Генри — человек, у которого нет страхов, нет надежд, нет иллюзий; и вы не можете дотянуться до него. И, если все, что он может рассказать репортерам, вы окрестите «секретами», это принесет вам куда больше вреда, чем если вы не будете дурачить их.
— Могу я сказать несколько слов? — вставил Кику.
— А? Пожалуйста, мистер Кику.
— Благодарю вас, мистер Секретарь. Я не собираюсь сообщать прессе аспекты этого дела. Я просто хотел доказать, доводя ситуацию до абсурда, что правило, по которому народ должен быть информирован… может, как и каждое правило… привести к неприятным результатам, если его применять слепо. Я вижу, что вы действовали непродуманно, сэр. Я хотел удержать вас от дальнейших необдуманных поступков, пока мы не выработаем меры, которые смогут предотвратить неприятности.
Макклюр внимательно посмотрел на Кику:
— Что вы имеете в виду, Генри?
— Я всегда имею в виду только то, что говорю. Это экономит время.
Макклюр повернулся к Роббинсу:
— Вы видите, Вес? Не на то дерево вы лаете, Генри благородный человек, если даже мы и расходимся с ним во мнениях. Видите ли. Генри, я поторопился. Я решил, что вы мне угрожаете. Давайте забудем все, что я говорил относительно вашей отставки, и принимайтесь за дело. Ну?
— Нет, сэр.
— Что я слышу? Хватит, человече, не будьте ребенком. Я был вне себя. Я был оскорблен, я сделал ошибку. Я извиняюсь. Кроме того, мы не должны забывать о благе общества.
Роббинс оскорбительно хмыкнул. Мистер Кику был вежлив:
— Нет, мистер Секретарь, на меня это не действует. После того, как я один раз был вами уволен, я не могу больше пользоваться тем вашим доверием, которого требует работа под вашим руководством. Дипломат может действовать, только если ему доверяют; часто это его единственное оружие.
— М-м-м… ну, я готов признать, что ошибался. В самом деле.
— Я верю вам, сэр. Могу ли я высказать последнее и совершенно неофициальное предположение?
— Что за вопрос, конечно, Генри.
— Кампф будет самым подходящим человеком для обыденной работы, пока вы не подберете новую команду.
— Да, да, конечно. Если вы так считаете, так оно и должно быть. Но, Генри… он будет исполнять эти обязанности только временно, пока вы все не обдумаете. Потом мы скажем, что он плохо себя чувствует или что-то в этом роде.
— Нет, — холодно ответил мистер Кику и направился в свой офис.
Но прежде чем он сделал несколько шагов, Роббинс гаркнул:
— Вы, двое, успокойтесь. Ничего еще не решено. Макклюр! Вы сказали, что Генри благородный человек. Но вы кое-что забыли.
— Да? Что именно?
— Генри всегда играет строго по правилам. Что же касается меня, я вырос на заднем дворе, и меня все эти тонкости не интересуют. Я соберу ребят и все им выложу. Я им расскажу, где собака зарыта, кто тележку опрокинул и кто кладет ноги на стол.
— Если вы сообщите такие непроверенные сведения, — гневно сказал Макклюр, — не рассчитывайте, что вам когда-нибудь удастся получить работу при нынешней администрации!
— Не угрожайте мне, вы, перезревшая тыква! Карьера меня не интересует, и без работы я не останусь. После того, как я спою свою песенку, меня ждет работа в «Столице — от и до», где я буду вести колонку и с удовольствием рассказывать читателям, как живут наши супермены.
Макклюр воззрился на Роббинса:
— Вам совершенно чужды всякие понятия о верности и благородстве.
— В ваших устах. Мак, это звучит поистине прекрасно. А чему верны вы? Только стремлению сберечь свою политическую физиономию?
— Это и в самом деле не совсем благородно, Вес, — мягко вмешался мистер Кику. — Секретарь совершенно твердо высказался относительно того, что мальчик не должен быть принесен в жертву.
Роббинс кивнул:
— 0'кей, Мак, запишем это на ваш счет. Но вы хотели принести в жертву сорок лет беспорочной службы Генри, чтобы спасти свою собственную отвратную физиономию. И не беспокойтесь: что касается меня, я позабочусь, чтобы она украсила первые полосы всех газет. Мак, больше всего газетчики терпеть не могут тех, кто рвется в заголовки. В стремлении человека видеть свое имя набранным большими буквами есть что-то омерзительное и отвратное. Я не могу переделывать вас, да и не хочу, но будьте уверены, что ваше имя будет вынесено во все заголовки, вот такими буквами… но это будет в последний раз, пока…
— Что вы имеете в виду?.. «пока»?
