- Не думаю, чтобы они смогли так поступить.
Запасной туннель Бездны выводит в крепость Халнат. Господин Халната
Поликарп, королевский племянник, поднял мятеж против короля как раз перед
приходом дракона. Цитадель в осаде.
Сидящая тихо у камина Дженни услышала, как голос юноши дрогнул.
Взглянув, она увидела, как прокатился по горлу Гарета большой кадык.
"Тут какая-то рана, - предположила она. - Память, с которой нужно
обращаться понежнее..."
- Это... Это одна из причин, почему у короля не оказалось рыцарей.
Если бы только один дракон! - Гарет из рода Маглошелдонов умоляюще подался
вперед. - Все королевство в опасности из-за усобицы точно так же, как
из-за дракона. Туннели Бездны лежат во внешней части Злого Хребта, а он
отделяет долины Белмари от болот на северо-западе. Цитадель Халната стоит
на утесе с другой стороны от главных ворот Бездны. Город и Университет -
чуть ниже. Гномы Ильфердина были нашими союзниками против мятежников, но
теперь большинство из них перешло на сторону Халната. Целое королевство
расколото пополам. Ты должен идти! Пока дракон в Ильфердине, мы не можем
охранять от мятежников дороги, не можем посылать продовольствие
осаждающим. Королевские единоборцы убиты... - Он снова сглотнул, голос его
стал сдавленным от воспоминаний. - Люди, которые привезли тела,
рассказали, что большинство рыцарей даже не успели обнажить мечи.
- Ха! - Гневно и печально искривив чувственный рот, Аверсин смотрел в
сторону. - И ведь всегда найдется дурак, почитающий своим долгом помахать
перед драконом мечом...
- Но они же не знали! Все, что они могли изучить, - это песни!
На это Аверсин не сказал ничего, но, судя по его сжатым губам и
трепету ноздрей, мысли его были не из приятных. Глядя в огонь, Дженни
вслушивалась в его молчание, и что-то, как холодная тень от дождевого
облака, поползло по ее сердцу.
Наполовину против воли она видела, как возникают видения в тлеющих
углях. Она узнавала по-зимнему окрашенное небо над расселиной, обугленные
ломкие копья убитой ядом травы - изящные, игольчато-хрупкие, - Джона,
замершего на краю расселины, зазубренный стальной прут гарпуна, сжатый
рукой в толстой перчатке, мерцающий на поясе топор. Что-то рябило в
расселине - живой узор из янтарных лезвий.
Но куда яснее и острее видения был сотрясающий память страх, когда
она увидела прыжок Джона.
Они были тогда любовниками меньше года. Именно тогда, у расселины,
Дженни почувствовала всю хрупкость плоти и костей против огня и стали.
Она зажмурилась, а когда открыла глаза, шелковистые картины уже ушли
из пламени. Дженни плотно поджала губы, заставив себя слушать и не
вмешиваться, зная, что все это не было да и не могло быть ее делом. Она не
запретила бы ему - ни тогда, ни теперь, - как он не смог бы заставить ее
покинуть дом у Мерзлого Водопада, покончить с магией и навсегда
переселиться в Холд готовить ему еду и растить детей.
Джон говорил неторопливо:
- Расскажи мне об этом драконе, Гар.
- Значит, ты идешь? - В голосе юноши прозвучала такая жалобная
страсть, что Дженни захотелось встать и надрать ему уши.
- Это значит, что я хочу услышать о нем. - Драконья Погибель обошел
стол и опустился в одно из резных кресел, толкнув другое ногой в сторону
Гарета. - Когда он напал?
- Ночью, две недели назад. Я нанял корабль двумя днями позже от
гавани Клаэкита, что ниже города Бел. Корабль ждет нас в Элдсбауче.
- Сомневаюсь. - Джон почесал длинный нос указательным пальцем. - Если
это знающие мореходы, они ушли в ближайший порт еще позавчера. Идут
шторма, а в Элдсбауче укрытия не найдешь.
- Но они сказали, что будут ждать, - запротестовал Гарет. - Я
заплатил им.
- Утопленникам золото ни к чему, - заметил Джон.
Гарет обмяк в кресле при мысли о таком предательстве.
- Они не могли уйти...
Джон молча рассматривал свои руки. Не поднимая глаз от огня, Дженни
сказала:
- Их там нет, Гарет. Я видела море, оно все черное от штормов. Я
видела старую гавань Элдсбауча, серая река бежит там сквозь сломанные
дома. Рыбаки гонят свои суденышки к развалинам старого пирса, а камни
сияют от дождя. Там нет корабля, Гарет.
