А
вы кушайте. Сгорела рукопись в московском пожаре - удобно. "Есть ли жизнь
на Марсе?", "Подлинно ли "Слово о полку Игореве", "Бывал ли Перун в
Древней Греции?" - иди проверь. Впрочем, жизнь на Марсе - уже проверили.
Что же делать?
А вот что: граф Водзорд советует искать второй экземпляр "Слова" не в
монастырях, не на Севере и не в сибирской тайге, а в Центральном архиве
Советской Армии. Англичанин уверен, что второй экземпляр "Слова" находится
именно там. В самом деле, где ему еще прятаться? По меркам двенадцатого
столетия "Слово о полку Игореве" ко всему прочему было военной реляцией и,
как военный документ, рукопись могла сохраниться до петровских времен,
угодить в архив какого-нибудь полка - Преображенского, например; и
затеряться среди ведомостей о выдаче подштанников. А уж оттуда после
революции "Слову" была прямая дорога в Центральный архив Советской Армии,
потому что военные архивы пытались сохранить во все времена - даже
ведомости о подштанниках.
Пожалуй эти рассуждения чересчур остроумны для научной статьи. Я с
подозрением перечитываю концовку... Граф Водзорд едва заметно изменил
тональность, и его совет искать второй экземпляр "Слова о полку Игореве"
среди гренадерских подштанников Преображенского полка отдает
мистификацией...
Леонард Христианович пыхтит за стеной, вызывая духов. Я заказал бы
ему вызвать дух автора "Слова о полку Игореве", и тут собралась бы целая
толпа теней-претендентов.
Стоп, себе думаю, а не дурак ли я?
Я внимательно приглядываюсь к фамилии графа Водзорда и, читая ее
задом-наперед, обнаруживаю подлинную фамилию автора статьи.
Дроздов!
Попался, оборотень! Тискаешь статейки в чужих журналах и думаешь, что
я тебя не узнаю! А я-то гадаю, откуда такие умницы английские графья
берутся! Может, когда хочет. Что если вычеркнуть из завещания Белкина и
вписать в заместители Дроздова?..
Я выхожу в сумрачный коридор, собираясь спуститься в вестибюль, чтобы
в присутствии полтавского сержанта сказать Дроздову несколько добрых слов,
а то он в самом деле может что-нибудь над собой сотворить.
Иду.
Как вдруг слышу на лестнице тяжелые шаги и замираю на месте.

40
Шаги в полумраке, когда за стеной вызывают духов, - это страшновато.
Мне чудится появление в коридоре по вызову доктора Гланца какого-то
каменного гостя, вроде гранитного памятника одному ревнивому мужу одной
веселой вдовы, которая, был грех, приходила ко мне по ночам в гости, когда
Татьяна была маленькой. Этот памятник, ростом головы на три выше своего
хозяина, торчит на пьедестале в самом центре печенежкинского кладбища, и
при мысли, что этот громоотвод приперся в гостиницу, чтобы свести со мной
счеты, у меня начинается сердцебиение.
Я прижимаюсь спиной к стене прямо под огнетушителем. Покойник был у
нас начальником отдела кадров после милейшего Луки Феодосьевича и очень не
уважал меня за то, что я не выпивал с ним, не считался с его мнением и
приводил устраиваться на работу в институт отсидевших подозрительных
личностей. Ну и, наверно, был очень недоволен тем, что его не похоронили
на мемориальном кладбище.
Но шаги все ближе...
О, ужас!..
В полумрачный коридор входит зеленоватая фигура с черными лапами и в
круглом сверкающем головном уборе. Она (фигура), не размышляя,
направляется к моему прежнему номеру - туда, где окно выбито.
Это за мной.
Дождался.
Допрыгался!
Таинственная фигура прислушивается перед моей бывшей дверью и глухо
стучит в нее согнутым когтем.
Фигура, наверно, думает, что я там, но ей никто не отвечает, потому
что я торчу здесь, как подставка под огнетушителем. Вот он, я! Но фигура
не замечает меня. Она сдирает с правой лапы черную кожу, прикладывает ухо
к двери и стучит громко, настойчиво: тук-тук-тук...
У, опять никто не отвечает. И не ответит. Молчок за дверью. Меня там
нет, уж я-то знаю. Там холодно, там раму вынесли.
Фигура сдирает кожу с левой лапы, сует обе кожи в карман и уходит из
коридора, вдавливаясь в мягкий ковер тяжелыми шагами. Только теперь со
спины я узнаю Космонавта. Так, тяжело ступая, он, наверно, бродил по Марсу
и пугал своим скафандром марсианских ворон - а здесь, в сумрачном
коридоре, его новенькая генеральская форма выглядит попричудливее
марсианского скафандра - на ней все блестит: погоны, пуговицы в два ряда,
бляха на фуражке и черный лакированный козырек.
