– И всегда так было, – мрачно сказала я Янушу. – Если лошадь вырисовывается логически, я возражать не стану, могу поставить на нее все деньги, что есть. И то же самое со всякими сведениями. Все знают, что я не расспрашиваю, не слушаю, и даже никто не дает себе труда мне что-либо рассказывать. Другое дело, когда я угадала коней Вонгровской лучше, чем она сама, лучше угадала коней Черского, точнее предсказала Большое Варшавское Дерби, чем два директора и один тренер, вместе взятые.
Я вообще угадываю очень даже лихо, только ставки делаю по-идиотски.
– А почему?
– А мне-то откуда знать?! – рассердилась я. – Ради Бога, вот тебе очередной клинический пример. Весна была, сидела я на скамейке возле паддока с одним таким типом, первый заезд был, он и спросил у меня, на что я ставлю. Я ему говорю, что весна, значит, трех кобыл можно послать к бесу. Из жеребцов вон у того шесть кило лишнего веса, значит, его тоже вон. Остаются двое, один и шесть. Я и поставлю один-шесть. А он так возмутился: «Да что вы, пани!» – еще и пальцем у виска покрутил. Я ему говорю, что придут один-шесть, и больше ничего. Встала и пошла в кассу. Ни с кем по дороге не разговаривала, никто меня не уговаривал ничего сменить, ни о чем другом не думала, как только о том, что сейчас поставлю один-шесть, а дошла до кассы и говорю:
«Пять-шесть, пожалуйста!» По какой причине я поменяла единичку на пятерку, сама не знаю! Наверное, созвездие виновато, я же в апреле родилась!..
Тут я вспомнила, о чем мы тут вообще разговариваем, ведь не о моей же глупости! Януш слушал меня и первоклассно развлекался. Я рассердилась и ощутила, что безнадежно отстала в том, что касается дела Завейчика.
– Ты все сам расскажешь или мне надо отправляться выпытывать у тетки Моники Гонсовской? – спросила я зловеще.
Он встряхнулся, аж даже вздрогнул, но веселиться не перестал.
– Светские отношения с теткой ты можешь завязать, противопоказаний нет, но, так и быть, я тебе все расскажу. На Аргентинской улице, напротив Антчаков, живет одна бабуля, бесценное такое сокровище, которое преимущественно торчит в окне. Она детально описала их гостей. Гарцапский там часто бывает, два-три раза в неделю. По крайней мере раз в неделю наведывается к ним еще один постоянный гость, некий Эугениуш Подвальский. Это брат пани Антчаковой, он значительно ее моложе. По словам бабули напротив, пани Антчакова воспитывала его после смерти родителей, между ними пятнадцать лет разницы. Ровно раз в неделю появляется молодой парень, бабуля считает, что родственник, он мог бы быть сыном Антчаков, но не сын, может быть, племянник, или двоюродный брат, или что там еще, потому что зачем бы молоденькому мальчику к старым перечницам ходить. Это я цитирую свидетеля, как ты сама понимаешь. Мальчику где-то от тридцати пяти до сорока, а сама бабуся старше Антчаков лет на двадцать, но зрение у нее на медаль тянет. Кроме того, приходят еще всякие разные, но гораздо реже и совсем нерегулярно, в течение года их было всего шесть штук. Из них двое – племянник Антчака с женой, остальных мы пока не знаем, потому что они туда приезжают не на собственных машинах. Мы пока проверяем. Очень жаль, что Карчак не пришел к нам раньше.
– Я бы что-нибудь придумала и выпытала у Антчаков про всех их гостей, – подсказала я. – Ну, что вы ищете среди них важного свидетеля или кого-нибудь еще, – Это уже сделали.
– И что? Они ни от кого не открещивались?
– Нет… – он поколебался. – Я не должен тебе сообщать непроверенные данные, но ладно. Этот «мальчик», как назвала его бабушка, носит фамилию Павел Габла, и ты, возможно, знаешь его в лицо, потому что он бывает на бегах. Василь или среди тех, кто приезжает, или это сам Антчак, который для пенсионера держится в замечательной форме.
– Метя говорил, что Василь был на приеме с иностранцем, – напомнила я. – Антчак имеет какое-нибудь отношение к сельскому хозяйству, внешней торговле, к лошадям?
– Он был юрисконсультом в министерстве внешней торговли, иногда и сейчас консультирует. Подрабатывает к пенсии. А на том приеме он был. Вместе с шурином.
– С каким еще шурином?.. А-а-а! С братом жены! Как его там, с Эугениушем Подвальским? А этот кто?
