Уж от ручки-то меня не оторвёшь!..Перед вылетом в Катанию тоже дуло прилично, я даже засомневалась, не задержат ли рейс. Не задержали. Гигантская кобыла, то есть наш самолёт, оторвалась от земли, пошла вверх и даже не дрогнула. Просто не заметила ветра.Дешевизна моей путёвки сказалась сразу же по приезде — меня поселили в самой дешёвой гостинице в Таормине — в «Минерве». Я изумилась: гостиница на горе, сам вид из окон стоил всех денег мира! Я стояла на балкончике, глазела, и глаза лезли на лоб — не снится ли мне все это.Используя в "Покойнике " события, необходимые по ходу действия, опустила, естественно, несколько таорминских красочных эпизодов. Дешевизна гостиницы объяснялась, primo, довольно примитивной меблировкой номера — кровать, столик, лампа, кресло, и привет, но ванная и уборная приличные, на черта мне сдалась меблировка, a secundo, питанием: на завтрак гренок с джемом, на ужин в основном спагетти, обеда вообще не давали. Обед мне был вовсе ни к чему, из-за него возвращаться с пляжа не стоило, а спагетти по вечерам — блистательное развлечение. Я это блюдо умела есть, научилась раньше, а вокруг сидели фрагменты шведской группы и вытворяли штучки неимоверные, изо дня в день я имела супершоу. Один резал спагетти на куски и ел их ложкой, другой втягивал в себя длиннющий макаронный ус, а ус, исчезая постепенно в пасти, мотался во все стороны и норовил съездить едока по ушам, некий хмырь пытался действовать по правилам, обматывая макарониной вилку, и этот чудовищный клубок стремился запихнуть в рот, для чего потребна пасть по меньшей мере тигра-людоеда. Кое-кто попросту расправлялся с макаронами руками. Просто чудо!Швед был доподлинный, клеился ко мне по-страшному, доплачивал оркестру, дабы играли танго, когда работа у них давно закончилась, показал мне все гроты, но прямодушие из него пёрло прямо-таки неприличное.— Je veux coucher avec toi!!! Я хочу с тобой спать! (искаж франц.).
— буквально ревел он под моим окном, будто бизон в период брачных игр. Я, сознаюсь, не контактировала с бизонами в такой период, но звучало это наверняка так. К счастью, жил он где-то в другом месте, и мне удавалось от него время от времени улизнуть.А вместо блондина был Калифорниец, черноволосый и голубоглазый, красивый парень, испугавший меня однажды до смерти. Нанял лодку, прытко взялся за весла, гребёт изо всех сил, а не двигаемся ни вперёд, ни назад. Через пару минут он осмотрел весла и, радостно похохатывая, сообщил, первый раз в жизни держит нечто подобное в руках, у них ведь все моторизовано.Господи Иисусе, погорела! Меня охватила паника. Море, правда, спокойное, но, черт, ведь я не умею плавать! С перепугу я потребовала поменяться местами — обожаю гимнастику, хочу грести сама! Слово даю, этим искусством я владела куда как лучше, нежели он. Парень вежливый — пожалуйста, могу грести сама, так нам удалось не утопиться.Макаронник тоже был настоящий и действительно плавал, распевая оперные арии, а морская звезда, полученная от него, — она, к сожалению, поблекла — хранится у меня и сейчас. И Лазурный грот с его колористическими эффектами был на самом деле, но в описания природы вдаваться не стану.В Таормине я умудрилась свалять дурака не хуже, чем с тем же миндалём у господина фон Розена. Миндаль хоть остался переживанием камерным, никто посторонний о моей дурости не догадался, а здесь я опозорилась публично. Кое-что по мелочам покупала: то одеяльце, то кораллы, то ещё что-нибудь — все подарки Хермода, и никак не могла понять, что происходит, почему вокруг меня какая-то странная атмосфера и смотрят на меня недоброжелательно. Обалдели, что ли? Приходит клиент, берет товар, платит, что им не по нраву? Должны радоваться, а не строить недовольные мины! Я все удивлялась, пока не попала на жутко толстую бабу, продававшую вечернюю сумочку. Я посмотрела, спросила, сколько стоит.