Сначала я решил, что отключилась моя нашлемная фара, но потом понял, что просто не вижу ничего из-за ударившей в глаза зеленовато-пурпурной вспышки.
«Спокойно, парень. Это всего лишь результат раздражения глазной оболочки. Подожди, сейчас все пройдет».
– Я не могу ждать, я замерзну до смерти!
«Нащупай рукой веревку, она прикреплена к твоему поясу. Потяни ее».
Я сделал так, как посоветовал мне Оскар: нащупал веревку, повернулся и начал наматывать ее на руки.
Веревка разбилась.
Не порвалась, как обычно рвется веревка, а разбилась, как стекло. Наверное, к этому времени она как раз в стекло и превратилась. Нейлон и стекло представляют собой жидкости, способные к переохлаждению.
Теперь я знаю, что такое «переохлаждение». Но тогда я знал только одно – оборвалась последняя нить, связывающая меня с жизнью. Я ничего не видел, ничего не слышал, а был один-одинешенек на голой платформе в миллиардах миль от родного дома, и ураган, вырвавшийся из бездны ледяного ада, выдувал последние искорки жизни из моего тела, в котором я уже почти ничего не чувствовал кроме боли.
– Оскар!
«Я здесь, дружище! Ты справишься. Ну как, видишь что-нибудь?»
– Нет!
«Ищи вход в туннель. Там включено освещение. Отключи нашлемную фару. Отключи, отключи, – справишься! Там всего-то надо повернуть рычажок. Подними руку к правой стороне шлема».
Я так и сделал.
«Что-нибудь видишь?»
– Пока нет.
«Поверни голову».
– Теперь что-то забрезжило.
«Красноватые неровные отблески, верно? Это вулкан. Вот и сориентировались. Поворачивайся медленно, чтобы не упустить вход в туннель».
Я только и мог, что двигаться медленно.
– Вот он!
«Порядок, теперь ты стоишь лицом к дому. Опустись на четвереньки и медленно ползи влево. Не поворачивайся – ты должен держаться по кромке дороги и ползти вдоль нее к туннелю».
Я встал на четвереньки. Поверхности дороги я руками не ощущал, но чувствовал, как на них и на ноги тяжестью навалилось давление; они казались мне протезами.
Кромку дороги я нашел левой рукой, вернее, моя левая рука проползла за кромку, и я чуть не рухнул вниз. Но я удержался.
– Направление правильное?
«Да. Ты не развернулся, а просто сдвинулся вбок. Можешь поднять голову, чтобы найти туннель?» – Нет, только если подняться.
«Ни в коем случае! Включи снова нашлемную фару. Может, твои глаза уже пришли в норму».
Я с трудом поднял руку к правой стороне шлема и, наверное, задел рычаг, потому что неожиданно увидел перед собой круг света, расплывчатый и туманный в центре. Слева его разрезала кромка дороги.
«Молодец! Нет, нет, не вставай; ты ослаб и у тебя кружится голова, можешь упасть. Ползи. И считай. Туннель отсюда шагах в трехстах».
Я пополз, считая на ходу.
– Очень уже далеко, Оскар. Как думаешь, доползем?
«Конечно! Что, по-твоему, мне очень хочется здесь оставаться?»
– Я ведь останусь с тобой.
«Прекрати болтовню. Я из-за тебя со счета сбиваюсь. Тридцать шесть... тридцать семь... тридцать восемь...»
Мы продолжали ползти.
«Уже сотня. Начнем отсчитывать вторую. Сто один... Сто два... Сто три...»
– Мне становится лучше, Оскар. Теплее.
«Что?»
– Теплее, говорю, становится.
«Ты не тепло чувствуешь, дубина ты стоеросовая, это ты замерзаешь насмерть. Ползи быстрее! Нажми подбородком на клапан. Добавь воздуха. Ну же, нажми!»
Я слишком устал, чтобы спорить. Я нажал клапан раза три-четыре, почувствовал, как воздух струей ударил мне в лицо.
«Двигаемся быстрее! Тоже скажет, тепло ему становится! Сто девять... сто десять... сто одиннадцать... сто двенадцать, да живее же ты!»
На двухстах я сказал, что должен отдохнуть.
«Черта с два!»
– Но я не могу больше! Дай отдохнуть хоть немного!
«Что, полежать захотелось? А с Крошкой что будет? Она ведь там, ждет тебя. И уже перепугалась, потому что тебя так долго нет. Что с ней будет, ну-ка, отвечай!»
– Попробует надеть скафандр Тима.
«Верно! В случае подачи идентичных ответов предпочтение отдается участнику, отправившему ответ первым. Куда же она пойдет в скафандре Тима, скажи на милость?»