- Ты ошибаешься, - сказал он беспомощно. - Ты, должно быть,
ошибаешься. - Он снова повернулся к Джону. - Ведь это потребует недель,
если мы поедем сушей.
- Мы? - мягко спросил Джон, и Гарет покраснел так, словно его вот-вот
хватит удар. Спустя момент Джон продолжил: - Как велик этот твой дракон?
Гарет сглотнул и вздохнул прерывисто.
- Огромен, - тупо сказал он.
- Насколько огромен?
Гарет поколебался. Как и большинство людей, глазомера он не имел.
- Должно быть, сотня футов в длину. Говорят, тень от его крыльев
покрывала целиком долину Ильфердина.
- Кто говорит? - полюбопытствовал Джон, закинув ногу за резной
подлокотник, изображающий морского льва. - Я думал, он напал ночью, а тех,
кто мог его видеть достаточно близко днем, сжевал.
- Ну... - Гарет барахтался в омуте сплетен, полученных из третьих
рук.
- На земле его видели?
Гарет покраснел и покачал головой.
- Трудно судить о размерах, когда тварь в воздухе, - наставительно
заметил Джон, поправляя очки. - Дракон, которого я зарубил, тоже выглядел
огромным, когда спускался на селение Большой Тоби. А оказался двадцати
семи футов от клюва до хвоста. - - Опять быстрая усмешка осветила его
обычно бесстрастное лицо. - Приходится быть натуралистом. Первое, что мы
сделали, Джен и я, когда мне удалось подняться на ноги, - это сложили
вместе то, что от него осталось.
- То есть он мог быть и больше, не правда ли? - с надеждой спросил
Гарет. ("Как будто, - с кислой усмешкой подумала Дженни, - -
двадцатисемифутового дракона он рассматривает как нечто вполне заурядное".
) - Насколько я помню, в Гринхайтовом варианте баллады о Селкитаре
Драконьей Погибели и Змее Лесов Импертенга говорится, что Змей был
шестидесяти футов в длину, а крыльями мог накрыть батальон.
- Кто-нибудь измерял его?
- Ну... должно быть... Хотя... Да-да, теперь я и сам вижу... У
Гринхайта говорится, что, когда Селкитар ранил Змея, тот упал в реку
Уайлдспэ, а в позднейшей версии Белмари сказано, что он упал в море. Да,
действительно...
- Итак, шестидесятифутовый дракон есть чья-то мера, насколько был
велик Селкитар. - Джон откинулся в кресле, его руки рассеянно оглаживали
резьбу, смешавшую воедино всех тварей бестиария. Изношенная позолота еще
таилась в щелях, тускло мерцая в бледно-соломенном полусвете, падающем из
окна. - Двадцать семь футов звучат куда скромнее, пока он не плюнет в тебя
огнем... Знаешь, их плоть распадается почти сразу же, как только они
умирают. Как будто собственный огонь пожирает их.
- Плюет огнем? - Гарет нахмурился. - В балладах говорится, что он его
выдыхает.
Аверсин покачал головой.
- Да нет, плюет. Это жидкий огонь, но он поджигает все, чего
коснется. Тут, понимаешь, вся хитрость в том, чтобы стоять к дракону как
можно ближе, - тогда он побоится обжечь себя... Ну и в то же время
постараться, чтобы тебя не изрезало чешуей. А он ее нарочно растопыривает
на боках, как плавники...
- Я не знал, - выдохнул Гарет, и впервые изумление прозвучало в его
голосе.
- Заранее одни боги все знают. И я не знал, пока не прыгнул на
дракона в расселине. Про это нет ни в одной книге, ни у Дотиса, ни у
Кливи. Разве что старушьи побасенки поминают иногда драконов. Или змеев,
или гадов, как они их называют. Но от побасок тоже немного толку. Вот,
например:
Шпорой - петух, гривою - конь,
Главою - змея, прозваньем - дракон.
Или вот у Полиборуса в "Аналектах" сказано, что некоторые селяне
верят, будто если они посеют вокруг дома приворотное семя - такую ползучую
дрянь с трубчатыми цветками, - то ни один дракон к нему не приблизится.
Так что нам пришлось воспользоваться только такими вот кусочками мудрости.
Джен сварила зелье из этих семян, чтобы смазать гарпуны, потому что уже
тогда было ясно, что меч - игрушка, броню дракона им не пробить. И,
представь, яд действительно сделал тварь вялой. Но я не знал тогда и
половины того, что мне хотелось бы знать.