— Четыре тысячи триста лир, — ответила баба.Я пересчитала на датские кроны — недорого, достала деньги.Баба на меня посмотрела, Святители Господни, как посмотрела!.. С безграничным отвращением и омерзением беспредельным — одним взглядом втоптала меня в грязь, изничтожила!— Могу отдать и за четыре, — добавила она презрительно.Я оторопела. Заколебалась было, не впихнуть ли ей эти триста лир насильно — что она себе воображает, не за подаянием же я пришла!..И тут меня осенило: Езус-Мария, ведь они же торгуются!!! Продать без торговли — свинство, позор, не заработок важен, а удовольствие, а тут я, восточная дикарка, воспитанная на универмагах и потребительских кооперативах, отнимаю у них все удовольствие, плачу без слова, сколько ни запросят, будто последняя свинья!!!..Я покраснела изнутри и снаружи, заплатила четыре тысячи и сбежала, не выказав даже раскаяния. Ничего другого не оставалось, как помериться силами на другом поприще и снова высоко поднять штандарт национальной чести, и, пожалуй, мне это вполне удалось.Макаронники стараются охмурить всех и вся без разбору, я об этом уже упоминала. И причину я уразумела. Для них вовсе не имеет значения, кто я: восемнадцатилетняя красавица или старушка в инвалидной коляске, важно лишь одно: я туристка. Путешествия стоят дорого, следовательно, у туристов есть деньги. Закадрить туристку — прямая финансовая выгода.Они даже особенно не навязывались, если в течение получаса человек не реагировал на заигрывания, они не настаивали и оставляли в покое. Моё положение усложнилось тем, что в Таормине не встречали поляков, на шведку я не походила, и они принимали меня за немку.— Tedeska? — спрашивали с доброжелательным любопытством.Я заводилась с ходу.— Non tedeska! Polacca! — Немка?
— Нет, не немка! Полька! (итал.)
— орала я яростно.Вот беседа и началась. А уж после, хочешь не хочешь, приходилось выпутываться из истории.Один макаронный субъект заупрямился. Влюбился, видите ли, совсем обалдел, приставал и приставал, предлагая тысячи развлечений, обещал показать Таормину by night, поездку по морю, дьявол разберёт, что ещё. Я отказывалась решительно — тип вовсе не моего романа. Среднего роста, пузатый, этакий крепыш, обросший рыжей щетиной, не нравился мне, и все тут. Вопрос вкуса. Он упорствовал и дошёл до ужасного самопожертвования: если соглашусь пойти по кабакам, за него платить не придётся.Меня и это не тронуло. На следующий день он совсем разнуздался — финансирует уже все развлечения, в том числе и мои. Такие святотатственные слова с трудом процедил, давился ими, как сырой картошкой, но обязательство принял.Я по-прежнему не реагировала должным образом и не ценила оказанной чести. Дело происходило на пляже — только здесь имел возможность меня застать, нигде больше с ним не встречалась, я сидела в шезлонге, он рядом на моем полотенце. Когда я снова отказалась, он с презрением заявил;— Non abbiate temperamento in Polonia В Польше вялый темперамент (итал.).
.Ах ты!.. Ну, я тебе покажу! Сидит рыжая скотина на моем полотенце, и ещё оскорбления, я тебе, псяк-рёв, покажу temperamento in Polonia!..Я вскочила с шезлонга, какое вскочила — взвилась. Топая ногами, я на всех возможных языках выкрикивала оскорбления, какие только пришли на ум.— Non voglio una passaggiata in more! — орала я на весь пляж. — Non voglio Taormina by night! Non voglio amore con te!!! Не хочу кататься на море! Не хочу Таормину ночью! Не хочу твоей любви! (искаж. итал.)
Закончила я литанию на тему, чего я от него не хочу, презрительным выкриком «Пошёл вон, сопляк!!!», от коего эхо прокатилось, думается, до Африки. Мёртвая тишина воцарилась на пляже во время спектакля, все морды со всех заливчиков повернулись в нашу сторону, обожатель наконец оскорбился. Сообщил, что я non gentila Невежливая (итал.).
