Простительно ли, что из любви ко мне ты совершаешь жестокости и даже преступления? Если ты страшишься за мою жизнь, облеки меня этим твоим бессмертием; хотя оно и вызывает у меня сильные опасения, так как я считаю, что оно не от Бога, а от дьявола, и поэтому здесь на земле отвергается моей религией, все же, ради тебя, дорогая, я с радостью приму этот крест, зная, что мы никогда больше не расстанемся. Но если, как ты говоришь, сейчас это невозможно, стань моей женой, и пусть исполнится воля судьбы. Все люди смертны, но прежде чем умереть, я буду, по крайней мере, счастлив с тобой – хоть один час.
– Если бы я только смела… – ответила Айша с печальным жестом. – Не настаивай, Лео, ведь я могу не выдержать и повести тебя гибельной дорогой. Ты никогда не слышал, Лео, о том, что любовь может убивать и что в чаше, полной радости, может таиться яд?
И как будто опасаясь себя самое, Айша повернулась и убежала.
На том дело и кончилось. Собственно говоря, не случилось ничего страшного, царапины Лео быстро зажили, охотники не только не были наказаны, но и возведены в ранг личных телохранителей Лео. Но урок мы получили наглядный. Прежде всего мы узнали, что Айша может издали следить за Лео и даже наделять этой ясновидческой способностью других, хотя и бессильна помочь ему в беде, чем и объясняется ее невероятно сильная, постоянная тревога за него.
Подумайте, каково было бы любому из нас каким-нибудь мистическим способом узнавать о каждой открытой и тайной опасности, о каждой болезни, угрожающей нашим любимым. Видеть, как содрогается скала у них над головой; видеть, как они подносят к губам кубок, полный смертельного яда; видеть, как они всходят на борт корабля, который обречен на неминуемую гибель, – и быть не в силах предостеречь или удержать их. Ни один смертный человек не вынес бы всех этих постоянных ужасов, ибо что ни день мимо груди каждого из нас незримо и неслышно пролетают стрелы Смерти, до тех пор пока одна из них не поразит нас.
Что же должна была переживать Айша, наблюдая очами своего духа за тем, как мы преодолеваем многочисленные опасности, каждый раз на волосок от смерти? Когда, например, она видела Лео в моем камберлендском доме в безумном отчаянии, на грани самоубийства, и сверхъестественным усилием воли добилась, чтобы некая поработившая ее сила позволила ей перенестись душой через полмира и открыть любимому тайну своего местонахождения.
И еще один пример из многих: что она должна была испытывать, видя, как он болтается на непрочном ремне из яковой шкуры над пропастью, не в силах прийти ему на помощь, не в силах даже предугадать, что случится в следующее мгновение, ведь если бы его постигла страшная гибель, ей предстояло бы жить одной долгие века, ожидая его нового возрождения.
И ее муки отнюдь не ограничивались подобными страхами, ее терзали и другие, не менее тягостные. Можно представить себе, в частности, как страдало ее ревнивое сердце, когда она знала, что ее возлюбленный подвергается искушениям, естественным в холостяцкой жизни, особенно когда его так настойчиво домогалась ее древняя соперница Атене, некогда его жена, по признанию самой же Айши. Добавьте к этому ее страх перед теми неизбежными переменами, которые производит в людях время, опасение, как бы постепенно в его сердце не изгладилась память о ее мудрости, всесилии и красоте, а вместе с тем и желание видеть ее вновь; столько веков мучительнейшего ожидания – и опять остаться забытой и одинокой!
Поистине Сила, ограничивающая наши способности восприятия, оказывает нам величайшее благодеяние; если бы не ее вмешательство, мы все сошли бы с ума и погибли, беснуясь, от всех угрожающих нам ужасов.
Напрашивался вывод, что Айша, эта великая, терзающаяся душа, в своем стремлении обрести вечное сияние любви и жизни уподоблялась слепой Пандоре. Из похищенного ею ящика с красотой и сверхчеловеческим могуществом выпрыгнули и поселились в ее груди сотни жестоких демонов; мы же, обычные смертные, ощущаем лишь слабое, холодное дуновение от их крыл.
Чтобы довершить эту параллель, скажу, что в этом опустевшем ящике все еще сохраняется надежда.