– Э-э-э... К выходу из туннеля, наверное. А там ветер достанет и ее.
«Вот-вот, и я про то же. Вся семья, наконец, соберется вместе. Ты, я, Материня, Крошка. Очень милая семейная могилка получится».
«Давай, братец, давай. Ползи. И считай: двес-пять, двес-шесть, двес-семь...»
Падения я не помню. Не помню даже, чем казался «снег». Помню только чувство радости, что счет кончился и можно отдохнуть.
Но Оскар отдохнуть не давал.
«Кип! Вставай, Кип! Надо вскарабкаться обратно на дорогу».
– Исчезни!
«С радостью исчез бы отсюда, да не могу. Вот, смотри, прямо перед твоим носом. Цепляйся за край дороги и карабкайся наверх. Подумаешь дело, придется ползти чуть больше».
С трудом приподнявшись, я увидел край дороги в двух футах над моей головой. Я снова рухнул на «снег».
– Слишком высоко, – прошептал я. – Все, Оскар,. нам конец.
«Да?– фыркнул он. – А кто. это несколько дней назад ругал маленькую девочку, слишком уставшую, чтобы подняться на ноги? „Командир Комета“, так,. что ли? Правильно я повторил имя? Или, как там его еще звали, – „Гроза космических дорог“?.. Можно получить у вас автограф, командир, прежде чем отойдете ко сну? Мне как-то раньше не доводилось знакомиться с космическими пиратами... которые крадут корабли и маленьких девочек».
– Это нечестно!
«Ладно, ладно, я вполне понимаю, когда мне показывают на дверь. Но выслушай еще кое-что напоследок – в одном ее мизинце больше силы воли, чем во всем твоем теле, ленивая и лживая толстая свинья! Прощай! Можешь не просыпаться».
– Оскар! Не уходи!
«Ну, так если ты не можешь достать край дороги руками, возьми молоток, попробуй зацепиться им, подтянуться».
Я моргнул. Может, и вправду получится. Я пошарил рукой по поясу, решив, что молоток у меня всетаки есть, хотя рукой я его и не чувствовал, и отцепил его. Потом поднял его обеими руками, зацепился за край дороги и подтянулся.
И этот идиотский молоток разлетелся точно так же, как веревка. А ведь был сделан он не из гипса, а из инструментальной стали.
Вот тогда я разозлился по-настоящему. Я сел, перевалил через край оба локтя, застонал, напрягся так, что меня в пот бросило, и... перевалился на дорогу всем телом.
«Вот молодец! Можешь больше не считать, просто ползи на свет».
Передо мной маячил туннель. Но я задыхался, поэтому решил надавить подбородком на клапан. Безрезультатно.
– Оскар! Клапан заело! – Я попробовал снова.
Оскар ответил не сразу:
«Нет, брат, клапан не заело. Замерзли воздуховоды».
– Мне нечем дышать!
Опять он ответил. Не сразу, но решительно:
«У тебя полный скафандр воздуха. Этого более, чем достаточно на оставшиеся несколько футов».
– Мне не доползти.
«Ты дополз уже до того места, где лежит Материня. Ползи дальше!»
Я поднял голову. Точно, вот она! Я полз и полз, и ее тело росло перед глазами. Наконец, я выдавил:
– Все, Оскар, дальше мне не проползти.
«Боюсь, что теперь ты прав. Подвел я тебя... Но спасибо, что ты меня там не оставил».
– Ты меня не подвел... ты молодец... просто я не справился...
«Оба мы не справились... Но доказали, что старались изо всех сил, это уж точно! Прощай, партнер!»
– Прощай!
Я сумел проползти еще два шага и уткнулся лицом прямо в голову Материни.
Она улыбалась.
– Здравствуй, Кип, сынок.
– Извините, Материня, я не справился до конца...
– Что ты. Кип, что ты! Ты все сделал.
– То есть как?
– Мы с тобой справились вместе.
Я долго-долго обдумывал это.
– И вместе с Оскаром.
– И вместе с Оскаром, разумеется.
– И с Крошкой.
– Конечно, как же без нее. Мы справились все вместе. А теперь можно отдохнуть, милый.
– Спок ночи... Материня.

* * *

Но отдых выдался чертовски короткий. Только я закрыл глаза, чувствуя себя счастливым и согревшимся, потому что Материня думала, что я справился, как за плечо меня затрясла Крошка и прислонилась своим шлемом к моему.
– Кип! Кип! Вставай, Кип, вставай, пожалуйста!
– А? Что? Зачем?
– Затем, что я не могу тебя нести! Я пробовала, но не могу. Ты слишком большой!