— Пока мы не соберем Шалтая-Болтая опять.
— Ах, вот как? Смотрите, Вес, я ни с чем не посчитаюсь.
— Конечно, вы так и будете действовать, — Роббинс нахмурился. — Яснее ясного. Можно преподнести голову Генри на блюде. Взвалить на него всю ответственность за вчерашнее интервью. Он дал вам неправильный совет. Он уволен — все довольны и ликуют.
Мистер Кику кивнул:
— Так я и предполагал. И я буду рад помочь… советом, как завершить всю эту историю с хрошии.
— Но вы не радуйтесь. Мак, — рявкнул Роббинс. — Это вполне приемлемое решение и оно сработает… потому что Генри мыслит гораздо шире, чем вы, и не изменяет своим взглядам. Но это не то, что мы собираемся делать.
— Но если сам Генри согласен, то ради высших интересов…
— Бросьте! На блюде будет голова не Генри, а ваша.
Их взгляды встретились. Наконец Макклюр сказал:
— Если вы собираетесь так действовать, можете убираться. Если вы хотите драки, вы ее получите. И первая история, которая получит огласку, будет о том, как я уволил вас обоих за нелояльность и некомпетентность.
Роббинс нахально ухмыльнулся:
— Надеюсь, вы так и поступите. Вот тогда-то я и посмеюсь. Хотите послушать, как пойдут дела?
— Ну что ж… попробуйте.
— Так или иначе, с вами все ясно. А теперь помолчите и дайте мне сказать! С вами покончено, Мак. Я не специалист по ксенологии, но даже я вижу, что может дать цивилизации ваш подход. Вы действуете как сельский судья в таком тонком и деликатном деле, как отношения с негуманоидными расами. Именно поэтому вы дошли до точки. Вопрос стоит так: хватит ли у вас сил выбрать нелегкий путь? Или вы изберете путь полегче, чтобы заработать пару напыщенных фраз в учебнике истории?
Макклюр был мрачен, но не прерывал Роббинса:
— Я вынужден выложить то, что мне известно, — продолжил Вес. — Произойдет одно из двух. Или же Генеральный Секретарь вышвырнет вас к чертовой матери или же он рискнет вернуть вас и быть готовым к тому, что Совету будет выражено недоверие. Так оно и будет. Марсианская Община с визгом и воплями ударится в паническое бегство. Венера последует за ней, а внешние колонии и присоединившиеся к нам ксенокультуры примкнут к ним. И в конце концов вы обнаружите, что большинство народов Земли требуют, чтобы Северо-Американский Союз выдал виновную личность, чтобы избежать окончательного банкротства Федерации. Единственное, что вы должны сделать — это толкнуть первую костяшку домино; остальные упадут сами собой… и вы будете погребены под ними. Вас не выберут даже ловцом бродячих собак и кошек. Но есть и более простой путь. Вы уходите в отставку… но мы не сообщаем об этом примерно в течение двух недель… Генри, как вы думаете, двух недель хватит?
— Должно хватить, — серьезно сказал мистер Кику.
— В течение этого времени вы и нос не высунете без разрешения Генри. Слова не скажете, пока я это слово не одобрю. Затем на вершине славы, после окончания Дела Хрошии, которое увенчает вашу карьеру, вы уйдете в отставку. Может быть, со временем появится возможность дать вам какую-нибудь должность попышнее… если только вы будете хорошим мальчиком. А, Генри?
Мистер Кику кивнул.
Макклюр перевел взгляд с беспристрастного лица Кику на Роббинса.
— Вы двое устроили заговор против меня, — горько сказал он. — А как вы посмотрите на то, если я вас обоих пошлю к дьяволу?
Роббинс зевнул:
— Поверьте мне, это ничего не изменит. После того, как администрация рухнет, новый Генеральный Секретарь вернет Генри из отставки, на ваше место сядет надежный человек, и Генри начнет выкручиваться с хрошии. Будет потеряно три дня или того меньше. Отмыть вас добела почти невозможно, но мы хотим дать вам шанс. Так, Генри?
— Так будет лучше всего. Не будем выносить сор из избы. Грязное белье не стоит перетряхивать на людях.
