- Но без надлежащего
обучения дар просто не разовьется. Нужно долгое время, нужны усилия... -
Она замолчала, горько улыбнулась. - За все приходится платить, -
продолжила она момент спустя. - Власть сама собой не дается...
Говорить об этом было трудно, и не только из-за сознания ничтожности
твоей собственной власти, но еще и из-за того, что многое здесь показалось
бы непонятным тому, кто никогда не имел дела с магией. За всю свою жизнь
Дженни встретила одного-единственного человека, способного понять ее, и
этот единственный стоял сейчас возле вафельной печи, и пледы его были
припорошены сахарной пудрой.
Дженни вздохнула и остановилась на краю площади - подождать Джона.
Булыжники мостовой были увлажнены близостью моря и слизью отбросов. Ветер
здесь отдавал рыбой, как и везде в этом городе, отравленном дыханием
океана. Площадь была такая же, как сотни других в Беле - вымощенный
пятачок, окруженный с трех сторон высокими рахитичными строениями, над
которыми вздымала заплесневелые камни сланцево-серая башня с часами, в
основание которой был врезан алтарь с выщербленным образом Квиса,
загадочного владыки времени. В центре площади побулькивал фонтан в широком
водоеме из тесаного гранита. Каждый камень был покрыт сверху белесым
налетом, а снизу - черно-зеленым мхом, который, казалось, рос везде во
влажном воздухе города. Женщины зачерпывали воду и сплетничали, юбки их
были подоткнуты чуть ли не до ляжек, но головы приличия ради покрыты
неуклюжими шерстяными вуалями, приколотыми к узлам волос.
В оштукатуренных лабиринтах портовых кварталов нездешний вид Джона
внимания не привлекал. Жители трех четвертей королевства и всех южных
стран толпились на мощенных камнем наклонных улочках: моряки с бритыми
головами и бородами - как шелуха кокосовых орехов; коробейники из западных
провинций в допотопных неуклюжих одеяниях, лица укрыты вуалями - как у
женщин, так и у мужчин; ростовщики в черном габардине и шапочках,
говоривших о том, что это блудные дети, изгнанники из своей страны;
проститутки, раскрашенные до последнего дюйма; актеры, фокусники, продавцы
шарфов, крысобои, карманники, калеки и бродяги. Некоторые женщины бросали
в сторону Дженни, вышедшей в город без вуали, взгляды, исполненные
насмешки и неодобрения, и она была весьма раздосадована тем, что взгляды
эти ее, честно говоря, рассердили.
- Что ты вообще знаешь о Зиерн? - спросила она. - Чему ее учили в
Бездне?
Гарет пожал плечами.
- Не знаю. Кажется, она была вхожа в Пещеры Целителей. Это такое
место Бездны, где хранятся вся мудрость и сила целителей-гномов. Больные
приезжали к ним из самых дальних стран, и я знаю, что многие маги были с
ними связаны.
Дженни кивнула. Даже на севере, где многие и понятия не имели о жизни
и обычаях гномов, Каэрдин с величайшим почтением отзывался об огромной
власти, накопленной в Пещерах Целителей - в Сердце Бездны Ильфердина.
Через площадь потянулась процессия богомольцев. Священники Кантирита,
владыки моря, шествовали, закрыв лица капюшонами, дабы не оскверниться
прикосновением нечистых взглядов; из многоголосого бормотания выплывал вой
ритуальных флейт. Все обряды, связанные с Двенадцатью Богами, были
настолько древними, что слова молитв давно уже утратили смысл, а музыка...
Ничего подобного Дженни не слышала даже при дворе.
- А когда Зиерн вернулась в Бел? - спросила она Гарета.
На скулах юноши обозначились желваки.
- После смерти мамы, - глухо отозвался он. - Я... я думаю, мне не
стоило тогда сердиться на отца. В ту пору я еще не понимал, каким образом
Зиерн может привлекать людей, часто против их воли. - Некоторое время
Гарет сосредоточенно разглаживал оборку на рукаве, затем вздохнул. - Я
думаю, он нуждался в ком-то, а я был так груб с ним, когда мама умерла!..
Дженни не сказала на это ничего, предоставив ему возможность выбора -
продолжать или умолкнуть. С другого конца площади выползала еще одна
процессия - на этот раз шли сторонники одного из южных культов, плодящихся
в портовых кварталах, как кролики. Темнокожие мужчины и женщины, распевая,
били в ладоши, а исхудалый женоподобный жрец с волосами до пояса
выплясывал вокруг маленького идола, плывущего над толпой в переносном
алтаре, обитом дешевым розовым ситцем. Священники Кантирита, казалось, еще
глубже ушли в свои защитные капюшоны, а флейты взвыли с удвоенной силой.
