Идиоты! Не узнать
отрицательного результата, когда он под самым носом!.. И они еще называют
себя психографами!
Он закрыл лицо в приступе внезапно нахлынувшей усталости и отчаяния.
Лазарус постучал по стоящему рядом с ним столу рукояткой бластера.
- Не прерывайте оратора, - гаркнул он и уже спокойно добавил: -
Продолжай, но только покороче.
Бертрам Харди коротко кивнул.
- Еще раз повторяю: эти мухи, назойливо вьющиеся вокруг нас, не
опираются на законы, которые нам, членам Семей, стоило бы уважать. Поэтому
следует бороться с ними исподтишка, коварно и вероломно, а когда наше
положение упрочится, заявить о себе с позиции силы! Мы больше не обязаны
заботиться об их благополучии, ведь охотник не предупреждает криком свою
жертву об опасности. Мы...
Из задних рядов донесся чей-то возглас. Лазарус снова постучал,
призывая к порядку, и попытался высмотреть возмутителя спокойствия. Харди
упрямо продолжал:
- Так называемая человеческая раса раскололась надвое, теперь мы все
понимаем это. С одной стороны - Homo vivens, то есть мы; с другой - Homo
moriturus! Их век, как век динозавров, саблезубых тигров и бизонов,
прошел. Нам не пристало больше скрещивать свою живую кровь с их кровью,
как не пристало бы, например, жить с обезьянами. И я говорю вам: давайте
временно примиримся с ними, подсунем им любую ложь, пообещаем им, что мы с
головой окунем их в океан вечности и молодости, - но все это только для
того, чтобы выиграть время; чтобы тогда, когда две наши расы сойдутся в
последней битве, что неизбежно, победа оказалась за нами, на нашей
стороне!
Никто не зааплодировал, но Лазарус видел, что на многих лицах
отражается неуверенность. Хотя слова Бертрама Харди шли вразрез с
привычным им образом мыслей, к которому они привыкли за много лет, в его
словах, казалось, звучала сама судьба. Сам Лазарус в судьбу не верил. Он
верил... впрочем, какая разница? Ему вдруг сильно захотелось узнать, как
будет смотреться брат Бертрам со сломанными руками.
Поднялась Ив Барстоу.
- Если это и есть то, что Бертрам понимает под выживанием наиболее
приспособленных, - жестко сказала она, - то я лучше уйду на Окраину и буду
жить там с антиобщественными лицами. Тем не менее он предложил нам план. А
я хочу предложить вам другой, поскольку идеи Бертрама мне не по душе. И
вообще, я не соглашусь ни с какой тактикой, согласно которой должна буду
жить за счет наших недолговечных соседей. Более того, теперь мне
совершенно ясно, что даже само наше существование, существование людей,
обладающих даром долгой жизни, убийственно действует на наших сородичей.
Наше долголетие, наши более богатые возможности заставляют их считать даже
самые лучшие устремления скоротечными и напрасными - любые усилия, кроме
тех, что направлены на борьбу с надвигающейся смертью. Само наше
присутствие в этом мире истощает их силы, рушит все их представления,
наполняет обычного человека паническим ужасом смерти.
Я предлагаю следующее. Давайте заявим о своем существовании,
расскажем им всю правду и потребуем нашей доли земли. Пусть нам выделят
какой-нибудь уголок, где мы могли бы жить отдельно от всех. Если наши
бедные братья захотят обнести его высокой стеной, как та, что окружает
Окраину, - что ж, может быть, нам действительно лучше не встречаться с
ними лицом к лицу.
Редкие возгласы сомнения были почти полностью заглушены шумом
одобрения.
Встал Ральф Шульц.
- Не подвергая сомнению осуществимость плана Ив в целом, хочу
предупредить вас, что человеческое общество не пойдет с такой легкостью на
предложенную нами изоляцию. До тех пор, пока мы останемся на этой планете,
они не смогут выкинуть мысль о нас из головы. Современные средства...
- В таком случае нам следует перебраться на другую планету, -
перебила его Ив.
- На какую? - вскипел Бертрам Харди. - На Венеру, что ли? Тогда я
предпочел бы жить в парилке в бане. Марс? Голый и бесплодный.
- Мы возродим его, - настаивали она.
