаясь, пошел к неподвижному лесорубу. Он понимал, что нужно какое-то вмешательство. Но какое? – Не дышит, – значит, в нем воды много. Надо вылить ее, авось легче станет», – решил силач и приступил к оживлению Чезаре.
Взвалив большое обвисшее тело себе на спину, он принялся раскачивать его, держа головой вниз. Скоро из носа и рта Чезаре хлынула вода и он зашевелился. Силач удвоил усилия, продолжая трясти и раскачивать товарища с таким усердием, что мертвый наверное бы проснулся.
– Ох, и здорово я придумал! – радовался он.
Отлежавшись на берегу, Мануэль открыл глаза. Ему вспомнилось все, что еще недавно пережили. Сначала они плыли в открытый океан, иначе сильное течение пронесло бы десантников мимо Бородавки. Расчет опытного Наварро оказался правильным. Летчик все время держался рядом с Мануэлем, подбадривал всех. Он успел помочь Чезаре перетянуть распустившийся бамбуковый круг.
Наконец они повернули к Бородавке, пересекая стремительное течение. Внезапно из тьмы, обдавая терпким запахом йодистых водорослей и смолы, возникло нечто черное, бесформенное. Летчик рванул Мануэля за плечо в сторону. Это спасло командира десантников от столкновения с забредшими в пролив обломками судна, плывущими по течению. Но радист Гвидо Фернандес не успел уклониться, его ударило обломками мачты. Он коротко вскрикнул и исчез. Краем зацепило и Наварро, но Мануэль остался невредимым. «Вот она, непредвиденная опасность!» – вспомнил он последние напутственные слова Реаля.
Кончеро опустил Чезаре на песок; тот глубоко вздохнул и зашевелился. Силач удовлетворенно перевел дух и, заметив рядом распростертого француза, сказал:
– А теперь примусь за Жана. Где у него тут ноги?
Француз, видевший, что делал силач с Чезаре, поспешил отползти в сторону.
– Не надо, дружище! Сам оживу, – сказал он.
Наварро принес на спине безжизненное тело Ренни.
– Пришлось дважды нырять, – сказал он. – Едва вытянул. Посмотрите, – что с ним?
Паоло и Паблито начали приводить в чувство Ренни. Жан им помогал.
– Да ты не краба ли проглотил? – по привычке балагурил француз. – Хоть глазом мигни… больше никаких сигналов не надо.
Ренни вскоре очнулся, но он настолько ослабел, что не мог даже поднять головы.
– Один Фернандес не доплыл, – сказал со вздохом Мануэль.
Все опустили головы, вспоминая, каким добрым и бесстрашным парнем был радист.
Шторм заметно стихал. «Этак и дождь скоро прекратится», – подумал Мануэль. Наступало время решительных действий. В трех сотнях метров от прибрежной скалы, под которой расположились десантники, в окнах комендатуры светились огни. Там, на скалистой террасе, в каменном доме жили стражники во главе с африканским капитаном.
– Друзья, – сказал командир десантной группы. – Нас всего восемь человек… Путь через пролив был нелегок, но самое трудное – впереди. В нашем распоряжении ливень, темная ночь и неожиданность. Предстоит сначала овладеть комендатурой: там не подозревают о нашем прибытии. Это и есть тот удар с тыла, о котором говорил Хосе. Я отправлюсь на разведку. Паоло, ты остаешься за командира.
– Возьмите меня с собой, – предложил Чезаре и с готовностью поднялся.
Но Мануэль остановил его.
– Нет, – сказал он. – Со мной отправится наша ночная кошка – Кончеро. Понадобится его сила. Не напрасно же он напросился в десант. Пусть поработает за троих. Остальным – отдыхать, набираться сил и терпеливо ждать сигнала…
Для Лилового воскресенье закончилось неудачно: от капрала он получил предписание немедля явиться в распоряжение капитана Томазо. Ночное дежурство на Бородавке, где свирепствовал Африканский капитан, не предвещало ничего доброго.
Допив остатки виски и попросив у «Тосиньо» вылить на голову ведро воды, Лиловый переоделся, причесался и на катере отбыл на Бородавку.
Явившись к капитану, который уставился на него налитыми кровью глазами, он так лихо отрапортовал о своем прибытии, что зазвенел стаканчик, надетый на горлышко бутылки.
Похвалив Лилового за выправку, Томазо назначил его в ночное дежурство возле комендатуры, предусмотренное инструкцией, но совершенно никчемное, по мнению стражников.
С двумя гранатами и парабеллумом на поясе, автоматом на шее, одетый в непромокаемую накидку с капюшоном, Лиловый мрачно расхаживал по площадке у зачехленной пулеметной установки. «Эх, жаль, не захватил бутылочку с собой. Кто бы здесь заметил? В такую погоду ни одна собака не выйдет!»
Вода лилась сверху и хлюпала под ногами. Прибой грохотал внизу. Кругом – темнота, изредка озаряемая коротким и туманным лучом прожектора. Невеселые думы одолевали Лилового.
«Дернуло же меня подписать контракт в Южную Америку; никто бы и дома не тронул. Живут же другие…»
Три года подряд ефрейтор зондер-команды Генрих Лютце жег селения, вешал и расстреливал мирных жителей. Потом пришлось убегать от партизан и от наступавших танкистов. В конце войны, чтобы не попасть в плен советским войскам, он сдался американцам. Те загнали его в концентрационный лагерь.
