Маккарти, возглавлявшего сенатскую комиссию по расследованию антиамериканской деятельности, и это слово было тогда у всех на слуху.
.
Немного спустя я лег и уснул.
Разбудил меня грохот.
Это свалилась на пол консервная банка. При падении она не разбилась, но ключ был на ней, и я быстренько ее вскрыл. Солонина и очень недурная. Пустую банку я отмыл как следует, чтобы не пахло, и приспособил под чашку – вода могла быть отравлена, но другой не было все равно.
Вода оказалась теплой, и я вымылся. Сомневаюсь, чтобы за последние двадцать лет кто-нибудь из моих соотечественников нуждался в ванне больше, чем я сейчас. Затем я постирал одежду. Мои рубашка, трусы и носки были сделаны из быстро сохнущей синтетики; джинсы сохли дольше, но меня это не беспокоило. А вот знай я, что попаду на Плутон, я безусловно захватил бы с собой хоть один из двухсот кусков мыла «скайвей», сложенных на полу у нас в чулане.
Стирка надоумила меня произвести инвентаризацию наличного имущества. У меня имелись: носовой платок; шестьдесят семь центов мелочи; долларовая купюра, настолько затасканная и пропитанная потом, что даже портрет Вашингтона стал почти неразличим; автоматический карандаш с рекламной надписью – «лучшие молочные коктейли – в ресторане Джея для автомобилиетов» (брехня, конечно, – лучшие коктейли в городе делал я); наконец, список продуктов, которые мама просила купить у бакалейщика, и которые я не купил из-за того идиотского кондиционера в аптеке. Список оказался не таким затасканным, как доллар, потому что лежал в нагрудном карманчике рубашки.
Я разложил все вещи в ряд и осмотрел их. Сомнительно, чтобы из них удалось сделать чудесное оружие, с помощью которого я сумею вырваться отсюда, захватить корабль, научиться им управлять и, победоносно вернувшись домой, предупредить Президента об опасности и спасти страну. Я разложил вещи по-другому. Но даже от этого они не стали похожи на материал для чудо-оружия. Просто потому, что не были им.
* * *
Разбуженный кошмарами, я вдруг отчетливо вспомнил, где я нахожусь, и мне захотелось обратно в кошмарный сон. Я лежал, жалея самого себя изо всех сил, и вскоре слезы ручьем хлынули на мой дрожащий подбородок. Я никогда не ставил самоцелью «не быть плаксой», отец не раз говорил, что в слезах ничего дурного нет, просто на людях плакать не принято, хотя у некоторых народов плач считается делом общественно полезным. Однако у нас в школе прослыть плаксой было не очень полезно, так что я отучился плакать уже давно. К тому же, слезы изматывают, но ничего не меняют. Так что я закрыл краны и взялся за оценку обстановки.
Планы у меня возникли следующие:
1. Выбраться из этой ямы.
2. Найти Оскара и влезть в него.
3. Выбраться наружу, украсть корабль и отправиться домой – если соображу, как.
4. Придумать оружие или способ, как отбиться от черволицых или отвлечь их внимание, пока я сбегу и буду искать корабль. Это как раз дело легкое. Любой супермен, обладающий даром телепортации и другим стандартным набором парапсихологических чудес справится запросто. Не забыть бы только составить абсолютно надежный план операции и уплатить страховой взнос.
5. Самое главное: прежде, чем сказать «прости» романтическим берегам экзотического Плутона и его гостеприимным красочным туземцам, необходимо удостовериться, что ни Крошки, ни Материни здесь нет, а если они здесь, то забрать их с собой, ибо – вопреки мнению некоторых – лучше быть мертвым героем, чем живой гнидой. Смерть, конечно, дело пакостное и неопрятное, но ведь и гниде придется когда-то умирать, как ни пытайся она остаться в живых, а до этого дня придется жить, постоянно объясняя, почему поступил тогда так, а не иначе. Строить из себя героя, разумеется, занятие малопривлекательное, но альтернатива этому выглядит куда как хуже.
И совсем не в том дело, что Крошка умеет управлять кораблем, а Материня может меня этому научить. Доказать я это не могу, но сам знаю твердо, что это так.
Примечание: итак, я научусь пилотировать корабль, но выдержу ли я полет при восьми "g"? Я же помню, каково мне пришлось. Автопилот? А есть ли на нем указатели по-английски? (Брось дурить, Клиффорд!). Дополнительное примечание. Сколько времени займет путь домой при одном "g"? Весь остаток жизни? Или всего лить достаточный срок, чтобы умереть с голоду?