Я поразмыслил над этим. Разумеется, нести меня ей не под силу, с чего это ей вообще взбрела в голову такая идиотская мысль – меня нести? Я же вдвое больше, это я ее понесу... как только переведу дух.
– Вставай, Кип! Пожалуйста! – Она плакала навзрыд.
– Да ну что ты, маленькая, конечно, встану, раз ты так хочешь, – сказал я ласково.
Вставал я с гигантским трудом и, не помоги она мне, упал бы снова. Когда я окончательно поднялся на ноги, она помогла мне выровняться.
– Повернись кругом. Пошли.
Но ей все равно почти что пришлось нести меня, подставив плечи мне под правую руку и подталкивая. Каждый раз, когда мы подходили к порогу сорванных взрывом панелей, она либо помогала мне переступить через него, либо просто проталкивала вперед.
Наконец, мы достигли шлюза, и Крошка пустила в него воздух с внутренней стороны. Она отпустила меня, и я сполз на пол. Когда открылась внутренняя дверь, она обернулась ко мне, чтобы что-то сказать... и быстро начала снимать с меня шлем.
Я глубоко вздохнул. Голова закружилась и свет замерцал в глазах.
Крошка сказала, глядя на меня:
– Как ты себя чувствуешь?
– Я? Нормально. С чего бы мне чувствовать себя иначе?
– Давай я помогу тебе пройти в дверь.
Я не мог понять, зачем мне нужно помогать, но оказалось, что без ее помощи я действительно не смог бы двигаться. Крошка усадила меня на пол подле двери спиной к стене – я не хотел ложиться.
– Я так перепугалась. Кип!
– Почему?
Я никак не мог понять, почему она перепугалась. Разве Материня не сказала, что у нас все в порядке?
– Перепугалась, и все. Не надо было мне позволять тебе выходить.
– Но ведь надо было установить маяк.
– Да, но... А ты его установил?
– Конечно. Материня очень обрадовалась.
– Да, я уверена, что она обрадовалась бы, – сказала Крошка хмуро.
– Она и обрадовалась.
– Хочешь чего-нибудь? Помочь тебе снять скафандр?
– Ммм... пожалуй, пока нет. Ты не принесешь мне воды?
– Одну минуту!
Крошка вернулась с водой. На самом деле я не так хотел пить, как мне казалось, от воды мне даже стало нехорошо. Крошка смотрела на меня, а потом спросила:
– Можно я тебя на немножко оставлю одного? Тебе не будет плохо?
– Да ну, что ты.
Мне, конечно, было плохо, все тело начинало болеть, но она все равно ведь ничего не сможет с этим сделать.
– Я быстро.
Крошка начала застегивать шлем, и я с отвлеченным любопытством заметил, что она одета в свой собственный скафандр – мне почему-то казалось, что на ней был скафандр Тима. Я услышал, что она идет к шлюзу, и понял, куда она направилась и зачем. Я хотел сказать ей, что Материне лучше было оставаться там, потому что здесь она может... может... Даже сам с собой я не хотел думать, что ее тело начнет здесь разлагаться.
Но Крошка уже ушла.
Вряд ли она отсутствовала больше пяти минут. Но точно не знаю, потому что сидел с закрытыми глазами и как-то ни на что не реагировал. Потом увидел, как открылась внутренняя дверь, и в ней показалась Крошка, неся Материню в руках.
Крошка положила Материню на пол в той же позе, в которой я видел ее в последний раз, потом сняла свой шлем и заплакала.
Встать я не мог – слишком болели ноги. И руки тоже.
– Крошка, милая... не плачь, пожалуйста. Этим не поможешь.
Она подняла голову.
– Все, я уже отплакалась. Больше не буду.
Больше она не плакала.

* * *

Сидели мы долго. Крошка опять предложила помочь мне снять скафандр, но попытка вылезти из него вызвала такую боль, особенно в руках и ногах, что я попросил ее перестать. Она забеспокоилась.
– Ой, Кип, кажется, ты их отморозил.
– Возможно. Но теперь ничего не поделаешь, – я скорчился от боли и сменил тему. – Где ты нашла свой скафандр?
– А-а... – На лице Крошки появилось возмущенное выражение, тут же сменившееся почти веселым. – Ни за что не догадаешься! Внутри скафандра Джока.
– Действительно, не догадался бы. Прямо как «утраченное письмо».
– Как что?
– Да нет, ничего. Просто как-то не думал, что Черволицый обладал чувством юмора.
Вскоре после этого мы пережили еще одно землетрясение, очень сильное. Будь здесь люстры, они заплясали бы, а пол заходил ходуном.
– Ой! Почти так же сильно, как в прошлый раз, – вскрикнула Крошка.