- Да... - Дженни наконец отвела взгляд от огненных пульсирующих
развалин в очаге и положила подбородок и руки на высоко поднятые колени.
Она говорила тихо, почти про себя: - Мы не знаем, откуда они приходят, не
знаем, откуда берутся. Почему изо всех живущих на земле тварей у них шесть
конечностей вместо четырех...
- "Личинка - из мяса, - процитировал Джон, - долгоносик - из риса.
Драконы - из звезд в небесной выси". Это из Теренса "О призраках". Или
вечное присловье Каэрдина: "Полюбишь дракона - погубишь дракона"... Или
вот почему-то болтают, что нельзя смотреть дракону в глаза. И я тебе
говорю, Гар, я постарался этого не сделать. Мы не знаем даже таких простых
вещей, почему, например, магия и иллюзии на них не действуют, почему Джен
не смогла вызвать образ дракона в своем магическом кристалле или применить
против него скрывающие заклинания, - ничего...
- Ничего, - сказала Дженни мягко, - кроме того, что они умирали,
убитые людьми столь же невежественными, как и мы сами.
Джон, должно быть, услышал странную скорбь в ее голосе - Дженни
почувствовала его взгляд, беспокойный и вопросительный, и, не зная, что
ответить, отвела глаза.
Помолчав, Джон вздохнул и сказал Гарету:
- Знания утрачиваются, как страницы из Лукиардовского "Даятеля огня".
Мы уже не в силах построить волнорез через гавань Элдсбауча. Знания
утрачиваются, и их не восстановишь...
Он встал и начал беспокойно прохаживаться. Плоские белесые отражения
окон возникали на металлических заплатках куртки, на медной рукоятке
кинжала, на пряжках.
- Мы живем в распадающемся мире, Гарет. Вещи ускользают от нас день
ото дня. Даже ты, с юга, из Бела, даже ты теряешь королевство - по
кусочку, по крохе. Уинтерлэнд уходит к северу, мятежники утаскивают болота
к западу. Ты теряешь то, что имеешь, и даже не замечаешь этого. Старая
мудрость вытекает, как мука из прорванного мешка, а у нас нет ни времени,
ни желания хотя бы залатать мешок... Я бы никогда не убил дракона, Гар. Мы
же ничего о них не знаем! Кроме того, он был прекрасен - может быть, самое
прекрасное создание в этой жизни: каждый оттенок - как спелое ячменное
поле в час рассвета...
- Но ты должен драться, ты должен убить нашего! - Агония звучала в
голосе Гарета.
- Драться с ним и убить его - разные вещи. - Джон отвернулся от окна
и склонил к плечу голову, рассматривая беспокойное лицо юноши. - А я еще
даже первого не обещал, не говоря уже о втором.
- Но ты должен! - Слабый шепот отчаяния. - Ты - единственная наша
надежда!
- Я? - удивился лорд Драконья Погибель. - Я - единственная надежда
здешних крестьян пережить эту зиму, несмотря на бандитов и волков. И
потому, что я единственная их надежда, я убил дракона, убил его - грязно,
по-подлому, разрубил на куски топором. Потому, что я единственная их
надежда, я вообще дрался с ним, рискуя, что он сорвет мне мясо с костей. Я
только человек, Гарет.
- Нет! - Юноша стоял насмерть. - Ты - Драконья Погибель, единственный
драконоборец. - Он поднялся, некая внутренняя борьба отразилась в его
тонких чертах, а дыхание ускорилось, словно он заставлял себя на что-то
решиться. - Король... - Он сглотнул с трудом. - Король приказал обещать
все, что я смогу, лишь бы призвать тебя на юг. Если ты согласишься... - Он
едва справился с дрожью в голосе. - Если ты пойдешь, мы пришлем войска для
защиты северных земель против Ледяных Наездников, мы пришлем книги и
ученых. Я клянусь в этом! - Он взял королевскую печать и поднял ее
дрожащей рукой; бледный дневной отсвет скользнул по золотому ободку. -
Именем короля я клянусь в этом.
Но Дженни, наблюдая за бледным лицом юноши, пока он говорил, хорошо
видела, что Гарет при этом старается не глядеть Джону в глаза.
Ночью дождь усилился, ветер швырял его волнами о стены Холда. Тетка
Аверсина Джейн принесла холодный ужин: сыр, мясо, пиво, которое Гарет
пригубил с видом человека, исполняющего долг. Дженни, сидящая, скрестив
ноги, у очага, расчехлила свою арфу и теперь подкручивала колки, в то
время как мужчины толковали о дорогах, ведущих на юг, и об убийстве
Золотого Дракона Вира.