6. Трудотерапия. Я должен что-то придумать, чтобы занять себя в промежутки отдыха между раздумиями над предыдущими пунктами плана. Это необходимо, чтобы сохранять форму и держать себя в руках. О'Генри в тюрьме писал рассказы. Апостол Павел создал самые сильные свои произведения в заключении в Риме. Что ж, в следующий раз захвачу с собой пачку бумаги и машинку. А сейчас придется удовлетвориться математическими головоломками и шахматными задачами. Годится все что угодно, лишь бы не начать себя жалеть.
* * *
Итак, за работу. Пункт первый – как выбраться из этой ямы? Ответ: никак. Ширина камеры футов двадцать, до потолка футов двенадцать. Стенки гладкие, как щечки младенца и непроницаемые, как сборщик налогов. Что еще? Отверстие в потолке, струйка воды и выемка, в которую она стекает. Я подпрыгнул и достал до потолка. Отсюда вывод, что сила тяжести здесь составляет 1,4 "g". Определить раньше я никак не мог, потому что до Плутона испытал притяжение в одну шестую нормального, а потом бесконечно долго летел при восьми "g", так что мои рефлексы уже все перепутали.
Но, хотя потолок я и мог достать, я не мог ни ходить по нему, ни летать под ним.
Можно, конечно, разодрать одежду и свить веревку. Но за что ее зацепить? Насколько я помню, пол наверху вокруг отверстия абсолютно гладкий. Но допустим даже, что я за что-нибудь зацеплюсь? Что дальше? Бегать вокруг в чем мать родила, пока не нарвусь на Черволицего и тот не загонит меня обратно в клетку, на этот раз голого? Я решил отложить трюк с веревкой до тех пор, пока не разработаю способа загнать Черволицего и все его племя в тупик.
Вздохнув, я снова огляделся вокруг. Что остается? Струйка воды и маленький бассейн под ней.
Есть такая история о двух лягушках, угодивших в чан со сметаной. Одна, поняв всю безнадежность положения, задрала лапки вверх и утонула. А вторая по глупости по своей никак не могла понять, что ей конец, и все знай брыкалась, пытаясь выбраться. Несколько часов спустя она сбила такой огромный кусок масла, что держалась на нем как на острове, пока не пришла молочница и не выбросила ее вон.
Вода с одной стороны лилась в тазик, а с другой куда-то выливалась. А что, если она не будет выливаться? Так, а удержусь ли я на поверхности, пока вода заполнит комнату и дойдет до отверстия в потолке? Что ж, это можно высчитать. У меня ведь есть консервная банка.
По виду она была объемом с пинту, а пинта она и в Африке весит фунт, а кубический фут воды весит (на Земле) чуть больше шестидесяти фунтов. Но мне надо знать точно. Размер моей ступни – одиннадцать дюймов. Двумя монетками я отметил одиннадцать дюймов на полу. Оказывается, ширина долларовой купюры составляет 2,5 дюйма. В скором времени я довольно точно определил размеры комнаты и емкость банки.
Наполнив банку под струей, я быстрым движением опорожнил ее, считая при этом секунды. В конце концов я вычислил, сколько понадобится времени, чтобы заполнить всю комнату водой. Ответ мне так не понравился, что я просчитал все еще раз.
Четырнадцать часов! Сумею ли я продержаться так долго на плаву?
Сумею, черт побери, если нужно! А мне было нужно! Человек может держаться на плаву сколько угодно, если не запаникует.
Скомкав джинсы, я сунул их в сливное отверстие и чуть не упустил вместе с водой. Поэтому я обмотал их вокруг банки и заткнул слив уже этим узлом. На этот раз он прочно, застрял в отверстии, а я забил оставшиеся щели другими предметами своего туалета. А потом принялся ждать, самодовольно усмехаясь. Может, потоп заодно и отвлечет их внимание и поможет мне бежать.
Вода поднялась на дюйм выше пояса и... перестала литься.
Переключатель, действующий на давление, судя по всему. Следовало бы мне знать, что существа, способные создавать такие корабли, безусловно способны создать безопасную систему водоснабжения, которая не зальет им квартиру. Нам бы так уметь.
Я вытащил обратно свою одежду (всю, кроме одного носка) и разложил сушить.