Глава XX. Алхимическая лаборатория Айши
Вскоре после происшествия со снежным барсом один из таких демонов, обитающих в груди Айши, демон безграничного честолюбия, громко заявил о своем существовании. За ужином Айша обычно обсуждала свои планы на будущее, то великое, бесконечное будущее, которое она обещала принести нам в дар.
Здесь я должен упомянуть, если еще этого не сделал, что, невзирая на мой прежний отказ, мне будет милостиво позволено погрузить свое старческое тело в Источник Жизни, хотя если она и знала, какое обличие я обрету после омовения, то, подобно Геродоту, повествующему о тайнах Древнего Египта, предпочла об этом умолчать.
Втайне я надеялся, что мое наружное «я» переменится к лучшему, ибо перспектива увековечить свой нынешний, не слишком привлекательный облик отнюдь не казалась мне заманчивой. По правде сказать, все это носило для меня скорее академический, нежели реальный интерес: я не верил, что, как в волшебной сказке, я обрету бессмертие. И могу добавить, что, как и прежде, я не был убежден, что это совпадает с моими желаниями.
Замыслы Айши были далеко идущие и поистине ужасающие. Ее знакомство с современным миром, с его политическими и социальными достижениями было все еще строго ограниченным; ибо, если она и обладала способностью понять его историю и его нынешнюю деятельность, этой способностью она совершенно не пользовалась. Практически все ее знание сводилось к сведениям, почерпнутым ею из нескольких наших коротких бесед в Коре еще в те давние времена. Теперь же ее любознательность была безгранична; к сожалению, все наши сведения уже устарели, ибо прошло целых пятнадцать лет с тех пор, как мы утратили всякий контакт с цивилизованными народами и жили в таком же неведении, как и она.
Все же мы могли описать ей условия жизни и деятельности разных народов того времени, когда мы отправились в путешествие, и даже, с большей или меньшей степенью неточности, нарисовать карты кое-каких стран с их границами; эти карты она долго рассматривала в глубокой задумчивости.
Наибольший ее интерес возбудили китайцы, может быть, потому, что она была знакома с многими монголоидными народами и, как и мы, понимала их наречия. Для всех этих расспросов у нее была своя побудительная причина, которую однажды вечером она изложила самым деловым тоном.
Те, кто прочитал первую часть этого повествования, оставленную мной для опубликования в Англии, вероятно, помнят, что во время бесед в Коре Она шокировала нас высказанной ею решимостью завладеть Великобританией только потому, что мы происходим из этой страны. С тех пор выросло ее могущество, а соответственно – и притязания: она вознамерилась сделать Лео самодержавным правителем мировой империи. Напрасно он горячо уверял ее, что не питает подобного желания. Она только посмеялась над ним и сказала:
– Среди каких бы народов я не появилась, я должна повелевать этими народами, ибо Айша не может быть на вторых ролях среди смертных. А ты, Лео, мой повелитель, более того, мой хозяин. Ясно поэтому, что ты должен быть повелителем и всей земли, а может быть, и других планет, о которых я кое-что знаю; думаю, что я смогу их достичь, хотя пока еще я не сосредоточивала на этом свои мысли. Моя истинная жизнь еще не начиналась. Недолгий отрезок времени, который я прожила в этом мире, я провела в мыслях и мечтах о тебе, ожидая твоего возрождения, а в последние годы, с тех пор как мы расстались, ожидая, когда ты возвратишься ко мне.
Но пройдет еще несколько месяцев – и дни приготовления останутся позади; ты, как и я, обретешь вечную энергию, всю мудрость веков и мощь, способную рушить горы и осушать океаны; тогда и начнется наше истинное существование. Никак не могу дождаться часа, когда мы, словно две звезды, только что воссиявшие в небесах, предстанем во всем своем великолепии перед изумленными взорами людей. Я буду счастлива видеть, да, говорю тебе, Лео, я буду счастлива видеть, как державы и метрополии и их владения во главе с их царями и наместниками будут склоняться перед нашими престолами и смиренно умолять, чтобы мы позволили им исполнять нашу волю. Некоторое время, по крайней мере, – добавила она, – я буду счастлива, а затем мы обратимся к более великим свершениям.