Гарет оделил новых пришельцев неодобрительным взглядом, и Дженни
вспомнила, что король Бела был также и Первосвященником храма Двенадцати
Богов. И Гарет несомненно тоже был воспитан в самом ортодоксальном духе.
Грохот создавал иллюзию уединения. В бурлящей вокруг толпе никому ни
до кого не было дела, и спустя минуту Гарет заговорил снова.
- Это случилось на охоте, - объяснил он. - Мы с отцом оба любили
охотиться, хотя потом он не выехал в поле ни разу. Мама ненавидела эту
забаву, но она любила отца и, если он просил ее, всегда выезжала с нами.
Он посмеивался над ее трусостью, но это были не совсем шутки - он не
выносит трусов. Она следовала за ним по ужасной местности, вцепившись в
луку седла, и все ждала окончания охоты. Потом он обнимал ее, и смеялся, и
спрашивал, не набралась ли она храбрости, - такие вот шутки... И так было
всегда, насколько я помню. Она иногда лгала ему, что начинает находить в
охоте удовольствие, но, когда мне было четыре года, я подсмотрел, как она
перед самым выездом разорвала свою амазонку - - персиковую, с серой
выпушкой, - так боялась...
- Это была храбрая леди, - тихо сказала Дженни.
Гарет быстро взглянул ей в лицо и тут же отвел глаза.
- Прямой вины отца в этом не было, - сказал он, помолчав. - Но когда
это случилось, он решил, что виноват во всем он один. Она упала вместе с
лошадью на камни, а с дамского седла спрыгнуть можно лишь в одну сторону.
Она умерла через четыре или через пять дней. Это было пять лет назад. Я...
- Он запнулся, слова не желали выговариваться. - Я нехорошо повел себя с
ним после этого.
Он протер очки неуклюже и неубедительно: на самом деле он вытирал
глаза.
- Теперь-то я понимаю, что, будь мама чуть похрабрее, она бы просто
сказала ему, что не поедет ни на какую охоту. Не бояться быть высмеянным -
это тоже храбрость. Может быть, поэтому я и стал таким храбрецом, -
добавил он со слабой усмешкой. - Если бы я тогда понял, что отец винит
себя куда строже, чем я его виню... - Он пожал худыми плечами. - Если бы я
это понял тогда! Но тогда мне было всего-навсего тринадцать. А когда
наконец понял, было уже поздно - появилась Зиерн.
Священники Кантирита скрылись в одном из кривых переулков, зажатых
пьяными кренящимися строениями. Ребятня, дурачившаяся вокруг процессии,
успокоилась и вернулась к своим играм. Джон шел обратно по выложенным
елочкой замшелым камням мостовой, то и дело останавливаясь посмотреть на
новое диво: на краснодеревщика, ремонтирующего кресло на каменной тумбе,
на неистово жестикулирующих актеров, пока зазывала перед балаганом
выкрикивал прохожим наиболее лакомые кусочки интриги. "Никогда он не
научится, - усмехнувшись, подумала Дженни, - вести себя как герой из
легенды".
- Должно быть, тяжко тебе пришлось, - сказала она.
Гарет вздохнул.
- Через пару лет стало легче, - признался он. - Я возненавидел ее. А
потом она лишила меня даже ненависти. - Он покраснел. - А теперь...
Внезапно на площади возникло смятение, похожее на собачью драку.
Женский глумливый голос взвыл: "Шлюха!" - и Дженни резко обернулась.
Однако причиной крика было вовсе не отсутствие вуали на ее голове.
Маленькая женщина-гном с мягким облаком волос - абрикосовым в убывающем
свете дня - робко пробиралась к фонтану. Ее шелковые черные штаны были
закатаны до колен, чтобы не замочить их в лужах на продавленной мостовой,
а белая туника с богато расшитыми и заботливо заштопанными рукавами
говорила о высоком происхождении карлицы и о ее нынешней бедности. Она
приостановилась, оглядываясь и болезненно щурясь, затем снова двинулась к
фонтану. Маленькая округлая рука нервно стискивала дужку неумело несомого
ведра.
Кто-то завопил:
- Эй, миледь! Устала припрятанное зерно пролеживать? А слуги-то нынче
- дешевые!
