Dauphin Харьков; 1994
Эдгар Уоллес
В СЕТЯХ АФЕРИСТКИ
Глава 1
— Она сирота, — растроганно сказал присяжный поверенный Колинг, питавший слабость к сиротам. Он слыл строгим, сдержанным, рассудительным адвокатом, который обычно предлагал своим клиентам покончить дело миром, считая, что судебные процессы не приносят выгоды.
Если бы даже убитый мог воскреснуть, прийти в контору мистера Колинга и сказать ему: «Я имею полное право привлечь к ответственности мистера Бинкса: он застрелил меня. Как вы думаете, стоит ли мне возбудить иск о возмещении ущерба?», — поверенный ответил бы: «Я в этом не уверен. Ведь можно привести факт в пользу Бинкса: вы обогатились за его счет, так как, по-видимому, где-то в вашем теле застряла пуля, несомненно, являющаяся собственностью ответчика. Трудно сказать определенно, как на это посмотрит суд. Послушайтесь моего совета — уполномочьте меня на ведение переговоров о сделке».
Но когда речь заходила о сиротах, мистер Колинг становился мягким, как воск. Он получил простое и строгое воспитание. По воскресеньям родители заставляли его читать благочестивые книги о сиротах, о добросердечных шарманщиках и в особенности о набожных девочках, ставших затем миссионерами в Африке и умерших там на руках крещеных туземцев.
— Сирота… — повторил поверенный, громко вздыхая.
— Она осиротела уже десять лет назад, — цинично возразил Вильям Кэткарт.
Мистер Колинг был маленький и лысый. Он любил поспать после обеда. Мистер Кэткарт, наоборот, был высокий, имел пышную шевелюру и не любил спать днем. И ненавидел сирот: из-за них всегда происходили споры о родителях, тяжбы о пунктах завещаний, и что хуже всего — переписка с опекунским судом. Кэткарт с удовольствием отгородился бы от них колючей проволокой.
— Такой странной сиротки я никогда не видел, — настаивал он. — По закону она еще считается ребенком, но имеет уже текущий банковский счет в сто тысяч фунтов. Поверьте — я не пролью из-за нее ни слезинки.
— Но все же она сирота! — Колинг вытер глаза. Он старался смягчить черствое сердце партнера. — Миссис Тедзерби подарила ей деньги еще при жизни… Тут нет ничего особенного. Если бы я подарил бедняжке шиллинг, фунт или даже тысячу фунтов, в этом не было бы ничего противозаконного или странного.
— Смотря при каких обстоятельствах.
— Миссис Тедзерби была чрезвычайно ленива. И хотя тетки обычно мало симпатизируют племянницам, она любила Диану. Это видно из ее завещания. Она оставила ей все…
— Но так и нечего было оставлять, — перебил его довольный этим обстоятельством Кэткарт.
— Вы смертельно ненавидите сирот! Там ничего не осталось из-за того, что она уже давно сделала Диану хозяйкой всего состояния, потому что не хотела обременять себя заботами… Тетка очень ее любила.
— Но миссис Тедзерби не должна была так воспитывать Диану. Еще в шестнадцать у девушки был страстный роман с каким-то студентом…
— Студентом-теологом! — защищался поверенный. — Не забудьте этого, Кэткарт! Когда девушка дарит свое сердце будущему священнику, дело выступает совсем в ином свете. Вот если бы это был медик…
— Тем хуже для теолога!
— Но в конце концов миссис Тедзерби из-за этого обратилась к нам, — с упреком заметил Колинг. — Она пришла сюда за советом.
— Попросту хотела узнать, какое наказание получила бы, если б выследила и убила проклятого мистера Демпси. Ведь она говорила, что натравливала на него собак…
— Демпси умер, — хрипло сказал Колинг, — еще восемь месяцев назад, после смерти достопочтенной миссис Тедзерби, я говорил о нем с Дианой. Спросил, затянулась ли ее душевная рана? Девочка ответила, что и не думает о нем.
— Бессердечная чертовка!
— Она ребенок, а в молодости такое быстро забывается…
В дверях появился письмоводитель.
— Мисс Диана Форд, — доложил он.
Владельцы нотариальной конторы Колинг и Кэткарт переглянулись.
— Просите!
— Вильям, будьте с ней повежливее, — попросил Колинг.
— Но будет ли она вежлива со мной? — Кэткарт беспокойно заерзал на стуле. — Бьюсь об заклад, она не слишком вежливая особа.
В дверях показалась красивая девушка. Щеки ее напоминали персики, и казалось, она внесла с собой аромат цветущих полей. Речь напоминала журчанье ручья среди лиственниц. Такова была Диана Форд.