- И еще одно было не как в песнях, - говорил Гарет, расположив худые
локти среди беззаботно разбросанных по столу заметок Джона. - В песнях все
драконы светлых радостных цветов. А этот - черный, мертвенно-черный весь,
кроме глаз. Рассказывают, они у него - как серебряные лампы.
- Черный, - негромко повторил Джон и оглянулся на Дженни. - У тебя
ведь есть старый Список, не так ли, милая?
Она кивнула, прервав деликатные маневры с колками арфы.
- Каэрдин заставил меня запомнить множество старых Списков, -
объяснила она Гарету. - Некоторые он мне растолковывал, но этот - ни разу.
Возможно, и сам не знал, как это понимать. Просто имена и цвета... - Она
прикрыла глаза и повторила Список, голос ее при этом упал в старческое
бормотание - эхо многих голосов из давнего прошлого: - "Телтевир -
гелиотроповый, Сентуивир - голубой с золотом на суставах, Астирит -
бледно-желтый, Моркелеб - единственный - черный, как ночь..." Список имеет
продолжение, там еще дюжина имен, если это, конечно, имена. - Она пожала
плечами и сплела пальцы на резной спинке арфы. - Хотя Джон рассказывает,
что старый дракон, явившийся на берега озера Уэвир, действительно был
голубой, как вода, с золотым узором по хребту и суставам - так что мог
лежать под поверхностью озера и воровать овец с берега.
- Да! - Гарет чуть не выпрыгнул из кресла, узнав с восторгом знакомую
историю. - И Змей Уэвира был сражен Антарой Воительницей и ее братом
Дартисом Драконьей Погибелью в последние годы царствования Ивэйса
Благословенного, который был... - Он смутился и снова сел. - Это известная
история, - заключил он покраснев.
Дженни спрятала улыбку.
- К Спискам были также ноты для арфы - точнее, не ноты, а мелодия.
Каэрдин насвистывал мне ее до тех пор, пока я не выучила наизусть.
Она прислонила арфу к плечу - маленький инструмент, принадлежавший
когда-то Каэрдину, хотя сам старик никогда на нем не играл. Почерневшее от
возраста дерево, казалось, не имело украшений, но когда свет из очага
падал на него, проступали изредка Круги Земли и Воды, прочерченные тусклой
позолотой. Старательно она извлекла странную нежную череду звуков -
временами две-три ноты, временами - стригущую воздух трель. Звуки были
разной протяженности, призрачные, полузнакомые, как воспоминания раннего
детства. Играя, Дженни повторяла имена:
- "Телтевир - гелиотроповый, Сентуивир - голубой с золотом на
суставах..."
Бесполезные обрывки прежних знаний (вроде тех, что повредили рассудок
юного вертопраха, странного гостя с юга), каким же чудом уцелели они в
снегах Уинтерлэнда!.. Ноты и слова давно уже утратили смысл, как строка из
забытой баллады или несколько листов из трагедии об изгнанном боге,
которыми затыкают щели от ветра, - эхо песни, что никогда не прозвучит
снова.
Руки Дженни блуждали по струнам наугад подобно ее мыслям. Она
наигрывала мелодии бродячих музыкантов, обрывки джиг и танцев, медленных и
словно исполненных смутной печали при мысли о тьме, которая ждет всех в
будущем.
От них она снова перешла к древним мелодиям с их глубокими сильными
каденциями: горе, вынимающее сердце из тела, или радость, зовущая душу,
как отдаленное мерцание знамен звездной пыли в летнюю ночь. Затем Джон
извлек из ниши в черных кирпичах очага жестяную свистульку, какими дети
играют на улицах, и присоединил ее тонкий приплясывающий голосок к
сумрачной красоте звуков арфы.
Музыка отвечала музыке, вытесняя на время странную смесь страха и
печали из сердца Дженни. Что бы там ни случилось в дальнейшем, настоящее
принадлежало им. Дженни откинула волосы и поймала светлое мерцание глаз
Аверсина сквозь толстые стекла очков. Свистулька выманивала арфу из глубин
ее печали в танцующие ритмы сенокоса. Сгущался вечер, и обитатели Холда
начали собираться потихоньку у очага, присаживаясь на полу или в глубоких
амбразурах окон: тетка Аверсина Джейн, и кузина Дилли, и другие
многочисленные родственницы Джона, живущие в Холде, Ян и Адрик, толстый
жовиальный кузнец Маффл - все они были частью жизни Уинтерлэнда, такой же
неброской, но сложной и причудливой, как узор на их пледах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Запасной туннель Бездны выводит в крепость Халнат. Господин Халната
Поликарп, королевский племянник, поднял мятеж против короля как раз перед
приходом дракона. Цитадель в осаде.