- Уверяю тебя, ни моего, ни твоего века на это не хватит. Нет,
дорогая Ив, твоя решительность, конечно, похвальна, но все это
бессмысленно. В Солнечной системе есть только одна планета, пригодная для
жизни, - как раз на ней мы сейчас и находимся.
Слова Бертрама Харди пробудили мимолетную мысль в голове Лазаруса
Лонга. Но она тут же ускользнула прочь. Что-то... что-то такое, что он
слышал всего день или два назад... а может быть, и раньше? Мысль была
каким-то образом связана с его первым полетом в космос, а он состоялся
более века назад. Гром и молния! Эти шутки, которые шутит с ним его
память, когда-нибудь сведут его с ума.
И вдруг его озарило: межзвездный корабль! Звездолет, который почти
готов к полету и который висит между Землей и Луной.
- Друзья, - медленно произнес он, - прежде чем мы начнем обсуждать
идею переезда на другую планету, давайте рассмотрим возможные варианты.
Он подождал, пока к его словам не обратилось внимание всех
присутствующих.
- Вам когда-нибудь приходило в голову, что не все планеты вращаются
вокруг Солнца?
- Лазарус... ты это серьезно? - опешил Заккур Барстоу.
- Как никогда.
- Не очень-то на это похоже. Может быть, стоит высказаться яснее?
- Пожалуйста. - Лазарус обвел взглядом толпу. - Там, в небе,
болтается космический корабль, в котором полно места и который построен
специально для того, чтобы совершать полеты к звездам. Почему бы нам не
воспользоваться им и не прогуляться в поисках подходящих владений?
Первым обрел дар речи Бертрам Харди:
- Я никак не пойму: то ли нашего председателя опять осенила блестящая
идея, то ли он издевается над нами, однако если он говорил серьезно, то я
отвечу ему. Мой аргумент против возрождения Марса станет в десять раз
убедительнее, если его соотнести с межзвездным полетом. Я так понимаю, что
безнадежные кретины, которые собираются лететь в этом корабле, намерены
закончить перелет примерно через столетие - тогда, возможно, их внуки
обнаружат что-нибудь подходящее. В любом случае меня это не интересует. Я
не собираюсь провести столетие в консервной банке, да и вряд ли проживу
столько.
- Погоди-ка, - прервал оратора Лазарус. - Где Энди Либби?
- Я здесь, - отозвался Либби.
- Выйди-ка сюда, Калькулятор, и ответь нам: ты участвовал в создании
нового корабля на Центавр?
- Нет. Ни этого, ни первого.
Лазарус обратился к залу:
- Тогда все ясно. Если Калькулятор не копался в двигателе корабля,
то, следовательно, звездолет не столь быстроходен, как мог бы быть.
Калькулятор, советую тебе побыстрее заняться этим вопросом, сынок. Кстати,
похоже, пригодится наше решение этой проблемы.
- Лазарус, не думаете ли вы...
- А разве теоретически это невозможно?
- Вы сами знаете, что возможно, но...
- Тогда пусть репа, которая торчит у тебя на плечах, и займется этой
задачей.
- Ну... ну ладно. - Либби даже порозовел от волнения.
- Секундочку, Лазарус. - Это опять был Заккур Барстоу. - Твое
предложение меня заинтриговало. Мы, несомненно, должны всесторонне
обсудить его, не позволяя брату Бертраму пугать нас тем, что оно ему не
нравится. Даже если брату Либби не удастся найти способ увеличить
ускорение - а я по правде говоря, полагаю, что так оно, скорее всего, и
будет, ибо понимаю кое-что в механике полей, - даже при таком раскладе
столетие не пугает меня. С помощью анабиоза и посменного управления
кораблем мы сможем добиться того, что большинство из нас доживет до конца
перелета. Вполне...
- А что заставляет тебя считать, - не унимался Бертрам Харди, - что
нам вообще разрешат воспользоваться кораблем?
- Берт, - холодно процедил Лазарус, - если тебе не терпится
почирикать, то сперва нужно попросить слова у председателя. Ведь ты даже
не делегат своей Семьи. Учти, это последнее предупреждение.