– Референт в Минсельхозс. Один из многих. Он как раз занимается лошадьми. Все, кто был на том приеме, занимаются лошадьми, поэтому все очень естественно. Однако концы с концами начинают вязаться…
– А то, что рассказал Метя? Эти его четыре номера?
– Да, ими уже занимаются.
– Когда придет момент, можно будет заняться и вплотную.
– Погоди, а что было в предыдущую субботу? Когда Завейчик поехал туда за Гарцапскйм? Сперва поехал, а потом его убили…
– Приезд Гарцапского бабуся напротив тоже заметила, само собой разумеется. Гарцапский вошел в дом Антчаков, а Завейчик отъехал задним ходом на несколько метров и исчез из поля зрения, но бабушку заинтересовал такой маневр. Гарцапский вышел через час. На самом деле получилось так, что он вышел через полчаса, стал открывать дверцу своей машины, но вдруг что-то словно вспомнил, хлопнул себя по лбу, секунду постоял и вернулся на виллу. Через полчаса снова вышел и уехал.
– Эта бабуля, часом, для вас не подарок ли Провидения?
– Решительно так! Правда, всегда и везде можно встретить кого-нибудь, кто что-нибудь видел, ты себе не представляешь, насколько люди на самом деле склонны проявлять любопытство. А уж эта бабуся – просто живая хроника событий на Аргентинской, она живет у своих детей, ходить ей тяжело, поэтому она целый день торчит в окошке и вяжет на спицах. Ей больше телевизора правится то, что она видит в натуре. Говорит, настоящая жизнь – в окошке. Она в восторге, что в первый раз за десять лет что-то наконец случилось и полиция задает ей вопросы. Если бы не то, что иногда за кем-то надо походить, в том районе нам и наблюдатели не понадобились бы.
– Ну, ладно, так что же было дальше, когда уехал Гарцапский?
– Завейчик поехал за ним. Но Гарцапский его не убивал, потому что он вернулся через некоторое время. Темно уже было…
– Кто вернулся?
– Завейчик. Живой.
– Но ведь бабуля его машины не видела! Откуда она знает?
– Оттуда, что оба раза он остановился перед виллой, в которой живет супружеская пара с собакой. Когда он остановился там в первый раз, они аккурат выходили с собакой на прогулку и присмотрелись к машине и к нему, поскольку думали, это кто-то из знакомых. Когда они возвращались назад, Завейчик уже во второй раз приехал, они посмотрели-посмотрели, узнали тот же автомобиль и того же типа и пришли к выводу, что он все время здесь стоит и никуда не уезжал. Они даже возмутились и хотели спросить, по какому праву он устроил себе стоянку перед их домом. Кроме того, собака его узнала. Выходя из дому, она облаяла его обстоятельно, а возвращаясь, тявкнула только раз, как, на кого-то уже знакомого. Мнение собаки бабуся очень ценит.
– А дальше что?
– Дальше уже идет рассказ жены из этой супружеской пары. Она все смотрела на автомобиль, потому что автомобиль эту жену раздражал, но через полчаса машина уехала. У нее такое впечатление, что туда кто-то еще сел, поэтому она пришла к выводу, что машина просто кого-то долго ждала.
– Пассажира она не увидела?
– Она даже не уверена, что он там был. У нее просто такое впечатление. Мелькнула какая-то фигура. Она не стояла там у окна непрерывно, в отличие от бабуси. Да еще живая изгородь половину заслоняла.
– Жалко в таком случае, что Завейчик не встал перед бабусиным домом. И дальше что?
– Дальше известно, что кто-то ввел пьяного Завейчика в его собственную квартиру. Все указывает на то, что он был не пьян, а одурманен газом. Остальное ты сама знаешь. А что было по дороге – покрыто мраком.
– Сколько времени прошло между одним и другим?
– Три часа одиннадцать минут.
– Но ведь он все это время должен был где-то находиться! Завейчика они могли спрятать, но машину в шкаф не поставишь!
– Могли поставить в каком-нибудь гараже. Могли уехать за город. Машина могла стоять перед какой-нибудь забегаловкой, и никто не обратил внимания. Поиски свидетелей, которые его в это время видели, все продолжаются.
Я вздохнула и почти пожалела, что требовала все мне рассказать, потому что от таких сведений одно расстройство. Василь вроде бы стал вырисовываться, но и то неясно. Гарцапский мог приезжать к Антчакам и по какому-то делу, не связанному с бегами.
– А когда они в первый раз уехали, как было? – спросила я без особой надежды. – Завейчик поехал за «мерседесом» Гарцапского? Известно, куда они поехали?