Макклюр пожевал губами:
— Я должен все это обдумать.
— Отлично! Я подожду, пока вы с этим справитесь. Генри, почему бы вам не вернуться к работе? Держу пари, что эта чертова панель светится, как рождественская елка.
— Очень хорошо, — мистер Кику покинул помещение.
Его панель в самом деле напоминала праздничный фейерверк, в котором выделялись три красных огонька и дюжина желтых. Он справился с самыми срочными вызовами, быстро разделался с остальными и принялся разгребать свою корзину, стремительно подписывая все, что ему попадалось.
Едва он задобрил выездную визу весьма выдающегося лектора, вошел Роббинс и бросил на стол бумагу:
— Его отставка. Надо сразу же показать ее Генеральному Секретарю.
Мистер Кику взял документ:
— Я это сделаю.
— Я не хотел, чтобы вы присутствовали при том, как я ему выкручивал руки. Без свидетелей легче говорить «Ой, дяденька!» Понимаете?
— Да.
— И не роняйте слез. С нас хватит. А теперь я отправлюсь писать речь, которую он произнесет перед Советом. Затем я постараюсь найти ребят, с которыми он говорил прошлой ночью, и ради блага нашей старой милой планеты, к которой мы все так привыкли, убедить их в дальнейшем придерживаться правильной линии. Им это не понравится.
— Думаю, что нет.
— Но им придется с этим смириться. Нам, людям, надо держаться вместе, ведь нас так мало.
— Это я всегда чувствовал. Спасибо, Вес.
— Не стоит благодарности. Я не сказал ему одну вещь…
— А именно?
— Я не сказал ему, что мальчика зовут Джон Томас Стюарт. Я не уверен, что Марсианская Община проглотила бы, не разжевывая, этот факт. Кроме того. Совет мог поддержать Мака… и тогда у нас был бы шанс убедиться, держит ли свое слово хрошианская леди.
Кику кивнул:
— Я тоже думал об этом. Не нашлось времени высказать сомнения.
— Это точно. Так много возможностей держать язык за зубами, что… Чему вы улыбаетесь?
— Я думаю, — объяснил мистер Кику, — как хорошо, что хрошии не читают наших газет.
XIV. «СУДЬБА? ЧУШЬ!»
Миссис Стюарт газеты читала. Гринберг выбился из сил, убеждая ее отправиться в столицу вместе с сыном. Он не имел права объяснить ей, в чем дело. Но убедил ее встретиться с ним на следующее утро. И в конце концов он добился своего, миссис Стюарт согласилась поехать в столицу на следующее утро.
Когда же он явился за ними, то выяснил, что он уже персона нон грата. Миссис Стюарт была вне себя от ярости и просто сунула ему газеты в лицо.
— Ну и что? Я просмотрел ее в отеле. Сущая ерунда.
— Это я и хотел сказать маме, — мрачно сказал Джон Стюарт, — но она меня не слушает.
— Вам бы лучше помолчать, Джон Томас. Ну, мистер Гринберг? Что вы теперь окажете?
Гринберг не мог подобрать нужных слов. Как только ой увидел интервью Секретаря, сразу же попробовал созвониться с мистером Кику, но Милдред сказала, что босс и мистер Роббинс у Секретаря и их нельзя беспокоить. Он сказал ей, что позвонит позже, смутно догадываясь, что хлопот у него еще хватит.
— Миссис Стюарт, вы, конечно, знаете, что газетные сообщения бывают преувеличены. Не было и речи о заложниках и, кроме того…
— Что вы мне рассказываете, когда здесь все сказано совершенно ясно! Это интервью, которое дал Секретарь по делам космоса. Кто знает лучше? Вы? Или Секретарь?
У Гринберга было свое мнение на этот счет, но он предпочел придержать его при себе.
— Прошу вас, миссис Стюарт. Газетные сообщения нельзя принимать на веру. Бывает, что они не имеют ничего общего с действительностью. Я просто прошу вас прибыть в Столицу для спокойного разговора с Заместителем Секретаря.
— Ничего подобного! Если Заместитель Секретаря хочет видеть меня, пусть он приезжает сюда.
— Мадам, если это будет необходимо, он непременно приедет. Мистер Кику — джентльмен, придерживающийся старомодных воззрений, и он никогда бы не заставил леди ехать к нему, если бы это не было связано с общественными делами. Вы же знаете, что сейчас идет межпланетная конференция?
