Бергер покинул Берлин, чтобы лететь в Южную Германию для выполнения личного поручения Гиммлера. Он нужен Гитлеру, сказал Фегеляйн, чтобы привести в исполнение смертный приговор Брандту, бывшему личному врачу Гитлера. (Брандт укрыл свою жену в Тюрингии, в расположении американских войск. Смертный приговор, видимо, был результатом интриг ближайшего окружения Гитлера, в которых участвовала Ева Браун и ее сестра, жена Фегеляйна.)
Гиммлер тут же позвонил Мюллеру и приказал ему доставить Брандта в Шверин. Фегеляйну он сказал, что сейчас невозможно привести приговор в исполнение, так как это хотели взять на себя Геббельс или Борман. После этого телефонного разговора он еще раз коснулся, хотя и довольно неопределенно, вопроса об устранении Гитлера и заговорил о своих планах на будущее, когда власть перейдет к нему. В связи с этим он предложил мне подыскать подходящее название для новой «альтернативной партии», которую предстояло создать.
Ранним утром 22 апреля мы получили сообщение, что четыре дивизии войск СС под командованием обергруппенфюрера Штайнера получили приказ перейти в наступление против русских, не считаясь с потерями. Гиммлер был убежден, что этот приказ необходим. Я и его адъютант пытались внушить ему, что это всего-навсего бессмысленное кровопролитие, но переубедить его нам не удалось.
Когда мы еще сидели за завтраком, внезапно появился обергруппенфюрер Бергер. Было решено, что он вернется вместе с нами в Хоэнлихен, так как Вустрову уже угрожал противник. Мы с Бергером еще раз обсудили историю с генералом американских военно-воздушных сил Вэнэмэном, который раньше был военным атташе США в Берлине. Сейчас он находился в плену в Германии. Я уже давно планировал освободить Вэнэмэна вместе с некоторыми высокопоставленными английскими военнослужащими, находящимися у нас в плену, чтобы через них вступить в контакт с главами правительств их стран. Однако Гитлер и Гиммлер запретили отпускать их на волю. Проконсультировавшись со своими друзьями в Швейцарии, а также с военным атташе США в Берне генералом Леггом, я приказал под свою ответственность переправить генерала Вэнэмэна через швейцарскую границу вблизи Констанца. Позднее с этим решением согласился и Гиммлер.
В середине того же дня нам пришлось спешно покинуть Вустров, так как вблизи Ораниенбурга, под Левенбергом и Кремменом были замечены разведывательные отряды русских. Возвращаясь в Хоэнлихен, мы постоянно встречали пехотные колонны, танки и артиллерию вермахта, растянувшиеся по дорогам, а с воздуха нас неотступно преследовали вражеские бомбардировщики и истребители противника.
По прибытии в Хоэнлихен Гиммлер спросил меня: «Я должен что-то предпринять, Шелленберг, только что именно?» Я напомнил ему еще раз о возможности встретиться с Бернадоттом, хотя и не знал, где находится граф. Кажется, он был тогда в Любеке. Гиммлер решил, что я должен тотчас же поехать туда и упросить его передать западным державам заявление о капитуляции. Я срочно подготовился к отъезду и в 16 часов 30 минут тронулся в путь. К сожалению, из-за постоянных воздушных налетов и дорожных пробок я продвигался очень медленно и прибыл в Любек только поздней ночью. Там я узнал, что граф Бернадотт находится в Апенраде, в Дании. Преодолев все трудности, я связался с ним по телефону и попросил его принять меня завтра во Фленсбурге. Мы договорились встретиться 23 апреля в 15 часов в шведском консульстве во Фленсбурге. Отдохнув пару часов, я позвонил Гиммлеру, чтобы сообщить ему о ходе дел. После этого я отправился во Фленсбург, куда и прибыл во второй половине дня. Шведский атташе Широн встретил меня и пригласил на ленч к консулу Петерсену.
Точно в 16 часов появился граф Бернадотт. После обсуждения вопросов общего характера граф заявил, что считает ненужной встречу с Гиммлером и предложил, чтобы тот послал генералу Эйзенхауэру письмо с предложением о безоговорочной капитуляции перед западными державами. Поскольку я считал совершенно невозможным для Гиммлера, пока Гитлер жив, представить такое письменное заявление и попросил графа поехать вместе со мной в Любек, чтобы еще раз переговорить с Гиммлером. Он согласился. Я тут же позвонил Гиммлеру в его специальный поезд. К телефону подошел Брандт. Он сказал, что Гиммлера сейчас нет на месте, но обещал, что перезвонит мне.