– Гарцапский к себе домой. Поехал сам, без сопровождения, и через полчаса оба с женой ушли на какой-то прием. Но дорога от этого дома до Саской .Кемпы занимает десять минут, – а у него заняла аж двадцать. Остальные десять минут пока пропали.
– Как я понимаю, продолжаются поиски и невесты Дерчика? Как ее зовут?
– Иоланта Шпулей. Я понятия не имею, в какой фазе сейчас ее поиски.
Я прекратила разговор, потому что в его глазах появился блеск надежды, и я поняла, что полиция ожидает от меня творческих выводов. В следствие меня не включают, так вот: ни один творческий вывод не появился в поле моего зрения, и я замолкла…
* * *
– Дурацкий день будет, – сказал мрачно Юрек возле кассы триплетов. – Ставить не стоит, никаких порядочных выигрышей не будет.
Я оживилась. Такие предсказания, как правило, исполнялись шиворот-навыворот. Приехала я рано, времени у меня было вагон, возле касс околачивалось всего два-три человека, а одна из кассирш сидела вовсе без работы.
– Значит, будут деньги, – прокомментировала я пророчество и уткнулась в программу.
– И откуда это они появятся? От сырости, что ли? В среду что-то было, а сегодня – никаких шансов.
– Ты предвидишь, что придут фавориты? И кто Же они? Кто у тебя в третьей приходит?
– А кто, как не четверка? Ты сама смотри, этот Эней – первая группа! А идет он с третьей, четвертой… Ну, Флинта из второй.., кляча…
– Проветри-ка мозги! – энергично посоветовала я. – Ты что, веса не видишь? Восемьдесят килограммов! На тысячу восемьсот метров! И дождь вчера шел!
– Ты думаешь, что трудновато будет?
– Ну не то чтобы очень, но все-таки. Такой вес при такой дистанции! Даже третья группа будет иметь право его обогнать, ты что, читать не умеешь? Ветеран был в первой группе!
– И скатился в третью!
– Смотри, кто ездил! Глушкин, болгарская мафия, может, его придерживали! Кацперский ездит как паралитик, но на арабах умеет, откуда ты знаешь, что он сделает, а с него восемь кило сняли! Все ставят на Энея?
– Исключительно. Меня это рассердило, и я его выбросил.
– И правильно! Он и у меня тоже был, но, раз на него ставят, – выброшу! Вишняк на арабах катается хуже, чем на чистокровных, а потом он ведь не выдержит: вторую неделю приходить первым на фаворитах – заболеет! А такой вес на такой дистанции – все ж таки предлог…
Триплет я сменила перед самой кассой, пока его диктовала. Я знала, что не правильно поступаю, но не сумела с этим справиться. Выкинула вторую квинту и стала играть гораздо дешевле, поставив на дату собственного рождения. В четвертом заезде мне приглянулся конь от Дерчика, на нем в первый раз ехал практикант Крайчак, средних способностей, но явно лучше Дерчика, кроме того, для продвижения по службе ему не хватало только четырех побед. Глебовский.., минутку, ежели Глебовский в четвертом, то Глебовский и в шестом…
– Где наша Мэри? – спросил наверху Метя, отрывая меня от вычисления лошадей на воскресенье, потому что на субботе я после дурацких триплетов поставила крест.
– Я ее пока не видела. Лошади уже вышли? – Вышли. Сегодня выиграет Салями. Давай, Салями!
Я остановилась как вкопанная между кресел.
– Метя, у тебя снова сведения оттуда?..
– Да нет. Салями я придумал сам по себе. А почему нет? На ней едет Болек, а остальные – клячи. Давай, Салями!!
– В каком она?.. А, в седьмом… Не пудри мне мозги, сейчас первый!
Я сбежала вниз, где уже колыхалась толпа. Мария торчала перед кассой триплетов. Я всегда приезжала раньше, из ненависти к очередям и давке, без проблем ставила, по никогда не могла уговорить и се делать то же самое. Она утверждала, что я могу себе такое позволять, а она нет, поскольку у пес ненормированный рабочий день, потому что у нес кот. Кошка, если быть точной. Кроме того, в лаборатории она не оставит ни начатый опыт, ни дохнущую крысу. Но зато чувства времени у нее точно уж нет. Раз она приехала раньше но ошибке, потому что время начала прочитала не в воскресной, а в субботней программке, полчаса у нес было лишних, она сделала кучу идиотских ставок непонятно зачем, а выиграла только одну, которую приду мала заранее.