В эту историю о лягушках я, в общем-то, никогда и не верил.
Сверху сбросили еще одну консервную банку – ростбиф с картошкой. Сытно, конечно, но я уже заскучал по персикам. На банке оттиснуто: «Для продажи на Луне по сниженным ценам», так что весьма вероятно, Толстяк и Тощий приобрели ее честным путем. Интересно, как им нравится со мной делиться? Вез сомнения, они пошли на это только по приказу Черволицего. Но отсюда возникает вопрос, зачем я понадобился ему живой? То есть, конечно, я всецело поддерживал такое решение, но причин его не понимал.
Я решил вести по банкам календарь, считая каждую из них за день.
Потом я снова начал думать о черволицых и меня осенило: ближайшая к нам звезда – Проксима Центавра. Черт возьми, эти чудовища владеют искусством межзвездных полетов!
Я и сам не знаю, почему так удивился. Давно бы уже следовало понять, что к чему. Я почему-то решил сначала, что Черволицый доставил меня на свою родную планету, что он плутонец – или плутократ – бог их знает, как они называются. Но мое предположение было заведомо неверно.
Он дышал воздухом. Температура его корабля вполне подходила мне. Когда он путешествовал не спеша, корабль шел при одном "g". Он пользовался освещением, пригодным для моих глаз. Следовательно, его родная планета должна походить на мою.
Проксима Центавра – двойная звезда, и одна из них – близнец нашего Солнца: те же размеры, та же температура, те же характеристики. Нетрудно предположить, что она может иметь и планету, похожую на Землю. Кажется, я установил домашний адрес Черволицего.
И я мог сказать точно, откуда он не был родом. Уж, наверное, не с планеты, совсем не имеющей атмосферы, где температура достигает абсолютного нуля, вслед за чем наступает «лето», когда оттаивают некоторые газы, но вода остается твердым камнем и даже Черволицему приходится носить скафандр. И ни с какой другой планеты нашей системы, потому что ясно, как божий день, что Черволицый чувствует себя как дома только на планете земного типа. И неважно, как он выглядит: пауки тоже на нас мало похожи, но любят они то же самое, что и мы. В наших жилищах на каждого из нас приходится тысяч по десять пауков.
Черволицему и К° понравилась Земля. Боюсь, что понравилась излишне сильно. Но что же ему нужно на Плутоне?
Однако, с чего начинается вторжение в чужую солнечную систему? Я не шучу: моя темница на Плутоне не шутка, а смеяться над Черволицым у меня как-то нет желания. Итак, с чего бы вы начали? Прямо ворвались бы без подготовки, или забросили бы вперед свою шляпу? Они, кажется, намного опередили нас в технической развитии, но вряд ли могли знать об этом заранее. И не разумней ли сначала создать опорную базу в недосягаемом для нас районе нашей системы?
Тогда, действуя с нее, можно оборудовать и передовую базу, скажем, на безатмосферном спутнике приглянувшейся вам планеты, откуда и будет вестись разведка главной цели.
В случае утраты разведывательной базы можно просто отойти на основной плацдарм и разработать новое наступление.
Отметьте также и то, что хотя от нас Плутон невероятно далек, Черволицему до него с Луны всего пять дней лета. Вспомните вторую мировую войну: главная база надежно удалена от театра военных действий (США/Плутон), но до передовой базы (Англия/Луна) от нее всего лишь пять дней пути, а передовую базу от театра военных действий (Германия/Земля) отделяют всего три часа. Медленно, конечно, но для союзников во время войны оказалось весьма практично.
Оставалось только надеяться, что подобный путь окажется менее практичным для банды Черволицего. Хотя возможности предотвратить его успех я не видел.
Кто-то сбросил мне еще одну банку – спагетти с мясными тефтелями. Будь это консервированные персики, у меня не хватило бы духу на то, что я сделал: прежде чем открыть банку, я использовал ее вместо молотка. Я сплющил ею уже опорожненную консервную банку и, как мог, сбил ее конец в острие, которое наточил на краю бассейна. Теперь у меня был кинжал – не очень хороший, но благодаря ему я почувствовал себя менее беспомощным.
Затем я поел. После еды меня сморило. Я все еще оставался пленником, но имел теперь какое-никакое оружие и, вроде бы, определил, с кем имею дело. Изучить проблему – значит, на две трети решить ее. На этот раз кошмары меня во сне не мучали.
