Чтобы еще более осложнить тяжелое положение пражского правительства, немецкая разведка держала наготове в Словакии специальные команды, оснащенные взрывчаткой.
14 марта Тисо провозгласил основание независимой Словацкой республики. В ночь на 15 марта после драматического совещания Гаха принял ультиматум Гитлера и заключил с ним известное соглашение о «защите чешского народа великогерманским рейхом».
Немецкая оккупация Чехии произошла после этого без малейшего сопротивления. В ночную метель, по обледенелым дорогам Гитлер мчался в Прагу, чтобы появиться в Градчанах раньше Гахи. Тем временем я, находясь в Берлине, должен был заботиться о том, чтобы на соответствующий срок задержать вылет Гахи в Прагу.
Теперь Гитлер всячески торопил с включением Чехии в великогерманскую империю. Полиция безопасности и СД взяли на себя исполнительную власть и тесно сотрудничали с чешской полицией. Чешская полиция была настоящей элитой, как в отношении профессиональном, так и чисто внешне, что вызвало у Гиммлера следующее замечание: «Превосходный человеческий материал! Я всех их возьму в войска СС».
Жизнь в Чехословакии внешне быстро входила в свое привычное русло, однако глубинные трения еще давали себя знать.
1938 год недаром назвали «годом кризисов». Еще в то время, когда Гитлер подготавливал разгром Чехословакии, в Германии внезапно вспыхнули синагоги. В тот самый момент, когда Гитлер принимал участие в Мюнхенской встрече, посвященной годовщине путча 9 ноября 1923 года, министр пропаганды Геббельс организовал пресловутую «хрустальную ночь». В качестве повода для этого было использовано убийство атташе германского посольства в Париже, совершенное молодым польским евреем. Когда в ночь на 10 ноября 1938 года я шел по Курфюрстендам, эта фешенебельная улица Берлина выглядела как после бомбежки. Все магазины, принадлежащие евреям, были разгромлены, товары разграблены или выброшены на улицу. В других городах Германии дело обстояло точно так же. Материальный ущерб составил около двух миллиардов рейхсмарок. Кроме того, 3, 5 тысячи легковых автомобилей, принадлежавших евреям, были лично присвоены членами партии.
Гиммлер и Гейдрих, которые, насколько мне известно, ничего не знали о намерениях Геббельса, тотчас же обратились к Гитлеру с требованием немедленно устранить Геббельса из состава политического руководства. Гейдрих указал Гитлеру на возможные внешнеполитические последствия, связанные прежде всего с «окончательным решением» чехословацкого вопроса, которое могло бы быть затруднено в результате протеста мировой общественности против антисемитского террора. Отзыв американского посла из Берлина, казалось, подтверждал опасения Гейдриха. Гитлер, раздраженный самоуправством Геббельса, уже склонялся к согласию с требованием Гиммлера и Гейдриха о смещении рейхсминистра пропаганды, но тут вмешался Риббентроп. Он обрисовал внешнеполитические последствия этого события в менее тревожном свете и способствовал тому, что Геббельс сохранил свой пост.
АКТИВНЫЙ ШПИОНАЖ
Поездка в Северную Африку — Недостатки нашей разведки — Шпионаж в Скапа-Флоу — Польский шпион Сосновский.
Летом 1938 года, в продолжительной беседе с Гиммлером, Гитлер поднял перед ним вопрос о позиции Америки и о влиянии ее на будущую позицию Японии. При этом весьма неодобрительно отозвался об американском президенте Ф. Д. Рузвельте — в частности, назвав его речь о «карантине», произнесенную 6 октября 1937 года, «типично американским блефом».