Через некоторое время стали появляться списки военных преступников. Многих немцев отправили в те места, где они зверствовали. Ефрейтор Лютце во сне видел, как его ведут от одного выгоревшего селения к другому, как протягиваются костлявые руки убитых им женщин и мужчин. Всюду качаются петли из толстых веревок. Просыпаясь в холодном поту, он замечал, что и соседям не спится. Многие из них сидели нахохлившись и от малейшего стука со страхом смотрели на дверь барака. Спасение пришло неожиданно: появился вербовщик, подсунул бланк, на котором надо было расписаться, петля больше не угрожала.
Скорее туда, к пальмам, прелестным сеньоритам и всему тому, что он видел когда-то в кино! Но не все так вышло, как хотелось. Ефрейтор сначала попал на работы в топкие болота и кормил москитов своей, кровью, потом по новому, более выгодному контракту выехал на этот остров. И здесь выяснилось: пальм, виски и соленой морской воды – сколько угодно, но никаких сеньорит! Вокруг смерть, каторжники и тоска.
Часовой ожесточенно выругался и сплюнул. Во рту у него пересохло. «Эх, идиот! Кто же в такую погоду на посту без фляги!» Неужели он и в самом деле не расстанется с этим чертовым островом? Ведь сейчас и в Германии нашлось бы хорошее местечко!
Ефрейтору показалось, будто за спиной что-то зашуршало. Он медленно и нехотя повернулся. И в этот момент словно на него обрушилось небо. От удара по голове в глазах Лилового сверкнула молния, земля закачалась… и свет прожектора померк.
Мануэль повернул сбитого с ног часового и, убедившись, что стражник не дышит, снял с него автомат и, отстегнув кобуру, вытащил парабеллум. Впервые за эти годы его рука вновь ощущала холодную сталь оружия. Кончеро, сняв с ефрейтора плащ, сапоги и одежду, столкнул Лилового с площадки в море.
Вдвоем с Мануэлем они приблизились к кирпичному одноэтажному зданию, стоявшему на высоком фундаменте. Свет горел лишь в дежурном помещении. Окно было высоко.
Кончеро ткнул Мануэля в бок, согнулся и прижался к стене под окном. Поняв это безмолвное приглашение, Мануэль не мешкая вскарабкался на широкую спину силача и прильнул к стеклу.
Несколько минут он разглядывал помещение, откуда доносился рыкающий голос Томазо. Капитан муштровал ночную смену караула.
Шестеро десантников, тесно прижавшись друг к другу, всматривались в темноту и прислушивались. Колеблющийся луч прожектора скользнул по скале, под которой они притаились.
– Кто бы мог подумать, – произнес Ренни. – Оказывается, для спасения не нужно чудес… немного силы и смелости.
– Что же ты не сообщил о своем открытии раньше? – спросил Жан. – Мы бы уже давно гуляли на свободе. Но тебе все же следовало бы летчика поблагодарить. Если бы не Наварро, лакомились бы тобой акулы.
Вскоре из темноты появился Мануэль; он был в мундире, брюках и сапогах стражника. За ним следовал Кончеро в длинном плаще, развевавшемся на нем, как парус.
– Все идет по плану, – сообщил Мануэль. – Часовой уже пошел на дно. Это был Лиловый.
– Туда ему и дорога!
– Кто умеет обращаться с такой штукой? – спросил Мануэль подняв автомат.
Оказалось, что из десантников только Наварро знаком с современным автоматическим оружием. Вновь появившийся луч прожектора дал ему возможность разглядеть автомат.
– Системы Томпсона, – определил Рамон. – Известная машинка.
Показав, как автомат действует, он отдал его Мануэлю. Командир десантного отряда, переглянувшись с товарищами и поняв без слов, вернул оружие летчику.
– Вручаем тебе. Применять будешь только в случае провала, – предупредил он. – Первый же выстрел всполошит охранников и погубит наши замыслы.
Паоло и Паблито получили по гранате. Кончеро, к своему огорчению, лишился кинжала, который успел нацепить себе на пояс. По приказанию Мануэля им вооружили Жана.
– Зачем тебе этот ножик? Твой кулак почище кувалды сработает, – попытался утешить его француз. – Только по своим не угоди. Сначала посмотри, – потом бей, а не наоборот!
Мануэль, рассказав товарищам о том, что ему удалось увидеть в комендатуре, напомнил:
– Пирамида с оружием стоит слева, почти у двери. Не спят только шесть человек караула и капитан. Пока мы с Наварро держим их под прицелом, быстрей вооружайтесь. Ну, пошли!
Горсточка смельчаков вышла из-под скалы и двинулась туда, где светилось окно комендатуры.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
ПРЕДАТЕЛЬ

– Эх вы, верблюды одногорбые! Грустно смотреть на ваши рожи, – выговаривал Томазо, с печалью уставившись на примолкшую шеренгу стражников. – Людей я из вас, конечно, не сделаю, но начальство уважать научу.
Над большим столом, за которым сидел Томазо, чернел репродуктор, присоединенный к телефону. Не желая утруждать себя, капитан выслушивал телефонные рапорты подчиненных из репродуктора, отвечая в стоявший перед ним микрофон. Слева у входа виднелись винтовки разнообразных систем, лежали автоматы и ручные пулеметы.
Напротив входа находились две двери – одна в спальню, другая – в кабинет капитана. Благодаря этому вся жизнь стражников протекала на глазах Томазо и они испытывали на себе все изменения настроений капитана.
Шеренга из шести стражников облегченно вздохнула, видя, что капитан, наконец, потянулся к бутылке с ромом. Наполнив рюмку, Томазо произнес:
– Я ли не забочусь о вас, бездельники, а вы до сих пор не научились приветствовать майора Чинча. Кто из вас утром не козырнул ему?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18