Ну, напугал...
Я с сердцебиением возвращаюсь в свой новый номер, сожалея о том, что
разрешил Софье Сергеевне извести на Ведмедева всю бутылку дроздовского
коньяка. Двадцать капель мне сейчас не помешали бы.
Валюсь в кресло и начинаю размышлять. Появление марсианина очень
странно - час назад он со всеми распрощался и уехал в Москву на
телевизионном автобусе, а вот сейчас скрытно вернулся и постучал в мой
номер. Что все это значит?
В коридоре опять шаги...
Марсианин уже разузнал у дежурной дамы, в какой номер меня перевели,
и возвращается. Сейчас он войдет ко мне. Кто он такой? Что ему от меня
нужно?
Я бегу к подушке, перекладываю наган в карман пиджака, возвращаюсь в
кресло и хватаю журнал.
Откуда столько прыти взялось... Так и до инфаркта недолго.
В дверь тихонько стучат.
- Входите!
Марсианин входит. Я гляжу ему в лицо, ожидая, что сейчас раскроется
его настоящая сущность - полезут клыки, рога и все остальное, что ЕМУ
положено.
- Вы не спите, Юрий Васильевич?
- Как видите. А я думал, что вы уехали.
- Да, уехал, но передумал и вернулся.
- Раздевайтесь.
Марсианин достает из шинели бутылку водки, ставит ее на стол и
цепляет шинель на вешалку. Собирается сесть в кресло напротив меня, но
шинель, как подбитая птица, срывается с вешалки и падает на пол.
- Шнурок оборвался, - огорчается марсианин и цепляет шинель на
вешалку прямо за воротник. - Шьют, мастера! Даже генеральскую шинель
толком не умеют...
Он не успевает договорить - на этот раз обрывается вся вешалка вместе
с моим пальто и шинелью. Марсианин в полной растерянности разводит руками:
- Делают, мастера!
- Бросьте на постель. У вас на Марсе за такую халтуру дали бы по
рукам?
- По морде, - отвечает марсианин с интонацией Андрея Ивановича.
Мы смеемся.
Наконец пальто и шинель устраиваются на постели. Я готов внимательно
слушать.
- Вы разрешите мне выпить для храбрости? - спрашивает марсианин,
углядывая на подоконнике граненый гостиничный стакан.
- Пейте, но закусывать нечем.
- У меня есть, - он достает из шинели луковицу и плавленный сырок. -
Газетку бы... подстелить.
- А вот журналы! Вот, прямо на "Человечестве и прогрессе"! Сделайте
одолжение!
Марсианин зубами отрывает водочную шляпку с козырьком и нарезает
луковицу прямо на "Человечестве и прогрессе".
- Где вы ночью-то водку раздобыли?
- Ну уж... Тоже мне, проблема! Было бы удивительно, если бы ночью на
Руси сообразительный человек не достал выпивки. Жаль, хлеба нет. -
Марсианин прислушивается. - Что они там делают?
- Вызывают духов.
- А я-то думаю... бормочут что-то... - марсианин наливает полстакана
и лихо дует. - Хороша... Холодненькая...
С хрустом жует лук.
- А почему для храбрости? Разве я такой страшный?
- Вы? Да. В чем-то страшный, пока не разберу. А может быть, не вы
страшный, а мне страшно.
Решается:
- Короче... Как вы посмотрите на то, если я попрошу руки вашей
внучки?
Я, конечно, удивлен таким оборотом, хотя всегда знал, что Татьяна
способна с первого взгляда сводить с ума мужчин, даже настоящих.
- Посмотрю с удовольствием, но при чем тут я? Спрашивайте у нее.
- К ней я уже обращался. По всей форме, с отданием чести. И знаете,
какой ответ получил?
- Отказала?
- Нет. Она ответила так: "О, еще один!" - с интонацией Татьяны
произносит марсианин.
- Идиотка, - бурчу я. - И вы, конечно, обиделись?
- Нет. Она объяснила, что не может принять мое предложение, потому
что завтра состоится рыцарский турнир за право обладания ею. Мол, завтра
утром в спортивном зале она сыграет в теннис с любым желающим ее.
Объявление будет вывешено. Кто у нее выиграет, тот станет ее мужем. И
внесла меня в список. Да. В список претендентов. Под восьмым номером. Так
и сказала: "Ваш номер восемь". И внесла.