Гиммлер в то время был хорошо осведомлен о положении дел в Японии. Я думаю, что эта осведомленность опиралась на информацию Янке, который, благодаря своим связям с китайской и японской разведками, всегда был в курсе текущих событий. Тоном человека, предостерегающего от поспешных выводов, Гиммлер напомнил Гитлеру, что между Америкой и Японией существует большая общность экономических интересов, которую нельзя недооценивать. Однако Гитлер отбросил эту мысль и с новой силой обрушился на «гнилую псевдодемократическую систему США», являющуюся, по его словам, сплошным раздольем для евреев. Затем последовали длинные монологи об отношениях США с Англией, в ходе которых Гитлер заговорил о возможных совместных военных действиях этих стран против европейского континента. Он считал, что вряд ли можно ожидать нападения англоамериканцев через Северную Африку, поскольку на западном побережье Африки нет достаточного количества морских портов, необходимых для проведения такой операции. Кроме того, по его мнению, местность в том районе непригодна для развертывания современной армии и обеспечения ее тылов.
Вопреки этому, Гиммлер продолжал держаться того мнения, что от англичан и американцев вполне возможно ожидать попытки совместными усилиями вторгнуться в случае войны в Европу с территории Африки. Поэтому в один прекрасный день Гейдрих дал указание предпринять обследование прибрежных районов Западной Африки в разведывательных целях. До этого Гейдрих в одной из бесед с адмиралом Канарисом установил, что абвер не располагает сколько-нибудь заслуживающими внимания сведениями об этом районе. Таким образом, я принялся за выполнение своего первого оперативного разведывательного задания.
Гейдрих вызвал меня к себе, изложил передо мной суть вышеперечисленных проблем и сказал, что прежде всего необходимо обратить внимание на французскую военно-морскую базу в Дакаре: узнать, в каком состоянии находится этот порт? По возможности раздобыть документы портовых властей, освещающие техническое состояние порта, составить собственное представление об этом, подкрепив его соответствующими фотоснимками. Так было сформулировано задание, которое я с воодушевлением принял. Гейдрих передал мне необходимое для моей поездки оборудование — специально для этой цели изготовленный фотоаппарат «Лейка», две пленки, голландский паспорт и валюту; кроме того, я получил адреса явок в Мадриде и Лиссабоне.
Под видом сына торговца бриллиантами из Голландии, который якобы ликвидировал свои дела в Германии, я в прекрасном расположении духа отправился в путешествие. Однако, чем больше я приближался к своей цели, тем скорее улетучивалось мое воодушевление, а на смену ему приходила нервозность и все более ослабевала острота реакции, необходимая разведчику. И при пересечении испанской границы, и на границе с Португалией моя «Лейка» возбудила повышенный интерес таможенных чиновников. Затратив немало усилий, изрядно потратившись, мне удалось провезти фотоаппарат до Лиссабона. Здесь по указанному мне адресу меня встретил японец, старый сотрудник Янке. Он посоветовал мне обменять «Лейку», какими бы прекрасными качествами она ни обладала, на другой, более простой аппарат. Вообще план, составленный Гейдрихом, под влиянием этого опытного агента претерпевал одно изменение за другим. Стоило мне как следует «нюхнуть» практической работы, и я сразу заметил, что «погода» здесь совсем другая, чем за столом, крытым зеленым сукном. Я чувствовал себя все более неуверенно и поэтому крайне охотно следовал и другим ценным указаниям японца — прежде всего отделался от врученного мне при отъезде пакета с валютой.
В Дакаре я поселился в доме португальской семьи еврейского происхождения. Хозяин дома, сеньор X. , был уведомлен о моем прибытии «деловыми письмами» из Лиссабона. Необходимые суммы были переведены также по «деловым» каналам. Уже через пять дней г-н X. заполучил нужные документы портовых властей, которые были посланы в Лиссабон прямо на явочную квартиру под видом «образцов товаров». Довольно значительная плата за приобретение этих бумаг была выдана в английских фунтах и оформлена как сделка между торговцами золотом и бриллиантами.