Во время войны мистер Кэткарт служил в интендантстве армии, где приобрел своеобразный способ мышления. Он так определил для себя посетительницу:
Девушка. Стройна. Средний рост — одна штука.
Глаза: темно-синие, большие, более или менее невинные — две штуки.
Рот: красный, очень большой — одна штука.
Нос: прямой, правильный — одна штука.
Волосы: светло-золотистые. Целый комплект.
По такому описанию трудно было бы узнать Диану, как невозможно узнать человека по приметам, обозначенным в паспорте. В общем мистер Кэткарт констатировал, что девушка свежа и хороша собой.
Она импульсивно бросилась к Колингу и поцеловала его. Кэткарт невольно закрыл глаза, чтобы не видеть улыбки удовольствия на лице получившего предпочтение компаньона.
— С добрым утром, милый дядя! Здравствуйте, дядя Кэткарт!
— Здрасьте, — буркнул тот враждебно.
— Здрасьте, здрасьте!.. — передразнила она его. — Я пришла в таком прекрасном настроении и была так любезна с вами, что назвала дядей, а вы все равно сердитесь, — с упреком сказала девушка.
— Ладно, пусть будет «дядя», — пробормотал новоиспеченный родственник. — Было бы лучше, мисс Форд, если бы наша беседа протекала более официально.
— Слушаюсь, господин шеф, мистер Вильям Кэткарт, — Диана положила на стол шляпу. — Ах, дядя Колинг, я здесь больна! Я еду домой! Больше не могу жить в Австралии. Мне все надоело: город, люди, образ жизни… Умираю от скуки… Я еду домой!
— Домой?! — воскликнул пораженный поверенный. — Но, милая девочка, не хотите ли вы сказать, что отправляетесь обратно в Англию?
— Конечно! Мне очень хочется поехать туда! Я навещу своего кузена Гордона Сэльсбери.
— Он, должно быть, уже пожилой человек?
— Не знаю, — она равнодушно пожала плечами.
— Но он женат?
— Наверное. Он очень милый, а все милые люди женаты… о присутствующих, конечно, речь не идет.
Колинг был холостяком и мог от души посмеяться над шуткой. Кэткарт, женатый господин, кисло улыбнулся.
— Вы уже сообщили кузену о своем приезде? Он ничего не имеет против?
— Да… Он будет очень рад видеть меня.
— Всего двадцать лет от роду, — покачал головой Кэткарт. — По закону — еще ребенок. Прежде чем позволять ей отправиться в Англию, нужно было бы собрать сведения о мистере Сэльсбери, а, Колинг?
Последний умоляюще посмотрел на девушку. Никогда еще она не чувствовала себя такой осиротелой… как в эту минуту.
— Не будет ли лучше, если?.. — осторожно промолвил он.
Диана улыбнулась, ее глаза сияли, маленькие белые зубки блестели.
— Я уже осмотрела каюту, она очень красивая. Стены обиты шелком. Посредине удобная изящная постель из латуни… так что я могу выпасть из нее с двух сторон… У меня будет отдельная ванная комната.
Кэткарт почувствовал, что настало время употребить свой авторитет.
— Боюсь, что не дам согласия на вашу поездку, мисс, — спокойно заявил он.
— Почему? — она откинула голову назад и удивленно посмотрела на него.
— Потому что вы — несовершеннолетняя. По законам нашей страны вы — ребенок, и мы с Колингом — ваши опекуны. Я вам в отцы гожусь…
— И в дедушки тоже! Но разве дело в возрасте? Он не играет роли, если сердце осталось по-прежнему юным.
— Совершенно верно, — подтвердил Колинг, сердце которого было именно таким.
— Все эти рассуждения ни к чему. Вы не должны ехать, — решительно заявил Кэткарт. — Я не хотел бы добиваться по этому поводу судебного решения.
— Обождите минутку, вы, гроза всех молодых существ! — Диана, недолго думая, убрала со стула несколько томов юридических книг и кипу актовых бумаг и уселась на освободившееся место. Она сделала серьезное лицо. — Мои познания в законах весьма поверхностны. Я провела свою молодость в полях Кэр-Кэр. Но несмотря на то, что я лишь необразованная сирота…
Мистер Колинг вздохнул.
— …но все же известно, что никакой юрист не может выступать перед судом, не имея полномочий от клиента.
Мистер Кэткарт пожал плечами.
— Если так, вся ответственность ляжет на вас.