- Психопатка. И вы, конечно, обиделись.
- Обиделся и уехал. Но потом передумал. Почему бы не сыграть? Вышел
на переезде, купил у обходчика бутылку и пошел обратно. А тут как раз ваш
Павлик на "ЗИМе".
- Да, история... Жениться - это вам не на Марс слетать. Налейте мне
двадцать капель.
Космонавт наливает мне на палец водки, я делаю маленький глоток,
ставлю стакан на стол и взглядом придвигаю стакан к марсианину.
Тот даже не удивляется. Знает он эти фокусы: ножи-вилки взглядом
гнем!
- Вам на Марсе не приходилось бывать? - спрашивает он, ненароком
поднимает взглядом бутылку и доливает себе водки до ста грамм. - Я почему
спрашиваю... Я бы не удивился, если бы встретил вас там. Вы же знаете, что
люди делятся на марсиан и немарсиан. Первых очень и очень мало. Ну, вы
меня понимаете, да?
- Понимаю. Я думаю, у вас много шансов выиграть у Татьяны, хотя она
кандидат в мастера по теннису. Она вам поддастся и этим выразит свое
согласие.
- Вы думаете?
- Уверен.
- Из-за того, что я генерал?
- Нет. Фи, генеральша!
- Из-за того, что я - космонавт?
- Из-за того, что вы - марсианин. В том смысле, о чем вы говорили.
- Значит, вы мне советуете завтра принять участие в этих скачках?
- Очень рекомендую. Тем более, что претендентов, кроме вас, не будет.
Просто Татьяна таким способом пригласила вас поиграть в теннис. Она
стеснительная.
Космонавт опрокидывает в себя вторые полстакана, хрустит луком и
задумчиво сдирает с сырка фольгу.
- Вы пьете? - спрашиваю я.
- Почти нет. Иногда. И равнодушно.
- Так и надо. Я хотел вас спросить... Как там дела у нас на Марсе?
Нет, я читал ваши интервью, но у вас, наверно, есть личные впечатления.
- Есть. Сокровенные.
- В двух словах, для меня.
- Ржаво, - отвечает Космонавт и разламывает сырок на две части. -
Ржаво там у нас на Марсе. Ваша внучка сказала бы: "Оранжево". Ржавая пыль
и камни. На фотографиях красиво, на деле - глупо. Посмотришь по сторонам -
на зубах хрустит. Нечего там делать. Я там чувствовал себя абсолютным
дураком. Хотя, конечно, - родина.
- Зря летали?
- Нет! Один раз стоило слетать, посмотреть. И достаточно. А разок
надо было слетать, чтобы избавиться от мифа, - Космонавт с аппетитом жует
свою часть сырка.
- Как вы сказали?.. От мифа? Ах, да, да, не объясняйте, я понял.
Я понял: надо избавляться от мифов. Жизнь на Марсе - это очередной
миф Древней Греции. Надо избавляться от старых мифов и не создавать новых.
Чу! В коридоре опять шаги. Опять Леонард Христианович кого-то вызвал.
Опять кто-то проходит мимо по коридору и стучится в дверь моего прежнего
номера.
- Это к вам... Вы кого-нибудь ожидаете? - спрашивает марсианин.

41
Я отвечаю:
- Скажите там кому бы то ни было, что я сейчас занят. Если кому
нужен, пусть подождет.
Марсианин выходит в коридор и возвращается:
- Какой-то старичок. Испугался и просил передать, что потом зайдет.
Меня многие пугаются.
- Так и надо. Старикашки должны бояться марсиан. Налейте мне еще.
Самую малость... Достаточно. А теперь избавьте меня еще от одного мифа.
Кто все-таки первым вышел на Марс: вы или Харрисон?
- Оба.
- Но первым-то кто ступил на грунт?
- Вдвоем, - смеется марсианин.
- Но этого не могло быть - шлюз для двоих слишком узкий, кто-то
все-таки вылез первым.
- Первыми вышли на Марс мы с Харрисоном. Мы с ним решили отвечать
именно так. Хотите подробности? Мы умышленно нарушили программу в этом
пункте. Понимаете ли, после посадки нам надлежало вскрыть конверт и
узнать, кому предписано выходить первым. Это на Земле так решили, чтобы в
полете не возникало зависти. А мы с Харрисоном решили наоборот: приоритета
не будет, и первого человека, ступившего на Марс, тоже не будет.
Понимаете? Конверт уничтожили, не распечатывая. Телекамеры отключили.
Потом подбросили монетку, и один из нас вышел на грунт. Потоптался. Через
десять секунд к нему спустился второй. И только тогда мы включили
телекамеры. Конечно, мы схлопотали выговор от Центра управления полетом,
зато поступили справедливо.