– Пожалуй, намного сильнее. То, первое, было совсем слабое.
– Да нет, я о том, которое случилось, когда ты ушел наружу.
– Разве тогда было землетрясение?
– Разве ты его не почувствовал?
– Нет, – я пытался вспомнить. – Может быть, оно-то и cбpocилo меня в «снег».
– Ты свалился с дороги? Кип!
– Ничего, обошлось. Оскар мне помог.
Еще толчок. Я не обратил бы внимания, но меня сильно тряхнуло и боль в теле резко усилилась. Тряхнуло достаточно сильно, чтобы туман в голове рассеялся, и я понял, что нет нужды так страдать от боли.
Ну-ка, ну-ка, лекарство у меня справа, а запас кодеина чуть дальше.
– Крошка? Ты не принесешь мне еще немного воды?
– Конечно, принесу.
– Я хочу принять кодеин. Но от него я могу заснуть. Можно?
– Ты обязательно должен поспать, если сможешь. Сон тебе необходим.
– Пожалуй, да. Который час?
Она ответила, а я не поверил своим ушам.
– Неужели прошло больше двенадцати часов?
– С чего?
– С того, как все это началось.
– Не понимаю. Кип. – Она недоуменно посмотрела на часы. – Я нашла тебя ровно полтора часа назад, а к тому времени и двух часов не прошло, как Материня установила бомбы.
Поверить в это я тоже не мог, но Крошка уверяла, что она права.
От кодеина мне стало намного лучше, и я начал засыпать, когда Крошка спросила:
– Ты чувствуешь запах. Кип?
Я принюхался.
– Как будто спички на кухне зажигают?
– Вот именно. Похоже, что и давление падает. Закрой лучше шлем, Кип, если засыпаешь.
– Ладно. И ты свой тоже закроешь?
– Да. Мне кажется, что герметизация нарушена.
– Возможно, ты права.
И как ей не быть нарушенной от всех этих толчков и взрывов? Но, хотя я и понимал, что это значит, я слишком устал и слишком плохо себя чувствовал, чтобы волноваться. Да и наркотик уже начинал действовать.
Сейчас, или месяц спустя – какая разница? Материня ведь сказала, что все в порядке.
Крошка застегнула наши шлемы, мы проверили радиосвязь, и она села лицом ко мне и к Материне. Она долго молчала. Потом я услышал:
– "Крошка" «Майскому жуку».
– Слушаю, Крошка.
– А все-таки, по большей части было очень здорово, правда, Кип?
– А? – Я поднял глаза, посмотрел на манометр и увидел, что воздуха у меня осталось часа на четыре.
– Ну, конечно. Крошка, было просто первый сорт. Ни за что на свете не отказался бы от такого приключения.
Она вздохнула.
– Я просто хотела знать, что ты не сердишься на меня. А теперь спи.

* * *

Я действительно почти уже уснул, как вдруг увидел, что Крошка вскочила на ноги и услышал в наушниках ее голос:
– Кип! Кто-то открывает дверь!
Я мгновенно проснулся, поняв, что это означает. Почему они просто не оставят нас в покое? Дали бы спокойно дожить несколько часов.
– Спасибо, Крошка. Вез паники. Отойди к дальней стене. Оружие с собой?
– Да.
– Бей их одного за другим, когда начнут входить.
– Тебе нужно отодвинуться. Кип. Ты как раз между ними и мной.
– Не могу встать. – Я давно уже не то, что двигаться, просто руками пошевелить не мог. – Включи на слабую мощность, тогда ничего страшного, если меня заденет. Делай, что тебе говорят! Быстро!
– Да, Кип.
Она изготовилась к бою и замерла.
Открылась внутренняя дверь, в проеме появилась фигура. Я увидел, что Крошка целится, и... завопил:
– Не стреляй!
Но не успел еще я крикнуть, как она бросила оружие и рванулась вперед.
Это были соплеменники Материни.
Двое из них несли Материню, но потребовалось шестеро, чтобы нести меня.
Они все время успокаивающе пели, пока мастерили носилки. Прежде чем меня подняли, я принял еще одну таблетку кодеина, потому что даже при их ласковой аккуратности каждое движение причиняло мне боль. Долго нести меня им не пришлось, потому что их корабль приземлился прямо у входа в туннель, без сомнения раздавив дорогу, по которой я полз. Во всяком случае, мне хотелось так думать.
Когда, наконец, мы оказались в полной безопасности, Крошка раскрыла мне шлем и расстегнула молнии на груди скафандра.
– Они просто чудо из чудес, правда. Кип?
– Ага, – в голове стоял туман от наркотика, но чувствовал я себя лучше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27