Необходимые контакты с судовладельцами и представителями судовых страховых компаний в Дакаре были установлены при помощи умело организованных «лэнчей» в узком кругу. Через этот канал я смог составить общее представление о положении дел и разузнать интересные подробности о работе порта. Трудно было с фотосъемками. Я постоянно страшился разоблачить себя из-за какой-нибудь оплошности. На улицах Дакара в каждом любопытном взгляде безобидных прохожих мне чудился изучающий взор сотрудника «Сюрте». Стоило кому-нибудь пойти той же дорогой, что и я, мне уже казалось, что за мной установлена слежка. Тогда я, как правило, останавливался у какой-нибудь витрины, киоска или просто делал вид, что поглощен созерцанием проходящих мимо автомашин, пока подозрительная фигура не скрывалась из виду. После этого из предосторожности я определенное расстояние проделывал в обратном направлении. Ночами меня преследовали беспокойные мысли: я вспоминал события прошедшего дня и самокритично обнаруживал те или иные ошибки и промахи, допущенные мной, и в конце концов погружался в тревожный сон, полный тяжелых сновидений, а утром просыпался весь в поту. Сразу же я вспоминал о фотоснимках, которые я еще так и не сделал.
Чтобы решить эту проблему, мой хозяин подал такую идею: всей семьей устроить прогулку в порт и в нужных местах сделать «семейные фотоснимки». Так мы и сделали. Семья в полном составе выстраивалась, загораживая меня, как ширмой, перед сооружениями, которые необходимо было заснять, что позволило мне сфотографировать важнейшие участки порта. При проявлении пленки выяснилось, однако, что интересующие меня объекты получились слишком маленькими, а семья X. , стоящая на переднем плане, слишком большой.
Спустя девять дней я с облегчением вновь прибыл в Лиссабон. В пути я прятал фотопленку под повязкой, которая была наложена на мое левое бедро, где я сам сделал себе небольшой порез бритвой, так что марля была пропитана кровью. Герметически упакованная пленка прочно приклеилась к ноге вместе с марлей, пропитанной кровью, отчего мое бедро выглядело так, будто оно распухло в результате заражения раны. То, что я прихрамывал, вызывало у таможенников и пограничников живейшее сочувствие, что и помогло мне проскочить неразоблаченным.
Вернувшись в Берлин, я представил Гейдриху подробный письменный отчет, приложив к нему «семейные фотографии». Он был доволен тем, как я выполнил задание. Однако меня результаты моей поездки ни в коем случае не удовлетворили. Впервые мне стало ясно, как мало знают ответственные руководители, стоящие во главе нашей разведки, о практических трудностях, связанных с выполнением их заданий. В то же время меня посетили серьезные сомнения относительно всей организации нашей разведки в целом. Дело в том, что в то время не могло быть и речи о каком-либо органическом развитии разведывательной службы в Германии, вся ее деятельность — за исключением отдельных областей — строилась в большей или меньшей степени на импровизации. Причина этих недостатков в значительной степени заключалась, с одной стороны, в разобщенности различных разведывательных организаций, а с другой, в полном непонимании деятельности разведки со стороны масс немецкого народа. С давних пор в Германии привыкли принижать значение разведки и даже относиться к ней с глубоко укоренившимся предубеждением. К этому прибавилось широко распространившееся при национал-социалистском режиме стремление к поспешному ниспровержению привычных форм и порядков. Однако эффективная деятельность разведывательной службы нуждается не только в понимании со стороны населения, которое она как раз и защищает, кроме того, предпосылкой успешной работы в больших масштабах, является преемственность и непрерывность в работе и тщательная координация усилий. Разведки других стран задолго до нас поняли необходимость создания такой базы. Например, Десятое Бюро французская разведка. — Прим. перев.
преимущественно действовало в преподавательской среде учебных заведений Западной Германии; англичане использовали, главным образом, связи с представителями промышленности и экономики, не скупясь на затраты; японцы и китайцы действовали настойчиво, неотступно и в то же время тихо и осторожно, проявляя исключительную способность к глубокой оценке и постижению ситуации, причем в Европе эти люди желтой расы действовали ловко через своих сотрудников, коренных жителей страны. Русские развернули свою работу на чрезвычайно широкой основе; они и здесь предпочитали пользоваться поддержкой масс. В отличие от них, американцы, как и мы, не имели возможности опереться на богатый опыт, но и они осуществляли разведывательные операции в широких масштабах, правда, сильно рискуя при этом.
