Невыгодно, объяснял генерал, ждать, когда тебя окружат и подвергнут твою крепость длительной осаде. Все дороги контролирует враг, замок стоит в самом центре королевства Тиронга, и ему действительно неоткуда ждать подкреплений, буде война официально начнется. Так что, коли уж некромант не сдается, он имеет намерение атаковать и победить. А наследник да Кассаров не тот человек, у которого бы не оказалось лишнего козыря в рукаве.
«Крестьяне, дорогой друг, всего лишь жалкая кучка разношерстного сброда. Чем еще он может нас „удивить"? А что не сдается: так ведь он – да Кассар. Понимай – вольнодумец, смутьян и гордец», – улыбался да Унара, но генералу казалось, что граф чего-то недоговаривает. И это настораживало и беспокоило главнокомандующего сильнее всего.
Говорить же на данную тему с его величеством Юлейном было совершенно бесполезно. Король и сам проклинал поход на Кассарию, но обсуждать положение дел отказывался наотрез. Жаловался на тяготы лагерной жизни и невкусный суп – «войдите в положение повара, милый генерал, у него же, бедняги, один-единственный котелок, да и тот стоит на открытом огне»; стонал по поводу сквозняков и сырости; бубнил что-то об утраченных возможностях и попранных идеалах, но в столицу возвращаться не приказывал и ежедневно проводил смотр войскам, гарцуя на белоснежном жеребце под золотой попоной.
Мнение генерала разделяли только боевые офицеры. Но их никто не спрашивал – от них требовали выполнять приказы.
Королевский астролог Непестос напророчил грандиозный успех, но после того сказался тяжелобольным и спешно уехал, чем возбудил в генерале новую порцию подозрений. Слишком уж этот скорый отъезд напоминал паническое бегство.
Сегодня, в последний день перед новолунием, Галармон был особенно неспокоен. Все кошки Тиронги скребли у него в душе, сообщая, что тоже предчувствуют беду. Король сегодня был раздражительнее и капризнее, нежели обыкновенно; граф да Унара мрачен так, словно уличил в измене родине собственную бабушку; маркиз Гизонга зол, словно потерял мешок денег; ополчение волновалось, регулярные части маялись от безделья, а всякому известно, что когда солдаты ничем не заняты, то соблюдать дисциплину весьма сложно. Словом, генерал полагал, что лично он мечтал бы столкнуться с таким противником на месте да Кассара: чудо что за враг, дай ему волю – сам себя закопает с усердием желвацинского землекопа.
Адъютант генерала, молодой, но уже увенчанный славой офицер из старинного рода Саланзерпов, приблизился к начальнику, неся шлем на согнутой руке.
Они скорее дружили, чем осуществляли принцип начальник – подчиненный. Эмс был сыном старого боевого товарища генерала. Они дружили в далекой молодости, сражались плечом к плечу во время войны за Харцуцуйское наследство; защищали знаменитую Пупумскую пустошь от пришлых варваров и были разлучены навсегда при Манчуре, когда Саланзерп-старший без памяти влюбился во вражеского повара и дезертировал из тиронгийской армии, завещав другу заботиться о своей семье. Ангус да Галармон объявил товарища погибшим при исполнении боевого долга и даже посмертно наградил орденом Львиного трона. Вдову утешал, как мог, хоть и восстал против ее намерения заключить с ним брак; а Саланзерпа-младшего полюбил всем сердцем и оказывал ему покровительство на всех этапах карьеры. У Галармона не было сына, но именно такого сына он бы хотел иметь: исполнительного, аккуратного, скромного и притом отважного и беззаветно преданного друзьям. Ему бы он завещал не только свое состояние, но и книжечку фамильных рецептов, свое главное сокровище. Если бы генерал и стал делиться с кем-нибудь своими сомнениями на предмет затеянной правительством авантюры, то исключительно с Эмсом Саланзерпом.
– Ваше превосходительство, генерал, – неуверенно проговорил он. – Разрешите высказаться?
– Валяйте, – сказал демократичный генерал.
– Граф приказал поставить ополченцев в первые ряды. А если они испугаются и побегут? Они же нас затопчут…
– Расступитесь как вежливые люди, – посоветовал генерал. – Проиграем сражение, я выйду в отставку, аптеку открою. Буду продавать пупафонцы и мороженое «Князь Пюклер». Рецептик мне еще от прадеда достался. Тот тоже все мечтал аптеку открыть, на Тетучепской набережной. Впрочем, теперь это не слишком бойкое место. Все течет, все изменяется. Я бы настаивал на выходе из Тутумского парка…
– Ваше высокопревосходительство!