* * *
В следующий раз вместо банки мне на голову скинули Толстяка. Секундой позже за ним приземлился Тощий. Отпрянув к стене, я изготовил кинжал. Не обращая на меня внимания. Тощий встал, подошел к воде и начал пить. Толстяка можно было не опасаться: он потерял сознание. Я смотрел на него и вспоминал, какая он дрянь. Но потом подумал: да какого черта, он-то мне делал массаж, когда мне было плохо? – и начал делать ему искусственное дыхание. Минуту спустя Толстяк задышал сам и выдавил:
– Хватит!
Я снова отпрянул к стене, держа кинжал наготове. Тощий сидел у стены напротив, не обращая на нас внимания. Толстяк окинул взглядом мое жалкое оружие и сказал:
– Убери эту штуковину, малый. Мы с тобой теперь лучшие друзья.
– Ну да?
– Угу. Нам, людям, лучше держаться заодно. – Он уныло вздохнул. – И это называется благодарность! После всего, что мы для него сделали!
– О чем ты? – спросил я.
– О чем? Да все о том же. Он решил, что обойдется без нас. Вот мы и сменили адрес.
– Заткнись, – буркнул Тощий безо всякого выражения.
Толстяк скривил лицо.
– Сам «заткнись», – ответил он злобно. – Мне это надоело. Все «заткнись», да «заткнись», а чем это кончилось?
– Заткнись, тебе говорят.
Толстяк заткнулся. Я так никогда и не узнал толком, что же произошло, потому что Толстяк каждый раз все рассказывал по-другому, а от Тощего вообще не было слышно ничего, кроме однообразных советов заткнуться. Но одно было ясно: они потеряли свою должность то ли подручных гангстеров, то ли членов пятой колонны, то ли как еще можно назвать людей, служащих врагам своего племени. Как-то Толстяк сказал:
– А ведь все из-за тебя.
– Из-за меня? – я положил руку на сделанный из жестянки нож.
– Угу. Не вмешайся ты, он, может, не разозлился бы так.
– Но я же ничего не делал.
– Это по-твоему. Ты всего лишь увел у него изпод носа двух ценнейших пленников и сорвал все планы, когда он спешил со стартом сюда.
– Да, но вы-то здесь не виноваты.
– Я ему так и сказал. Но поди объясни ему! Да брось ты хвататься за свою пилку для ногтей, я ж говорю, кто старое помянет...
И наконец, я узнал то, что интересовало меня больше всего. Когда я в пятый раз заговорил о Крошке,
Толстяк спросил:
– А какое тебе до нее дело?
– Да просто хочу знать, жива ли.
– Жива, конечно. По крайней мере, была жива, когда я ее в последний раз видел.
– Это когда же?
– Больно ты много вопросов задаешь. Здесь я ее видел.
– Так она здесь? – с надеждой переспросил я.
– Про то и толкую. Шляется где попало и все время под ногами путается. Живет, надо сказать, как принцесса. – Толстяк поковырял в зубах и нахмурился. – Никак не пойму, почему ее он обхаживает, а с нами так поступил. Неправильно это!
Мне это тоже показалось странным, но по другим причинам. Трудно было представить себе отважную Крошку любимицей Черволицего. Либо здесь какойто секрет, либо Толстяк врет.
– Так она что же, не под замком?
– А что толку ее запирать? Куда она отсюда денется?
Я подумал над этим. Действительно, куда – если шаг наружу означает самоубийство. Даже будь у Крошки скафандр (а уж он-то наверняка заперт), даже окажись под рукой корабль без экипажа, в который она сумеет забраться, корабельного «мозга» – маленького приспособления, служащего ключом к системе управления кораблем, – ей все равно не найти.
– А что стало с Материней?
– С кем, с кем?
– Ну, – я запнулся, – ну, с тем инопланетным существом, которое я нес в скафандре. Ты должен помнить, ты же был там, когда вы нас нашли. Та, что с ней? Она жива?
– Эти насекомые меня не интересуют, – хмуро отрезал Толстяк, и больше ничего вытянуть из него мне не удалось.
Но теперь я знал, что Крошка жива, и из горла исчез, наконец, комок. Она здесь! Я стал обдумывать возможность подать ей весточку. Инсинуации Толстяка, что она подружилась с Черволицым, нисколько меня не беспокоили.