— Я взяла за правило, — чопорно ответила миссис Стюарт, — никогда не интересоваться политикой.
— Кое-кто из нас должен этим заниматься. — Гринберг вздохнул. — Из-за этой конференции мистер Кику не может прибыть сюда. Но мы надеемся, что вы пойдете ему навстречу.
— Мистер Гринберг, я дала свое согласие с большой неохотой. Теперь я выяснила, что вы обманывали меня. Почему я должна верить вам? Вы готовите какой-то фокус? Заговор, чтобы отдать моего сына этим чудовищам?
— Мадам, клянусь честью офицера Федерации и заверяю вас…
— Избавьте меня, мистер Гринберг. А теперь вы должны извинить меня…
— Миссис Стюарт, я прошу вас. Если вы только…
— Мистер Гринберг, не заставляйте меня проявлять невежливость по отношению к гостю. Мне нечего больше сказать.
Гринберг ушел. На пороге он огляделся, надеясь увидеть мальчика, но Джон Томас тихонько исчез. Гринберг вернулся в отель. Он не собирался возвращаться в столицу, не завершив свою миссию, но он понимал, что сейчас, пока миссис Стюарт не остыла, говорить с ней бесполезно.
В надежде избежать репортеров, он попросил водителя аэротакси опуститься на крышу отеля, но репортер с диктофоном уже ждал его там.
— Полминутки, мистер Посланник. Мое имя Хови. Нельзя ли несколько слов относительно заявления мистера Макклюра?
— Комментариев не будет.
— Иными словами, вы согласны с ним?
— Комментариев не будет.
— Значит, не согласны?
— Комментариев не будет. Я спешу. — Это было правдой; он торопился позвонить и выяснить, во имя всех голубых галактик, что же там в самом деле произошло.
— Простите, одну секунду. Вествилл — довольно отдаленное место, и я хотел бы узнать все из первых уст прежде, чем из центральной конторы приедет тяжеловес, который меня просто задвинет в угол…
Гринберг задумался… как бы он ни относился к прессе, парень прав; Сергей знал, как это бывает, когда кто-то постарше отнимает у тебя из-под носа тему.
— О'кей. Но давайте побыстрее. Я в самом деле спешу. — Он вынул сигареты. — Огонька не найдется?
— О, конечно! — Они закурили, и Хови продолжил. — Люди говорят, что эта бомба Секретаря — всего лишь дымовая завеса и что вы явились сюда, чтобы заполучить мальчишку Стюарта и передать его этим типам хрошии. Как насчет этого?
— Комментариев не… Впрочем, сделаем так: точно процитируйте меня. Никто из граждан Федерации не был и не будет выдан заложником кому бы то ни было.
— Это официальное заявление?
— Официальное, — твердо сказал Гринберг.
— Тогда что вы здесь делаете? Я понимаю, что вы хотите доставить Стюарта и его мать в Столицу. Но анклав Столицы не является легальной частью Северо-Американского Союза, не так ли? Если они окажутся там, наши местные и национальные власти будут не в состоянии защитить их.
Гринберг гневно вздернул голову:
— Каждый гражданин Федерации находится у себя дома в Анклаве. Он обладает теми же правами, что и у себя на родине.
— Чего ради они нужны там?
Гринберг соврал легко и без запинки:
— Джон Томас Стюарт знает психологию хрошии лучше других людей. И поскольку мы имеем с ними дело, мы нуждаемся в его помощи.
— Вот это да! «Мальчик из Вествилла становится дипломатическим послом». Как вам такой заголовок?
— Звучит отлично, — одобрил Гринберг. — Ну, хватит с вас? Я спешу.
— Вполне, — согласился Хови. — Растяну на тысячу слов. Спасибо, Посланник. Увидимся позже.
Спустившись, Гринберг запер двери и направился к телефону, твердо решив дозвониться до Департамента, но его опередили. С экрана ожившего аппарата на него смотрел шериф Дрейзер.
— Мистер Посланник Гринберг…
— Как поживаете, шериф?
— Неплохо, благодарю вас. Но мистер Гринберг… мне только что позвонила миссис Стюарт.
— Да?
— Гринберг ощутил острое желание съесть одну из пилюль своего шефа.
— Мистер Гринберг, мы всегда старались относиться к вам по-джентельменски.
— Неужели? — едко отпарировал Гринберг. — Неужели, когда вы пытались уничтожить хрошиа, не дожидаясь утверждения решения, это тоже было джентльменским отношением?