Все время, пока она говорила, сияние ее чела усиливалось и ширилось, – вот оно уже засияло над ее головой, точно развернутый золотой веер; ее дремотные глаза вспыхнули от этого сияния и стали похожи на мерцающие зеркала, в которых я увидел гордое величие на троне и склоняющиеся пред ним в смиренной мольбе народы.
– И как же, – спросил Лео, подавляя стон, ибо перспектива владычествовать всей землей нимало его не прельщала, – и как же ты, Айша, собираешься достигнуть всего этого?
– Как, мой Лео? Достаточно легко. Много вечеров я слышала мудрые беседы нашего Холли – должна, однако, оговориться, что мудрыми считает их он сам, но ему еще предстоит пройти долгий путь к мудрости; я долго рассматривала его кое-как накарябанные карты, сопоставляя их с тем, что запечатлелось в моей памяти, ибо в последнее время мне недосуг было заниматься такими пустяками. Я также тщательно обдумала твои рассказы о народах, населяющих этот мир, о всяческих их безрассудствах, о тщетной борьбе за богатство и незначительное превосходство; и я пришла к выводу, что разумнее и милосерднее всего – объединить их в одно целое под нашим владычеством: мы возьмем их судьбу в свои руки, искореним войны, недуги и бедность, дабы эти однодневки (она употребила слово «эфемериды») жили счастливо от колыбели до могилы.
Если бы не твое непонятное отвращение к кровопролитию, необходимость которого часто диктуется политическими соображениями, – ты, Лео, увы, не философ, – мы могли бы достичь своих целей очень быстро, ибо я владею оружием, способным сокрушить их сухопутные армии и потопить их флоты; да, это так, ведь мне повинуются даже молнии и стихийные силы Природы. Но тебя устрашает зрелище Смерти; ты полагаешь, будто Небеса будут недовольны, если я стану – или буду избрана – орудием их воли. Ну что ж, твое слово – для меня закон; поэтому поищем более мирный путь.
– И как же ты убедишь земных владык отдать тебе свои короны? – спросил я в изумлении.
– Народы сами предложат нам стать их властителями, – уклончиво ответила она. – О Холли, Холли! Как ограничен твой ум, как бедно твое воображение! Прошу тебя, напряги как следует твою мысль. Когда мы явимся среди людей, щедро осыпая их золотом, облеченные ужасающим могуществом, ослепительно прекрасные и бессмертные, не воскликнут ли они в один голос: «Будьте нашими монархами, правьте нами!»?
– Возможно, – с сомнением ответил я. – И где же ты явишься? Она взяла нарисованную мною карту Восточного полушария и ткнула пальцем в Пекин.
– Здесь мы обоснуемся на несколько столетий – три, пять, семь, – сколько понадобится, чтобы переделать этот народ в соответствии с моими вкусами и целями. Я выбрала китайцев, потому что их, как ты говоришь, бессчетное множество; они отважны, умны и терпеливы, и, хотя сейчас они беспомощны, потому что ими плохо управляют и не дают им необходимого образования, они могут затопить своими полчищами маленькие европейские страны. С них мы и начнем наше правление, и в течение нескольких веков не будем посягать на большее – за это время они смогут усвоить нашу мудрость, а ты, мой Холли, сделаешь их армии непобедимыми, учредишь в их стране разумное правление и дашь им богатство, мир и новую религию.
Я даже не поинтересовался, какова будет эта новая религия. Излишний вопрос, ибо я был убежден, что это будет культ Айши. В голове у меня теснилось такое множество предположений – среди них немало странных и абсурдных – по поводу возможных последствий первого появления Айши в Китае, что я позабыл об этой дополнительной проблеме нашего правления.
– А если «маленькие западные страны» не станут ждать, пока их «затопят»? – с раздражением спросил Лео, ибо ему, представителю великой западной нации, не понравился ее пренебрежительный тон. – Если, допустим, они объединятся и нападут первыми?