Верно, что Крошка вела себя непредсказуемо, а иногда и просто ужасно, доводя меня до ручки –
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
.
Немного спустя я лег и уснул.
Разбудил меня грохот.
Это свалилась на пол консервная банка. При падении она не разбилась, но ключ был на ней, и я быстренько ее вскрыл. Солонина и очень недурная. Пустую банку я отмыл как следует, чтобы не пахло, и приспособил под чашку – вода могла быть отравлена, но другой не было все равно.
Вода оказалась теплой, и я вымылся. Сомневаюсь, чтобы за последние двадцать лет кто-нибудь из моих соотечественников нуждался в ванне больше, чем я сейчас. Затем я постирал одежду. Мои рубашка, трусы и носки были сделаны из быстро сохнущей синтетики; джинсы сохли дольше, но меня это не беспокоило. А вот знай я, что попаду на Плутон, я безусловно захватил бы с собой хоть один из двухсот кусков мыла «скайвей», сложенных на полу у нас в чулане.
Стирка надоумила меня произвести инвентаризацию наличного имущества. У меня имелись: носовой платок; шестьдесят семь центов мелочи; долларовая купюра, настолько затасканная и пропитанная потом, что даже портрет Вашингтона стал почти неразличим; автоматический карандаш с рекламной надписью – «лучшие молочные коктейли – в ресторане Джея для автомобилиетов» (брехня, конечно, – лучшие коктейли в городе делал я); наконец, список продуктов, которые мама просила купить у бакалейщика, и которые я не купил из-за того идиотского кондиционера в аптеке. Список оказался не таким затасканным, как доллар, потому что лежал в нагрудном карманчике рубашки.
Я разложил все вещи в ряд и осмотрел их. Сомнительно, чтобы из них удалось сделать чудесное оружие, с помощью которого я сумею вырваться отсюда, захватить корабль, научиться им управлять и, победоносно вернувшись домой, предупредить Президента об опасности и спасти страну. Я разложил вещи по-другому. Но даже от этого они не стали похожи на материал для чудо-оружия. Просто потому, что не были им.
* * *
Разбуженный кошмарами, я вдруг отчетливо вспомнил, где я нахожусь, и мне захотелось обратно в кошмарный сон. Я лежал, жалея самого себя изо всех сил, и вскоре слезы ручьем хлынули на мой дрожащий подбородок. Я никогда не ставил самоцелью «не быть плаксой», отец не раз говорил, что в слезах ничего дурного нет, просто на людях плакать не принято, хотя у некоторых народов плач считается делом общественно полезным. Однако у нас в школе прослыть плаксой было не очень полезно, так что я отучился плакать уже давно. К тому же, слезы изматывают, но ничего не меняют. Так что я закрыл краны и взялся за оценку обстановки.
Планы у меня возникли следующие:
1. Выбраться из этой ямы.
2. Найти Оскара и влезть в него.
3. Выбраться наружу, украсть корабль и отправиться домой – если соображу, как.
4. Придумать оружие или способ, как отбиться от черволицых или отвлечь их внимание, пока я сбегу и буду искать корабль. Это как раз дело легкое. Любой супермен, обладающий даром телепортации и другим стандартным набором парапсихологических чудес справится запросто. Не забыть бы только составить абсолютно надежный план операции и уплатить страховой взнос.
5. Самое главное: прежде, чем сказать «прости» романтическим берегам экзотического Плутона и его гостеприимным красочным туземцам, необходимо удостовериться, что ни Крошки, ни Материни здесь нет, а если они здесь, то забрать их с собой, ибо – вопреки мнению некоторых – лучше быть мертвым героем, чем живой гнидой. Смерть, конечно, дело пакостное и неопрятное, но ведь и гниде придется когда-то умирать, как ни пытайся она остаться в живых, а до этого дня придется жить, постоянно объясняя, почему поступил тогда так, а не иначе. Строить из себя героя, разумеется, занятие малопривлекательное, но альтернатива этому выглядит куда как хуже.
И совсем не в том дело, что Крошка умеет управлять кораблем, а Материня может меня этому научить. Доказать я это не могу, но сам знаю твердо, что это так.
Примечание: итак, я научусь пилотировать корабль, но выдержу ли я полет при восьми "g"? Я же помню, каково мне пришлось. Автопилот? А есть ли на нем указатели по-английски? (Брось дурить, Клиффорд!). Дополнительное примечание. Сколько времени займет путь домой при одном "g"? Весь остаток жизни? Или всего лить достаточный срок, чтобы умереть с голоду?