В шесть часов дня он позвонил снова и сообщил, что Гиммлер готов встретиться с графом в 22 часа того же дня в Любеке и что на этой встрече должен быть и я.
В 21 час мы приехали в Любек. Я пошел в наш кабинет, оборудованный в гостинице «Данцигер Хоф», и оттуда связался с кабинетом генерала Вюннеберга, где должен был ожидать свидания Гиммлер. Там я встретился в 22 часа с Гиммлером, сообщил ему об основных вопросах, которые мы обсуждали с графом, и договорились встретиться в 23 часа в шведском консульстве.
Гиммлер долго распространялся о политическом и военном положении рейха, прежде чем перейти к обсуждению сложившейся ситуации:
«Мы, немцы, — сказал он буквально следующее, — должны заявить, что побеждены западными державами, и я прошу вас, передать это генералу Эйзенхауэру через шведское правительство, чтобы остановить дальнейшее кровопролитие. Но капитулировать перед русскими нам невозможно, особенно для меня. Против них мы будем сражаться до тех пор, пока западный фронт не станет фронтом борьбы с русскими».
КРАХ
Последние предложения Гиммлера — Контакт с правительством Деница — Мои поручения в Стокгольме — Копенгаген ожидает конца войны — Последние переговоры в Швеции — Безоговорочная капитуляция.
Теперь Гиммлером овладела мысль уйти с политической сцены. Он даже говорил о самоубийстве. Встретившись с гросс-адмиралом Деницем, новым главой правительства, Гиммлер до поздней ночи совещался с ним. Он предложил, в частности, устранить Риббентропа и назначить министром иностранных дел графа фон Шверин-Крозигка.
В девять часов утра 1 мая Гиммлер вызвал меня. Он был взволнован. Я сообщил ему о своих переговорах с фон Постом, д-ром Бестом и графом Бернадоттом. Гиммлер сказал, что теперь он не в состоянии предпринимать какие-либо дальнейшие шаги. Единственное, о чем он еще смог поговорить с Деницем, это отставка Риббентропа и назначение фон Крозигка; в остальном, сказал он, гросс-адмирал и его штаб, состоящий главным образом из представителей вермахта, не проявили понимания в отношении его усилий, направленных на достижение договоренности с Западом. Он попросил меня срочно отправиться к Деницу. Может быть, полагал Гиммлер, было бы полезно проинформировать нового главу правительства о наших попытках решить вопрос с Данией и Норвегией, и порекомендовал мне в дальнейшем действовать в качестве ассистента Крозигка. Если бы мне удалось уговорить новое правительство пойти на уход наших войск из Дании и Норвегии без боя, в Швецию можно было бы послать другого человека, а сам я остался бы в резиденции правительства.
В одиннадцать часов утра мы с Гиммлером поехали через Любек в Плен, куда прибыли в два часа дня. В штабе царило большое возбуждение. После встречи с Деницем, Кейтелем и Йодлем я связался с фон Крозигком. От него я узнал, что Дениц и генералы не хотят сдавать Норвегию без боя. Генерал-полковник Беме и Линдерманн, имперский комиссар Тербовен и д-р Бест были вызваны в Плен, чтобы обсудить с Деницем вопрос о Норвегии и Дании. Поэтому я решил вернуться в Копенгаген и осведомить г-на фон Поста о новой ситуации. Гиммлер согласился на это. Он хотел, как он мне сказал, остаться еще на некоторое время в Плене и вместе с фон Крозигком предпринять дальнейшие усилия для мирного решения вопроса. Я покинул штаб-квартиру в три часа утра и в семь часов прибыл во Фленсбург. Там я вместе с д-ром Вирзингом составил план моего будущего сотрудничества с новым министром иностранных дел. Я предложил, в частности, распустить НСДАП, упразднить гестапо и СД и срочно сообщить о принятых мерах по радио. Я заснул мертвым сном, так как больше не мог бороться с охватившей меня усталостью, и д-р Вирзинг сам доработал окончательный вариант плана и отослал его в Плен. Учитывая то, что Кальтенбруннер снял меня с занимаемого мной поста, я посоветовал Вирзингу лететь в Южную Германию и передать моим сотрудникам, что хотя формально они и подчиняются Кальтенбруннеру, я призываю их сохранять личную лояльность по отношению ко мне.