– А! – сказала она, сверкнув глазами. – Я уже обдумала такую возможность; надеюсь, так и случится, ибо тогда ты не сможешь винить меня, если я пущу в ход всю свою мощь. Так долго спавший Восток наконец-то пробудится, и ты увидишь, как мои пылающие стяги будут победно реять на полях невиданных в истории сражений! Один за другим падут и погибнут все прочие народы, я водружу твой престол на пирамиде из бесчисленных мертвых тел, и ты станешь императором мира, возрожденного в крови и огне.
Устрашенный подобной перспективой, убежденный противник абсолютной монархии, в сущности, республиканец по своим убеждениям и симпатиям, Лео продолжал этот спор, но я перестал слушать: такими невероятно гротескными и фантастически абсурдными показались мне имперские притязания Айши – ни один честолюбивый безумец не мог бы выдумать ничего подобного.
И тем не менее – тут-то и была вся загвоздка – я не питал ни малейших сомнений, что она может осуществить свои поразительные, ужасные замыслы. Почему бы и нет? Смерть ей не угрожает: она одержала верх над самой смертью. Ее красота, «этот кубок безумия», как она однажды сказала, и ее непреклонная воля вполне могут принудить несметные толпы людей последовать за ней. Невероятно изобретательный ум поможет ей создать новые виды оружия, которым не сможет противостоять даже хорошо обученная армия. Она вполне может выполнить свои намерения; у меня были веские основания полагать, что она властвует над всеми силами Природы, включая электричество, поэтому все живые существа окажутся ее добычей.
Айша обладает типично женским честолюбием; и самое страшное, что ее сверхъестественное всесилие не ограничено никакой ответственностью перед Богом или людьми. Возможно, она и впрямь падший ангел, как она однажды намекнула и как убеждены Атене и старый Шаман; это и есть ее истинное место в творении. Принудить ее к каким-то уступкам может, как я обнаружил, только любовь к Лео и, в несравненно меньшей степени, дружеское чувство ко мне.
Но я был уверен, что ее всепоглощающая страсть к одному человеку, необъяснимая в своем постоянстве и силе, окажется, как это уже было в прошлом, ее ахиллесовой пятой. Когда она совершила омовение в Источнике Могущества и Бессмертия, ее сердце сохранило слабости, свойственные смертному человеку; пользуясь этими слабостями, ее можно было сделать кроткой, точно дитя; не будь их, она опустошила бы весь мир!
Я был прав.
Так я раздумывал в надежде, что Айша не удосужится прочитать мои мысли, как вдруг заметил, что перед ней, низко склонясь, стоит Орос.
– В чем дело, жрец? – резко спросила Айша: она не любила, чтобы ее беспокоили, когда она была с Лео.
– Хес, вернулись лазутчики.
– Зачем ты их посылал? – равнодушно спросила Айша. – Я не нуждаюсь в твоих лазутчиках.
– Так ты велела сама, Хес.
– И что же они донесли?
– Положение очень серьезное, Хес. Люди Калуна – в крайнем отчаянии: засуха спалила весь их урожай, им грозит голод; в своих бедствиях они винят чужеземцев, которые бежали к тебе. Хания Атене пылает безумной ненавистью к тебе и нашей святой Общине. Она трудилась денно и нощно и собрала две большие армии: в сорок и двадцать тысяч воинов; эту вторую армию под командованием ее деда Шамана Симбри она посылает против Горы. В случае ее поражения она предполагает остаться со второй, более многочисленной армией на Равнине.
– Подумаешь, какие новости! – с презрительным смешком сказала Айша. – Эта женщина хочет бороться со мной? Уж не сошла ли она с ума от ненависти? Мой Холли, у тебя только что мелькнула мысль, что это я сумасшедшая, да еще и хвастунья, ибо у меня не хватит сил совершить задуманное. Через шесть дней ты увидишь, своими глазами увидишь, кто из нас прав; и хотя дело, что мне предстоит, довольно незначительное, я постараюсь рассеять все твои сомнения. Погоди, сейчас я удостоверюсь сама, хоть это и утомительно, правду ли доносят лазутчики: они могут оказаться жертвами своих страхов или ложных слухов, распускаемых Атене.
Вообще-то Айша не любила заниматься ясновидением, то ли ей было недосуг, то ли это и впрямь сильно ее утомляло, но тут она сосредоточилась, ее прекрасное лицо застыло, как во время транса: свет на лбу погас, большие зрачки сузились и потускнели.