Генерал заскучал. Саланзерп был во всем прав, кто бы отрицал, но главнокомандующие тоже люди, им хочется сочувствия, понимания, новых рецептов, наконец, раз уж они не могут обеспечить победу своего войска.
Не далее как вчера Галармон заявил во всеуслышание, что снимает с себя всякую и всяческую ответственность за исход военной операции в Кассарии, на что граф да Унара с милой улыбкой заметил, что никто таковую ответственность на него и не возлагал. Признаться, генерал подумал: а не переметнуться ли ему на сторону противника?
– Странный посетитель был вчера у графа, – доложил адъютант.
– У него все такие, – буркнул главнокомандующий.
– Никак нет, ваше высокопревосходительство.
– Уверены?
– Не могу знать.
– А что можете?
– Предполагать, мой генерал.
– Что именно?
– Что даже начальнику Тайной Службы нечасто приходится принимать столь странных гостей.
– Нам-то какое дело?
– Я подумал, нам-то как раз и дело. Отчего бы это никто не прислушивался к вашему мнению?
– Государственные интересы. Высшие соображения. Тайны, циклоп меня обними.
– Вот-вот, – доверительно молвил адъютант. – И я провел разведку боем.
Генерал наставил на него укоризненный палец:
– Подслушивали?
– Не без того, ваше высокопревосходительство!
– Выводы?
– Затрудняюсь. Генерал удивился.
– Разговор происходил на неизвестном мне языке.
– А какие языки, кроме родного, вам известны, Саланзерп?
– Никакие, милорд.
– Тогда на что жалуемся?
– На заговор, мой генерал.
– Факты, доказательства?
– Тон, мой генерал. Так шепчутся и ворчат только заговорщики. Посетитель прибыл пополуночи, отбыл через три часа. На территории лагеря возник самопроизвольно, посредством воплощения из густого тумана. Убыл так же непристойно. Карета подозрительная.
– Чем именно?
– Черная, без гербов. На козлах существо невнятной породы, плохо определимое в ночной темноте. Фонарей либо факелов нет. Запряжена… – Тут адъютант выразил свое отношение к одрам, влекущим подозрительную карету, резким бурчанием в районе носа.
Генерал еще раз удивился. Мальчик из хорошей семьи, его адъютант и воспитанник пользовался корректными формулировками даже в более серьезных случаях. Видимо, скакуны были еще те.
Джентльмен – это человек, который называет кошку кошкой, даже когда споткнется об нее.
– Вполне логично предположить, что для борьбы с силами тьмы, представителем коих по определению является Зелг да Кассар… – Галармон не договорил, осознав весь кошмар посетившей его мысли.
– И я так думаю, милорд, – шмыгнул носом адъютант. – Однако же страшно представить, что граф мог допустить подобную ошибку.
– В моей семье хранится много веков подряд редкостная рукопись, – сказал генерал без всякой видимой связи с предыдущим. – Описание Пыхштехвальдской битвы. Тиронгийская армия была малочисленной, и разгром представлялся неизбежным. Командующим тогда был…
– Герцог да Кассария?
– Совершенно верно. Я всегда симпатизировал кассарийским некромантам, пусть простит меня наш добрый король. Если нынешний герцог унаследовал хоть малую толику способностей своего славного предка, небесам станет жарко. Собери-ка в моей палатке офицеров: я все-таки поговорю с ними перед завтрашним наступлением, что бы ни говорил по этому поводу граф да Унара. Пока что это моя армия.
– Слушаюсь! – И адъютант лихо щелкнул каблуками, вложив в сей жест всю радость, которую он испытывал по поводу принятого генералом решения.
* * *
Так странно все сложилось, что только сегодня, накануне сражения, Зелг впервые увидел большую часть своего замка. До того он побывал только в пиршественном и тронном залах, спальне и прилегающем к ней кабинете. Да еще пару раз гулял в саду, старательно обходя и тропинку, ведущую на задний двор, и тем более колодец с утопликом, столь тепло встретившим его в день приезда. А замок оказался совершенно волшебным.
Деловитые, трудолюбивые домовые, похожие на толстеньких мышей с розовыми пятачками, вооружившись метелочками и щеточками, сновали по комнатам и коридорам. Учтивые призраки приветливо кивали из темных углов и доверчиво предлагали молодому хозяину свои нехитрые сокровища в знак дружбы и благоволения. Крохотные огоньки повсюду летали за ним и услужливо освещали любую картину или фреску, которая привлекала его внимание. На шаг позади Зелга важно топал шестиногий столик с напитками и легкой закуской. Зелг бродил по отчему дому.
