А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 



4

В беседе с магистратами и жрецами города перед Диофантом постепенно развернулась картина общего положения на Таврическом полуострове, а особенно в его юго-западном углу. Скифы оказались противниками куда более опасными, чем в прошлом году.
– Как мыслите, мужи, – спросил Диофант, хмуря свои густые нависшие брови, – есть еще у скифов войско, кроме того, которое мы только что прогнали от стен вашего города?
Члены совета не могли не рассмеяться в ответ, настолько наивным показался им вопрос полководца.
– Стратег, – ответил ему Орик, – осаду в последние дни держали худшие воины «малой дружины» Палака и охотники из народа. Лучшие отряды «старшей дружины» и княжеские войска стоят на Равнине близ Неаполя. Вместе с ними находятся агары, добрые воины. А скоро подойдут и рати самого роксоланского царя Тасия. Не будет дивом, если они нагрянут сюда завтра и продолжат свою осаду.
– Да, – добавил Миний, – Палак поставил на ноги всех своих князей и призывает роксоланов. Он, конечно, будет продолжать войну против нас. Кто знает, не придется ли нам вновь биться на стенах города? Но не это страшно, а то, что хлеба у нас совсем нет!
Рядом с Диофантом стоял его советник Бритагор, человек высокий и худощавый, с продолговатым бледным лицом, мягкими тонкими губами, всегда изогнутыми в насмешливой полуулыбке, и большими холодными глазами неопределенного цвета.
Полководец посмотрел на Бритагора и усмехнулся.
– Выходит, что мы должны вести войну, имея за спиною голодный город и пустые склады! Не так ли?
Бритагор пожевал мягкими губами и опять насмешливо скривил втянутый рот.
– Наших корабельных запасов хватит на несколько дней, чтобы прокормить одних царских воинов. Жителям мы не можем уделить ни одного сухаря, – ответил он шепотом, – херсонесцы должны сами позаботиться о питании своих граждан. Хлеб же они, так же как и мы, могут взять лишь у крестьян на Равнине, но она занята войсками Палака.
– Значит, надо немедля идти на Равнину! – громко заключил Диофант. – Там мы найдем и хлеб и победу! Здесь нас ожидает голод и осада!.. Херсонесцы помогут нам в походе против скифов своим знанием местного языка, дорог к Неаполю и западным портам. Не так ли, архонты?
– Ты прав, – отозвался Миний, – сейчас промедление подобно смерти. Нужно начинать поход на Равнину!
Через двери храма донеслись истошные крики херсонесцев и проклятия понтийских воинов. Магистраты встревожились, стали недоуменно переглядываться, разводя руками. Дамасикл мигнул Бабону. Тот поспешно направился к двери, но его предупредили.
Вбежал понтийский гоплит. Он был без шлема, черные вьющиеся волосы падали на лоб и плечи. Вместо меча у пояса болтался обломок ножен.
Воин упал на колени и завопил на весь храм:
– Архистратегос!.. Воины Херсонеса убивают понтийцев! Неужели ты не накажешь виновных?
Все увидели, что воин пьян.
Шум со стороны площади усилился. Походило, что там шла и разгоралась потасовка.
– Что такое? – грозно спросил Диофант и, не ожидая ответа, направился к выходу, не обратив внимания на воина, оставшегося стоять на коленях среди храма.
За Диофантом устремились все, кто находился в храме. На улице их встретила толпа пьяных понтийских гоплитов, также изрядно помятых…
– Что происходит? – вне себя заорал Диофант.
– Херсонесцы подняли оружие на твои войска!
– Неблагодарные горожане напали на своих освободителей!
Диофант круто повернулся на каблуках и гневно уставился агатовыми глазами на представителей городской власти.
– Почему же это? – спросил он их, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать. – Может, магистраты скажут – в обычае ли у херсонесцев платить за спасение жизни драками и оскорблениями?
– Почтенный Диофант, – ответил Миний с достоинством, – не спеши с суровыми вопросами. Нужно разобраться, в чем дело. Горожане так ослабли от голода, что едва ли могут нанести вред войску царя Митридата, которое многочисленно, не утомлено войной и вооружено лучше, чем римская пехота!.. Обрати внимание, стратег, что твои воины совсем пьяные, а пьяный человек всегда опрометчив и склонен к драке.
Подбежали возмущенные херсонесцы.
– Миний и все магистраты! – зычно вскричал высокий мужчина. – Пьяные понтийцы ведут себя хуже скифов! Обижают наших жен и детей, оскверняют храмы! Они ворвались в храм Девы, ранили привратника, убили Лоху и изнасиловали воспитанниц!
– Ах! – заголосила Мата. – Святыне города нанесено оскорбление!
– Ой, ой, – подхватил Херемон, – что вы говорите!.. Там же дочь моя! Неужели мы для того защищали от скифов наши святыни и очаги, чтобы наши друзья разграбили и осквернили их?.. Горе! Горе!
Старик, спотыкаясь о камни, побежал в сторону храма Девы. Его одежды развевал ветер. За ним с криками поспешила Мата.
Воины Диофанта подбегали с окровавленными лицами, обезоруженные, в разорванной одежде.
– Херсонесский сотник Гекатей со своими воинами перебил целый десяток понтийцев, напав на них врасплох! А за что? За то, что воины были пьяны и веселились!
Диофант побагровел от гнева. Ругаясь и грозя кому-то кулаком, направился к храму Девы, сопровождаемый своими военачальниками и херсонесскими демиургами.