- Так вот, я и говорю, - продолжал Барстоу, - очень логично, что
долгожители будут осваивать звезды. Мистически настроенный человек счел
бы, что именно такое предназначение нам написано на роду. - Он немного
подумал. - А что касается звездолета, который имел в виду Лазарус, то,
возможно, они и не отдадут его нам... но ведь Семьи богаты. Если нам нужен
корабль - или корабли, - то мы вполне можем построить их. Думаю, разумнее
всего рассчитывать именно на такой исход дела, поскольку, похоже,
альтернативы у нас нет. Может быть, это единственное решение возникшей
перед нами дилеммы, другим логически вытекающим выходом из которой, не
исключено, является полное уничтожение Семей.
Барстоу произнес последние слова мягко и медленно, с глубокой печалью
в голосе. Собравшихся будто сковал мороз. Большинство из них настолько не
были готовы к подобному обороту судьбы, что все происходящее казалось им
почти нереальным. Им доселе даже не приходило в голову, что не исключена
ситуация, при которой не удастся найти решение, удовлетворяющее
недолговечное большинство. То, что Главный Поверенный с болью в голосе
заявил о своих опасениях по поводу возможного истребления Семей, допустив,
что их могут начать травить как зверей, вызвало перед каждым из
собравшихся призрак гибели, о которой он боялся и думать.
- Что ж, - кратко заметил Лазарус, когда тишина стала гнетущей, -
перед тем как подробно обсудить этот вариант действий, давайте выслушаем и
другие предложения. Пожалуйста, прошу высказываться.
В это время сквозь толпу протиснулся мужчина и тихонько обратился к
Заккуру Барстоу, на лице которого тут же отразилась крайняя степень
удивления. Заккур поднялся на подмостки, подошел к Лазарусу и что-то
шепнул ему на ухо. Реакция того на сообщенное была идентичной. Барстоу
торопливо вышел из зала.
Лазарус обвел взглядом толпу.
- Давайте устроим перерыв, - предложил он. - Даю вам время обдумать
ваши предложения... Заодно можете немного размяться и покурить. - Он
потянулся к сумке.
- Что случилось? - спросил кто-то.
Лазарус закурил и глубоко затянулся. Выпустив дым, он произнес:
- Подождем - увидим. Пока не знаю. Но по крайней мере с полдюжины
планов из тех, что были сегодня предложены, теперь отпадают. Ситуация
снова изменилась. Насколько - сказать не могу.
- Что вы имеете в виду?
- Ну... - протянул Лазарус, - похоже на то, что сам Администратор
Федерации только что пожелал переговорить с Заком Барстоу. Он назвал его
по имени... И связался с Убежищем по секретной линии связи Семей.
- Что? Не может быть!
- Точно, сынок. И тем не менее...
4
По пути в комнату связи Заккур Барстоу пытался взять себя в руки.
А на другом конце видеофона старался унять волнение достопочтенный
Слэйтон Форд. Он не обманывался в отношении себя. Продолжительная и
блестящая служебная карьера, увенчавшаяся годами, проведенными на посту
Администратора Совета и Блюстителя Договора Западной Федерации, дала Форду
возможность должным образом оценить свои выдающиеся способности и
богатейший опыт; ни один обычный человек не смог бы превзойти его ни на
каких переговорах.
Но сейчас положение было иным.
Какова природа человека, который перевалил уже за два отмеренных
обычному смертному срока? Более того, человека, опыт сознательной жизни
которого вчетверо, а то и впятеро обширнее того, каким располагал Слэйтон
Форд. Администратор подумал, что даже его собственные мнения и взгляды с
годами менялись: тот мальчик или тот юноша, которым он когда-то был,
разительно отличался от него теперешнего. Так каков же этот Заккур
Барстоу? Предположительно он являлся самым способным, самым влиятельным
человеком группы, все члены которой обладали на данный момент совокупным
опытом бОльшим, чем Форд даже мог себе представить. Так как же он мог
предугадать точку зрения такого человека, его оценку событий, намерения,
образ мышления, его возможности?
Форд был уверен только в одном: он никогда не продал бы Манхэттен за
двадцать четыре доллара и ящик виски, равно как и не собирался продавать
первородство человечества за секрет какого-то там снадобья.
На экране появилось лицо Барстоу, и Форд принялся изучать его.