Мысли о широкомасштабной организации за границей и о возможном объединении всех разведывательных служб (информационные службы существовали, например, в министерстве иностранных дел, в иностранном отделе НСДАП, в ведомстве Геринга наряду с военной и политической разведкой) я изложил, пока только для себя самого, в записной книжке.
Решающее значение имеет выбор надежных и надлежащим образом обученных сотрудников; они должны возвышаться над общим уровнем по своим умственным и духовным качествам. Чтобы успешно действовать в чужой стране, они должны иметь возможность после интенсивного изучения языка, обычаев и особенностей народа данной страны жить и работать так, как ее уроженцы, и заниматься разведывательной деятельностью. Только после пребывания в стране в течение одного-двух лет им можно давать подобные задания. Использование некоторых специалистов следует отложить до наступления кризисной ситуации или до начала войны.
Такие мысли для рутинера вроде Янке, занимающегося практической работой, естественно, были общими местами, но для широкого круга сотрудников немецких разведывательных служб они были неизвестны. Только военная разведка еще со времен первой мировой войны имела «задел» для работы в отдаленном будущем. Примером может служить Альфред В. , капитан императорского военно-морского флота в отставке, известный под кличкой Часовщик. По заданию германской разведки тех лет он досконально изучил в Швейцарии часовое дело, после чего в 1927 году как гражданин Швейцарии, под именем Альберта Эртеля, переселился в Англию и в 1932 году получил британское гражданство. Впоследствии Эртель «случайно» обосновался в Киркуолле на Оркнейских островах, вблизи английской военно-морской базы в заливе Скапа-Флоу. Здесь он завел небольшой ювелирный магазин и часовую мастерскую. Время от времени он сообщал сведения о передвижениях английского флота. В начале октября 1940 года он сообщил, что восточные подступы к опорному пункту английского флота защищены не подводными лодками, оснащенными специальными сетями, а всего лишь заградительными судами, отстоящими друг от друга на значительном расстоянии. Это сообщение побудило тогдашнего начальника подводного флота Германии, контр-адмирала Деница, поручить капитан-лейтенанту Приену произвести подводную атаку, которая впоследствии завершилась успешным торпедированием линейного корабля «Ройял Оук» («Королевский дуб». — Прим перев.) и «Рипалс» («Отпор»). Вот к каким результатам привела терпеливая и настойчивая работа в течение пятнадцати лет.
После моего возвращения из Дакара начались месяцы лихорадочной работы. В нашем ведомстве все сбились с ног, выполняя приказ за приказом относительно деятельности СД — Гейдрих приказал привести немецкую контрразведку в боевую готовность. Только закончился чехословацкий кризис, начались хлопоты с Данцигом и Польшей. До глубокой ночи я разбирал и проверял огромную массу донесений, поступавших от наших агентов. Необходимо было составить точную картину военных приготовлений Польши. Нужно было использовать все имевшиеся в распоряжении разведывательные контакты. В связи с этим мне хотелось бы рассказать об одном из наиболее волнующих эпизодов в истории разведки, который произошел тогда в Берлине.
«Игра» началась серым, туманным утром. Поток служащих верховного командования сухопутных войск уже растекся по узким изломанным коридорам старого здания на Бендлерштрассе. И тут только, с большим опозданием, появилась секретарша одного высокопоставленного офицера генерального штаба из оперативного отдела ОКХ главное командование сухопутных войск. — Прим. перев.
, известная многим в ведомстве фройляйн фон Н. Швейцар, старый солдат, проверяя ее пропуск, удивленно покачал головой — что это вдруг стряслось с фройляйн фон Н.? Она выглядела буквально преображенной. Раньше она одевалась просто и являлась на службу точно в срок. А теперь она разоделась в элегантную меховую шубку и вела себя с претензией, вызывающе. Что-то здесь было не так.