, и удалился. Оскорбился он даже не на скандал, скандал, возможно, ему понравился, но скандал был публичный, и вся Таормина узнала, что он не имел успеха.В довершение всего я оперировала любимым польским словом, которое не цитирую, сознаюсь, итальянцы могли понять это слово по-разному. Возможно, их заинтересовало, о чем таком кривом шла речь, в любом случае это не походило на рекламу.Лавры я пожинала колоссальные и патриотизм продемонстрировала. Полпляжа прилетело ко мне с пламенной улыбкой на морде, трясли мне руку и восклицали с великим признанием:— Temperamento polonico — temperamento siciliano! Польский темперамент — сицилийский темперамент! (итал.)
Вот как спасается честь Отечества!Значительно хуже обстояло дело с другим поклонником. Врач-педиатр, маленький, хромой, но ужасно симпатичный, увы, кроме внешности имел ещё один недостаток — умопомрачительно смердел козлом. Козла мне, правда, нюхать не доводилось, но запах несомненно был козлиный. Когда он возил меня на машине по всему острову, приходилось постоянно опускать все стекла, а за столиком садиться так, чтобы ветер дул в его сторону.Он тоже влюбился насмерть и, когда я уезжала, заливался слезами. На память презентовал мне четыре кило плодов опунции. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь пробовал плоды опунции, поэтому опишу их. По форме похожи на киви, но крупнее, красные или жёлтые, мякоть сладкая, сочная, с маленькими зёрнышками, но не в этом дело. Сверху плоды покрыты кустиками микроскопических иголочек, Боже упаси взять их голыми руками. Конец песне: невидимые иголки потом приходится выковыривать с лупой целыми неделями. Есть плоды полагается на тарелке вилкой и ножом, сперва освободив их от колючей кожицы.Такой подарок я получила потому, что мы то и дело говорили про кактусы. С глубоким волнением через двадцать пять лет, второй раз в жизни, я увидела в рыночных рядах плоды лотоса. Четверть века назад, во время оккупации, такие плоды однажды привёз мой отец, непонятно откуда, я пребывала в безграничном восхищении. Похожие на помидоры, сладкие, сочные, без косточки, с терпкой кожицей, которую тоже можно съесть, — я была в полном упоении и запомнила их на всю жизнь, мечтала о том, чтобы ещё раз попробовать этакое чудо. И вот наткнулась на них в Таормине, больше нигде не встречала, якобы этот lotus или lothus (слово так и не собралась проверить) — тоже какой-то вид кактуса. В итоге, значит, всевозможные плоды кактусов сопровождали меня всю жизнь.Заплаканный поклонник одарил меня опунциями в последнюю минуту, и кулёк я довезла до Копенгагена. В полёте отличилась небывалой географической эрудицией, мы летели днём, над облаками, и вдруг я увидела вздымавшиеся из облаков идеально правильные пирамиды— Я задумалась: как же их построили? На такой высоте столь совершённые геометрические фигуры и на чем же они установлены?.. Потом сообразила: летели мы над Альпами и рассматривала я горные вершины.Опунцию я притащила в мастерскую, и все коллеги по очереди умоляли меня подарить им ещё хоть парочку: ждут гостей, а развлечение с этими плодами просто отличное. Я охотно раздавала — четыре килограмма таки много.Там же, в Таормине, в гостинице «Минерва», я открыла в себе ужасающий изъян: вредный, угнетающий и… не поддающийся искоренению. Выяснилось, что я не способна украсть. Кошмар! Я вовсе не шучу, до сих пор не могу себе простить. В гостинице на столиках расставляли пепельницы небывалой красоты, а пунктик на пепельницах уже захватил меня с потрохами, из чего эти пепельницы сделаны, представляла — нечто подобное Люцина привезла из Канады, керамика с металлом, индейские изделия, глину смешивали с какими-то рудами, и получалась прелесть. Страстно и неудержимо мне хотелось похитить хотя бы одну из них. Взять и украсть. Мне никто не мешал, гостиница после завтрака пустела, вокруг ни души, а я торчала у столика, на котором высилась целая башня вожделенных изделий, перебирала пепельницы, где-то под ложечкой подсасывало. Пепельницы дешёвые, сопру одну и оставлю большие чаевые. И шиш: руку парализовало, стояла столб столбом без толку, пожалуй, с четверть часа. Удалилась без трофея, тяжко переживая собственную бездарность и запоздалые претензии к семейству за идиотское воспитание.А в принципе Таормина благотворно сказалась на мне. Ещё некоторые развлечения пережила на границе: поехала я по пятидневной транзитной визе, а тур продолжался восемь дней. Уже при въезде стоял крик: signorina, cinque giorni, otto giorni, — надо идти к carabinieri Синьора, пять дней, восемь дней… карабинеры (итал.).