Его пленили маленькие, уютные комнаты с низкими потолками и стрельчатыми окнами, с витражами, в которых преобладали золотистые, зеленые, голубые и сиреневые тона. Комнатки со стенами, расписанными бледными фресками в незапамятные времена величайшими художниками мира, с низенькими, но тяжелыми дверями, снабженными бронзовыми засовами, хранили неожиданные тайны. Открывая очередную дверь и наклоняя голову, чтобы пройти, Зелг ожидал обнаружить в соседнем помещении… Точнее, он не ожидал обнаружить за этой дверью огромное пространство зимнего сада, куда солнечный свет проникал сквозь хрустальный купол, а резные колонны терялись в вышине, упираясь витиеватыми капителями в потолок, выложенный светлой бирюзой. Половину зала занимал бассейн с неровными бортиками, в котором над дюнами золотого песка, малахитовыми скалами и розовыми раковинами, среди лесов диковинных водорослей плавали разноцветные рыбы и черепашки. Хрустальный водопад срывался с яшмовой скалы, усыпанной мелкими вьющимися растениями. Густые заросли редкостных трав и кустарников, крохотные плодоносящие деревца в фарфоровых сосудах, аквариумы с экзотическими заморскими тварями, птичий щебет и пересвист, легкий ветерок, совершенно невозможный в замкнутом помещении, будь оно сколь угодно обширным…
– Какая красота! – всплеснул руками пораженный герцог.
– Рад стараться, милорд, – ответил кто-то у него за спиной.
Привычный к неожиданностям, Зелг не подпрыгнул и не свалился в воду, а всего лишь сдержанно икнул. Около него топталось приветливое кряжистое дерево с изумрудными глазками и пышной шевелюрой клейких зеленых листочков. В одной ветке дерево сжимало исполинскую лейку, в другой – лопаточку, а в третьей – капризничающий саженец.
– Я ваш внутризамковый садовник Мема, – отрекомендовалось дерево приятным басом. – А мой братец Фема возится с замковым парком. Ваша милость желает дать какие-нибудь указания?
– Что вы! – рассмеялся Зелг. – Как можно указывать такому знатоку и профессионалу? Что я вам скажу, когда я полный профан?
Все профессии – это заговор специалистов против профанов.
Джордж Бернард Шоу
– Оно и верно, ваше высочество, – оживился садовник. – Кто бы вас стал слушать, откровенно говоря?
– Тоже мысль.
– Сами посудите, как можно иначе, коли доктор Дотт заказывают новые семена каждый сезон, а милорд Думгар велят заказы отменить в целях не столько экономии, сколько пресечения самоуправства. Господин Иоффа велят высадить в парке волчью лилию, чей запах привлекает оборотней, а господин Альгерс просит ее упрятать обратно, ибо горгониды волчью лилию на дух не переносят. Из «Расторопных телег» каждый день шлют слезные просьбы пожертвовать пару листочков специй для их адских зелий, а господин Гописса просит их себе, для булочек и блинчиков. – Дерево безнадежно махнуло всеми свободными ветвями. – Самочинно управляюсь, потому как всех слушать – долго ли сдуреть?
– Недолго, – посочувствовал Зелг.
– Так что, ваше высочество, ежели цветиков каких возжелаете, али птичек, али рыбок – милости просю. Что же до рассудительных замечаний, ценных указаний и прочего, не теряйте зря времени.
– Не буду, – пообещал герцог.
– Молодца! Наш человек, – одобрил Мема. – Война на когда назначена?
– Вроде на завтра.
– Обязательно приду, – пообещало дерево. – Я бы и сегодня явился в расположение, да саженцы высадить надо. Альрауны раскапризничались. Вот еще что: я давно думаю бабочек завести. Вообразите, какое благолепие будет, если над всеми цветами да над прудиком станут порхать бабочки и стрекозы.
– Волшебно.
– Ну, значит, после войны и приступим, – сказал Мема. – Пойду я, а то корни у малыша замерзнут, расчихается и плохо приживется.
– Да-да, конечно идите, – торопливо согласился Зелг. – Приятно было познакомиться. А если кто станет препятствовать в любом вашем начинании, смело говорите, что это я велел.
Дерево исчезло в густых зарослях, а герцог какое-то время посидел на краю бассейна, послушал птиц, понаблюдал за черепашками, а потом двинулся дальше в обход своих владений.
Из зимнего сада он попал в длинный коридор, уставленный затейливыми скульптурами василисков, драконов, горгулий, ехидн, минотавров, грифонов и прочих волшебных существ. Этот коридор долго петлял по замку, и Зелг стал подозревать, что в статуях, вероятно, скрыты какие-то тайные механизмы, открывающие двери. Однако без помощи Думгара глупо было бы даже надеяться на то, чтобы их обнаружить. Да и некогда всем этим заниматься.
У голема была одна диковинная привычка: стоило о нем подумать, как он появлялся в поле зрения.