Настоящее подозрение проснулось в швейцаре лишь через несколько дней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
14 марта Тисо провозгласил основание независимой Словацкой республики. В ночь на 15 марта после драматического совещания Гаха принял ультиматум Гитлера и заключил с ним известное соглашение о «защите чешского народа великогерманским рейхом».
Немецкая оккупация Чехии произошла после этого без малейшего сопротивления. В ночную метель, по обледенелым дорогам Гитлер мчался в Прагу, чтобы появиться в Градчанах раньше Гахи. Тем временем я, находясь в Берлине, должен был заботиться о том, чтобы на соответствующий срок задержать вылет Гахи в Прагу.
Теперь Гитлер всячески торопил с включением Чехии в великогерманскую империю. Полиция безопасности и СД взяли на себя исполнительную власть и тесно сотрудничали с чешской полицией. Чешская полиция была настоящей элитой, как в отношении профессиональном, так и чисто внешне, что вызвало у Гиммлера следующее замечание: «Превосходный человеческий материал! Я всех их возьму в войска СС».
Жизнь в Чехословакии внешне быстро входила в свое привычное русло, однако глубинные трения еще давали себя знать.
1938 год недаром назвали «годом кризисов». Еще в то время, когда Гитлер подготавливал разгром Чехословакии, в Германии внезапно вспыхнули синагоги. В тот самый момент, когда Гитлер принимал участие в Мюнхенской встрече, посвященной годовщине путча 9 ноября 1923 года, министр пропаганды Геббельс организовал пресловутую «хрустальную ночь». В качестве повода для этого было использовано убийство атташе германского посольства в Париже, совершенное молодым польским евреем. Когда в ночь на 10 ноября 1938 года я шел по Курфюрстендам, эта фешенебельная улица Берлина выглядела как после бомбежки. Все магазины, принадлежащие евреям, были разгромлены, товары разграблены или выброшены на улицу. В других городах Германии дело обстояло точно так же. Материальный ущерб составил около двух миллиардов рейхсмарок. Кроме того, 3, 5 тысячи легковых автомобилей, принадлежавших евреям, были лично присвоены членами партии.
Гиммлер и Гейдрих, которые, насколько мне известно, ничего не знали о намерениях Геббельса, тотчас же обратились к Гитлеру с требованием немедленно устранить Геббельса из состава политического руководства. Гейдрих указал Гитлеру на возможные внешнеполитические последствия, связанные прежде всего с «окончательным решением» чехословацкого вопроса, которое могло бы быть затруднено в результате протеста мировой общественности против антисемитского террора. Отзыв американского посла из Берлина, казалось, подтверждал опасения Гейдриха. Гитлер, раздраженный самоуправством Геббельса, уже склонялся к согласию с требованием Гиммлера и Гейдриха о смещении рейхсминистра пропаганды, но тут вмешался Риббентроп. Он обрисовал внешнеполитические последствия этого события в менее тревожном свете и способствовал тому, что Геббельс сохранил свой пост.
АКТИВНЫЙ ШПИОНАЖ
Поездка в Северную Африку — Недостатки нашей разведки — Шпионаж в Скапа-Флоу — Польский шпион Сосновский.
Летом 1938 года, в продолжительной беседе с Гиммлером, Гитлер поднял перед ним вопрос о позиции Америки и о влиянии ее на будущую позицию Японии. При этом весьма неодобрительно отозвался об американском президенте Ф. Д. Рузвельте — в частности, назвав его речь о «карантине», произнесенную 6 октября 1937 года, «типично американским блефом».