Сидящая тихо у камина Дженни услышала, как голос юноши дрогнул.
Взглянув, она увидела, как прокатился по горлу Гарета большой кадык.
"Тут какая-то рана, - предположила она. - Память, с которой нужно
обращаться понежнее..."
- Это... Это одна из причин, почему у короля не оказалось рыцарей.
Если бы только один дракон! - Гарет из рода Маглошелдонов умоляюще подался
вперед. - Все королевство в опасности из-за усобицы точно так же, как
из-за дракона. Туннели Бездны лежат во внешней части Злого Хребта, а он
отделяет долины Белмари от болот на северо-западе. Цитадель Халната стоит
на утесе с другой стороны от главных ворот Бездны. Город и Университет -
чуть ниже. Гномы Ильфердина были нашими союзниками против мятежников, но
теперь большинство из них перешло на сторону Халната. Целое королевство
расколото пополам. Ты должен идти! Пока дракон в Ильфердине, мы не можем
охранять от мятежников дороги, не можем посылать продовольствие
осаждающим. Королевские единоборцы убиты... - Он снова сглотнул, голос его
стал сдавленным от воспоминаний. - Люди, которые привезли тела,
рассказали, что большинство рыцарей даже не успели обнажить мечи.
- Ха! - Гневно и печально искривив чувственный рот, Аверсин смотрел в
сторону. - И ведь всегда найдется дурак, почитающий своим долгом помахать
перед драконом мечом...
- Но они же не знали! Все, что они могли изучить, - это песни!
На это Аверсин не сказал ничего, но, судя по его сжатым губам и
трепету ноздрей, мысли его были не из приятных. Глядя в огонь, Дженни
вслушивалась в его молчание, и что-то, как холодная тень от дождевого
облака, поползло по ее сердцу.
Наполовину против воли она видела, как возникают видения в тлеющих
углях. Она узнавала по-зимнему окрашенное небо над расселиной, обугленные
ломкие копья убитой ядом травы - изящные, игольчато-хрупкие, - Джона,
замершего на краю расселины, зазубренный стальной прут гарпуна, сжатый
рукой в толстой перчатке, мерцающий на поясе топор. Что-то рябило в
расселине - живой узор из янтарных лезвий.
Но куда яснее и острее видения был сотрясающий память страх, когда
она увидела прыжок Джона.
Они были тогда любовниками меньше года. Именно тогда, у расселины,
Дженни почувствовала всю хрупкость плоти и костей против огня и стали.
Она зажмурилась, а когда открыла глаза, шелковистые картины уже ушли
из пламени. Дженни плотно поджала губы, заставив себя слушать и не
вмешиваться, зная, что все это не было да и не могло быть ее делом. Она не
запретила бы ему - ни тогда, ни теперь, - как он не смог бы заставить ее
покинуть дом у Мерзлого Водопада, покончить с магией и навсегда
переселиться в Холд готовить ему еду и растить детей.
Джон говорил неторопливо:
- Расскажи мне об этом драконе, Гар.
- Значит, ты идешь? - В голосе юноши прозвучала такая жалобная
страсть, что Дженни захотелось встать и надрать ему уши.
- Это значит, что я хочу услышать о нем. - Драконья Погибель обошел
стол и опустился в одно из резных кресел, толкнув другое ногой в сторону
Гарета. - Когда он напал?
- Ночью, две недели назад. Я нанял корабль двумя днями позже от
гавани Клаэкита, что ниже города Бел. Корабль ждет нас в Элдсбауче.
- Сомневаюсь. - Джон почесал длинный нос указательным пальцем. - Если
это знающие мореходы, они ушли в ближайший порт еще позавчера. Идут
шторма, а в Элдсбауче укрытия не найдешь.
- Но они сказали, что будут ждать, - запротестовал Гарет. - Я
заплатил им.
- Утопленникам золото ни к чему, - заметил Джон.
Гарет обмяк в кресле при мысли о таком предательстве.
- Они не могли уйти...
Джон молча рассматривал свои руки. Не поднимая глаз от огня, Дженни
сказала:
- Их там нет, Гарет. Я видела море, оно все черное от штормов. Я
видела старую гавань Элдсбауча, серая река бежит там сквозь сломанные
дома. Рыбаки гонят свои суденышки к развалинам старого пирса, а камни
сияют от дождя. Там нет корабля, Гарет.