Вечером я отправился в Копенгаген. В Падборге граф Бернадотт предоставил в мое распоряжение свой автомобиль с эмблемой Красного Креста. Это было большой помощью мне, в особенности при проезде через контрольно-пропускные пункты. Хотя я, «замаскировавшись» под шведа, и был защищен от всех случайностей военного времени, положение мое все же было незавидным — население донимало меня своими восторгами, а некоторые даже просили автограф. Моя беседа с фон Постом и Остремом состоялась 3 мая в час ночи. Я кратко обрисовал новую ситуацию, сообщив, что в настоящее время гросс-адмирал Дениц ожидает военное и гражданское руководство Дании и Норвегии, и что у меня есть все основания предполагать, что при поддержке графа Шверина и Гиммлера план капитуляции этих стран будет одобрен. Фон Пост ответил, что теперь он не может заключать какие-либо серьезные соглашения. В принципе, сказал он, вопрос о сдаче в Скандинавии является чисто академическим, так как буквально со дня на день ожидается подписание общей капитуляции. Но, во всяком случае, продолжал фон Пост, я должен незамедлительно сообщать ему о всех заявлениях немецкого правительства. Мы договорились, что я срочно вернусь обратно и буду поддерживать с ним связь по телефону, пользуясь условной фразой: «Я был бы счастлив встретиться с господами». Это должно было означать, что немецкое правительство делает предложение относительно Норвегии со всеми вытекающими из этого последствиями. А слова «… и сообщить им», дополняющие первую часть фразы, свидетельствовали бы о том, что предложение распространяется и на Данию.
В тот же день я вернулся во Фленсбург и ранним утром отправился дальше, в Плен. Эта поездка была одной из самых трудных и опасных, которые мне когда-либо приходилось совершать. На этом коротком отрезке пути не прекращались налеты вражеских штурмовиков, атакующих совершенно забитые дороги, где нескончаемыми колоннами шли отступающие воинские части, лежали горы сожженных автомашин, трупы, подбитые танки. Порой мне приходилось буквально с боем продвигаться вперед, прятаться от обстрела в окопах.
В Плене охрана сообщила мне, что правительство перенесло свою резиденцию в здание морской школы под Фленсбургом. Мне пришлось вернуться и снова проделать путь через тот ад, из которого я только что выбрался. В пять часов вечера я явился к Деницу и Гиммлеру. Я еще раз подчеркнул, что несмотря на ухудшение обстановки, решение вопроса относительно Скандинавии с помощью Швеции имеет величайшее значение. Затем я переговорил с фон Крозигком. Он сообщил мне, что если я захочу остаться при нем, то буду назначен его первым заместителем. В то же время он считал важным, чтобы я отправился в Стокгольм. Мы пришли с ним к единому мнению, что время не ждет и необходимо действовать как можно решительнее. Единственное, что задерживало капитуляцию, было то обстоятельство, что в Богемии и Моравии Чехии. — Прим. перев.
соединения фельдмаршала Шернера и генерал-полковника Рендулица еще сохраняли боеспособность. В их составе насчитывалось почти 1 млн. чел. , они были оснащены боеприпасами и провиантом в таком количестве, которого хватило бы на семь недель, и в состоянии были оказать серьезное сопротивление русским.
В восемь часов вечера я встретился с Деницем. Сначала он не хотел и слышать о выводе наших войск из Норвегии и интернировании их в Швеции. По всей видимости, его военные советники доложили ему о великолепной стратегической позиции армии Шернера. Даже после того, как я объяснил ему политическое значение мирного решения этого вопроса и сообщил о возможности вмешательства Швеции, он все еще не понимал, какие выгоды такой исход может принести Германии. Я сказал ему, что этот вопрос имеет весьма важные последствия для будущего, не говоря уже о том, что при этом будут спасены тысячи человеческих жизней. Главное в том, подчеркнул я, чтобы расположить к нам мировое общественное мнение. Ведь именно для Германии, потерпевшей поражение, поддержка такой нейтральной страны как Швеция имеет немаловажное значение.