Приятное лицо... и сильное... такого не запугаешь. К тому же он выглядит
очень молодо - господи, да на вид он моложе самого Форда! Администратор
почему-то представлял себе собеседника суровым и непреклонным старцем.
Обманувшись в своих ожиданиях, он почувствовал, что напряжение спало. Форд
тихо справился:
- Вы гражданин Заккур Барстоу?
- Да, мистер Администратор.
- Вы руководитель Семей Говарда?
- Я всего-навсего нынешний Поверенный в делах нашего Фонда. И скорее
пекусь о благополучии наших братьев, нежели руковожу ими.
Форд начисто отмел это объяснение:
- Я полагаю, что ваш статус сопряжен и с руководством. Не могу же я
вести переговоры с сотней тысяч человек!
Барстоу даже не моргнул. Он тут же отметил про себя, что
администрации известно количество членов Семей, и учел это обстоятельство.
Он уже оправился от потрясения, вызванного тем, что Тайна Убежища Семей
больше не была секретом, и тем еще более огорчительным фактом, что
Администратор знал, как подключаться к их закрытым системам связи. Это
могло означать только следующее: один или несколько членов Семей были
задержаны и принуждены говорить.
Власти, без всякого сомнения, уже знали все мало-мальски значимое о
Семьях, поэтому блефовать было бесполезно. В то же время не следовало и
выдавать добровольно какую-либо информацию, ибо администрация наверняка не
располагала еще ею во всей полноте.
Барстоу отреагировал почти мгновенно:
- Что вы хотели обсудить со мной, сэр?
- Политику администрации по отношению к вам. А также ваше
благоденствие и благоденствие ваших сородичей.
Барстоу пожал плечами:
- А что тут обсуждать? Действие Договора приостановлено, и вы
уполномочены поступать с нами по собственному усмотрению, чтобы вырвать у
нас тайну, которой на самом деле не существует. В этом положении нам
ничего не остается, кроме как надеяться на милосердие.
- Не надо! - Администратор раздраженно отмахнулся. - Не играйте со
мной в прятки. Перед нами стоит проблема - передо мной и перед вами.
Давайте же взглянем правде в глаза и попытаемся прийти к соглашению.
Согласны?
Барстоу медленно ответил:
- Я искренне верю в ваше стремление к взаимопониманию, но ведь эта
проблема построена на ложной предпосылке, что мы - Семьи Говарда - знаем,
как продлить человеческую жизнь. Уверяю вас, мы не знаем этого.
- А если бы я вам признался, что мои иллюзии на сей счет уже
развеяны?
- М-м-м... хотелось бы надеяться. Тогда непонятно, как ваша позиция
увязывается с преследованием моего народа? Ведь на нас охотятся буквально
как на крыс.
Форд криво усмехнулся:
- Знаете одну старую-престарую притчу о теологе, которого попросили
увязать доктрину о милости Божьей с доктриной проклятия новорожденных?
"Всевышний, - объяснил тот, - находит в назидательных целях необходимым
вершить напоказ такие дела, которые полностью отвергает в глубине души
Своей".
Барстоу неожиданно для самого себя улыбнулся:
- Я уловил аналогию. Это действительно так?
- Думаю, что да.
- Так... Значит, вы вызвали меня не просто для того, чтобы огласить
приговор?
- Нет. Надеюсь, что нет. Вы в курсе политических событий? Впрочем,
конечно же, положение обязывает вас быть в курсе.
Барстоу кивнул, и тогда Форд продолжил...
Администрация Форда продержалась после подписания Договора дольше
всех прочих; лично он пережил четыре Совета. Тем не менее его положение в
настоящее время стало настолько шатким, что он даже не мог рискнуть
поставить вопрос о вотуме доверия, во всяком случае после возникновения
проблемы Семей Говарда. Его, несомненно, поддержало бы не обычное
большинство, а незначительное меньшинство. Если бы он пошел против решения
Совета и настоял на вотуме доверия, то тут же оказался бы не у дел, а его
место занял бы лидер из нынешнего меньшинства.
- Вы понимаете меня? Мне или нужно оставаться у руля, чтобы
мало-мальски гуманно решить проблему, или я могу отправляться на все
четыре стороны, предоставив моему преемнику возможность разбираться во
всем самому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
отрицательного результата, когда он под самым носом!.. И они еще называют
себя психографами!