, дабы продлить визу, ладно, пойду, продлю. Ещё чего — никуда не пошла, так и разбежалась терять время на идиотизм. При отъезде, разумеется, началось все сызнова. Я разозлилась и коварно предложила:— Molo belіa Italia. Jo posso restare e piu! Италия очень красивая. Пожалуй, останусь ещё немного {итал.).
Не захотели оставить меня в прекрасной Италии подольше, на том и примирились, и я уехала беспрепятственно.Опять-таки отступление само напрашивается.В сущности, я люблю таможенников и всякие пограничные службы. Мне их работа представляется в высшей степени интересной, и всегда испытывала к ним одни только симпатии и никаких претензий. Алиция же как раз наоборот, ненавидит мундирные службы, а я давно уже начала подозревать, подобные чувства от человека излучаются, радируют вопреки его желаниям и намерениям. И точно: меня не проверяли никогда, у Алиции же таможенник из куска ткани на юбку вытаскивал нитку продольную и поперечную, дабы проверить сорт материи.Отправившись в Италию, она повторила мой номер — взяла пятидневную визу на восьмидневную экскурсию. У меня все кончилось благополучно, Алицию же завернули с границы и велели искать во Франции итальянское консульство. Приехала она злая как сто тысяч чертей, устроила мне скандал, я, дескать, ошибочно её информировала. Я показала паспорт.— Ты дура, — доходчиво объяснила я. — Их обожать надо, а ты что? Щеришь зубы якобы в улыбке, а человека от тебя трясёт — того и гляди, укусишь. Полюби их и будешь ездить беспрепятственно повсюду!— Полюби! — заскрежетала Алиция зубами. — За что бы это?!..— А просто так…Она постучала пальцем по лбу и чувств не изменила.A propos таможенного контроля в рамках того же отступления. Эва и Иоанна-Анита поехали вместе в Польшу, в одном купе. Рассказ о путешествии сперва услышала от Иоанны-Аниты.Эва нервничала с самого отъезда, чем ближе к границе, тем больше беспокоилась. Зная об отсутствии у Эвы всяких контрабандных склонностей, Иоанна-Анита не понимала причин беспокойства, в конце концов заинтересовалась. Доехали до польской границы, в купе заглянул таможенник, не успел поздороваться, как Эва запричитала:— Вы знаете, у меня всего очень много!Таможенник вошёл и посмотрел на неё с большим любопытством. Стоит заметить, в то время Эва была женщина вполне пышная.— А… прошу прощения, где у пани слишком много?— Везде! Всего! Слишком много!— Значит, что же у вас?— Какие-то блузки, юбки, всякое барахло, и вообще, все не моё! Костюм, свитерочки…— А вещи дамские?— Дамские.— Ну так пусть будут ваши.— Исключено. Не мой размер, не мой цвет, все не моё, все чужое, я хотела бы все это у вас оставить!..Таможенник несколько удивился, отступил, Иоанна-Анита не выдержала и начала хохотать. Таможенник посмотрел на неё.— А вы вместе?— Вместе, — призналась Иоанна-Анита.— Так, может, вы бы как-нибудь поделили эти вещи?— Конечно, поделим…— Спасибо, до свидания.И он поспешно ретировался из купе, отказавшись от всякой проверки.— Понятия не имею, что с ней такое, — комментировала позже Иоанна-Анита. — Рехнулась или ещё что, она ведь в самом деле собралась всучить ему вещи и перепугала мужика насмерть. И что с ней такое, ведь не первый же раз ездит…Правду я услышала чуть позже, когда из Польши вернулась и Эва.— Ты же знаешь, я не умею отказывать, — повествовала она мне горестно. — Вовсе не желаю что-то делать, да всегда уступаю под нажимом. Знакомая попросила взять в Польшу маленькую посылку с вещами, ненавижу я это, но она так умоляла, я в конце концов согласилась. Ну и притащили, нет, ты только подумай, целый кофр, настоящее чудовище, и это посылочка? Бессовестные и нахальные люди, воспользовались моим согласием! Не везти же кофр, я всеперепаковала, начала вынимать вещи — не представляешь, какое… Достала нечто странное, показала моейИрке: «Как ты думаешь, что это такое?» Ирка рассмотрела: «Если бы не цвет, голову прозакладывалабы, наволочка на огромную подушку». И знаешь, чтооказалось? Юбка!..— А цвет? — поинтересовалась я с жадным любопытством.— Цвет дерьма.Я отлично поняла Эвины вопли в вагоне: «Не мой размер, не мой цвет!» Да, много чего можно выдержать, но такую одежду ни одна женщина не перенесёт.А теперь снова о Таормине, от которой никак не могу отвязаться. Вместо шоссе там повсюду «мёртвые петли» на крутых дорогах. В автокаре вся шведская группа вскочила на ноги, когда какая-то машина собралась сделать обгон, а вторая появилась сверху. Все водители действовали словно в цирковом аттракционе. Автокар и машина с горы притормозили, а тот, снизу, обгонявший, втёрся между ними — разминулись на миллиметры. Мой воздыхатель тоже доставил много эмоций:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