За столом мы продолжили нашу беседу. Кейтель и Йодль были за то, чтобы я остался во Фленсбурге, так как у меня, по их мнению, был некоторый опыт во внешнеполитических делах. Однако я подчеркнул важность своей миссии в Швеции, с чем, казалось, Йодль согласился. В заключение мы обсудили с фон Крозигком вопрос, в каком качестве мне лучше всего отправиться в Стокгольм. Он предложил мне на выбор титулы посла, чрезвычайного уполномоченного и представителя. Я предпочел звание посланника, так как оно в точности соответствовало задачам, стоявшим передо мной. Фон Крозикг вызвал статс-секретарей фон Штеенграхта и Хенке, поручив им подготовить документы, подтверждавшие мои полномочия посланника (см. приложение) и мое право заключать соответствующие соглашения. Утром 5 мая фон Крозигк подписал документы о моем назначении на пост посланника в Швеции. Простившись с Гиммлером, я выехал в Копенгаген.
Через несколько дней Гиммлер покончил жизнь самоубийством.
По прибытии в Копенгаген, я сразу же отправился в Дагмарус, где намеревался встретить д-ра Беста, чтобы проинформировать его о своей миссии. Пока я ожидал его, на улице собралась большая толпа жителей, предвкушавших капитуляцию Германии. За окном послышались выстрелы и сирены полицейских фургонов и карет скорой помощи. Было ясно, что д-ру Бесту не удастся пробиться через это людское месиво. Я больше не мог ждать и решил на свой страх и риск пробраться в шведскую миссию. После длительных переговоров с эсэсовской охраной, стоявшей у ворот Дагмаруса, в колючей проволоке был проделан проход, и я смог выехать в город на машине графа Бернадотта.
Хотя водитель избегал наиболее оживленных улиц, нас окружили тысячи людей, которые сразу узнавали автомобиль Бернадотта и принимали нас за шведов. Стиснутые со всех сторон восторженной толпой, мы остановились, не в силах продвинуться ни взад, ни вперед. Некоторые из наиболее горячих поклонников шведов взобрались на подножки, капот и даже крышу нашего автомобиля. Я наглухо закрыл дверь и поднял стекла, боясь, как бы меня не вытащили из машины. После этого я приказал шоферу ехать вперед, чего бы это нам ни стоило. Мы медленно тронулись. Только благодаря выдержке и мастерству водителя нам удалось ехать без остановок. По дороге я раскланивался направо и налево, в знак приветствия приподнимая шляпу, чтобы окружившая нас толпа ничего не заподозрила. Наконец, я добрался до шведского посольства. Вид у меня был такой, будто я вышел из парной. Когда я встретился с г-ном фон Дарделем и его супругой, шум на улице перед зданием миссии настолько усилился, что мы едва могли расслышать друг друга. Тысячи глоток непрерывно распевали датский и шведский национальные гимны.
Сделав все необходимые приготовления для поездки в Стокгольм, я вернулся в отель «Англетер», чтобы немного отдохнуть. Перед зданием отеля нас еще раз задержали датчане, участники движения Сопротивления, но узнав шофера графа Бернадотта, который заверил их, что я швед, пропустили нас. Утром 6 мая я вылетел на самолете графа Бернадотта, украшенном эмблемой Красного Креста. В 7 часов 15 минут мы приземлились в Мальме, где стояла наготове шведская военная автомашина, на которой я должен был ехать дальше. Через два часа мы были в Брома, где меня встретил фон Острем, сразу же доставивший меня к Бернадотту, после чего начались переговоры с фон Постом и статс-секретарем Боэманном.