Он закрыл лицо в приступе внезапно нахлынувшей усталости и отчаяния.
Лазарус постучал по стоящему рядом с ним столу рукояткой бластера.
- Не прерывайте оратора, - гаркнул он и уже спокойно добавил: -
Продолжай, но только покороче.
Бертрам Харди коротко кивнул.
- Еще раз повторяю: эти мухи, назойливо вьющиеся вокруг нас, не
опираются на законы, которые нам, членам Семей, стоило бы уважать. Поэтому
следует бороться с ними исподтишка, коварно и вероломно, а когда наше
положение упрочится, заявить о себе с позиции силы! Мы больше не обязаны
заботиться об их благополучии, ведь охотник не предупреждает криком свою
жертву об опасности. Мы...
Из задних рядов донесся чей-то возглас. Лазарус снова постучал,
призывая к порядку, и попытался высмотреть возмутителя спокойствия. Харди
упрямо продолжал:
- Так называемая человеческая раса раскололась надвое, теперь мы все
понимаем это. С одной стороны - Homo vivens, то есть мы; с другой - Homo
moriturus! Их век, как век динозавров, саблезубых тигров и бизонов,
прошел. Нам не пристало больше скрещивать свою живую кровь с их кровью,
как не пристало бы, например, жить с обезьянами. И я говорю вам: давайте
временно примиримся с ними, подсунем им любую ложь, пообещаем им, что мы с
головой окунем их в океан вечности и молодости, - но все это только для
того, чтобы выиграть время; чтобы тогда, когда две наши расы сойдутся в
последней битве, что неизбежно, победа оказалась за нами, на нашей
стороне!
Никто не зааплодировал, но Лазарус видел, что на многих лицах
отражается неуверенность. Хотя слова Бертрама Харди шли вразрез с
привычным им образом мыслей, к которому они привыкли за много лет, в его
словах, казалось, звучала сама судьба. Сам Лазарус в судьбу не верил. Он
верил... впрочем, какая разница? Ему вдруг сильно захотелось узнать, как
будет смотреться брат Бертрам со сломанными руками.
Поднялась Ив Барстоу.
- Если это и есть то, что Бертрам понимает под выживанием наиболее
приспособленных, - жестко сказала она, - то я лучше уйду на Окраину и буду
жить там с антиобщественными лицами. Тем не менее он предложил нам план. А
я хочу предложить вам другой, поскольку идеи Бертрама мне не по душе. И
вообще, я не соглашусь ни с какой тактикой, согласно которой должна буду
жить за счет наших недолговечных соседей. Более того, теперь мне
совершенно ясно, что даже само наше существование, существование людей,
обладающих даром долгой жизни, убийственно действует на наших сородичей.
Наше долголетие, наши более богатые возможности заставляют их считать даже
самые лучшие устремления скоротечными и напрасными - любые усилия, кроме
тех, что направлены на борьбу с надвигающейся смертью. Само наше
присутствие в этом мире истощает их силы, рушит все их представления,
наполняет обычного человека паническим ужасом смерти.
Я предлагаю следующее. Давайте заявим о своем существовании,
расскажем им всю правду и потребуем нашей доли земли. Пусть нам выделят
какой-нибудь уголок, где мы могли бы жить отдельно от всех. Если наши
бедные братья захотят обнести его высокой стеной, как та, что окружает
Окраину, - что ж, может быть, нам действительно лучше не встречаться с
ними лицом к лицу.
Редкие возгласы сомнения были почти полностью заглушены шумом
одобрения.
Встал Ральф Шульц.
- Не подвергая сомнению осуществимость плана Ив в целом, хочу
предупредить вас, что человеческое общество не пойдет с такой легкостью на
предложенную нами изоляцию. До тех пор, пока мы останемся на этой планете,
они не смогут выкинуть мысль о нас из головы. Современные средства...
- В таком случае нам следует перебраться на другую планету, -
перебила его Ив.
- На какую? - вскипел Бертрам Харди. - На Венеру, что ли? Тогда я
предпочел бы жить в парилке в бане. Марс? Голый и бесплодный.
- Мы возродим его, - настаивали она.