Минут через пять она вздохнула, как человек, пробуждающийся от глубокого сна, провела ладонью по лбу и стала такой, как обычно, только немного томной и как будто усталой.
– Да, верно, – сказала она. – Надо действовать – и безотлагательно, пока они не перебили много моих людей. Мой господин, хочешь ли ты видеть войну?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Если бы я только смела… – ответила Айша с печальным жестом. – Не настаивай, Лео, ведь я могу не выдержать и повести тебя гибельной дорогой. Ты никогда не слышал, Лео, о том, что любовь может убивать и что в чаше, полной радости, может таиться яд?
И как будто опасаясь себя самое, Айша повернулась и убежала.
На том дело и кончилось. Собственно говоря, не случилось ничего страшного, царапины Лео быстро зажили, охотники не только не были наказаны, но и возведены в ранг личных телохранителей Лео. Но урок мы получили наглядный. Прежде всего мы узнали, что Айша может издали следить за Лео и даже наделять этой ясновидческой способностью других, хотя и бессильна помочь ему в беде, чем и объясняется ее невероятно сильная, постоянная тревога за него.
Подумайте, каково было бы любому из нас каким-нибудь мистическим способом узнавать о каждой открытой и тайной опасности, о каждой болезни, угрожающей нашим любимым. Видеть, как содрогается скала у них над головой; видеть, как они подносят к губам кубок, полный смертельного яда; видеть, как они всходят на борт корабля, который обречен на неминуемую гибель, – и быть не в силах предостеречь или удержать их. Ни один смертный человек не вынес бы всех этих постоянных ужасов, ибо что ни день мимо груди каждого из нас незримо и неслышно пролетают стрелы Смерти, до тех пор пока одна из них не поразит нас.
Что же должна была переживать Айша, наблюдая очами своего духа за тем, как мы преодолеваем многочисленные опасности, каждый раз на волосок от смерти? Когда, например, она видела Лео в моем камберлендском доме в безумном отчаянии, на грани самоубийства, и сверхъестественным усилием воли добилась, чтобы некая поработившая ее сила позволила ей перенестись душой через полмира и открыть любимому тайну своего местонахождения.
И еще один пример из многих: что она должна была испытывать, видя, как он болтается на непрочном ремне из яковой шкуры над пропастью, не в силах прийти ему на помощь, не в силах даже предугадать, что случится в следующее мгновение, ведь если бы его постигла страшная гибель, ей предстояло бы жить одной долгие века, ожидая его нового возрождения.
И ее муки отнюдь не ограничивались подобными страхами, ее терзали и другие, не менее тягостные. Можно представить себе, в частности, как страдало ее ревнивое сердце, когда она знала, что ее возлюбленный подвергается искушениям, естественным в холостяцкой жизни, особенно когда его так настойчиво домогалась ее древняя соперница Атене, некогда его жена, по признанию самой же Айши. Добавьте к этому ее страх перед теми неизбежными переменами, которые производит в людях время, опасение, как бы постепенно в его сердце не изгладилась память о ее мудрости, всесилии и красоте, а вместе с тем и желание видеть ее вновь; столько веков мучительнейшего ожидания – и опять остаться забытой и одинокой!
Поистине Сила, ограничивающая наши способности восприятия, оказывает нам величайшее благодеяние; если бы не ее вмешательство, мы все сошли бы с ума и погибли, беснуясь, от всех угрожающих нам ужасов.
Напрашивался вывод, что Айша, эта великая, терзающаяся душа, в своем стремлении обрести вечное сияние любви и жизни уподоблялась слепой Пандоре. Из похищенного ею ящика с красотой и сверхчеловеческим могуществом выпрыгнули и поселились в ее груди сотни жестоких демонов; мы же, обычные смертные, ощущаем лишь слабое, холодное дуновение от их крыл.
Чтобы довершить эту параллель, скажу, что в этом опустевшем ящике все еще сохраняется надежда.
Глава XX. Алхимическая лаборатория Айши
Вскоре после происшествия со снежным барсом один из таких демонов, обитающих в груди Айши, демон безграничного честолюбия, громко заявил о своем существовании. За ужином Айша обычно обсуждала свои планы на будущее, то великое, бесконечное будущее, которое она обещала принести нам в дар.