Я вручил свои верительные грамоты и объяснил цель своей миссии. После жарких дебатов было решено, учитывая развитие событий в Германии, обсудить весь вопрос с представителями союзных держав. Определенного ответа от них мы получить не смогли, пришлось удовлетвориться сообщением, что в Стокгольм собираются прислать специальных уполномоченных Эйзенхауэра. В заключение я уведомил командующего немецкими войсками в Норвегии генерал-полковника Беме о результатах переговоров и по поручению английского военного атташе в Стокгольме, Сутона Братта, довел до его сведения заявление держав о возможности прямой связи с Англией по коротковолновому радиопередатчику. Возник вопрос, признает ли генералполковник Беме, находившийся в Норвегии, мои полномочия и согласится ли с результатами моих переговоров со шведами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Гиммлер тут же позвонил Мюллеру и приказал ему доставить Брандта в Шверин. Фегеляйну он сказал, что сейчас невозможно привести приговор в исполнение, так как это хотели взять на себя Геббельс или Борман. После этого телефонного разговора он еще раз коснулся, хотя и довольно неопределенно, вопроса об устранении Гитлера и заговорил о своих планах на будущее, когда власть перейдет к нему. В связи с этим он предложил мне подыскать подходящее название для новой «альтернативной партии», которую предстояло создать.
Ранним утром 22 апреля мы получили сообщение, что четыре дивизии войск СС под командованием обергруппенфюрера Штайнера получили приказ перейти в наступление против русских, не считаясь с потерями. Гиммлер был убежден, что этот приказ необходим. Я и его адъютант пытались внушить ему, что это всего-навсего бессмысленное кровопролитие, но переубедить его нам не удалось.
Когда мы еще сидели за завтраком, внезапно появился обергруппенфюрер Бергер. Было решено, что он вернется вместе с нами в Хоэнлихен, так как Вустрову уже угрожал противник. Мы с Бергером еще раз обсудили историю с генералом американских военно-воздушных сил Вэнэмэном, который раньше был военным атташе США в Берлине. Сейчас он находился в плену в Германии. Я уже давно планировал освободить Вэнэмэна вместе с некоторыми высокопоставленными английскими военнослужащими, находящимися у нас в плену, чтобы через них вступить в контакт с главами правительств их стран. Однако Гитлер и Гиммлер запретили отпускать их на волю. Проконсультировавшись со своими друзьями в Швейцарии, а также с военным атташе США в Берне генералом Леггом, я приказал под свою ответственность переправить генерала Вэнэмэна через швейцарскую границу вблизи Констанца. Позднее с этим решением согласился и Гиммлер.
В середине того же дня нам пришлось спешно покинуть Вустров, так как вблизи Ораниенбурга, под Левенбергом и Кремменом были замечены разведывательные отряды русских. Возвращаясь в Хоэнлихен, мы постоянно встречали пехотные колонны, танки и артиллерию вермахта, растянувшиеся по дорогам, а с воздуха нас неотступно преследовали вражеские бомбардировщики и истребители противника.
По прибытии в Хоэнлихен Гиммлер спросил меня: «Я должен что-то предпринять, Шелленберг, только что именно?» Я напомнил ему еще раз о возможности встретиться с Бернадоттом, хотя и не знал, где находится граф. Кажется, он был тогда в Любеке. Гиммлер решил, что я должен тотчас же поехать туда и упросить его передать западным державам заявление о капитуляции. Я срочно подготовился к отъезду и в 16 часов 30 минут тронулся в путь. К сожалению, из-за постоянных воздушных налетов и дорожных пробок я продвигался очень медленно и прибыл в Любек только поздней ночью. Там я узнал, что граф Бернадотт находится в Апенраде, в Дании. Преодолев все трудности, я связался с ним по телефону и попросил его принять меня завтра во Фленсбурге. Мы договорились встретиться 23 апреля в 15 часов в шведском консульстве во Фленсбурге. Отдохнув пару часов, я позвонил Гиммлеру, чтобы сообщить ему о ходе дел. После этого я отправился во Фленсбург, куда и прибыл во второй половине дня. Шведский атташе Широн встретил меня и пригласил на ленч к консулу Петерсену.
Точно в 16 часов появился граф Бернадотт. После обсуждения вопросов общего характера граф заявил, что считает ненужной встречу с Гиммлером и предложил, чтобы тот послал генералу Эйзенхауэру письмо с предложением о безоговорочной капитуляции перед западными державами. Поскольку я считал совершенно невозможным для Гиммлера, пока Гитлер жив, представить такое письменное заявление и попросил графа поехать вместе со мной в Любек, чтобы еще раз переговорить с Гиммлером. Он согласился. Я тут же позвонил Гиммлеру в его специальный поезд. К телефону подошел Брандт. Он сказал, что Гиммлера сейчас нет на месте, но обещал, что перезвонит мне.