Карлица снова остановилась и закрутила головой, словно ища обидчика,
- беспомощная и полуслепая при свете дня. Кто-то кинул в нее сухим
собачьим дерьмом. Она подпрыгнула, дернулась, узкие ступни в мягких
кожаных башмаках поскользнулись на влажном, неровном камне. Карлица
выронила ведро и, упав, быстро перевернулась на четвереньки. Одна из
женщин у фонтана под одобрительные смешки товарок спрыгнула с края и
пинком отбросила ведро подальше.
- Это научит тебя, как перекупать хлеб у честного люда!
Карлица торопливо подползла к ведру, но стоило ей протянуть руку, как
толстая блеклая женщина, самая горластая из сплетниц, облюбовавших фонтан,
отбила ведро еще дальше.
- И заговоры чинить против короля!
Карлица встала на колени, озираясь. Кто-то из ребятишек вылетел из
собравшейся вокруг толпы и дернул ее за волосы. Карлица крутнулась,
пытаясь ухватить его, но озорник уже сгинул. С другой стороны подскочил
еще один мальчишка, слишком увлеченный новой игрой, чтобы заметить
приближение Джона.
При первых признаках беспорядка Драконья Погибель повернулся к
стоящему рядом мужчине, татуированному выходцу с запада, чья одежда
состояла в основном из кожаного фартука, какие носят кузнецы, и вручил ему
три вафельных пирожных.
- Подержи, пожалуйста. - И, неторопливо пронизав давку вежливой
вереницей всевозможных "Простите... Позвольте...", перехватил второго
озорника как раз в тот момент, когда тот протянул руку к волосам карлицы.
Гарет уже предвидел, что сейчас произойдет: внешнее добродушие Джона
могло обмануть кого угодно, не одних только придворных Зиерн. Внезапно
схваченный мальчишка не успел даже завопить, как шлепнулся прямо в фонтан.
Чудовищный всплеск окатил всех без исключения женщин на ступеньках,
досталось и зевакам. Когда мальчишка вынырнул, кашляя и отплевываясь,
Аверсин, нагнувшийся за ведром, снова повернул к нему голову и сказал
дружески:
- Твои манеры так же грязны, как и твоя одежда. Непонятно, куда
только смотрит твоя мать. Так что купание тебе не повредит во всех
смыслах.
Он зачерпнул ведром воды и повернулся к мужчине, оцепеневшему с
пирожными в руках. На секунду Дженни показалось, что кузнец швырнет их
сейчас в фонтан, но Джон только улыбнулся ему - ослепительно, как солнце
на клинке, - и мужчина с недовольным видом отдал пирожные. Из глубины
толпы насмешливо закричала женщина:
- У гномихи - любовник!
- Благодарю, - с любезной улыбкой сказал Джон кузнецу. - Извини, что
бросил мусор в фонтан, и вообще...
Держа пирожные на весу, он спустился со ступеней и двинулся рядом с
карлицей в сторону ее переулка. Дженни, сопровождаемая Гаретом, поспешила
вслед, на ходу отметив, что теперь никто не осмеливается к ним
приблизиться.
- Джон, ты неисправим, - сказала она. - С тобой все в порядке?
Последний вопрос предназначался карлице, торопливо семенящей
короткими кривыми ножками, чтобы не отстать от Драконьей Погибели.
Она подняла на Дженни бледные, почти бесцветные глаза.
- О да! Спасибо. Я бы никогда... Мы всегда ходили к фонтану по ночам,
а если вода была нужна днем, посылали девушку, которая на нас работала. Но
она ушла... - Широкий рот карлицы кривился, когда она это выговаривала.
- Да я думаю, что ушла. Тоже, видать, из этих, - заметил Джон и, не
оборачиваясь, ткнул большим пальцем за плечо. За ними уже следовала целая
толпа, завывая угрожающе: "Предатели! Скупщики! Неблагодарные!", - и много
чего похуже. Кто-то швырнул рыбью голову (она щелкнула по юбке Дженни) и
проорал что-то насчет старой шлюхи и двух хахалей. Остальные тут же
развили эту тему. От бешенства Дженни пробрал озноб вдоль спины. Она
готова была проклясть их, не будь они уже прокляты.
- Пирожное хочешь? - с обезоруживающим дружелюбием предложил Джон, и
женщина-гном приняла лакомство дрогнувшей рукой.
Гарет, весь красный от неловкости, не произнес пока ни слова.