Гиммлер в то время был хорошо осведомлен о положении дел в Японии. Я думаю, что эта осведомленность опиралась на информацию Янке, который, благодаря своим связям с китайской и японской разведками, всегда был в курсе текущих событий. Тоном человека, предостерегающего от поспешных выводов, Гиммлер напомнил Гитлеру, что между Америкой и Японией существует большая общность экономических интересов, которую нельзя недооценивать. Однако Гитлер отбросил эту мысль и с новой силой обрушился на «гнилую псевдодемократическую систему США», являющуюся, по его словам, сплошным раздольем для евреев. Затем последовали длинные монологи об отношениях США с Англией, в ходе которых Гитлер заговорил о возможных совместных военных действиях этих стран против европейского континента. Он считал, что вряд ли можно ожидать нападения англоамериканцев через Северную Африку, поскольку на западном побережье Африки нет достаточного количества морских портов, необходимых для проведения такой операции. Кроме того, по его мнению, местность в том районе непригодна для развертывания современной армии и обеспечения ее тылов.
Вопреки этому, Гиммлер продолжал держаться того мнения, что от англичан и американцев вполне возможно ожидать попытки совместными усилиями вторгнуться в случае войны в Европу с территории Африки. Поэтому в один прекрасный день Гейдрих дал указание предпринять обследование прибрежных районов Западной Африки в разведывательных целях. До этого Гейдрих в одной из бесед с адмиралом Канарисом установил, что абвер не располагает сколько-нибудь заслуживающими внимания сведениями об этом районе. Таким образом, я принялся за выполнение своего первого оперативного разведывательного задания.
Гейдрих вызвал меня к себе, изложил передо мной суть вышеперечисленных проблем и сказал, что прежде всего необходимо обратить внимание на французскую военно-морскую базу в Дакаре: узнать, в каком состоянии находится этот порт? По возможности раздобыть документы портовых властей, освещающие техническое состояние порта, составить собственное представление об этом, подкрепив его соответствующими фотоснимками. Так было сформулировано задание, которое я с воодушевлением принял. Гейдрих передал мне необходимое для моей поездки оборудование — специально для этой цели изготовленный фотоаппарат «Лейка», две пленки, голландский паспорт и валюту; кроме того, я получил адреса явок в Мадриде и Лиссабоне.
Под видом сына торговца бриллиантами из Голландии, который якобы ликвидировал свои дела в Германии, я в прекрасном расположении духа отправился в путешествие. Однако, чем больше я приближался к своей цели, тем скорее улетучивалось мое воодушевление, а на смену ему приходила нервозность и все более ослабевала острота реакции, необходимая разведчику. И при пересечении испанской границы, и на границе с Португалией моя «Лейка» возбудила повышенный интерес таможенных чиновников. Затратив немало усилий, изрядно потратившись, мне удалось провезти фотоаппарат до Лиссабона. Здесь по указанному мне адресу меня встретил японец, старый сотрудник Янке. Он посоветовал мне обменять «Лейку», какими бы прекрасными качествами она ни обладала, на другой, более простой аппарат. Вообще план, составленный Гейдрихом, под влиянием этого опытного агента претерпевал одно изменение за другим. Стоило мне как следует «нюхнуть» практической работы, и я сразу заметил, что «погода» здесь совсем другая, чем за столом, крытым зеленым сукном. Я чувствовал себя все более неуверенно и поэтому крайне охотно следовал и другим ценным указаниям японца — прежде всего отделался от врученного мне при отъезде пакета с валютой.
В Дакаре я поселился в доме португальской семьи еврейского происхождения. Хозяин дома, сеньор X. , был уведомлен о моем прибытии «деловыми письмами» из Лиссабона. Необходимые суммы были переведены также по «деловым» каналам. Уже через пять дней г-н X. заполучил нужные документы портовых властей, которые были посланы в Лиссабон прямо на явочную квартиру под видом «образцов товаров». Довольно значительная плата за приобретение этих бумаг была выдана в английских фунтах и оформлена как сделка между торговцами золотом и бриллиантами.