— Но ведь опекунский суд тоже не может отвечать за мои поступки, — Диана подошла к адвокату. — Дядя Кэткарт! Я надеюсь, что мы расстанемся друзьями. Я каждый вечер молюсь за вас…
— Поступайте, как вам угодно. Я не могу посадить на молодые плечи умную старую голову. Будь по-вашему! Поживем — увидим!
…Колинг обедал с девушкой в ресторане.
— Что представляет собой этот Сэльсбери?
— Ах, это чудесный человек, — мечтательно ответила она, — он победил в университетских соревнованиях по гребле. Я влюблена в него всей душой.
Колинг с ужасом взглянул на нее.
— Он… тоже влюблен в вас? — спросил поверенный, едва переводя дыхание.
Диана улыбнулась, вынула из ридикюля зеркальце и напудрила лицо.
— Он волей-неволей влюбится в меня, — сказала она нежным голосом.
Глава 2
Мистер Гордон Сэльсбери считал себя эстетом и одним из тех немногих смертных, которые одарены умением видеть то, что недоступно другим.
Он жил в центральной части Лондона. Его профессия находилась в полном противоречии с его духовной организацией — он занимал пост генерального представителя одного из самых крупных страховых обществ и был прекрасно обеспечен. Часто, сидя у роскошного камина с серебряной решеткой, мистер Гордон размышлял о превратностях судьбы, уделившей ему такую пошлую деятельность. Тогда как другие в погоне за наслаждениями довольствовались жизненными благами, он был погружен в мир духовных интересов и чувствовал себя поставленным над окружающими с их мерзкой борьбой за существование, человеком, благодаря своей одаренности, подобным одинокой скале над туманными лощинами, среди покрытых снегом горных вершин. Больше всего удивляло мистера Сэльсбери то, что он мог спуститься с высот своей духовности на арену жизни, бороться с материалистами, побеждать их и даже вырывать из их крепко стиснутых кулаков немалые суммы грязных денег…
— Нет, Третнер, завтра после обеда меня не будет дома. Скажите мистеру Роберту, что он найдет меня в конторе.
Слуга почтительно поклонился и опять направился к телефону.
— Алло, сэр! Мистера Сэльсбери завтра не будет дома.
Роберт-Боб Сэльсбери был крайне раздосадован.
— Скажите ему, что он обещал сыграть партию в бридж со мной и моими приятелями. Попросите его, пожалуйста, к телефону!
Гордон неохотно поднялся со своего мягкого стула и незаметно для слуги зевнул.
— Алло… Да, да, знаю, — сказал он усталым голосом, — но я вспомнил, что уже условился встретиться с другом. Милый мой, постарайтесь скоротать время где-нибудь в другом месте… Да… Что ты вдруг рассказываешь мне о старом Мендельсоне?.. Ах, это нелепость!.. Я ничем не могу тебе помочь, ты должен подыскать другого партнера… Завтра после обеда у меня уйма работы… Я не говорю по телефону о коммерческих делах. До свидания!
Мистер Гордон вернулся в свой кабинет. В прежние годы он был спортсменом и внес свою лепту в победу Кэмбриджа на университетских состязаниях. Два скрещенных весла над камином свидетельствовали о его прежних успехах. Теперь он однако неохотно вспоминал о тех днях, когда отдавал дань грубой силе. Когда-то Гордон был необычайно жизнерадостным и веселым студентом. Особенно он любил проказы вроде кражи полицейских касок и поездок на велосипеде по запрещенным дорожкам. Студенческий суд не раз налагал на него штрафы. Никто не поверил бы этому, если бы увидел его, спокойного и уравновешенного, в рабочем кабинете. Мистер Гордон был высок ростом и сложен, как Аполлон из Бельведера, отличался очень белой кожей и имел широкий лоб мыслителя. Короткие бакенбарды менее всего подходили к его лицу.
Мистера Сэльсбери можно было принять за ученого или композитора, известного танцора или киноартиста.
— Третнер!
— Да, сэр!
Слуга почтительно, с напряженным вниманием, ждал распоряжений. Гордон медленно поднял голову и посмотрел на него в упор.
— Сегодня я случайно заметил, что вы целовали горничную. Вы ведь женаты, и на вас лежат обязательства, от которых нельзя просто так отмахнуться. Элеонора очень податливая девушка и в таком возрасте, когда быстро влюбляются. Абсолютно недопустимо искалечить жизнь молодой девушке, вызвав в ней безответную страсть. Затем, я так же страдаю из-за этого; утром Элеонора не подала мне вовремя воды для бритья. Чтобы этого больше не повторилось, слышите?
— Слушаю, сэр!