6. Трудотерапия. Я должен что-то придумать, чтобы занять себя в промежутки отдыха между раздумиями над предыдущими пунктами плана. Это необходимо, чтобы сохранять форму и держать себя в руках. О'Генри в тюрьме писал рассказы. Апостол Павел создал самые сильные свои произведения в заключении в Риме. Что ж, в следующий раз захвачу с собой пачку бумаги и машинку. А сейчас придется удовлетвориться математическими головоломками и шахматными задачами. Годится все что угодно, лишь бы не начать себя жалеть.
* * *
Итак, за работу. Пункт первый – как выбраться из этой ямы? Ответ: никак. Ширина камеры футов двадцать, до потолка футов двенадцать. Стенки гладкие, как щечки младенца и непроницаемые, как сборщик налогов. Что еще? Отверстие в потолке, струйка воды и выемка, в которую она стекает. Я подпрыгнул и достал до потолка. Отсюда вывод, что сила тяжести здесь составляет 1,4 "g". Определить раньше я никак не мог, потому что до Плутона испытал притяжение в одну шестую нормального, а потом бесконечно долго летел при восьми "g", так что мои рефлексы уже все перепутали.
Но, хотя потолок я и мог достать, я не мог ни ходить по нему, ни летать под ним.
Можно, конечно, разодрать одежду и свить веревку. Но за что ее зацепить? Насколько я помню, пол наверху вокруг отверстия абсолютно гладкий. Но допустим даже, что я за что-нибудь зацеплюсь? Что дальше? Бегать вокруг в чем мать родила, пока не нарвусь на Черволицего и тот не загонит меня обратно в клетку, на этот раз голого? Я решил отложить трюк с веревкой до тех пор, пока не разработаю способа загнать Черволицего и все его племя в тупик.
Вздохнув, я снова огляделся вокруг. Что остается? Струйка воды и маленький бассейн под ней.
Есть такая история о двух лягушках, угодивших в чан со сметаной. Одна, поняв всю безнадежность положения, задрала лапки вверх и утонула. А вторая по глупости по своей никак не могла понять, что ей конец, и все знай брыкалась, пытаясь выбраться. Несколько часов спустя она сбила такой огромный кусок масла, что держалась на нем как на острове, пока не пришла молочница и не выбросила ее вон.
Вода с одной стороны лилась в тазик, а с другой куда-то выливалась. А что, если она не будет выливаться? Так, а удержусь ли я на поверхности, пока вода заполнит комнату и дойдет до отверстия в потолке? Что ж, это можно высчитать. У меня ведь есть консервная банка.
По виду она была объемом с пинту, а пинта она и в Африке весит фунт, а кубический фут воды весит (на Земле) чуть больше шестидесяти фунтов. Но мне надо знать точно. Размер моей ступни – одиннадцать дюймов. Двумя монетками я отметил одиннадцать дюймов на полу. Оказывается, ширина долларовой купюры составляет 2,5 дюйма. В скором времени я довольно точно определил размеры комнаты и емкость банки.
Наполнив банку под струей, я быстрым движением опорожнил ее, считая при этом секунды. В конце концов я вычислил, сколько понадобится времени, чтобы заполнить всю комнату водой. Ответ мне так не понравился, что я просчитал все еще раз.
Четырнадцать часов! Сумею ли я продержаться так долго на плаву?
Сумею, черт побери, если нужно! А мне было нужно! Человек может держаться на плаву сколько угодно, если не запаникует.
Скомкав джинсы, я сунул их в сливное отверстие и чуть не упустил вместе с водой. Поэтому я обмотал их вокруг банки и заткнул слив уже этим узлом. На этот раз он прочно, застрял в отверстии, а я забил оставшиеся щели другими предметами своего туалета. А потом принялся ждать, самодовольно усмехаясь. Может, потоп заодно и отвлечет их внимание и поможет мне бежать.
Вода поднялась на дюйм выше пояса и... перестала литься.
Переключатель, действующий на давление, судя по всему. Следовало бы мне знать, что существа, способные создавать такие корабли, безусловно способны создать безопасную систему водоснабжения, которая не зальет им квартиру. Нам бы так уметь.
Я вытащил обратно свою одежду (всю, кроме одного носка) и разложил сушить.
В эту историю о лягушках я, в общем-то, никогда и не верил.