- Ты ошибаешься, - сказал он беспомощно. - Ты, должно быть,
ошибаешься. - Он снова повернулся к Джону. - Ведь это потребует недель,
если мы поедем сушей.
- Мы? - мягко спросил Джон, и Гарет покраснел так, словно его вот-вот
хватит удар. Спустя момент Джон продолжил: - Как велик этот твой дракон?
Гарет сглотнул и вздохнул прерывисто.
- Огромен, - тупо сказал он.
- Насколько огромен?
Гарет поколебался. Как и большинство людей, глазомера он не имел.
- Должно быть, сотня футов в длину. Говорят, тень от его крыльев
покрывала целиком долину Ильфердина.
- Кто говорит? - полюбопытствовал Джон, закинув ногу за резной
подлокотник, изображающий морского льва. - Я думал, он напал ночью, а тех,
кто мог его видеть достаточно близко днем, сжевал.
- Ну... - Гарет барахтался в омуте сплетен, полученных из третьих
рук.
- На земле его видели?
Гарет покраснел и покачал головой.
- Трудно судить о размерах, когда тварь в воздухе, - наставительно
заметил Джон, поправляя очки. - Дракон, которого я зарубил, тоже выглядел
огромным, когда спускался на селение Большой Тоби. А оказался двадцати
семи футов от клюва до хвоста. - - Опять быстрая усмешка осветила его
обычно бесстрастное лицо. - Приходится быть натуралистом. Первое, что мы
сделали, Джен и я, когда мне удалось подняться на ноги, - это сложили
вместе то, что от него осталось.
- То есть он мог быть и больше, не правда ли? - с надеждой спросил
Гарет. ("Как будто, - с кислой усмешкой подумала Дженни, - -
двадцатисемифутового дракона он рассматривает как нечто вполне заурядное".
) - Насколько я помню, в Гринхайтовом варианте баллады о Селкитаре
Драконьей Погибели и Змее Лесов Импертенга говорится, что Змей был
шестидесяти футов в длину, а крыльями мог накрыть батальон.
- Кто-нибудь измерял его?
- Ну... должно быть... Хотя... Да-да, теперь я и сам вижу... У
Гринхайта говорится, что, когда Селкитар ранил Змея, тот упал в реку
Уайлдспэ, а в позднейшей версии Белмари сказано, что он упал в море. Да,
действительно...
- Итак, шестидесятифутовый дракон есть чья-то мера, насколько был
велик Селкитар. - Джон откинулся в кресле, его руки рассеянно оглаживали
резьбу, смешавшую воедино всех тварей бестиария. Изношенная позолота еще
таилась в щелях, тускло мерцая в бледно-соломенном полусвете, падающем из
окна. - Двадцать семь футов звучат куда скромнее, пока он не плюнет в тебя
огнем... Знаешь, их плоть распадается почти сразу же, как только они
умирают. Как будто собственный огонь пожирает их.
- Плюет огнем? - Гарет нахмурился. - В балладах говорится, что он его
выдыхает.
Аверсин покачал головой.
- Да нет, плюет. Это жидкий огонь, но он поджигает все, чего
коснется. Тут, понимаешь, вся хитрость в том, чтобы стоять к дракону как
можно ближе, - тогда он побоится обжечь себя... Ну и в то же время
постараться, чтобы тебя не изрезало чешуей. А он ее нарочно растопыривает
на боках, как плавники...
- Я не знал, - выдохнул Гарет, и впервые изумление прозвучало в его
голосе.
- Заранее одни боги все знают. И я не знал, пока не прыгнул на
дракона в расселине. Про это нет ни в одной книге, ни у Дотиса, ни у
Кливи. Разве что старушьи побасенки поминают иногда драконов. Или змеев,
или гадов, как они их называют. Но от побасок тоже немного толку. Вот,
например:
Шпорой - петух, гривою - конь,
Главою - змея, прозваньем - дракон.
Или вот у Полиборуса в "Аналектах" сказано, что некоторые селяне
верят, будто если они посеют вокруг дома приворотное семя - такую ползучую
дрянь с трубчатыми цветками, - то ни один дракон к нему не приблизится.
Так что нам пришлось воспользоваться только такими вот кусочками мудрости.
Джен сварила зелье из этих семян, чтобы смазать гарпуны, потому что уже
тогда было ясно, что меч - игрушка, броню дракона им не пробить. И,
представь, яд действительно сделал тварь вялой. Но я не знал тогда и
половины того, что мне хотелось бы знать.