Подобные новости быстро распространяются среди слуг и становятся главной темой пересудов. Слова мистера Гордона каким-то телепатическим путем передались в людскую.
Элеонора — высокая, миловидная девушка с бледным лицом, сверкающими глазами и черными бровями, подкрашивала губы перед зеркалом. Вдруг, прервав это важное занятие, она с негодованием сказала:
— Только потому что он такой холодный и надменный Антоний из Падуа, — он может думать, что у нас нет человеческих чувств. Бедная, холоднокровная рыба! Уж я найду повод заявить ему, что не терплю, когда обо мне так отзываются, вредят моей репутации. Ах, этот пройдоха, проныра, шпион!
— А кто же такой Антоний из Падуа? — спросил Третнер.
— Святой, искушаемый женщинами и вышедший победителем из испытания, — ответила Элеонора. Она втайне не преминула бы сыграть роль искусительницы.
— Но кто же искушал мистера Сэльсбери? — раздраженно спросил слуга.
— Никто. Только не подумайте, что это была я. Хотела бы я посмотреть, как он посмел бы прикоснуться ко мне… он бы меня попомнил.
— Настолько он никогда не может забыться, — заметил Третнер.
Элеонора задорно откинула голову назад.
— Ах, я знаю. — Она взглянула на полнотелую кухарку. — Спросите у нее.
— Боже мой, миссис Мэйджлесарк, он ведь не забылся настолько, чтобы вас?.. — спросил слуга вне себя от ужаса.
К счастью, миссис Мэйджлесарк была непонятливой.
— Да, я его тоже видела, — сказала она.
Но Элеонора прервала ее, так как сама хотела рассказать эту историю.
— Мы с кухаркой сидели в прошлое воскресенье на крыше автобуса и…
— В Найтбридже! — Толстуха не удержалась, чтобы не вмешаться.
— Не перебивайте, миссис! Мы беседовали и смеялись, как вдруг она сказала: «Взгляните, вот наш достопочтенный сэр».
— Неправда! Я сказала: «Смотри, лицо этого господина точь-в-точь, как у нашего хозяина», — поправила миссис Мэйджлесарк.
— Но это был действительно он, — продолжала Элеонора. — Подумайте только, рядом с ним сидела стройная высокая девушка в черном… он гладил ее руку!
— Но не просто так… на улице? — недоверчиво спросил Третнер.
— Конечно, нет. Они сидели в авто. Сверху было хорошо видно, что там происходило.
— Она была красива? — заинтересовался Третнер.
— Право, не знаю. Многие назвали бы ее красавицей. Я… Скажите, миссис, она была хороша?
Миссис Мэйджлесарк — пожилая, а потому снисходительная к женской красоте, сказала, что дама мистера Гордона была красива.
— Гм… Он держал ее руку и гладил? — задумался Третнер. — Это ведь была не миссис Ван Ойн?
— Кто это?
— Американка, по имени Элойз. Очень красива и хорошо одевается. Обычно ходит в черном платье и в шляпе с райской птицей. Хозяин дважды приглашал ее к чаю.
— Да, да! Она была в шляпе с перьями райской птицы, — разом пропели горничная и кухарка.
— Если так, это была она. Но ничего предосудительного тут нет… она образованная и начитанная дама. Когда была здесь в последний раз, беседовала с нашим достопочтенным сэром о сущности личности «я». Я лишь урывками слыхал их беседу, но и то немногое, что мне удалось подслушать, было непостижимо.
Слова Третнера произвели на Элеонору огромное впечатление.
— Вот как? Удивительно! А я считала вас таким умным, — заметила она.
Мистер Сэльсбери мог говорить на любую тему. В беседах и философских дискуссиях с миссис Элойз Ван Ойн он показал себя блестящим аналитиком, подвергая исследованию все — начиная с кофейного деревца и кончая высшей метафизикой. Обычно вел разговор и задавал тему Гордон, но миссис Элойз не пропускала ни слова, и он верил, что собеседница понимает логическую цепочку его рассуждений.
В полдень они сидели в многолюдной гостиной отеля «Кобург».
— Я давно собирался сказать вам нечто очень важное, дорогая миссис Элойз. — Звучный голос Гордона стал таинственным и низким. — Просто не верится, что мы знакомы всего один месяц. Но мы уже встречались давным-давно, в отдаленные времена, тысячу лет тому назад — в храме Атланты, где суровые длиннобородые жрецы в белых плащах произносили магические заклинания. Вы были тогда знатной дамой, а я всего лишь презренным гладиатором. Я более чем уверен, что гладиаторская борьба на аренах Рима и цирковые игры позднейших императоров не были новостью, а происходили еще в древности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17