В шесть часов дня он позвонил снова и сообщил, что Гиммлер готов встретиться с графом в 22 часа того же дня в Любеке и что на этой встрече должен быть и я.
В 21 час мы приехали в Любек. Я пошел в наш кабинет, оборудованный в гостинице «Данцигер Хоф», и оттуда связался с кабинетом генерала Вюннеберга, где должен был ожидать свидания Гиммлер. Там я встретился в 22 часа с Гиммлером, сообщил ему об основных вопросах, которые мы обсуждали с графом, и договорились встретиться в 23 часа в шведском консульстве.
Гиммлер долго распространялся о политическом и военном положении рейха, прежде чем перейти к обсуждению сложившейся ситуации:
«Мы, немцы, — сказал он буквально следующее, — должны заявить, что побеждены западными державами, и я прошу вас, передать это генералу Эйзенхауэру через шведское правительство, чтобы остановить дальнейшее кровопролитие. Но капитулировать перед русскими нам невозможно, особенно для меня. Против них мы будем сражаться до тех пор, пока западный фронт не станет фронтом борьбы с русскими».
КРАХ
Последние предложения Гиммлера — Контакт с правительством Деница — Мои поручения в Стокгольме — Копенгаген ожидает конца войны — Последние переговоры в Швеции — Безоговорочная капитуляция.
Теперь Гиммлером овладела мысль уйти с политической сцены. Он даже говорил о самоубийстве. Встретившись с гросс-адмиралом Деницем, новым главой правительства, Гиммлер до поздней ночи совещался с ним. Он предложил, в частности, устранить Риббентропа и назначить министром иностранных дел графа фон Шверин-Крозигка.
В девять часов утра 1 мая Гиммлер вызвал меня. Он был взволнован. Я сообщил ему о своих переговорах с фон Постом, д-ром Бестом и графом Бернадоттом. Гиммлер сказал, что теперь он не в состоянии предпринимать какие-либо дальнейшие шаги. Единственное, о чем он еще смог поговорить с Деницем, это отставка Риббентропа и назначение фон Крозигка; в остальном, сказал он, гросс-адмирал и его штаб, состоящий главным образом из представителей вермахта, не проявили понимания в отношении его усилий, направленных на достижение договоренности с Западом. Он попросил меня срочно отправиться к Деницу. Может быть, полагал Гиммлер, было бы полезно проинформировать нового главу правительства о наших попытках решить вопрос с Данией и Норвегией, и порекомендовал мне в дальнейшем действовать в качестве ассистента Крозигка. Если бы мне удалось уговорить новое правительство пойти на уход наших войск из Дании и Норвегии без боя, в Швецию можно было бы послать другого человека, а сам я остался бы в резиденции правительства.
В одиннадцать часов утра мы с Гиммлером поехали через Любек в Плен, куда прибыли в два часа дня. В штабе царило большое возбуждение. После встречи с Деницем, Кейтелем и Йодлем я связался с фон Крозигком. От него я узнал, что Дениц и генералы не хотят сдавать Норвегию без боя. Генерал-полковник Беме и Линдерманн, имперский комиссар Тербовен и д-р Бест были вызваны в Плен, чтобы обсудить с Деницем вопрос о Норвегии и Дании. Поэтому я решил вернуться в Копенгаген и осведомить г-на фон Поста о новой ситуации. Гиммлер согласился на это. Он хотел, как он мне сказал, остаться еще на некоторое время в Плене и вместе с фон Крозигком предпринять дальнейшие усилия для мирного решения вопроса. Я покинул штаб-квартиру в три часа утра и в семь часов прибыл во Фленсбург. Там я вместе с д-ром Вирзингом составил план моего будущего сотрудничества с новым министром иностранных дел. Я предложил, в частности, распустить НСДАП, упразднить гестапо и СД и срочно сообщить о принятых мерах по радио. Я заснул мертвым сном, так как больше не мог бороться с охватившей меня усталостью, и д-р Вирзинг сам доработал окончательный вариант плана и отослал его в Плен. Учитывая то, что Кальтенбруннер снял меня с занимаемого мной поста, я посоветовал Вирзингу лететь в Южную Германию и передать моим сотрудникам, что хотя формально они и подчиняются Кальтенбруннеру, я призываю их сохранять личную лояльность по отношению ко мне.