- Монетка какая была?
- Не понял...
- Наша или американская?
- Понял. Десять центов. Я с собой деньги не брал, а Харрисон взял
какую-то мелочь на счастье, - марсианин все-таки немного осовел и начал
вставлять в промежутки между фразами "понял" и "понимаете".
- А вы что взяли на Марс для счастья?
- Перед выходом надел тельняшку.
- А, ну да... Военно-морская авиация?
- Точно. Кстати, меня все время спрашивают, как я, понимаете,
отреагирую, если Харрисон вдруг объявит, что первым на Марс вышел именно
он?
- Это невозможно.
- Вы сразу поняли, а немарсиане не понимают. Я им объясняю, что они
тут на Земле попривыкли, а там все очень просто. Там нет ножниц между
словом и делом. Не понимают. Там слово и дело едины, как пространство и
время. Сказал - сделал. Если мы сказали, что вышли на Марс вдвоем -
значит, так оно и есть.
Чтобы сравняться с ним, я делаю полный глоток и закусываю сырком с
луком. Зубы слипаются, слезы из глаз... Марсианин одобрительно наблюдает.
За стеной бормочет Леонард Христианович, вызывая дух... кого бы вы
думали?.. Иосифа Виссарионовича. Все-таки, я считал, что мои сотрудники
умные люди, а они кого вызывают? Ну, придет Сталин, что вы с ним делать
будете?
- Еще меня часто спрашивают, не наблюдались ли в экспедиции
какие-нибудь таинственные явления, - говорит марсианин.
- А вы что на это? - у меня в шарике все поплыло, поплыло...
- Вам могу рассказать, но при одном условии...
- ?
- Юрий Васильевич! Отдайте наган!
- Нет, товарищ генерал.
- Я сам возьму!
- Не забывайтесь, молодой человек!
- Я возьму! - угрожает марсианин. - Он у вас под подушкой.
- Что ж, возьмите.
Марсианин решительно встает, откидывает подушку и остается с носом.
- Нюх подвел, - комментирует он, возвращаясь в кресло.
- Пить надо меньше.
- Нет, это луком отшибло.
- Пусть луком. Давайте свою таинственную историю.
- Но чтобы, понимаете, между нами.
- Могила!
- Это таинственное явление обнаружилось при подлете к Венере. Дело в
том, что нам на всякий случай разрешили взять в экспедицию немного
спирта...
- Для внутреннего употребления?! - восхищаюсь я.
- Да. В лечебных целях. Немного. Одну бутылку. На четверых. Такая
зеленая опечатанная бутылка. Там разгуляться все равно не дадут. Так вот,
все шло по программе. Бутылка стояла в аптечке, а мы подлетали к Венере,
чтобы от нее с ускорением повернуть к Марсу. Через Венеру к Марсу иногда
ближе... - Космонавт показывает этот маневр на столе между стаканом и
бутылкой.
- Я в курсе.
- А я, пожалуй, еще выпью... - Космонавт загребает бутылку в кулак и
наливает полстакана.
- Вы не устанете? Завтра у вас Большая Игра, - напоминаю я.
- Ничего. Главное, равнодушно. Так вот... Понимаете, любой из нас мог
воспользоваться этим спиртом как лекарством и никому специально не
сообщать. Но о спирте никто из нас не думал, потому что ТАМ как-то странно
думать об этом деле... - Космонавт щелкает пальцем по горлу. - Там черт
знает о чем иногда думаешь, но только не об этом. Так вот... Однажды я
погнался за непривязанным бортжурналом, тот залетел в аптечку, и я увидел,
что спирта в бутылке убавилось.
"Значит, кто-то из ребят подлечился", - подумал я.
Еще через сутки мы сбросили на Венеру зонд, а второй заклинило, и мне
выпало работать снаружи часов пять без передышки... наконец я не выдержал,
схватил кувалду... да, да, был у нас и такой инструмент... и зонд
отделился. Помню, я его еще ногой отпихнул и подумал:
"А не выпить ли мне для бодрости капель двадцать?"
Только потом я понял, что пить мне совсем не хотелось, но во мне уже
сидел мелкий бес подозрения. Маленький такой бесенок. В общем, заглянул я
в бутылку... Так и есть! Уровень спирта опять понизился!
И началось! Подозрения хуже отравы. Тут мы к Марсу поворачиваем, дел
невпроворот, времени нет, а я опять туда же - инспектировать бутылку. Мать
моя родная! За два дня спирта убавилось ровно на треть!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19