Дрейзер побагровел:
— Это было ошибкой. Но это не имеет ничего общего с тем, что я должен вам сказать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
— Могу я сказать несколько слов? — вставил Кику.
— А? Пожалуйста, мистер Кику.
— Благодарю вас, мистер Секретарь. Я не собираюсь сообщать прессе аспекты этого дела. Я просто хотел доказать, доводя ситуацию до абсурда, что правило, по которому народ должен быть информирован… может, как и каждое правило… привести к неприятным результатам, если его применять слепо. Я вижу, что вы действовали непродуманно, сэр. Я хотел удержать вас от дальнейших необдуманных поступков, пока мы не выработаем меры, которые смогут предотвратить неприятности.
Макклюр внимательно посмотрел на Кику:
— Что вы имеете в виду, Генри?
— Я всегда имею в виду только то, что говорю. Это экономит время.
Макклюр повернулся к Роббинсу:
— Вы видите, Вес? Не на то дерево вы лаете, Генри благородный человек, если даже мы и расходимся с ним во мнениях. Видите ли. Генри, я поторопился. Я решил, что вы мне угрожаете. Давайте забудем все, что я говорил относительно вашей отставки, и принимайтесь за дело. Ну?
— Нет, сэр.
— Что я слышу? Хватит, человече, не будьте ребенком. Я был вне себя. Я был оскорблен, я сделал ошибку. Я извиняюсь. Кроме того, мы не должны забывать о благе общества.
Роббинс оскорбительно хмыкнул. Мистер Кику был вежлив:
— Нет, мистер Секретарь, на меня это не действует. После того, как я один раз был вами уволен, я не могу больше пользоваться тем вашим доверием, которого требует работа под вашим руководством. Дипломат может действовать, только если ему доверяют; часто это его единственное оружие.
— М-м-м… ну, я готов признать, что ошибался. В самом деле.
— Я верю вам, сэр. Могу ли я высказать последнее и совершенно неофициальное предположение?
— Что за вопрос, конечно, Генри.
— Кампф будет самым подходящим человеком для обыденной работы, пока вы не подберете новую команду.
— Да, да, конечно. Если вы так считаете, так оно и должно быть. Но, Генри… он будет исполнять эти обязанности только временно, пока вы все не обдумаете. Потом мы скажем, что он плохо себя чувствует или что-то в этом роде.
— Нет, — холодно ответил мистер Кику и направился в свой офис.
Но прежде чем он сделал несколько шагов, Роббинс гаркнул:
— Вы, двое, успокойтесь. Ничего еще не решено. Макклюр! Вы сказали, что Генри благородный человек. Но вы кое-что забыли.
— Да? Что именно?
— Генри всегда играет строго по правилам. Что же касается меня, я вырос на заднем дворе, и меня все эти тонкости не интересуют. Я соберу ребят и все им выложу. Я им расскажу, где собака зарыта, кто тележку опрокинул и кто кладет ноги на стол.
— Если вы сообщите такие непроверенные сведения, — гневно сказал Макклюр, — не рассчитывайте, что вам когда-нибудь удастся получить работу при нынешней администрации!
— Не угрожайте мне, вы, перезревшая тыква! Карьера меня не интересует, и без работы я не останусь. После того, как я спою свою песенку, меня ждет работа в «Столице — от и до», где я буду вести колонку и с удовольствием рассказывать читателям, как живут наши супермены.
Макклюр воззрился на Роббинса:
— Вам совершенно чужды всякие понятия о верности и благородстве.
— В ваших устах. Мак, это звучит поистине прекрасно. А чему верны вы? Только стремлению сберечь свою политическую физиономию?
— Это и в самом деле не совсем благородно, Вес, — мягко вмешался мистер Кику. — Секретарь совершенно твердо высказался относительно того, что мальчик не должен быть принесен в жертву.
Роббинс кивнул:
— 0'кей, Мак, запишем это на ваш счет. Но вы хотели принести в жертву сорок лет беспорочной службы Генри, чтобы спасти свою собственную отвратную физиономию. И не беспокойтесь: что касается меня, я позабочусь, чтобы она украсила первые полосы всех газет. Мак, больше всего газетчики терпеть не могут тех, кто рвется в заголовки. В стремлении человека видеть свое имя набранным большими буквами есть что-то омерзительное и отвратное. Я не могу переделывать вас, да и не хочу, но будьте уверены, что ваше имя будет вынесено во все заголовки, вот такими буквами… но это будет в последний раз, пока…
— Что вы имеете в виду?.. «пока»?