Лошадь номер пять, Мариуш, испугался кустика и устроил в паддоке родео. Он опрокинул выводившего его конмальчика, тот мужественно не выпустил вожжи и проехался на пузе но всему газону, но Мариуша удержал. Парень удостоился аплодисментов от толпы и матюков от тех, у кого кони тоже перепугались. Мариуша за такие его нервы я решила выкинуть из ставок, но перед кассой поняла, что все так думают, и вспомнила, что сама предсказала Юреку, что придут сегодня фуксы. То есть то, на что не ставят. Я не знала, как поступить, и смешала в ставках двух фуксов и двух фаворитов. Глупость, но я ничего не могла с собой поделать.
Мария бросила сумку на соседнее кресло, когда раздался звонок к закрытию касс.
– Я знаю, что придет, – сказала я ей. – Только что угадала, в самую пору…
– А я в последний момент успела, – ответила она. – Но я играю с Метей. А что придет?
– Исключительно два-четыре.
– Почему? Откуда ты взяла? Все трещит и лопается от ставок на три-шесть, четверку подыгрывают с шестеркой, первые фавориты три-шесть, потом два-шесть, и немного играют два-четыре. Меня это потому интересует, что двойка у меня в триплете.
Я развернула перед ней мыслительный процесс, который должен был пройти раньше, минут пятнадцать назад. Юрек предсказал неинтересный день, поэтому должны прийти одни фуксы. Значит, нужно выбросить вышеупомянутых фаворитов. Мариуш протащил по глупости на вожжах конмальчика, теперь у, него пасть будет болеть. Остаются двойка и четверка.
– И ты это поставила?
– Ну что ты! Я только что это выдумала" до звонка у меня не получалось!
– Скажете уж, два-четыре! – презрительно фыркнул пан Рысек. – Ха-ха. Два-четыре! Тут ничего не выйдет без тройки!
– А я поставила на двойку «верхом», – сказала сбитая с толку пани Ада, садясь рядом.
– И где вы были, когда вас тут не было? – спросил пан Собеслав. – Вы нас совсем забросили…
– А пана Здислава не будет? – поинтересовался пан Рысек.
Пани Ада объяснила, что только что вернулась из отпуска, и спросила, что такое тут творится. Она слышала какие-то страшные вещи, вроде как здесь творятся массовые убийства жокеев, какие-то странные лошади приходят первыми, пан Мариан, с которым она случайно столкнулась в Париже, сообщил ей, что в убийствах замешан министр сельского хозяйства, а он сам удрал и не вернется, пока не поймают всех, потому что афера просто страшная. Она ничего не понимает и поставила только на двойку.
Первой пришла Пенорезина, за ней Зуб, и я потеряла всякие надежды.
– Ведь я говорила, что Брысь – дурак, он даже лошадь подгонять не умеет, – буркнула я недовольно. – Я же говорила, что будет два-четыре…
– А у меня двойка есть! – радостно взвизгнул Юрек.
– И вот он тебе, пошел твой неинтересный день…
– Моя тетка обнаружила блокнот Завейчика, – сообщила Моника Гонсовская за моей спиной. Никто не заметил, когда она пришла. – Я уже домой не вернусь, здесь останусь, через неделю учебный год начинается.
Но я теперь думала о вещах более важных, чем блокнот Завейчика.
– Вы видели паддок?
– Да, лошади как раз выходили. Говорить не о чем, тройка, четверка и семерка, остальных можно не считать…
Я сунула десять тысяч пани Аде и отправила ее ставить последовательности вместо меня. Потом повернулась к Монике.
– Вы что-то начали говорить про блокнот Завейчика? Или мне показалось?
– Ну да, моя тетка нашла возле телефона. Когда он у нее в последний раз был, наверное, по ошибке оставил. Она не знает, признаваться ей или нет, потому что хочет оставить себе на память.
– О Господи!.. Когда она его нашла?
– Вчера!
– Пусть признается. Сделают фотокопии и отдадут ей. Уговорите ее, потому что иначе у нее просто конфискуют.
– Там не только адреса и телефоны, – произнесла вдруг Моника Гонсовская. – Там у него разные всякие записи: стенографические, зашифрованные…
– Я сосредоточилась, чтобы вникнуть в ее слова. Параллельно я обдумывала последний триплет, и у меня были большие шансы…
– А вы сами видели это блокнот?
– Я нет. Только тетка. Я лишь взглянула, когда она мне показала, что нашла. Если бы я не видела, она бы никому не сказала. Она страшно любила Завейчика. Но сказала, что, может, пожертвует блокнотом, чтобы нашли убийцу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29