- Уверяю тебя, ни моего, ни твоего века на это не хватит. Нет,
дорогая Ив, твоя решительность, конечно, похвальна, но все это
бессмысленно. В Солнечной системе есть только одна планета, пригодная для
жизни, - как раз на ней мы сейчас и находимся.
Слова Бертрама Харди пробудили мимолетную мысль в голове Лазаруса
Лонга. Но она тут же ускользнула прочь. Что-то... что-то такое, что он
слышал всего день или два назад... а может быть, и раньше? Мысль была
каким-то образом связана с его первым полетом в космос, а он состоялся
более века назад. Гром и молния! Эти шутки, которые шутит с ним его
память, когда-нибудь сведут его с ума.
И вдруг его озарило: межзвездный корабль! Звездолет, который почти
готов к полету и который висит между Землей и Луной.
- Друзья, - медленно произнес он, - прежде чем мы начнем обсуждать
идею переезда на другую планету, давайте рассмотрим возможные варианты.
Он подождал, пока к его словам не обратилось внимание всех
присутствующих.
- Вам когда-нибудь приходило в голову, что не все планеты вращаются
вокруг Солнца?
- Лазарус... ты это серьезно? - опешил Заккур Барстоу.
- Как никогда.
- Не очень-то на это похоже. Может быть, стоит высказаться яснее?
- Пожалуйста. - Лазарус обвел взглядом толпу. - Там, в небе,
болтается космический корабль, в котором полно места и который построен
специально для того, чтобы совершать полеты к звездам. Почему бы нам не
воспользоваться им и не прогуляться в поисках подходящих владений?
Первым обрел дар речи Бертрам Харди:
- Я никак не пойму: то ли нашего председателя опять осенила блестящая
идея, то ли он издевается над нами, однако если он говорил серьезно, то я
отвечу ему. Мой аргумент против возрождения Марса станет в десять раз
убедительнее, если его соотнести с межзвездным полетом. Я так понимаю, что
безнадежные кретины, которые собираются лететь в этом корабле, намерены
закончить перелет примерно через столетие - тогда, возможно, их внуки
обнаружат что-нибудь подходящее. В любом случае меня это не интересует. Я
не собираюсь провести столетие в консервной банке, да и вряд ли проживу
столько.
- Погоди-ка, - прервал оратора Лазарус. - Где Энди Либби?
- Я здесь, - отозвался Либби.
- Выйди-ка сюда, Калькулятор, и ответь нам: ты участвовал в создании
нового корабля на Центавр?
- Нет. Ни этого, ни первого.
Лазарус обратился к залу:
- Тогда все ясно. Если Калькулятор не копался в двигателе корабля,
то, следовательно, звездолет не столь быстроходен, как мог бы быть.
Калькулятор, советую тебе побыстрее заняться этим вопросом, сынок. Кстати,
похоже, пригодится наше решение этой проблемы.
- Лазарус, не думаете ли вы...
- А разве теоретически это невозможно?
- Вы сами знаете, что возможно, но...
- Тогда пусть репа, которая торчит у тебя на плечах, и займется этой
задачей.
- Ну... ну ладно. - Либби даже порозовел от волнения.
- Секундочку, Лазарус. - Это опять был Заккур Барстоу. - Твое
предложение меня заинтриговало. Мы, несомненно, должны всесторонне
обсудить его, не позволяя брату Бертраму пугать нас тем, что оно ему не
нравится. Даже если брату Либби не удастся найти способ увеличить
ускорение - а я по правде говоря, полагаю, что так оно, скорее всего, и
будет, ибо понимаю кое-что в механике полей, - даже при таком раскладе
столетие не пугает меня. С помощью анабиоза и посменного управления
кораблем мы сможем добиться того, что большинство из нас доживет до конца
перелета. Вполне...
- А что заставляет тебя считать, - не унимался Бертрам Харди, - что
нам вообще разрешат воспользоваться кораблем?
- Берт, - холодно процедил Лазарус, - если тебе не терпится
почирикать, то сперва нужно попросить слова у председателя. Ведь ты даже
не делегат своей Семьи. Учти, это последнее предупреждение.