— буквально ревел он под моим окном, будто бизон в период брачных игр. Я, сознаюсь, не контактировала с бизонами в такой период, но звучало это наверняка так. К счастью, жил он где-то в другом месте, и мне удавалось от него время от времени улизнуть.А вместо блондина был Калифорниец, черноволосый и голубоглазый, красивый парень, испугавший меня однажды до смерти. Нанял лодку, прытко взялся за весла, гребёт изо всех сил, а не двигаемся ни вперёд, ни назад. Через пару минут он осмотрел весла и, радостно похохатывая, сообщил, первый раз в жизни держит нечто подобное в руках, у них ведь все моторизовано.Господи Иисусе, погорела! Меня охватила паника. Море, правда, спокойное, но, черт, ведь я не умею плавать! С перепугу я потребовала поменяться местами — обожаю гимнастику, хочу грести сама! Слово даю, этим искусством я владела куда как лучше, нежели он. Парень вежливый — пожалуйста, могу грести сама, так нам удалось не утопиться.Макаронник тоже был настоящий и действительно плавал, распевая оперные арии, а морская звезда, полученная от него, — она, к сожалению, поблекла — хранится у меня и сейчас. И Лазурный грот с его колористическими эффектами был на самом деле, но в описания природы вдаваться не стану.В Таормине я умудрилась свалять дурака не хуже, чем с тем же миндалём у господина фон Розена. Миндаль хоть остался переживанием камерным, никто посторонний о моей дурости не догадался, а здесь я опозорилась публично. Кое-что по мелочам покупала: то одеяльце, то кораллы, то ещё что-нибудь — все подарки Хермода, и никак не могла понять, что происходит, почему вокруг меня какая-то странная атмосфера и смотрят на меня недоброжелательно. Обалдели, что ли? Приходит клиент, берет товар, платит, что им не по нраву? Должны радоваться, а не строить недовольные мины! Я все удивлялась, пока не попала на жутко толстую бабу, продававшую вечернюю сумочку. Я посмотрела, спросила, сколько стоит.— Четыре тысячи триста лир, — ответила баба.Я пересчитала на датские кроны — недорого, достала деньги.Баба на меня посмотрела, Святители Господни, как посмотрела!.. С безграничным отвращением и омерзением беспредельным — одним взглядом втоптала меня в грязь, изничтожила!— Могу отдать и за четыре, — добавила она презрительно.Я оторопела. Заколебалась было, не впихнуть ли ей эти триста лир насильно — что она себе воображает, не за подаянием же я пришла!..И тут меня осенило: Езус-Мария, ведь они же торгуются!!! Продать без торговли — свинство, позор, не заработок важен, а удовольствие, а тут я, восточная дикарка, воспитанная на универмагах и потребительских кооперативах, отнимаю у них все удовольствие, плачу без слова, сколько ни запросят, будто последняя свинья!!!..Я покраснела изнутри и снаружи, заплатила четыре тысячи и сбежала, не выказав даже раскаяния. Ничего другого не оставалось, как помериться силами на другом поприще и снова высоко поднять штандарт национальной чести, и, пожалуй, мне это вполне удалось.Макаронники стараются охмурить всех и вся без разбору, я об этом уже упоминала. И причину я уразумела. Для них вовсе не имеет значения, кто я: восемнадцатилетняя красавица или старушка в инвалидной коляске, важно лишь одно: я туристка. Путешествия стоят дорого, следовательно, у туристов есть деньги. Закадрить туристку — прямая финансовая выгода.Они даже особенно не навязывались, если в течение получаса человек не реагировал на заигрывания, они не настаивали и оставляли в покое. Моё положение усложнилось тем, что в Таормине не встречали поляков, на шведку я не походила, и они принимали меня за немку.— Tedeska? — спрашивали с доброжелательным любопытством.Я заводилась с ходу.— Non tedeska! Polacca! — Немка?