Необходимые контакты с судовладельцами и представителями судовых страховых компаний в Дакаре были установлены при помощи умело организованных «лэнчей» в узком кругу. Через этот канал я смог составить общее представление о положении дел и разузнать интересные подробности о работе порта. Трудно было с фотосъемками. Я постоянно страшился разоблачить себя из-за какой-нибудь оплошности. На улицах Дакара в каждом любопытном взгляде безобидных прохожих мне чудился изучающий взор сотрудника «Сюрте». Стоило кому-нибудь пойти той же дорогой, что и я, мне уже казалось, что за мной установлена слежка. Тогда я, как правило, останавливался у какой-нибудь витрины, киоска или просто делал вид, что поглощен созерцанием проходящих мимо автомашин, пока подозрительная фигура не скрывалась из виду. После этого из предосторожности я определенное расстояние проделывал в обратном направлении. Ночами меня преследовали беспокойные мысли: я вспоминал события прошедшего дня и самокритично обнаруживал те или иные ошибки и промахи, допущенные мной, и в конце концов погружался в тревожный сон, полный тяжелых сновидений, а утром просыпался весь в поту. Сразу же я вспоминал о фотоснимках, которые я еще так и не сделал.
Чтобы решить эту проблему, мой хозяин подал такую идею: всей семьей устроить прогулку в порт и в нужных местах сделать «семейные фотоснимки». Так мы и сделали. Семья в полном составе выстраивалась, загораживая меня, как ширмой, перед сооружениями, которые необходимо было заснять, что позволило мне сфотографировать важнейшие участки порта. При проявлении пленки выяснилось, однако, что интересующие меня объекты получились слишком маленькими, а семья X. , стоящая на переднем плане, слишком большой.
Спустя девять дней я с облегчением вновь прибыл в Лиссабон. В пути я прятал фотопленку под повязкой, которая была наложена на мое левое бедро, где я сам сделал себе небольшой порез бритвой, так что марля была пропитана кровью. Герметически упакованная пленка прочно приклеилась к ноге вместе с марлей, пропитанной кровью, отчего мое бедро выглядело так, будто оно распухло в результате заражения раны. То, что я прихрамывал, вызывало у таможенников и пограничников живейшее сочувствие, что и помогло мне проскочить неразоблаченным.
Вернувшись в Берлин, я представил Гейдриху подробный письменный отчет, приложив к нему «семейные фотографии». Он был доволен тем, как я выполнил задание. Однако меня результаты моей поездки ни в коем случае не удовлетворили. Впервые мне стало ясно, как мало знают ответственные руководители, стоящие во главе нашей разведки, о практических трудностях, связанных с выполнением их заданий. В то же время меня посетили серьезные сомнения относительно всей организации нашей разведки в целом. Дело в том, что в то время не могло быть и речи о каком-либо органическом развитии разведывательной службы в Германии, вся ее деятельность — за исключением отдельных областей — строилась в большей или меньшей степени на импровизации. Причина этих недостатков в значительной степени заключалась, с одной стороны, в разобщенности различных разведывательных организаций, а с другой, в полном непонимании деятельности разведки со стороны масс немецкого народа. С давних пор в Германии привыкли принижать значение разведки и даже относиться к ней с глубоко укоренившимся предубеждением. К этому прибавилось широко распространившееся при национал-социалистском режиме стремление к поспешному ниспровержению привычных форм и порядков. Однако эффективная деятельность разведывательной службы нуждается не только в понимании со стороны населения, которое она как раз и защищает, кроме того, предпосылкой успешной работы в больших масштабах, является преемственность и непрерывность в работе и тщательная координация усилий. Разведки других стран задолго до нас поняли необходимость создания такой базы. Например, Десятое Бюро французская разведка. — Прим. перев.
преимущественно действовало в преподавательской среде учебных заведений Западной Германии; англичане использовали, главным образом, связи с представителями промышленности и экономики, не скупясь на затраты; японцы и китайцы действовали настойчиво, неотступно и в то же время тихо и осторожно, проявляя исключительную способность к глубокой оценке и постижению ситуации, причем в Европе эти люди желтой расы действовали ловко через своих сотрудников, коренных жителей страны. Русские развернули свою работу на чрезвычайно широкой основе; они и здесь предпочитали пользоваться поддержкой масс. В отличие от них, американцы, как и мы, не имели возможности опереться на богатый опыт, но и они осуществляли разведывательные операции в широких масштабах, правда, сильно рискуя при этом.