5

Гекатей не знал, что его имя будет произнесено перед лицом совета полиса и высших стратегов понтийского воинства.
Разделавшись с Архелаем, он увидел, что Гедия, рыдая, упала прямо на замерзшую грязь храмового двора, охваченная неожиданной слабостью. Негодование и воинственный пыл, вспыхнувшие в душе молодого воина, сменились чувством острой жалости к девушке и страстным желанием помочь ей. Следуя мгновенному порыву, он кинулся к Гедии со словами:
– Гедия! Не плачь! Обидчик будет наказан!
Но юная жрица не ответила на его слова. Ее тело содрогалось от рыданий. Она сидела на земле, поджав под себя ноги. Обнаженные белые колени упирались в мерзлую грязь. Ее льняное покрывало было разорвано и затоптано сапогами. Растрепанные волосы, густо смазанные маслом, тяжелыми прядями падали на плечи и шевелились от ветра.
Гекатей поднял ее на руки и понес в жилое помещение, вне себя от восторга, что девушка доверилась ему, не пытается освободиться и стать на ноги.
Он занес свою драгоценную ношу в келью Лохи и бережно опустил на убогую постель, постланную на сундуке. При этом не мог не заметить мысленно, что дочь Херемона далеко обогнала своего отца по весу, по крайней мере раза в три. Девушка была так крепка и могуча, что становилось понятным, почему понтийский десятник не мог сразу совладать с нею.
Охваченный волнением, юноша продолжал держать Гедию в объятиях, хотя она уже не нуждалась в его поддержке. Ощущал теплоту ее молодого тела, вдыхал запах ее волос, смазанных душистым маслом, гладил ее по голове, успокаивал, как маленькую Филению, когда та плачет, обиженная Левкием.
Ему казалось, что он держит в руках совсем не ту воздушно-белую богиню, которой он молился издалека, но другую, более земную, близкую и доступную ему, однако не менее прекрасную и желанную.
– Что он сделал с тобою?.. Я убью этого перса!.. Он ударил тебя?
Девушка отрицательно покачала головою. Она нисколько не пострадала, но грубость и непристойные домогательства пьяного чужеземца оскорбили и неприятно взволновали ее. В объятиях Гекатея она стала успокаиваться, но продолжала всхлипывать.
– Не надо плакать, – зашептал юноша горячо, – я твоя защита!.. Готов умереть за тебя!
Он прижался щекой к теплому лбу девушки. Та мягко освободилась из его объятий и, взяв его за руку, уставилась на него блестящими глазами, словно впервые видела его. Их лица почти соприкасались. Были хорошо видны следы слез на ее щеках. Образ любимой стал как бы иным, не таким скульптурно тонким и воздушным, каким представлялся на расстоянии. Лицо юной жрицы по-прежнему казалось изваянным из прекрасного мрамора, но более резкими и крупными штрихами. Однако любовь все толкует в свою пользу. Именно такая Гедия еще больше запала в сердце Гекатея. Его чувства стали определеннее, ярче, к ним добавилось что-то острое, томительное, зовущее. Он хотел многое сказать любимой, но она перебила его словами:
– Гекатей! Я знаю, ты меня защитишь!.. С тобою мне хорошо. Но кто защитит богиню? Ведь ты ее страж!.. Чего же ты сидишь со мною? Иди скорее, защити Деву от чужеземцев!.. Торопись!
Юноша словно упал с высоты. Очнулся от волшебного сна, вернулся к действительности. С растерянной улыбкой он смотрел на выразительное лицо Гедии, не будучи в силах немедленно расстаться с нею и выйти из кельи во двор.
– Слышишь, кричат?.. Иди туда! – торопила она. – Оставь меня здесь, меня никто не тронет.
Она проводила его до двери и почти вытолкала во двор.
Он вышел как хмельной и заметил, что его горячие щеки стали необычно чувствительны к холодному ветру. Ему повстречался Херемон, но даже не взглянул на него, поглощенный опасениями за дочь. Старик бежал к жилищу Лохи, куда указали ему воины у ворот.
Подбежал Ираних.