Сверху сбросили еще одну консервную банку – ростбиф с картошкой. Сытно, конечно, но я уже заскучал по персикам. На банке оттиснуто: «Для продажи на Луне по сниженным ценам», так что весьма вероятно, Толстяк и Тощий приобрели ее честным путем. Интересно, как им нравится со мной делиться? Вез сомнения, они пошли на это только по приказу Черволицего. Но отсюда возникает вопрос, зачем я понадобился ему живой? То есть, конечно, я всецело поддерживал такое решение, но причин его не понимал.
Я решил вести по банкам календарь, считая каждую из них за день.
Потом я снова начал думать о черволицых и меня осенило: ближайшая к нам звезда – Проксима Центавра. Черт возьми, эти чудовища владеют искусством межзвездных полетов!
Я и сам не знаю, почему так удивился. Давно бы уже следовало понять, что к чему. Я почему-то решил сначала, что Черволицый доставил меня на свою родную планету, что он плутонец – или плутократ – бог их знает, как они называются. Но мое предположение было заведомо неверно.
Он дышал воздухом. Температура его корабля вполне подходила мне. Когда он путешествовал не спеша, корабль шел при одном "g". Он пользовался освещением, пригодным для моих глаз. Следовательно, его родная планета должна походить на мою.
Проксима Центавра – двойная звезда, и одна из них – близнец нашего Солнца: те же размеры, та же температура, те же характеристики. Нетрудно предположить, что она может иметь и планету, похожую на Землю. Кажется, я установил домашний адрес Черволицего.
И я мог сказать точно, откуда он не был родом. Уж, наверное, не с планеты, совсем не имеющей атмосферы, где температура достигает абсолютного нуля, вслед за чем наступает «лето», когда оттаивают некоторые газы, но вода остается твердым камнем и даже Черволицему приходится носить скафандр. И ни с какой другой планеты нашей системы, потому что ясно, как божий день, что Черволицый чувствует себя как дома только на планете земного типа. И неважно, как он выглядит: пауки тоже на нас мало похожи, но любят они то же самое, что и мы. В наших жилищах на каждого из нас приходится тысяч по десять пауков.
Черволицему и К° понравилась Земля. Боюсь, что понравилась излишне сильно. Но что же ему нужно на Плутоне?
Однако, с чего начинается вторжение в чужую солнечную систему? Я не шучу: моя темница на Плутоне не шутка, а смеяться над Черволицым у меня как-то нет желания. Итак, с чего бы вы начали? Прямо ворвались бы без подготовки, или забросили бы вперед свою шляпу? Они, кажется, намного опередили нас в технической развитии, но вряд ли могли знать об этом заранее. И не разумней ли сначала создать опорную базу в недосягаемом для нас районе нашей системы?
Тогда, действуя с нее, можно оборудовать и передовую базу, скажем, на безатмосферном спутнике приглянувшейся вам планеты, откуда и будет вестись разведка главной цели.
В случае утраты разведывательной базы можно просто отойти на основной плацдарм и разработать новое наступление.
Отметьте также и то, что хотя от нас Плутон невероятно далек, Черволицему до него с Луны всего пять дней лета. Вспомните вторую мировую войну: главная база надежно удалена от театра военных действий (США/Плутон), но до передовой базы (Англия/Луна) от нее всего лишь пять дней пути, а передовую базу от театра военных действий (Германия/Земля) отделяют всего три часа. Медленно, конечно, но для союзников во время войны оказалось весьма практично.
Оставалось только надеяться, что подобный путь окажется менее практичным для банды Черволицего. Хотя возможности предотвратить его успех я не видел.
Кто-то сбросил мне еще одну банку – спагетти с мясными тефтелями. Будь это консервированные персики, у меня не хватило бы духу на то, что я сделал: прежде чем открыть банку, я использовал ее вместо молотка. Я сплющил ею уже опорожненную консервную банку и, как мог, сбил ее конец в острие, которое наточил на краю бассейна. Теперь у меня был кинжал – не очень хороший, но благодаря ему я почувствовал себя менее беспомощным.
Затем я поел. После еды меня сморило. Я все еще оставался пленником, но имел теперь какое-никакое оружие и, вроде бы, определил, с кем имею дело. Изучить проблему – значит, на две трети решить ее. На этот раз кошмары меня во сне не мучали.