Здесь я должен упомянуть, если еще этого не сделал, что, невзирая на мой прежний отказ, мне будет милостиво позволено погрузить свое старческое тело в Источник Жизни, хотя если она и знала, какое обличие я обрету после омовения, то, подобно Геродоту, повествующему о тайнах Древнего Египта, предпочла об этом умолчать.
Втайне я надеялся, что мое наружное «я» переменится к лучшему, ибо перспектива увековечить свой нынешний, не слишком привлекательный облик отнюдь не казалась мне заманчивой. По правде сказать, все это носило для меня скорее академический, нежели реальный интерес: я не верил, что, как в волшебной сказке, я обрету бессмертие. И могу добавить, что, как и прежде, я не был убежден, что это совпадает с моими желаниями.
Замыслы Айши были далеко идущие и поистине ужасающие. Ее знакомство с современным миром, с его политическими и социальными достижениями было все еще строго ограниченным; ибо, если она и обладала способностью понять его историю и его нынешнюю деятельность, этой способностью она совершенно не пользовалась. Практически все ее знание сводилось к сведениям, почерпнутым ею из нескольких наших коротких бесед в Коре еще в те давние времена. Теперь же ее любознательность была безгранична; к сожалению, все наши сведения уже устарели, ибо прошло целых пятнадцать лет с тех пор, как мы утратили всякий контакт с цивилизованными народами и жили в таком же неведении, как и она.
Все же мы могли описать ей условия жизни и деятельности разных народов того времени, когда мы отправились в путешествие, и даже, с большей или меньшей степенью неточности, нарисовать карты кое-каких стран с их границами; эти карты она долго рассматривала в глубокой задумчивости.
Наибольший ее интерес возбудили китайцы, может быть, потому, что она была знакома с многими монголоидными народами и, как и мы, понимала их наречия. Для всех этих расспросов у нее была своя побудительная причина, которую однажды вечером она изложила самым деловым тоном.
Те, кто прочитал первую часть этого повествования, оставленную мной для опубликования в Англии, вероятно, помнят, что во время бесед в Коре Она шокировала нас высказанной ею решимостью завладеть Великобританией только потому, что мы происходим из этой страны. С тех пор выросло ее могущество, а соответственно – и притязания: она вознамерилась сделать Лео самодержавным правителем мировой империи. Напрасно он горячо уверял ее, что не питает подобного желания. Она только посмеялась над ним и сказала:
– Среди каких бы народов я не появилась, я должна повелевать этими народами, ибо Айша не может быть на вторых ролях среди смертных. А ты, Лео, мой повелитель, более того, мой хозяин. Ясно поэтому, что ты должен быть повелителем и всей земли, а может быть, и других планет, о которых я кое-что знаю; думаю, что я смогу их достичь, хотя пока еще я не сосредоточивала на этом свои мысли. Моя истинная жизнь еще не начиналась. Недолгий отрезок времени, который я прожила в этом мире, я провела в мыслях и мечтах о тебе, ожидая твоего возрождения, а в последние годы, с тех пор как мы расстались, ожидая, когда ты возвратишься ко мне.
Но пройдет еще несколько месяцев – и дни приготовления останутся позади; ты, как и я, обретешь вечную энергию, всю мудрость веков и мощь, способную рушить горы и осушать океаны; тогда и начнется наше истинное существование. Никак не могу дождаться часа, когда мы, словно две звезды, только что воссиявшие в небесах, предстанем во всем своем великолепии перед изумленными взорами людей. Я буду счастлива видеть, да, говорю тебе, Лео, я буду счастлива видеть, как державы и метрополии и их владения во главе с их царями и наместниками будут склоняться перед нашими престолами и смиренно умолять, чтобы мы позволили им исполнять нашу волю. Некоторое время, по крайней мере, – добавила она, – я буду счастлива, а затем мы обратимся к более великим свершениям.
Все время, пока она говорила, сияние ее чела усиливалось и ширилось, – вот оно уже засияло над ее головой, точно развернутый золотой веер; ее дремотные глаза вспыхнули от этого сияния и стали похожи на мерцающие зеркала, в которых я увидел гордое величие на троне и склоняющиеся пред ним в смиренной мольбе народы.