— Нет, не немка! Полька! (итал.)
— орала я яростно.Вот беседа и началась. А уж после, хочешь не хочешь, приходилось выпутываться из истории.Один макаронный субъект заупрямился. Влюбился, видите ли, совсем обалдел, приставал и приставал, предлагая тысячи развлечений, обещал показать Таормину by night, поездку по морю, дьявол разберёт, что ещё. Я отказывалась решительно — тип вовсе не моего романа. Среднего роста, пузатый, этакий крепыш, обросший рыжей щетиной, не нравился мне, и все тут. Вопрос вкуса. Он упорствовал и дошёл до ужасного самопожертвования: если соглашусь пойти по кабакам, за него платить не придётся.Меня и это не тронуло. На следующий день он совсем разнуздался — финансирует уже все развлечения, в том числе и мои. Такие святотатственные слова с трудом процедил, давился ими, как сырой картошкой, но обязательство принял.Я по-прежнему не реагировала должным образом и не ценила оказанной чести. Дело происходило на пляже — только здесь имел возможность меня застать, нигде больше с ним не встречалась, я сидела в шезлонге, он рядом на моем полотенце. Когда я снова отказалась, он с презрением заявил;— Non abbiate temperamento in Polonia В Польше вялый темперамент (итал.).
.Ах ты!.. Ну, я тебе покажу! Сидит рыжая скотина на моем полотенце, и ещё оскорбления, я тебе, псяк-рёв, покажу temperamento in Polonia!..Я вскочила с шезлонга, какое вскочила — взвилась. Топая ногами, я на всех возможных языках выкрикивала оскорбления, какие только пришли на ум.— Non voglio una passaggiata in more! — орала я на весь пляж. — Non voglio Taormina by night! Non voglio amore con te!!! Не хочу кататься на море! Не хочу Таормину ночью! Не хочу твоей любви! (искаж. итал.)
Закончила я литанию на тему, чего я от него не хочу, презрительным выкриком «Пошёл вон, сопляк!!!», от коего эхо прокатилось, думается, до Африки. Мёртвая тишина воцарилась на пляже во время спектакля, все морды со всех заливчиков повернулись в нашу сторону, обожатель наконец оскорбился. Сообщил, что я non gentila Невежливая (итал.).
, и удалился. Оскорбился он даже не на скандал, скандал, возможно, ему понравился, но скандал был публичный, и вся Таормина узнала, что он не имел успеха.В довершение всего я оперировала любимым польским словом, которое не цитирую, сознаюсь, итальянцы могли понять это слово по-разному. Возможно, их заинтересовало, о чем таком кривом шла речь, в любом случае это не походило на рекламу.Лавры я пожинала колоссальные и патриотизм продемонстрировала. Полпляжа прилетело ко мне с пламенной улыбкой на морде, трясли мне руку и восклицали с великим признанием:— Temperamento polonico — temperamento siciliano! Польский темперамент — сицилийский темперамент! (итал.)