Вечером я отправился в Копенгаген. В Падборге граф Бернадотт предоставил в мое распоряжение свой автомобиль с эмблемой Красного Креста. Это было большой помощью мне, в особенности при проезде через контрольно-пропускные пункты. Хотя я, «замаскировавшись» под шведа, и был защищен от всех случайностей военного времени, положение мое все же было незавидным — население донимало меня своими восторгами, а некоторые даже просили автограф. Моя беседа с фон Постом и Остремом состоялась 3 мая в час ночи. Я кратко обрисовал новую ситуацию, сообщив, что в настоящее время гросс-адмирал Дениц ожидает военное и гражданское руководство Дании и Норвегии, и что у меня есть все основания предполагать, что при поддержке графа Шверина и Гиммлера план капитуляции этих стран будет одобрен. Фон Пост ответил, что теперь он не может заключать какие-либо серьезные соглашения. В принципе, сказал он, вопрос о сдаче в Скандинавии является чисто академическим, так как буквально со дня на день ожидается подписание общей капитуляции. Но, во всяком случае, продолжал фон Пост, я должен незамедлительно сообщать ему о всех заявлениях немецкого правительства. Мы договорились, что я срочно вернусь обратно и буду поддерживать с ним связь по телефону, пользуясь условной фразой: «Я был бы счастлив встретиться с господами». Это должно было означать, что немецкое правительство делает предложение относительно Норвегии со всеми вытекающими из этого последствиями. А слова «… и сообщить им», дополняющие первую часть фразы, свидетельствовали бы о том, что предложение распространяется и на Данию.
В тот же день я вернулся во Фленсбург и ранним утром отправился дальше, в Плен. Эта поездка была одной из самых трудных и опасных, которые мне когда-либо приходилось совершать. На этом коротком отрезке пути не прекращались налеты вражеских штурмовиков, атакующих совершенно забитые дороги, где нескончаемыми колоннами шли отступающие воинские части, лежали горы сожженных автомашин, трупы, подбитые танки. Порой мне приходилось буквально с боем продвигаться вперед, прятаться от обстрела в окопах.
В Плене охрана сообщила мне, что правительство перенесло свою резиденцию в здание морской школы под Фленсбургом. Мне пришлось вернуться и снова проделать путь через тот ад, из которого я только что выбрался. В пять часов вечера я явился к Деницу и Гиммлеру. Я еще раз подчеркнул, что несмотря на ухудшение обстановки, решение вопроса относительно Скандинавии с помощью Швеции имеет величайшее значение. Затем я переговорил с фон Крозигком. Он сообщил мне, что если я захочу остаться при нем, то буду назначен его первым заместителем. В то же время он считал важным, чтобы я отправился в Стокгольм. Мы пришли с ним к единому мнению, что время не ждет и необходимо действовать как можно решительнее. Единственное, что задерживало капитуляцию, было то обстоятельство, что в Богемии и Моравии Чехии. — Прим. перев.
соединения фельдмаршала Шернера и генерал-полковника Рендулица еще сохраняли боеспособность. В их составе насчитывалось почти 1 млн. чел. , они были оснащены боеприпасами и провиантом в таком количестве, которого хватило бы на семь недель, и в состоянии были оказать серьезное сопротивление русским.
В восемь часов вечера я встретился с Деницем. Сначала он не хотел и слышать о выводе наших войск из Норвегии и интернировании их в Швеции. По всей видимости, его военные советники доложили ему о великолепной стратегической позиции армии Шернера. Даже после того, как я объяснил ему политическое значение мирного решения этого вопроса и сообщил о возможности вмешательства Швеции, он все еще не понимал, какие выгоды такой исход может принести Германии. Я сказал ему, что этот вопрос имеет весьма важные последствия для будущего, не говоря уже о том, что при этом будут спасены тысячи человеческих жизней. Главное в том, подчеркнул я, чтобы расположить к нам мировое общественное мнение. Ведь именно для Германии, потерпевшей поражение, поддержка такой нейтральной страны как Швеция имеет немаловажное значение.