– И как же, – спросил Лео, подавляя стон, ибо перспектива владычествовать всей землей нимало его не прельщала, – и как же ты, Айша, собираешься достигнуть всего этого?
– Как, мой Лео? Достаточно легко. Много вечеров я слышала мудрые беседы нашего Холли – должна, однако, оговориться, что мудрыми считает их он сам, но ему еще предстоит пройти долгий путь к мудрости; я долго рассматривала его кое-как накарябанные карты, сопоставляя их с тем, что запечатлелось в моей памяти, ибо в последнее время мне недосуг было заниматься такими пустяками. Я также тщательно обдумала твои рассказы о народах, населяющих этот мир, о всяческих их безрассудствах, о тщетной борьбе за богатство и незначительное превосходство; и я пришла к выводу, что разумнее и милосерднее всего – объединить их в одно целое под нашим владычеством: мы возьмем их судьбу в свои руки, искореним войны, недуги и бедность, дабы эти однодневки (она употребила слово «эфемериды») жили счастливо от колыбели до могилы.
Если бы не твое непонятное отвращение к кровопролитию, необходимость которого часто диктуется политическими соображениями, – ты, Лео, увы, не философ, – мы могли бы достичь своих целей очень быстро, ибо я владею оружием, способным сокрушить их сухопутные армии и потопить их флоты; да, это так, ведь мне повинуются даже молнии и стихийные силы Природы. Но тебя устрашает зрелище Смерти; ты полагаешь, будто Небеса будут недовольны, если я стану – или буду избрана – орудием их воли. Ну что ж, твое слово – для меня закон; поэтому поищем более мирный путь.
– И как же ты убедишь земных владык отдать тебе свои короны? – спросил я в изумлении.
– Народы сами предложат нам стать их властителями, – уклончиво ответила она. – О Холли, Холли! Как ограничен твой ум, как бедно твое воображение! Прошу тебя, напряги как следует твою мысль. Когда мы явимся среди людей, щедро осыпая их золотом, облеченные ужасающим могуществом, ослепительно прекрасные и бессмертные, не воскликнут ли они в один голос: «Будьте нашими монархами, правьте нами!»?
– Возможно, – с сомнением ответил я. – И где же ты явишься? Она взяла нарисованную мною карту Восточного полушария и ткнула пальцем в Пекин.
– Здесь мы обоснуемся на несколько столетий – три, пять, семь, – сколько понадобится, чтобы переделать этот народ в соответствии с моими вкусами и целями. Я выбрала китайцев, потому что их, как ты говоришь, бессчетное множество; они отважны, умны и терпеливы, и, хотя сейчас они беспомощны, потому что ими плохо управляют и не дают им необходимого образования, они могут затопить своими полчищами маленькие европейские страны. С них мы и начнем наше правление, и в течение нескольких веков не будем посягать на большее – за это время они смогут усвоить нашу мудрость, а ты, мой Холли, сделаешь их армии непобедимыми, учредишь в их стране разумное правление и дашь им богатство, мир и новую религию.
Я даже не поинтересовался, какова будет эта новая религия. Излишний вопрос, ибо я был убежден, что это будет культ Айши. В голове у меня теснилось такое множество предположений – среди них немало странных и абсурдных – по поводу возможных последствий первого появления Айши в Китае, что я позабыл об этой дополнительной проблеме нашего правления.
– А если «маленькие западные страны» не станут ждать, пока их «затопят»? – с раздражением спросил Лео, ибо ему, представителю великой западной нации, не понравился ее пренебрежительный тон. – Если, допустим, они объединятся и нападут первыми?
– А! – сказала она, сверкнув глазами. – Я уже обдумала такую возможность; надеюсь, так и случится, ибо тогда ты не сможешь винить меня, если я пущу в ход всю свою мощь. Так долго спавший Восток наконец-то пробудится, и ты увидишь, как мои пылающие стяги будут победно реять на полях невиданных в истории сражений! Один за другим падут и погибнут все прочие народы, я водружу твой престол на пирамиде из бесчисленных мертвых тел, и ты станешь императором мира, возрожденного в крови и огне.