– Иди скорее, Гекатей! На площади собрался народ! Понтийцы обвиняют тебя и всех нас в убийстве их воинов… Подлые чужаки! Мы и без них отстояли бы Херсонес!.. Ну, знаешь, я тому нахалу, который ломал руки Лаудике, раскровянил и нос и губы! Фу, аж кулаки болят!.. Лаудика премилая девушка, право!..
Они скорым шагом пошли через двор.
Диофант, Миний, царь Агела в своем многоскладчатом гиматии и человек десять верховных магистратов стояли на трибуне, взирая на бушующее море херсонесского люда. Уже несколько раз Миний поднимал руку, порываясь держать речь, но безуспешно.
– Смерть нарушителям покоя Девы!
– Забить камнями осквернителей святыни!
– Долой понтийцев!
– Пусть греко-персы убираются из города!
Из толпы выскочил мужчина с перевязанной головой, поднял руки и громко завопил, обращаясь к народу:
– Я защищал город! Мне некогда было сидеть дома! Я вместе с воинами Митридата преследовал скифов! В это время те понтийцы, что вошли в город, ограбили мой дом и обесчестили мою жену! Чем они лучше скифов?
– Они за куски хлеба обобрали весь город!
Диофант пожимал плечами и сверкал глазами в раздражении.
– Скажи, Бритагор: о каких кусках говорят эти странные и неблагодарные люди?
Советник пожевал мягкими губами и ответил:
– Стратег! Пока мы совещались в храме, наши воины успели досыта наторговаться с голодными херсонесцами.
– Так ли это? – вскипел Диофант. – Чем же они вздумали торговать?
– Морскими сухарями, луковицами, солониной…
– Это сейчас, когда для нас дорог каждый кусок?..
Советник безмолвно пожал плечами.
– Посмотри, Бритагор, в наших воинов бросают камнями! Да провалятся к Аиду проклятые полускифы, называющие себя эллинами! Они выманили у солдат их провиант, а теперь в нас же бросают камнями!.. Надо при содействии херсонесских архонтов перехватать самых горластых задир и высечь розгами посреди площади! Тогда они поймут, что с царскими войсками шутить нельзя!
– Пусть боги вразумят тебя, Диофант! – почти испуганно возразил Бритагор. – Митридат нас обоих посадит на кол за такие дела!
– Ты думаешь?
– Я уверен в этом!
– Неужели мы должны терпеть оскорбления от колонистов, после того как спасли их от скифского рабства?
– Гнев ослепил тебя, и ты рассуждаешь, как ребенок. Ты же знаешь, что Митридат очень считается с греческими колониями, стремится привлечь их к себе лаской и никогда не простит нам, если в Херсонесе произойдет скандал. Уже сейчас у Митридата есть основания сказать, что дисциплина в войске пала, ибо воины ведут себя в Херсонесе как победители. Они нарушают неприкосновенность очагов граждан, они воспользовались голодом херсонесцев и за сухари вытянули у них драгоценности. Завтра об этом узнают другие колонии, такие, как Ольвия, Истр, Томы, Каллатида, Диоскуриада и другие, и раззвонят на весь мир о том, что войска Митридата нельзя пускать в городские ворота, что понтийцы – грабители, вымогатели, насильники!.. И вместо того чтобы протянуть руку нашему царю для дружбы и союза, припонтийские колонии призовут на помощь врагов наших, римлян!.. А греки способны сделать это!
– Ты прав, они вероломны, непостоянны и расчетливы.
– Да, именно так! И тогда мы предстанем сначала перед Митридатом, который лишит нас заслуг и состояния, а потом перед Метродором Скепсийцем!.. Если верховный судья не выломает нам суставов, то пошлет на рудники в кандалах!..
– Брр… Я совсем не хочу этого.
– Я тоже.
– Клянусь палицей Геракла, сколько беспокойства с этими колонистами! Легче взять приступом большой город и держать его в повиновении силой оружия, чем проводить политику Митридата и разыгрывать из себя друзей Херсонеса.
– Вспомни решение совета, где все ближайшие советники Митридата пришли к одному мнению. Если бы Митридат стал завоевывать понтийские колонии силой оружия, то потратил бы на это много-много людей. Воевать пришлось бы не менее десяти лет!
Подозвав военачальников, Диофант в резком тоне приказал им:
– Немедленно отвести всех воинов в порт и построить в колонны! А с дебоширами я расправлюсь по-свойски! Я научу их вежливости с нашими друзьями!
Загудели рожки, послышались рявкающие звуки команды и топот многочисленных ног. Воинов поспешно строили в колонны и уводили в сторону порта. Патрули, звеня оружием, пошли по улицам собирать тех гуляк, до ушей которых не дошли звуки сигналов. Некоторых тут же связывали за буйство, срывали с них оружие и били древками копей.
Толпа на площади стала утихать, но не расходилась.
Диофанту подвели скифского коня. Стратег вскочил на него с легкостью юноши и поскакал в порт.
Там уже гремели грозные голоса военачальников, строивших в ряды солдат. Гуляки присмирели, почуяли недоброе и перешептывались в тревоге.
С кораблей тащили всю рухлядь, выменянную у херсонесцев. Когда ее свалили в кучу, Диофант был поражен ее количеством. Это походило на добычу, взятую в побежденном городе. Полководец еще больше поразился и разгневался, узнав, что значительная часть корабельных запасов продовольствия расхищена.
– Пусть полопаются ваши глаза! – взревел он, потрясая кулаками перед строем гоплитов. – Вы кто такие? Воины царя Митридата или пираты?.. Мы прибыли сюда побить скифов, а Херсонес освободить!.. А вы что сделали? Торгаши несчастные!.. Шакалы, собаки!.. А ну, выходи вперед все, кому принадлежит эта выменянная дрянь!
Никто не тронулся с места. Каждый понимал, что признаться – значит добровольно пойти на смерть.
– Вы разворовали припасы из корабельных трюмов и обменяли их на вшивые тряпки и ненужные горшки. Завтра будете сидеть голодные. Вы вели себя недостойно воинов славного царя Митридата Евпатора! Скоты вы этакие!..
Наругавшись вдоволь, Диофант приказал все вещи вернуть тем, у кого они были взяты. Несколько человек приговорил к наказанию палками, двух буянов велел тут же на месте убить копьями, что и было исполнено при гробовом молчании всего войска.
Архелая и всех десятников, что гуляли с ним, били розгами и разжаловали в рядовые.
– Вы запятнали честь Армены! – сказал им высокомерно Диофант.
Порядок был восстановлен.
Уже ночью на флагманском корабле состоялся тайный совет высших чинов Митридатова войска. Диофант произнес следующую речь:
– Скифы не те, что в прошлом году! Они собрали все силы и призвали на помощь роксоланов! Ждите их завтра сюда!.. Нас могут осадить в стенах Херсонеса!.. А провианта у нас осталось на несколько недолгих дней. Нам ничего не остается более, как немедленно начать поход на Неаполь. Там победа, там хлеб! Здесь – голод и возможное поражение! Вся удача похода будет заключаться в том, что мы нападем на скифов раньше, чем они на нас! Мы закончим поход до наступления морозов и вернемся в Херсонес с хлебом и скифским добром. Вот там, в Скифии, я не буду мешать грабить ни солдатам, ни вам. Грабьте!.. Так и передайте солдатам. Завтра будьте готовы к походу!


Глава четвертая.
Катафрактарии Раданфира

1

За ночь подморозило, но с восходом солнца земля стала оттаивать. Гигантские столбы белого пара поднялись к небесам и заволокли их серой мглой. Солнце, яркое при восходе, стало походить на круглое металлическое зеркало, потом совсем растворилось в испарениях. День потускнел, с севера тянуло холодом, но земля под ногою расползалась. В такую погоду лучше сидеть у пылающего очага, чем месить грязь ногами.
Понтийское войско ранним утром начало переправу с южного берега залива на северный, считавшийся скифским.
Скифы следили за движением кораблей Диофанта с прибрежных высоток. Как только триеры приблизились к их стороне, понтийцы стали прыгать в рыбачьи лодки и на плоты, наспех сколоченные из бревен, и массами переправляться с кораблей на скифский берег.
Появились всадники на небольших, но горячих лошадях и с заунывными криками помчались к берегу, пуская на скаку стрелы из своих луков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82