За столом мы продолжили нашу беседу. Кейтель и Йодль были за то, чтобы я остался во Фленсбурге, так как у меня, по их мнению, был некоторый опыт во внешнеполитических делах. Однако я подчеркнул важность своей миссии в Швеции, с чем, казалось, Йодль согласился. В заключение мы обсудили с фон Крозигком вопрос, в каком качестве мне лучше всего отправиться в Стокгольм. Он предложил мне на выбор титулы посла, чрезвычайного уполномоченного и представителя. Я предпочел звание посланника, так как оно в точности соответствовало задачам, стоявшим передо мной. Фон Крозикг вызвал статс-секретарей фон Штеенграхта и Хенке, поручив им подготовить документы, подтверждавшие мои полномочия посланника (см. приложение) и мое право заключать соответствующие соглашения. Утром 5 мая фон Крозигк подписал документы о моем назначении на пост посланника в Швеции. Простившись с Гиммлером, я выехал в Копенгаген.
Через несколько дней Гиммлер покончил жизнь самоубийством.
По прибытии в Копенгаген, я сразу же отправился в Дагмарус, где намеревался встретить д-ра Беста, чтобы проинформировать его о своей миссии. Пока я ожидал его, на улице собралась большая толпа жителей, предвкушавших капитуляцию Германии. За окном послышались выстрелы и сирены полицейских фургонов и карет скорой помощи. Было ясно, что д-ру Бесту не удастся пробиться через это людское месиво. Я больше не мог ждать и решил на свой страх и риск пробраться в шведскую миссию. После длительных переговоров с эсэсовской охраной, стоявшей у ворот Дагмаруса, в колючей проволоке был проделан проход, и я смог выехать в город на машине графа Бернадотта.
Хотя водитель избегал наиболее оживленных улиц, нас окружили тысячи людей, которые сразу узнавали автомобиль Бернадотта и принимали нас за шведов. Стиснутые со всех сторон восторженной толпой, мы остановились, не в силах продвинуться ни взад, ни вперед. Некоторые из наиболее горячих поклонников шведов взобрались на подножки, капот и даже крышу нашего автомобиля. Я наглухо закрыл дверь и поднял стекла, боясь, как бы меня не вытащили из машины. После этого я приказал шоферу ехать вперед, чего бы это нам ни стоило. Мы медленно тронулись. Только благодаря выдержке и мастерству водителя нам удалось ехать без остановок. По дороге я раскланивался направо и налево, в знак приветствия приподнимая шляпу, чтобы окружившая нас толпа ничего не заподозрила. Наконец, я добрался до шведского посольства. Вид у меня был такой, будто я вышел из парной. Когда я встретился с г-ном фон Дарделем и его супругой, шум на улице перед зданием миссии настолько усилился, что мы едва могли расслышать друг друга. Тысячи глоток непрерывно распевали датский и шведский национальные гимны.
Сделав все необходимые приготовления для поездки в Стокгольм, я вернулся в отель «Англетер», чтобы немного отдохнуть. Перед зданием отеля нас еще раз задержали датчане, участники движения Сопротивления, но узнав шофера графа Бернадотта, который заверил их, что я швед, пропустили нас. Утром 6 мая я вылетел на самолете графа Бернадотта, украшенном эмблемой Красного Креста. В 7 часов 15 минут мы приземлились в Мальме, где стояла наготове шведская военная автомашина, на которой я должен был ехать дальше. Через два часа мы были в Брома, где меня встретил фон Острем, сразу же доставивший меня к Бернадотту, после чего начались переговоры с фон Постом и статс-секретарем Боэманном.
Я вручил свои верительные грамоты и объяснил цель своей миссии. После жарких дебатов было решено, учитывая развитие событий в Германии, обсудить весь вопрос с представителями союзных держав. Определенного ответа от них мы получить не смогли, пришлось удовлетвориться сообщением, что в Стокгольм собираются прислать специальных уполномоченных Эйзенхауэра. В заключение я уведомил командующего немецкими войсками в Норвегии генерал-полковника Беме о результатах переговоров и по поручению английского военного атташе в Стокгольме, Сутона Братта, довел до его сведения заявление держав о возможности прямой связи с Англией по коротковолновому радиопередатчику. Возник вопрос, признает ли генералполковник Беме, находившийся в Норвегии, мои полномочия и согласится ли с результатами моих переговоров со шведами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58