Вот как спасается честь Отечества!Значительно хуже обстояло дело с другим поклонником. Врач-педиатр, маленький, хромой, но ужасно симпатичный, увы, кроме внешности имел ещё один недостаток — умопомрачительно смердел козлом. Козла мне, правда, нюхать не доводилось, но запах несомненно был козлиный. Когда он возил меня на машине по всему острову, приходилось постоянно опускать все стекла, а за столиком садиться так, чтобы ветер дул в его сторону.Он тоже влюбился насмерть и, когда я уезжала, заливался слезами. На память презентовал мне четыре кило плодов опунции. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь пробовал плоды опунции, поэтому опишу их. По форме похожи на киви, но крупнее, красные или жёлтые, мякоть сладкая, сочная, с маленькими зёрнышками, но не в этом дело. Сверху плоды покрыты кустиками микроскопических иголочек, Боже упаси взять их голыми руками. Конец песне: невидимые иголки потом приходится выковыривать с лупой целыми неделями. Есть плоды полагается на тарелке вилкой и ножом, сперва освободив их от колючей кожицы.Такой подарок я получила потому, что мы то и дело говорили про кактусы. С глубоким волнением через двадцать пять лет, второй раз в жизни, я увидела в рыночных рядах плоды лотоса. Четверть века назад, во время оккупации, такие плоды однажды привёз мой отец, непонятно откуда, я пребывала в безграничном восхищении. Похожие на помидоры, сладкие, сочные, без косточки, с терпкой кожицей, которую тоже можно съесть, — я была в полном упоении и запомнила их на всю жизнь, мечтала о том, чтобы ещё раз попробовать этакое чудо. И вот наткнулась на них в Таормине, больше нигде не встречала, якобы этот lotus или lothus (слово так и не собралась проверить) — тоже какой-то вид кактуса. В итоге, значит, всевозможные плоды кактусов сопровождали меня всю жизнь.Заплаканный поклонник одарил меня опунциями в последнюю минуту, и кулёк я довезла до Копенгагена. В полёте отличилась небывалой географической эрудицией, мы летели днём, над облаками, и вдруг я увидела вздымавшиеся из облаков идеально правильные пирамиды— Я задумалась: как же их построили? На такой высоте столь совершённые геометрические фигуры и на чем же они установлены?.. Потом сообразила: летели мы над Альпами и рассматривала я горные вершины.Опунцию я притащила в мастерскую, и все коллеги по очереди умоляли меня подарить им ещё хоть парочку: ждут гостей, а развлечение с этими плодами просто отличное. Я охотно раздавала — четыре килограмма таки много.Там же, в Таормине, в гостинице «Минерва», я открыла в себе ужасающий изъян: вредный, угнетающий и… не поддающийся искоренению. Выяснилось, что я не способна украсть. Кошмар! Я вовсе не шучу, до сих пор не могу себе простить. В гостинице на столиках расставляли пепельницы небывалой красоты, а пунктик на пепельницах уже захватил меня с потрохами, из чего эти пепельницы сделаны, представляла — нечто подобное Люцина привезла из Канады, керамика с металлом, индейские изделия, глину смешивали с какими-то рудами, и получалась прелесть. Страстно и неудержимо мне хотелось похитить хотя бы одну из них. Взять и украсть. Мне никто не мешал, гостиница после завтрака пустела, вокруг ни души, а я торчала у столика, на котором высилась целая башня вожделенных изделий, перебирала пепельницы, где-то под ложечкой подсасывало. Пепельницы дешёвые, сопру одну и оставлю большие чаевые. И шиш: руку парализовало, стояла столб столбом без толку, пожалуй, с четверть часа. Удалилась без трофея, тяжко переживая собственную бездарность и запоздалые претензии к семейству за идиотское воспитание.А в принципе Таормина благотворно сказалась на мне. Ещё некоторые развлечения пережила на границе: поехала я по пятидневной транзитной визе, а тур продолжался восемь дней. Уже при въезде стоял крик: signorina, cinque giorni, otto giorni, — надо идти к carabinieri Синьора, пять дней, восемь дней… карабинеры (итал.).
, дабы продлить визу, ладно, пойду, продлю. Ещё чего — никуда не пошла, так и разбежалась терять время на идиотизм. При отъезде, разумеется, началось все сызнова. Я разозлилась и коварно предложила:— Molo belіa Italia. Jo posso restare e piu! Италия очень красивая. Пожалуй, останусь ещё немного {итал.).