Устрашенный подобной перспективой, убежденный противник абсолютной монархии, в сущности, республиканец по своим убеждениям и симпатиям, Лео продолжал этот спор, но я перестал слушать: такими невероятно гротескными и фантастически абсурдными показались мне имперские притязания Айши – ни один честолюбивый безумец не мог бы выдумать ничего подобного.
И тем не менее – тут-то и была вся загвоздка – я не питал ни малейших сомнений, что она может осуществить свои поразительные, ужасные замыслы. Почему бы и нет? Смерть ей не угрожает: она одержала верх над самой смертью. Ее красота, «этот кубок безумия», как она однажды сказала, и ее непреклонная воля вполне могут принудить несметные толпы людей последовать за ней. Невероятно изобретательный ум поможет ей создать новые виды оружия, которым не сможет противостоять даже хорошо обученная армия. Она вполне может выполнить свои намерения; у меня были веские основания полагать, что она властвует над всеми силами Природы, включая электричество, поэтому все живые существа окажутся ее добычей.
Айша обладает типично женским честолюбием; и самое страшное, что ее сверхъестественное всесилие не ограничено никакой ответственностью перед Богом или людьми. Возможно, она и впрямь падший ангел, как она однажды намекнула и как убеждены Атене и старый Шаман; это и есть ее истинное место в творении. Принудить ее к каким-то уступкам может, как я обнаружил, только любовь к Лео и, в несравненно меньшей степени, дружеское чувство ко мне.
Но я был уверен, что ее всепоглощающая страсть к одному человеку, необъяснимая в своем постоянстве и силе, окажется, как это уже было в прошлом, ее ахиллесовой пятой. Когда она совершила омовение в Источнике Могущества и Бессмертия, ее сердце сохранило слабости, свойственные смертному человеку; пользуясь этими слабостями, ее можно было сделать кроткой, точно дитя; не будь их, она опустошила бы весь мир!
Я был прав.
Так я раздумывал в надежде, что Айша не удосужится прочитать мои мысли, как вдруг заметил, что перед ней, низко склонясь, стоит Орос.
– В чем дело, жрец? – резко спросила Айша: она не любила, чтобы ее беспокоили, когда она была с Лео.
– Хес, вернулись лазутчики.
– Зачем ты их посылал? – равнодушно спросила Айша. – Я не нуждаюсь в твоих лазутчиках.
– Так ты велела сама, Хес.
– И что же они донесли?
– Положение очень серьезное, Хес. Люди Калуна – в крайнем отчаянии: засуха спалила весь их урожай, им грозит голод; в своих бедствиях они винят чужеземцев, которые бежали к тебе. Хания Атене пылает безумной ненавистью к тебе и нашей святой Общине. Она трудилась денно и нощно и собрала две большие армии: в сорок и двадцать тысяч воинов; эту вторую армию под командованием ее деда Шамана Симбри она посылает против Горы. В случае ее поражения она предполагает остаться со второй, более многочисленной армией на Равнине.
– Подумаешь, какие новости! – с презрительным смешком сказала Айша. – Эта женщина хочет бороться со мной? Уж не сошла ли она с ума от ненависти? Мой Холли, у тебя только что мелькнула мысль, что это я сумасшедшая, да еще и хвастунья, ибо у меня не хватит сил совершить задуманное. Через шесть дней ты увидишь, своими глазами увидишь, кто из нас прав; и хотя дело, что мне предстоит, довольно незначительное, я постараюсь рассеять все твои сомнения. Погоди, сейчас я удостоверюсь сама, хоть это и утомительно, правду ли доносят лазутчики: они могут оказаться жертвами своих страхов или ложных слухов, распускаемых Атене.
Вообще-то Айша не любила заниматься ясновидением, то ли ей было недосуг, то ли это и впрямь сильно ее утомляло, но тут она сосредоточилась, ее прекрасное лицо застыло, как во время транса: свет на лбу погас, большие зрачки сузились и потускнели.
Минут через пять она вздохнула, как человек, пробуждающийся от глубокого сна, провела ладонью по лбу и стала такой, как обычно, только немного томной и как будто усталой.
– Да, верно, – сказала она. – Надо действовать – и безотлагательно, пока они не перебили много моих людей. Мой господин, хочешь ли ты видеть войну?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35