* * *
В следующий раз вместо банки мне на голову скинули Толстяка. Секундой позже за ним приземлился Тощий. Отпрянув к стене, я изготовил кинжал. Не обращая на меня внимания. Тощий встал, подошел к воде и начал пить. Толстяка можно было не опасаться: он потерял сознание. Я смотрел на него и вспоминал, какая он дрянь. Но потом подумал: да какого черта, он-то мне делал массаж, когда мне было плохо? – и начал делать ему искусственное дыхание. Минуту спустя Толстяк задышал сам и выдавил:
– Хватит!
Я снова отпрянул к стене, держа кинжал наготове. Тощий сидел у стены напротив, не обращая на нас внимания. Толстяк окинул взглядом мое жалкое оружие и сказал:
– Убери эту штуковину, малый. Мы с тобой теперь лучшие друзья.
– Ну да?
– Угу. Нам, людям, лучше держаться заодно. – Он уныло вздохнул. – И это называется благодарность! После всего, что мы для него сделали!
– О чем ты? – спросил я.
– О чем? Да все о том же. Он решил, что обойдется без нас. Вот мы и сменили адрес.
– Заткнись, – буркнул Тощий безо всякого выражения.
Толстяк скривил лицо.
– Сам «заткнись», – ответил он злобно. – Мне это надоело. Все «заткнись», да «заткнись», а чем это кончилось?
– Заткнись, тебе говорят.
Толстяк заткнулся. Я так никогда и не узнал толком, что же произошло, потому что Толстяк каждый раз все рассказывал по-другому, а от Тощего вообще не было слышно ничего, кроме однообразных советов заткнуться. Но одно было ясно: они потеряли свою должность то ли подручных гангстеров, то ли членов пятой колонны, то ли как еще можно назвать людей, служащих врагам своего племени. Как-то Толстяк сказал:
– А ведь все из-за тебя.
– Из-за меня? – я положил руку на сделанный из жестянки нож.
– Угу. Не вмешайся ты, он, может, не разозлился бы так.
– Но я же ничего не делал.
– Это по-твоему. Ты всего лишь увел у него изпод носа двух ценнейших пленников и сорвал все планы, когда он спешил со стартом сюда.
– Да, но вы-то здесь не виноваты.
– Я ему так и сказал. Но поди объясни ему! Да брось ты хвататься за свою пилку для ногтей, я ж говорю, кто старое помянет...
И наконец, я узнал то, что интересовало меня больше всего. Когда я в пятый раз заговорил о Крошке,
Толстяк спросил:
– А какое тебе до нее дело?
– Да просто хочу знать, жива ли.
– Жива, конечно. По крайней мере, была жива, когда я ее в последний раз видел.
– Это когда же?
– Больно ты много вопросов задаешь. Здесь я ее видел.
– Так она здесь? – с надеждой переспросил я.
– Про то и толкую. Шляется где попало и все время под ногами путается. Живет, надо сказать, как принцесса. – Толстяк поковырял в зубах и нахмурился. – Никак не пойму, почему ее он обхаживает, а с нами так поступил. Неправильно это!
Мне это тоже показалось странным, но по другим причинам. Трудно было представить себе отважную Крошку любимицей Черволицего. Либо здесь какойто секрет, либо Толстяк врет.
– Так она что же, не под замком?
– А что толку ее запирать? Куда она отсюда денется?
Я подумал над этим. Действительно, куда – если шаг наружу означает самоубийство. Даже будь у Крошки скафандр (а уж он-то наверняка заперт), даже окажись под рукой корабль без экипажа, в который она сумеет забраться, корабельного «мозга» – маленького приспособления, служащего ключом к системе управления кораблем, – ей все равно не найти.
– А что стало с Материней?
– С кем, с кем?
– Ну, – я запнулся, – ну, с тем инопланетным существом, которое я нес в скафандре. Ты должен помнить, ты же был там, когда вы нас нашли. Та, что с ней? Она жива?
– Эти насекомые меня не интересуют, – хмуро отрезал Толстяк, и больше ничего вытянуть из него мне не удалось.
Но теперь я знал, что Крошка жива, и из горла исчез, наконец, комок. Она здесь! Я стал обдумывать возможность подать ей весточку. Инсинуации Толстяка, что она подружилась с Черволицым, нисколько меня не беспокоили.
Верно, что Крошка вела себя непредсказуемо, а иногда и просто ужасно, доводя меня до ручки –
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27