— Пока мы не соберем Шалтая-Болтая опять.
— Ах, вот как? Смотрите, Вес, я ни с чем не посчитаюсь.
— Конечно, вы так и будете действовать, — Роббинс нахмурился. — Яснее ясного. Можно преподнести голову Генри на блюде. Взвалить на него всю ответственность за вчерашнее интервью. Он дал вам неправильный совет. Он уволен — все довольны и ликуют.
Мистер Кику кивнул:
— Так я и предполагал. И я буду рад помочь… советом, как завершить всю эту историю с хрошии.
— Но вы не радуйтесь. Мак, — рявкнул Роббинс. — Это вполне приемлемое решение и оно сработает… потому что Генри мыслит гораздо шире, чем вы, и не изменяет своим взглядам. Но это не то, что мы собираемся делать.
— Но если сам Генри согласен, то ради высших интересов…
— Бросьте! На блюде будет голова не Генри, а ваша.
Их взгляды встретились. Наконец Макклюр сказал:
— Если вы собираетесь так действовать, можете убираться. Если вы хотите драки, вы ее получите. И первая история, которая получит огласку, будет о том, как я уволил вас обоих за нелояльность и некомпетентность.
Роббинс нахально ухмыльнулся:
— Надеюсь, вы так и поступите. Вот тогда-то я и посмеюсь. Хотите послушать, как пойдут дела?
— Ну что ж… попробуйте.
— Так или иначе, с вами все ясно. А теперь помолчите и дайте мне сказать! С вами покончено, Мак. Я не специалист по ксенологии, но даже я вижу, что может дать цивилизации ваш подход. Вы действуете как сельский судья в таком тонком и деликатном деле, как отношения с негуманоидными расами. Именно поэтому вы дошли до точки. Вопрос стоит так: хватит ли у вас сил выбрать нелегкий путь? Или вы изберете путь полегче, чтобы заработать пару напыщенных фраз в учебнике истории?
Макклюр был мрачен, но не прерывал Роббинса:
— Я вынужден выложить то, что мне известно, — продолжил Вес. — Произойдет одно из двух. Или же Генеральный Секретарь вышвырнет вас к чертовой матери или же он рискнет вернуть вас и быть готовым к тому, что Совету будет выражено недоверие. Так оно и будет. Марсианская Община с визгом и воплями ударится в паническое бегство. Венера последует за ней, а внешние колонии и присоединившиеся к нам ксенокультуры примкнут к ним. И в конце концов вы обнаружите, что большинство народов Земли требуют, чтобы Северо-Американский Союз выдал виновную личность, чтобы избежать окончательного банкротства Федерации. Единственное, что вы должны сделать — это толкнуть первую костяшку домино; остальные упадут сами собой… и вы будете погребены под ними. Вас не выберут даже ловцом бродячих собак и кошек. Но есть и более простой путь. Вы уходите в отставку… но мы не сообщаем об этом примерно в течение двух недель… Генри, как вы думаете, двух недель хватит?
— Должно хватить, — серьезно сказал мистер Кику.
— В течение этого времени вы и нос не высунете без разрешения Генри. Слова не скажете, пока я это слово не одобрю. Затем на вершине славы, после окончания Дела Хрошии, которое увенчает вашу карьеру, вы уйдете в отставку. Может быть, со временем появится возможность дать вам какую-нибудь должность попышнее… если только вы будете хорошим мальчиком. А, Генри?
Мистер Кику кивнул.
Макклюр перевел взгляд с беспристрастного лица Кику на Роббинса.
— Вы двое устроили заговор против меня, — горько сказал он. — А как вы посмотрите на то, если я вас обоих пошлю к дьяволу?
Роббинс зевнул:
— Поверьте мне, это ничего не изменит. После того, как администрация рухнет, новый Генеральный Секретарь вернет Генри из отставки, на ваше место сядет надежный человек, и Генри начнет выкручиваться с хрошии. Будет потеряно три дня или того меньше. Отмыть вас добела почти невозможно, но мы хотим дать вам шанс. Так, Генри?
— Так будет лучше всего. Не будем выносить сор из избы. Грязное белье не стоит перетряхивать на людях.
Макклюр пожевал губами:
— Я должен все это обдумать.
— Отлично! Я подожду, пока вы с этим справитесь. Генри, почему бы вам не вернуться к работе? Держу пари, что эта чертова панель светится, как рождественская елка.