- Так вот, я и говорю, - продолжал Барстоу, - очень логично, что
долгожители будут осваивать звезды. Мистически настроенный человек счел
бы, что именно такое предназначение нам написано на роду. - Он немного
подумал. - А что касается звездолета, который имел в виду Лазарус, то,
возможно, они и не отдадут его нам... но ведь Семьи богаты. Если нам нужен
корабль - или корабли, - то мы вполне можем построить их. Думаю, разумнее
всего рассчитывать именно на такой исход дела, поскольку, похоже,
альтернативы у нас нет. Может быть, это единственное решение возникшей
перед нами дилеммы, другим логически вытекающим выходом из которой, не
исключено, является полное уничтожение Семей.
Барстоу произнес последние слова мягко и медленно, с глубокой печалью
в голосе. Собравшихся будто сковал мороз. Большинство из них настолько не
были готовы к подобному обороту судьбы, что все происходящее казалось им
почти нереальным. Им доселе даже не приходило в голову, что не исключена
ситуация, при которой не удастся найти решение, удовлетворяющее
недолговечное большинство. То, что Главный Поверенный с болью в голосе
заявил о своих опасениях по поводу возможного истребления Семей, допустив,
что их могут начать травить как зверей, вызвало перед каждым из
собравшихся призрак гибели, о которой он боялся и думать.
- Что ж, - кратко заметил Лазарус, когда тишина стала гнетущей, -
перед тем как подробно обсудить этот вариант действий, давайте выслушаем и
другие предложения. Пожалуйста, прошу высказываться.
В это время сквозь толпу протиснулся мужчина и тихонько обратился к
Заккуру Барстоу, на лице которого тут же отразилась крайняя степень
удивления. Заккур поднялся на подмостки, подошел к Лазарусу и что-то
шепнул ему на ухо. Реакция того на сообщенное была идентичной. Барстоу
торопливо вышел из зала.
Лазарус обвел взглядом толпу.
- Давайте устроим перерыв, - предложил он. - Даю вам время обдумать
ваши предложения... Заодно можете немного размяться и покурить. - Он
потянулся к сумке.
- Что случилось? - спросил кто-то.
Лазарус закурил и глубоко затянулся. Выпустив дым, он произнес:
- Подождем - увидим. Пока не знаю. Но по крайней мере с полдюжины
планов из тех, что были сегодня предложены, теперь отпадают. Ситуация
снова изменилась. Насколько - сказать не могу.
- Что вы имеете в виду?
- Ну... - протянул Лазарус, - похоже на то, что сам Администратор
Федерации только что пожелал переговорить с Заком Барстоу. Он назвал его
по имени... И связался с Убежищем по секретной линии связи Семей.
- Что? Не может быть!
- Точно, сынок. И тем не менее...
4
По пути в комнату связи Заккур Барстоу пытался взять себя в руки.
А на другом конце видеофона старался унять волнение достопочтенный
Слэйтон Форд. Он не обманывался в отношении себя. Продолжительная и
блестящая служебная карьера, увенчавшаяся годами, проведенными на посту
Администратора Совета и Блюстителя Договора Западной Федерации, дала Форду
возможность должным образом оценить свои выдающиеся способности и
богатейший опыт; ни один обычный человек не смог бы превзойти его ни на
каких переговорах.
Но сейчас положение было иным.
Какова природа человека, который перевалил уже за два отмеренных
обычному смертному срока? Более того, человека, опыт сознательной жизни
которого вчетверо, а то и впятеро обширнее того, каким располагал Слэйтон
Форд. Администратор подумал, что даже его собственные мнения и взгляды с
годами менялись: тот мальчик или тот юноша, которым он когда-то был,
разительно отличался от него теперешнего. Так каков же этот Заккур
Барстоу? Предположительно он являлся самым способным, самым влиятельным
человеком группы, все члены которой обладали на данный момент совокупным
опытом бОльшим, чем Форд даже мог себе представить. Так как же он мог
предугадать точку зрения такого человека, его оценку событий, намерения,
образ мышления, его возможности?
Форд был уверен только в одном: он никогда не продал бы Манхэттен за
двадцать четыре доллара и ящик виски, равно как и не собирался продавать
первородство человечества за секрет какого-то там снадобья.
На экране появилось лицо Барстоу, и Форд принялся изучать его.