- Наше счастье, - с набитым ртом заметил Джон, - что фрукты и овощи
слишком дороги, а то бы нас точно ими закидали... Сюда, что ли?
Карлица быстро наклонила голову, входя в тень крытого крыльца
большого ветхого дома, вклиненного между двух пятиэтажных строений. Задняя
его стена обрывалась в стоячую бурую воду канала. Окна были плотно закрыты
ставнями, а обваливающаяся штукатурка покрыта мерзкими ругательствами,
намалеванными грязью и пометом. Дженни почудилось, что из щели каждого
ставня на них с опаской смотрит маленький бесцветный глаз.
Дверь открылась изнутри. Карлица взяла ведро и метнулась в дом, как
крот в нору. Джон еле успел выставить руку, не дав трухлявой двери
захлопнуться у него перед носом, затем уперся что было сил. Однако
невидимый привратник был решителен и обладал крепкими, как и у всех
гномов, мышцами.
- Подожди! - взмолился Джон, оскальзываясь на влажном мраморе
ступеньки. - Послушай! Мне нужна ваша помощь! Мое имя - Джон Аверсин, я
приехал с севера насчет вашего дракона, но я ничего не смогу, если вы не
поможете! - Он вклинился плечом в узкую щель. - Пожалуйста!
Дверь с той стороны отпустили так неожиданно, что он, споткнувшись,
стремглав влетел внутрь. Из темноты прихожей сипловатый высокий голос,
очень похожий на мальчишеский, заговорил в старинной торжественной манере,
как гномы обычно говорили при дворе:
- Войди, чужеземец. Не пристало тебе сокрушать двери обиталища
гномов.
Ступив внутрь, Джон и Гарет беспомощно всматривались в темноту, но
Дженни с ее колдовским зрением увидела внезапно, что перед ними стоит не
кто иной, как старый Дромар, посланник гномов при дворе короля.
Позади него простирался низкий холл, тонущий в глубокой тени.
Величественная суровая архитектура древних времен; надо полагать, старый
особняк, на чью территорию теперь наступают толпой все эти вонючие шаткие
строения, поднятые гораздо позже. На пятнистых стенах были еще местами
различимы распадающиеся фрески, а пустота холла наводила на мысль об
изящной мебели, ныне порубленной на дрова, и об аристократической
беспечности хозяев в отношении топлива. Сейчас это место напоминало пещеру
- сырое и мрачное; в плотно прикрытых ставнях лишь несколько щелей
пропускали водянистый свет, очерчивающий приземистые колонны и сухую
мозаику бассейна для дождевой воды. Над широким поворотом старомодной
открытой лестницы Дженни уловила движение на галерее. Там толпились гномы,
беспокойно оглядывающие пришельцев из враждебного мира людей.
Снова зазвучал тусклый, мягкий, мальчишеский голос:
- Твое имя известно нам, Джон Аверсин.
- Что ж, тем проще, - отозвался Джон, отряхивая ладони и глядя в
бледные глаза круглоголового гнома, остро взглядывающие из-под снежного
облака волос. - Было бы несколько утомительно растолковывать все с самого
начала, разве что попросить Гарета спеть одну из его баллад.
Легкая улыбка обозначилась на губах гнома, наверное, впервые
(предположила Дженни) за долгое время, и он всмотрелся попристальней в
выходца из легенды, в данный момент протирающего очки.
- Ты - первый, - сообщил он, проводя гостей в огромную и прохладную
пустоту помещения. Зашептались залатанные шелковые одеяния. - Сколько
воинов посылал твой отец, принц Гарет? Пятнадцать? Двадцать? И никто из
них не пришел сюда, не спросил никого из гномов, что они знают о
пришествии дракона! Это нас-то, кто видел его ближе всех!
Гарет смешался.
- Э... Дело в том, что... Король был в ярости...
- А чья вина в том, наследник Уриенов, что в народе пошла молва,
будто мы то ли убили тебя, то ли похитили?
Последовало неловкое молчание, в течение которого Гарет розовел под
холодным надменным взором гнома.
- Я прошу прощения, Дромар. Мне просто не пришло в голову, что начнут
говорить такое... или что вас заподозрят... Но я в самом деле не знал. Я
поступил опрометчиво... Мне уже кажется, что я только и делаю, что
поступаю опрометчиво.
Старый гном фыркнул.
- Так. - Сплетя узловатые пальцы маленьких рук, он в молчании уставил
золотистые глаза на Гарета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35