— Очень хорошо, — мистер Кику покинул помещение.
Его панель в самом деле напоминала праздничный фейерверк, в котором выделялись три красных огонька и дюжина желтых. Он справился с самыми срочными вызовами, быстро разделался с остальными и принялся разгребать свою корзину, стремительно подписывая все, что ему попадалось.
Едва он задобрил выездную визу весьма выдающегося лектора, вошел Роббинс и бросил на стол бумагу:
— Его отставка. Надо сразу же показать ее Генеральному Секретарю.
Мистер Кику взял документ:
— Я это сделаю.
— Я не хотел, чтобы вы присутствовали при том, как я ему выкручивал руки. Без свидетелей легче говорить «Ой, дяденька!» Понимаете?
— Да.
— И не роняйте слез. С нас хватит. А теперь я отправлюсь писать речь, которую он произнесет перед Советом. Затем я постараюсь найти ребят, с которыми он говорил прошлой ночью, и ради блага нашей старой милой планеты, к которой мы все так привыкли, убедить их в дальнейшем придерживаться правильной линии. Им это не понравится.
— Думаю, что нет.
— Но им придется с этим смириться. Нам, людям, надо держаться вместе, ведь нас так мало.
— Это я всегда чувствовал. Спасибо, Вес.
— Не стоит благодарности. Я не сказал ему одну вещь…
— А именно?
— Я не сказал ему, что мальчика зовут Джон Томас Стюарт. Я не уверен, что Марсианская Община проглотила бы, не разжевывая, этот факт. Кроме того. Совет мог поддержать Мака… и тогда у нас был бы шанс убедиться, держит ли свое слово хрошианская леди.
Кику кивнул:
— Я тоже думал об этом. Не нашлось времени высказать сомнения.
— Это точно. Так много возможностей держать язык за зубами, что… Чему вы улыбаетесь?
— Я думаю, — объяснил мистер Кику, — как хорошо, что хрошии не читают наших газет.
XIV. «СУДЬБА? ЧУШЬ!»
Миссис Стюарт газеты читала. Гринберг выбился из сил, убеждая ее отправиться в столицу вместе с сыном. Он не имел права объяснить ей, в чем дело. Но убедил ее встретиться с ним на следующее утро. И в конце концов он добился своего, миссис Стюарт согласилась поехать в столицу на следующее утро.
Когда же он явился за ними, то выяснил, что он уже персона нон грата. Миссис Стюарт была вне себя от ярости и просто сунула ему газеты в лицо.
— Ну и что? Я просмотрел ее в отеле. Сущая ерунда.
— Это я и хотел сказать маме, — мрачно сказал Джон Стюарт, — но она меня не слушает.
— Вам бы лучше помолчать, Джон Томас. Ну, мистер Гринберг? Что вы теперь окажете?
Гринберг не мог подобрать нужных слов. Как только ой увидел интервью Секретаря, сразу же попробовал созвониться с мистером Кику, но Милдред сказала, что босс и мистер Роббинс у Секретаря и их нельзя беспокоить. Он сказал ей, что позвонит позже, смутно догадываясь, что хлопот у него еще хватит.
— Миссис Стюарт, вы, конечно, знаете, что газетные сообщения бывают преувеличены. Не было и речи о заложниках и, кроме того…
— Что вы мне рассказываете, когда здесь все сказано совершенно ясно! Это интервью, которое дал Секретарь по делам космоса. Кто знает лучше? Вы? Или Секретарь?
У Гринберга было свое мнение на этот счет, но он предпочел придержать его при себе.
— Прошу вас, миссис Стюарт. Газетные сообщения нельзя принимать на веру. Бывает, что они не имеют ничего общего с действительностью. Я просто прошу вас прибыть в Столицу для спокойного разговора с Заместителем Секретаря.
— Ничего подобного! Если Заместитель Секретаря хочет видеть меня, пусть он приезжает сюда.
— Мадам, если это будет необходимо, он непременно приедет. Мистер Кику — джентльмен, придерживающийся старомодных воззрений, и он никогда бы не заставил леди ехать к нему, если бы это не было связано с общественными делами. Вы же знаете, что сейчас идет межпланетная конференция?
— Я взяла за правило, — чопорно ответила миссис Стюарт, — никогда не интересоваться политикой.