- Да... - Дженни наконец отвела взгляд от огненных пульсирующих
развалин в очаге и положила подбородок и руки на высоко поднятые колени.
Она говорила тихо, почти про себя: - Мы не знаем, откуда они приходят, не
знаем, откуда берутся. Почему изо всех живущих на земле тварей у них шесть
конечностей вместо четырех...
- "Личинка - из мяса, - процитировал Джон, - долгоносик - из риса.
Драконы - из звезд в небесной выси". Это из Теренса "О призраках". Или
вечное присловье Каэрдина: "Полюбишь дракона - погубишь дракона"... Или
вот почему-то болтают, что нельзя смотреть дракону в глаза. И я тебе
говорю, Гар, я постарался этого не сделать. Мы не знаем даже таких простых
вещей, почему, например, магия и иллюзии на них не действуют, почему Джен
не смогла вызвать образ дракона в своем магическом кристалле или применить
против него скрывающие заклинания, - ничего...
- Ничего, - сказала Дженни мягко, - кроме того, что они умирали,
убитые людьми столь же невежественными, как и мы сами.
Джон, должно быть, услышал странную скорбь в ее голосе - Дженни
почувствовала его взгляд, беспокойный и вопросительный, и, не зная, что
ответить, отвела глаза.
Помолчав, Джон вздохнул и сказал Гарету:
- Знания утрачиваются, как страницы из Лукиардовского "Даятеля огня".
Мы уже не в силах построить волнорез через гавань Элдсбауча. Знания
утрачиваются, и их не восстановишь...
Он встал и начал беспокойно прохаживаться. Плоские белесые отражения
окон возникали на металлических заплатках куртки, на медной рукоятке
кинжала, на пряжках.
- Мы живем в распадающемся мире, Гарет. Вещи ускользают от нас день
ото дня. Даже ты, с юга, из Бела, даже ты теряешь королевство - по
кусочку, по крохе. Уинтерлэнд уходит к северу, мятежники утаскивают болота
к западу. Ты теряешь то, что имеешь, и даже не замечаешь этого. Старая
мудрость вытекает, как мука из прорванного мешка, а у нас нет ни времени,
ни желания хотя бы залатать мешок... Я бы никогда не убил дракона, Гар. Мы
же ничего о них не знаем! Кроме того, он был прекрасен - может быть, самое
прекрасное создание в этой жизни: каждый оттенок - как спелое ячменное
поле в час рассвета...
- Но ты должен драться, ты должен убить нашего! - Агония звучала в
голосе Гарета.
- Драться с ним и убить его - разные вещи. - Джон отвернулся от окна
и склонил к плечу голову, рассматривая беспокойное лицо юноши. - А я еще
даже первого не обещал, не говоря уже о втором.
- Но ты должен! - Слабый шепот отчаяния. - Ты - единственная наша
надежда!
- Я? - удивился лорд Драконья Погибель. - Я - единственная надежда
здешних крестьян пережить эту зиму, несмотря на бандитов и волков. И
потому, что я единственная их надежда, я убил дракона, убил его - грязно,
по-подлому, разрубил на куски топором. Потому, что я единственная их
надежда, я вообще дрался с ним, рискуя, что он сорвет мне мясо с костей. Я
только человек, Гарет.
- Нет! - Юноша стоял насмерть. - Ты - Драконья Погибель, единственный
драконоборец. - Он поднялся, некая внутренняя борьба отразилась в его
тонких чертах, а дыхание ускорилось, словно он заставлял себя на что-то
решиться. - Король... - Он сглотнул с трудом. - Король приказал обещать
все, что я смогу, лишь бы призвать тебя на юг. Если ты согласишься... - Он
едва справился с дрожью в голосе. - Если ты пойдешь, мы пришлем войска для
защиты северных земель против Ледяных Наездников, мы пришлем книги и
ученых. Я клянусь в этом! - Он взял королевскую печать и поднял ее
дрожащей рукой; бледный дневной отсвет скользнул по золотому ободку. -
Именем короля я клянусь в этом.
Но Дженни, наблюдая за бледным лицом юноши, пока он говорил, хорошо
видела, что Гарет при этом старается не глядеть Джону в глаза.
Ночью дождь усилился, ветер швырял его волнами о стены Холда. Тетка
Аверсина Джейн принесла холодный ужин: сыр, мясо, пиво, которое Гарет
пригубил с видом человека, исполняющего долг. Дженни, сидящая, скрестив
ноги, у очага, расчехлила свою арфу и теперь подкручивала колки, в то
время как мужчины толковали о дорогах, ведущих на юг, и об убийстве
Золотого Дракона Вира.