Не захотели оставить меня в прекрасной Италии подольше, на том и примирились, и я уехала беспрепятственно.Опять-таки отступление само напрашивается.В сущности, я люблю таможенников и всякие пограничные службы. Мне их работа представляется в высшей степени интересной, и всегда испытывала к ним одни только симпатии и никаких претензий. Алиция же как раз наоборот, ненавидит мундирные службы, а я давно уже начала подозревать, подобные чувства от человека излучаются, радируют вопреки его желаниям и намерениям. И точно: меня не проверяли никогда, у Алиции же таможенник из куска ткани на юбку вытаскивал нитку продольную и поперечную, дабы проверить сорт материи.Отправившись в Италию, она повторила мой номер — взяла пятидневную визу на восьмидневную экскурсию. У меня все кончилось благополучно, Алицию же завернули с границы и велели искать во Франции итальянское консульство. Приехала она злая как сто тысяч чертей, устроила мне скандал, я, дескать, ошибочно её информировала. Я показала паспорт.— Ты дура, — доходчиво объяснила я. — Их обожать надо, а ты что? Щеришь зубы якобы в улыбке, а человека от тебя трясёт — того и гляди, укусишь. Полюби их и будешь ездить беспрепятственно повсюду!— Полюби! — заскрежетала Алиция зубами. — За что бы это?!..— А просто так…Она постучала пальцем по лбу и чувств не изменила.A propos таможенного контроля в рамках того же отступления. Эва и Иоанна-Анита поехали вместе в Польшу, в одном купе. Рассказ о путешествии сперва услышала от Иоанны-Аниты.Эва нервничала с самого отъезда, чем ближе к границе, тем больше беспокоилась. Зная об отсутствии у Эвы всяких контрабандных склонностей, Иоанна-Анита не понимала причин беспокойства, в конце концов заинтересовалась. Доехали до польской границы, в купе заглянул таможенник, не успел поздороваться, как Эва запричитала:— Вы знаете, у меня всего очень много!Таможенник вошёл и посмотрел на неё с большим любопытством. Стоит заметить, в то время Эва была женщина вполне пышная.— А… прошу прощения, где у пани слишком много?— Везде! Всего! Слишком много!— Значит, что же у вас?— Какие-то блузки, юбки, всякое барахло, и вообще, все не моё! Костюм, свитерочки…— А вещи дамские?— Дамские.— Ну так пусть будут ваши.— Исключено. Не мой размер, не мой цвет, все не моё, все чужое, я хотела бы все это у вас оставить!..Таможенник несколько удивился, отступил, Иоанна-Анита не выдержала и начала хохотать. Таможенник посмотрел на неё.— А вы вместе?— Вместе, — призналась Иоанна-Анита.— Так, может, вы бы как-нибудь поделили эти вещи?— Конечно, поделим…— Спасибо, до свидания.И он поспешно ретировался из купе, отказавшись от всякой проверки.— Понятия не имею, что с ней такое, — комментировала позже Иоанна-Анита. — Рехнулась или ещё что, она ведь в самом деле собралась всучить ему вещи и перепугала мужика насмерть. И что с ней такое, ведь не первый же раз ездит…Правду я услышала чуть позже, когда из Польши вернулась и Эва.— Ты же знаешь, я не умею отказывать, — повествовала она мне горестно. — Вовсе не желаю что-то делать, да всегда уступаю под нажимом. Знакомая попросила взять в Польшу маленькую посылку с вещами, ненавижу я это, но она так умоляла, я в конце концов согласилась. Ну и притащили, нет, ты только подумай, целый кофр, настоящее чудовище, и это посылочка? Бессовестные и нахальные люди, воспользовались моим согласием! Не везти же кофр, я всеперепаковала, начала вынимать вещи — не представляешь, какое… Достала нечто странное, показала моейИрке: «Как ты думаешь, что это такое?» Ирка рассмотрела: «Если бы не цвет, голову прозакладывалабы, наволочка на огромную подушку». И знаешь, чтооказалось? Юбка!..— А цвет? — поинтересовалась я с жадным любопытством.— Цвет дерьма.Я отлично поняла Эвины вопли в вагоне: «Не мой размер, не мой цвет!» Да, много чего можно выдержать, но такую одежду ни одна женщина не перенесёт.А теперь снова о Таормине, от которой никак не могу отвязаться. Вместо шоссе там повсюду «мёртвые петли» на крутых дорогах. В автокаре вся шведская группа вскочила на ноги, когда какая-то машина собралась сделать обгон, а вторая появилась сверху. Все водители действовали словно в цирковом аттракционе. Автокар и машина с горы притормозили, а тот, снизу, обгонявший, втёрся между ними — разминулись на миллиметры. Мой воздыхатель тоже доставил много эмоций:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37