— Кое-кто из нас должен этим заниматься. — Гринберг вздохнул. — Из-за этой конференции мистер Кику не может прибыть сюда. Но мы надеемся, что вы пойдете ему навстречу.
— Мистер Гринберг, я дала свое согласие с большой неохотой. Теперь я выяснила, что вы обманывали меня. Почему я должна верить вам? Вы готовите какой-то фокус? Заговор, чтобы отдать моего сына этим чудовищам?
— Мадам, клянусь честью офицера Федерации и заверяю вас…
— Избавьте меня, мистер Гринберг. А теперь вы должны извинить меня…
— Миссис Стюарт, я прошу вас. Если вы только…
— Мистер Гринберг, не заставляйте меня проявлять невежливость по отношению к гостю. Мне нечего больше сказать.
Гринберг ушел. На пороге он огляделся, надеясь увидеть мальчика, но Джон Томас тихонько исчез. Гринберг вернулся в отель. Он не собирался возвращаться в столицу, не завершив свою миссию, но он понимал, что сейчас, пока миссис Стюарт не остыла, говорить с ней бесполезно.
В надежде избежать репортеров, он попросил водителя аэротакси опуститься на крышу отеля, но репортер с диктофоном уже ждал его там.
— Полминутки, мистер Посланник. Мое имя Хови. Нельзя ли несколько слов относительно заявления мистера Макклюра?
— Комментариев не будет.
— Иными словами, вы согласны с ним?
— Комментариев не будет.
— Значит, не согласны?
— Комментариев не будет. Я спешу. — Это было правдой; он торопился позвонить и выяснить, во имя всех голубых галактик, что же там в самом деле произошло.
— Простите, одну секунду. Вествилл — довольно отдаленное место, и я хотел бы узнать все из первых уст прежде, чем из центральной конторы приедет тяжеловес, который меня просто задвинет в угол…
Гринберг задумался… как бы он ни относился к прессе, парень прав; Сергей знал, как это бывает, когда кто-то постарше отнимает у тебя из-под носа тему.
— О'кей. Но давайте побыстрее. Я в самом деле спешу. — Он вынул сигареты. — Огонька не найдется?
— О, конечно! — Они закурили, и Хови продолжил. — Люди говорят, что эта бомба Секретаря — всего лишь дымовая завеса и что вы явились сюда, чтобы заполучить мальчишку Стюарта и передать его этим типам хрошии. Как насчет этого?
— Комментариев не… Впрочем, сделаем так: точно процитируйте меня. Никто из граждан Федерации не был и не будет выдан заложником кому бы то ни было.
— Это официальное заявление?
— Официальное, — твердо сказал Гринберг.
— Тогда что вы здесь делаете? Я понимаю, что вы хотите доставить Стюарта и его мать в Столицу. Но анклав Столицы не является легальной частью Северо-Американского Союза, не так ли? Если они окажутся там, наши местные и национальные власти будут не в состоянии защитить их.
Гринберг гневно вздернул голову:
— Каждый гражданин Федерации находится у себя дома в Анклаве. Он обладает теми же правами, что и у себя на родине.
— Чего ради они нужны там?
Гринберг соврал легко и без запинки:
— Джон Томас Стюарт знает психологию хрошии лучше других людей. И поскольку мы имеем с ними дело, мы нуждаемся в его помощи.
— Вот это да! «Мальчик из Вествилла становится дипломатическим послом». Как вам такой заголовок?
— Звучит отлично, — одобрил Гринберг. — Ну, хватит с вас? Я спешу.
— Вполне, — согласился Хови. — Растяну на тысячу слов. Спасибо, Посланник. Увидимся позже.
Спустившись, Гринберг запер двери и направился к телефону, твердо решив дозвониться до Департамента, но его опередили. С экрана ожившего аппарата на него смотрел шериф Дрейзер.
— Мистер Посланник Гринберг…
— Как поживаете, шериф?
— Неплохо, благодарю вас. Но мистер Гринберг… мне только что позвонила миссис Стюарт.
— Да?
— Гринберг ощутил острое желание съесть одну из пилюль своего шефа.
— Мистер Гринберг, мы всегда старались относиться к вам по-джентельменски.
— Неужели? — едко отпарировал Гринберг. — Неужели, когда вы пытались уничтожить хрошиа, не дожидаясь утверждения решения, это тоже было джентльменским отношением?
Дрейзер побагровел:
— Это было ошибкой. Но это не имеет ничего общего с тем, что я должен вам сказать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27