Приятное лицо... и сильное... такого не запугаешь. К тому же он выглядит
очень молодо - господи, да на вид он моложе самого Форда! Администратор
почему-то представлял себе собеседника суровым и непреклонным старцем.
Обманувшись в своих ожиданиях, он почувствовал, что напряжение спало. Форд
тихо справился:
- Вы гражданин Заккур Барстоу?
- Да, мистер Администратор.
- Вы руководитель Семей Говарда?
- Я всего-навсего нынешний Поверенный в делах нашего Фонда. И скорее
пекусь о благополучии наших братьев, нежели руковожу ими.
Форд начисто отмел это объяснение:
- Я полагаю, что ваш статус сопряжен и с руководством. Не могу же я
вести переговоры с сотней тысяч человек!
Барстоу даже не моргнул. Он тут же отметил про себя, что
администрации известно количество членов Семей, и учел это обстоятельство.
Он уже оправился от потрясения, вызванного тем, что Тайна Убежища Семей
больше не была секретом, и тем еще более огорчительным фактом, что
Администратор знал, как подключаться к их закрытым системам связи. Это
могло означать только следующее: один или несколько членов Семей были
задержаны и принуждены говорить.
Власти, без всякого сомнения, уже знали все мало-мальски значимое о
Семьях, поэтому блефовать было бесполезно. В то же время не следовало и
выдавать добровольно какую-либо информацию, ибо администрация наверняка не
располагала еще ею во всей полноте.
Барстоу отреагировал почти мгновенно:
- Что вы хотели обсудить со мной, сэр?
- Политику администрации по отношению к вам. А также ваше
благоденствие и благоденствие ваших сородичей.
Барстоу пожал плечами:
- А что тут обсуждать? Действие Договора приостановлено, и вы
уполномочены поступать с нами по собственному усмотрению, чтобы вырвать у
нас тайну, которой на самом деле не существует. В этом положении нам
ничего не остается, кроме как надеяться на милосердие.
- Не надо! - Администратор раздраженно отмахнулся. - Не играйте со
мной в прятки. Перед нами стоит проблема - передо мной и перед вами.
Давайте же взглянем правде в глаза и попытаемся прийти к соглашению.
Согласны?
Барстоу медленно ответил:
- Я искренне верю в ваше стремление к взаимопониманию, но ведь эта
проблема построена на ложной предпосылке, что мы - Семьи Говарда - знаем,
как продлить человеческую жизнь. Уверяю вас, мы не знаем этого.
- А если бы я вам признался, что мои иллюзии на сей счет уже
развеяны?
- М-м-м... хотелось бы надеяться. Тогда непонятно, как ваша позиция
увязывается с преследованием моего народа? Ведь на нас охотятся буквально
как на крыс.
Форд криво усмехнулся:
- Знаете одну старую-престарую притчу о теологе, которого попросили
увязать доктрину о милости Божьей с доктриной проклятия новорожденных?
"Всевышний, - объяснил тот, - находит в назидательных целях необходимым
вершить напоказ такие дела, которые полностью отвергает в глубине души
Своей".
Барстоу неожиданно для самого себя улыбнулся:
- Я уловил аналогию. Это действительно так?
- Думаю, что да.
- Так... Значит, вы вызвали меня не просто для того, чтобы огласить
приговор?
- Нет. Надеюсь, что нет. Вы в курсе политических событий? Впрочем,
конечно же, положение обязывает вас быть в курсе.
Барстоу кивнул, и тогда Форд продолжил...
Администрация Форда продержалась после подписания Договора дольше
всех прочих; лично он пережил четыре Совета. Тем не менее его положение в
настоящее время стало настолько шатким, что он даже не мог рискнуть
поставить вопрос о вотуме доверия, во всяком случае после возникновения
проблемы Семей Говарда. Его, несомненно, поддержало бы не обычное
большинство, а незначительное меньшинство. Если бы он пошел против решения
Совета и настоял на вотуме доверия, то тут же оказался бы не у дел, а его
место занял бы лидер из нынешнего меньшинства.
- Вы понимаете меня? Мне или нужно оставаться у руля, чтобы
мало-мальски гуманно решить проблему, или я могу отправляться на все
четыре стороны, предоставив моему преемнику возможность разбираться во
всем самому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27