Мысли о широкомасштабной организации за границей и о возможном объединении всех разведывательных служб (информационные службы существовали, например, в министерстве иностранных дел, в иностранном отделе НСДАП, в ведомстве Геринга наряду с военной и политической разведкой) я изложил, пока только для себя самого, в записной книжке.
Решающее значение имеет выбор надежных и надлежащим образом обученных сотрудников; они должны возвышаться над общим уровнем по своим умственным и духовным качествам. Чтобы успешно действовать в чужой стране, они должны иметь возможность после интенсивного изучения языка, обычаев и особенностей народа данной страны жить и работать так, как ее уроженцы, и заниматься разведывательной деятельностью. Только после пребывания в стране в течение одного-двух лет им можно давать подобные задания. Использование некоторых специалистов следует отложить до наступления кризисной ситуации или до начала войны.
Такие мысли для рутинера вроде Янке, занимающегося практической работой, естественно, были общими местами, но для широкого круга сотрудников немецких разведывательных служб они были неизвестны. Только военная разведка еще со времен первой мировой войны имела «задел» для работы в отдаленном будущем. Примером может служить Альфред В. , капитан императорского военно-морского флота в отставке, известный под кличкой Часовщик. По заданию германской разведки тех лет он досконально изучил в Швейцарии часовое дело, после чего в 1927 году как гражданин Швейцарии, под именем Альберта Эртеля, переселился в Англию и в 1932 году получил британское гражданство. Впоследствии Эртель «случайно» обосновался в Киркуолле на Оркнейских островах, вблизи английской военно-морской базы в заливе Скапа-Флоу. Здесь он завел небольшой ювелирный магазин и часовую мастерскую. Время от времени он сообщал сведения о передвижениях английского флота. В начале октября 1940 года он сообщил, что восточные подступы к опорному пункту английского флота защищены не подводными лодками, оснащенными специальными сетями, а всего лишь заградительными судами, отстоящими друг от друга на значительном расстоянии. Это сообщение побудило тогдашнего начальника подводного флота Германии, контр-адмирала Деница, поручить капитан-лейтенанту Приену произвести подводную атаку, которая впоследствии завершилась успешным торпедированием линейного корабля «Ройял Оук» («Королевский дуб». — Прим перев.) и «Рипалс» («Отпор»). Вот к каким результатам привела терпеливая и настойчивая работа в течение пятнадцати лет.
После моего возвращения из Дакара начались месяцы лихорадочной работы. В нашем ведомстве все сбились с ног, выполняя приказ за приказом относительно деятельности СД — Гейдрих приказал привести немецкую контрразведку в боевую готовность. Только закончился чехословацкий кризис, начались хлопоты с Данцигом и Польшей. До глубокой ночи я разбирал и проверял огромную массу донесений, поступавших от наших агентов. Необходимо было составить точную картину военных приготовлений Польши. Нужно было использовать все имевшиеся в распоряжении разведывательные контакты. В связи с этим мне хотелось бы рассказать об одном из наиболее волнующих эпизодов в истории разведки, который произошел тогда в Берлине.
«Игра» началась серым, туманным утром. Поток служащих верховного командования сухопутных войск уже растекся по узким изломанным коридорам старого здания на Бендлерштрассе. И тут только, с большим опозданием, появилась секретарша одного высокопоставленного офицера генерального штаба из оперативного отдела ОКХ главное командование сухопутных войск. — Прим. перев.
, известная многим в ведомстве фройляйн фон Н. Швейцар, старый солдат, проверяя ее пропуск, удивленно покачал головой — что это вдруг стряслось с фройляйн фон Н.? Она выглядела буквально преображенной. Раньше она одевалась просто и являлась на службу точно в срок. А теперь она разоделась в элегантную меховую шубку и вела себя с претензией, вызывающе. Что-то здесь было не так.
Настоящее подозрение проснулось в швейцаре лишь через несколько дней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58