- И еще одно было не как в песнях, - говорил Гарет, расположив худые
локти среди беззаботно разбросанных по столу заметок Джона. - В песнях все
драконы светлых радостных цветов. А этот - черный, мертвенно-черный весь,
кроме глаз. Рассказывают, они у него - как серебряные лампы.
- Черный, - негромко повторил Джон и оглянулся на Дженни. - У тебя
ведь есть старый Список, не так ли, милая?
Она кивнула, прервав деликатные маневры с колками арфы.
- Каэрдин заставил меня запомнить множество старых Списков, -
объяснила она Гарету. - Некоторые он мне растолковывал, но этот - ни разу.
Возможно, и сам не знал, как это понимать. Просто имена и цвета... - Она
прикрыла глаза и повторила Список, голос ее при этом упал в старческое
бормотание - эхо многих голосов из давнего прошлого: - "Телтевир -
гелиотроповый, Сентуивир - голубой с золотом на суставах, Астирит -
бледно-желтый, Моркелеб - единственный - черный, как ночь..." Список имеет
продолжение, там еще дюжина имен, если это, конечно, имена. - Она пожала
плечами и сплела пальцы на резной спинке арфы. - Хотя Джон рассказывает,
что старый дракон, явившийся на берега озера Уэвир, действительно был
голубой, как вода, с золотым узором по хребту и суставам - так что мог
лежать под поверхностью озера и воровать овец с берега.
- Да! - Гарет чуть не выпрыгнул из кресла, узнав с восторгом знакомую
историю. - И Змей Уэвира был сражен Антарой Воительницей и ее братом
Дартисом Драконьей Погибелью в последние годы царствования Ивэйса
Благословенного, который был... - Он смутился и снова сел. - Это известная
история, - заключил он покраснев.
Дженни спрятала улыбку.
- К Спискам были также ноты для арфы - точнее, не ноты, а мелодия.
Каэрдин насвистывал мне ее до тех пор, пока я не выучила наизусть.
Она прислонила арфу к плечу - маленький инструмент, принадлежавший
когда-то Каэрдину, хотя сам старик никогда на нем не играл. Почерневшее от
возраста дерево, казалось, не имело украшений, но когда свет из очага
падал на него, проступали изредка Круги Земли и Воды, прочерченные тусклой
позолотой. Старательно она извлекла странную нежную череду звуков -
временами две-три ноты, временами - стригущую воздух трель. Звуки были
разной протяженности, призрачные, полузнакомые, как воспоминания раннего
детства. Играя, Дженни повторяла имена:
- "Телтевир - гелиотроповый, Сентуивир - голубой с золотом на
суставах..."
Бесполезные обрывки прежних знаний (вроде тех, что повредили рассудок
юного вертопраха, странного гостя с юга), каким же чудом уцелели они в
снегах Уинтерлэнда!.. Ноты и слова давно уже утратили смысл, как строка из
забытой баллады или несколько листов из трагедии об изгнанном боге,
которыми затыкают щели от ветра, - эхо песни, что никогда не прозвучит
снова.
Руки Дженни блуждали по струнам наугад подобно ее мыслям. Она
наигрывала мелодии бродячих музыкантов, обрывки джиг и танцев, медленных и
словно исполненных смутной печали при мысли о тьме, которая ждет всех в
будущем.
От них она снова перешла к древним мелодиям с их глубокими сильными
каденциями: горе, вынимающее сердце из тела, или радость, зовущая душу,
как отдаленное мерцание знамен звездной пыли в летнюю ночь. Затем Джон
извлек из ниши в черных кирпичах очага жестяную свистульку, какими дети
играют на улицах, и присоединил ее тонкий приплясывающий голосок к
сумрачной красоте звуков арфы.
Музыка отвечала музыке, вытесняя на время странную смесь страха и
печали из сердца Дженни. Что бы там ни случилось в дальнейшем, настоящее
принадлежало им. Дженни откинула волосы и поймала светлое мерцание глаз
Аверсина сквозь толстые стекла очков. Свистулька выманивала арфу из глубин
ее печали в танцующие ритмы сенокоса. Сгущался вечер, и обитатели Холда
начали собираться потихоньку у очага, присаживаясь на полу или в глубоких
амбразурах окон: тетка Аверсина Джейн, и кузина Дилли, и другие
многочисленные родственницы Джона, живущие в Холде, Ян и Адрик, толстый
жовиальный кузнец Маффл - все они были частью жизни Уинтерлэнда, такой же
неброской, но сложной и причудливой, как узор на их пледах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35