Не успел Зелг помянуть про себя каменного домоправителя, как тут же обнаружил в конце коридора окованную бронзой дверь, толкнул ее не без натуги и очутился в библиотеке.
Библиотека: место, где можно найти все, что вам нужно, если вы найдете человека, который знает, где это находится.
Харри Мартин
Планировка этого зала в точности повторяла планировку зимнего сада, с той лишь только разницей, что это помещение утопало не в растениях, а в книгах, рукописях и футлярах со свитками. Зал был в основании круглым, и вдоль стен, сплошь застроенных полками, поднимался по спирали пандус, и сам служивший опорной стенкой для книжных шкафов. Конструкция походила на тройную витую раковину, увенчанную хрустальным куполом – близнецом предыдущего. Сам зал был поделен двусторонними стеллажами на шесть секторов.
Здесь же, в библиотеке, Зелг обнаружил небольшую, но бесценную коллекцию глобусов Ниакроха и звездного неба над ним, самый маленький из которых был размером с крупную бусину, а самый большой пришлось обходить по кругу, задрав голову. Звезды на глобусах были выложены из драгоценных камней: сапфиров, изумрудов, алмазов, рубинов и редчайших ярко-желтых надизов. Он узнавал знакомые с детства созвездия: Скачущего Жеребца, Спящего Дракона, Кентавра, Копейщика, Плачущую Деву, Упыря. Какой-то глобус, заметив интерес хозяина, пустился объяснять подробности.
На маленьком столике обнаружились шахматы. Не успел хозяин приблизиться к ним, чтобы рассмотреть поближе, как ферзи принялись приседать в реверансе, короли махать шляпами, а прочие фигурки – отдавать честь. Краем глаза молодой некромант заметил, что столики – шахматный и тот, что сопровождал его с напитками, – расшаркались, как давние знакомые.
Завернув за стеллаж, Зелг натолкнулся на веселую компанию: Думгара, Мадарьягу, Дотта, Карлюзу и длиннобородую мумию в симпатичной мантии – чайные розочки по оливковому фону, тройная прошва по рукаву, обшитые пуговки, широкие манжеты и капюшон, подбитый палевым шелком. На ногах у мумии красовались пантуфли с загнутыми носами и открытой пяткой.
– Внучек пришел, – обрадовалась мумия и полезла целоваться.
Тут уж Зелг не выдержал и подпрыгнул от неожиданности. Да и то сказать: ежели человек не имеет права подпрыгивать от неожиданности в собственном замке, то в этой стране действительно беда с гражданскими свободами.
– Узандаф Ламальва да Кассар, победитель при Пыхштехвальде, владетельный князь Плактура, который, кстати, второй месяц не высылает дань, – торжественно объявил голем.
– Э-ээ, дедушка, – догадливо сказал Зелг. – А не выпить ли нам чего-нибудь за встречу?
Столик с готовностью подбежал к хозяину.
– Гляди-ка, ты ему понравился, – довольно констатировал Узандаф. – А вот твоей бабке ни в жисть ничего не предлагал. Даже молоко уносил обратно на кухню. Жаль, теперь у меня иные радости, эфиром лакомлюсь. Давай, Дотт, старина, сообрази и нам по стаканчику. За встречу, малыш!
Зелг хлопнул стакан мугагского.
– Мы уж заждались, – сказала мумия. – Я бы и сам пришел к тебе, не думай, что это старческие капризы. Но по странной прихоти судьбы здесь, в библиотеке, я скончался и здесь теперь живу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
«Крестьяне, дорогой друг, всего лишь жалкая кучка разношерстного сброда. Чем еще он может нас „удивить"? А что не сдается: так ведь он – да Кассар. Понимай – вольнодумец, смутьян и гордец», – улыбался да Унара, но генералу казалось, что граф чего-то недоговаривает. И это настораживало и беспокоило главнокомандующего сильнее всего.
Говорить же на данную тему с его величеством Юлейном было совершенно бесполезно. Король и сам проклинал поход на Кассарию, но обсуждать положение дел отказывался наотрез. Жаловался на тяготы лагерной жизни и невкусный суп – «войдите в положение повара, милый генерал, у него же, бедняги, один-единственный котелок, да и тот стоит на открытом огне»; стонал по поводу сквозняков и сырости; бубнил что-то об утраченных возможностях и попранных идеалах, но в столицу возвращаться не приказывал и ежедневно проводил смотр войскам, гарцуя на белоснежном жеребце под золотой попоной.
Мнение генерала разделяли только боевые офицеры. Но их никто не спрашивал – от них требовали выполнять приказы.
Королевский астролог Непестос напророчил грандиозный успех, но после того сказался тяжелобольным и спешно уехал, чем возбудил в генерале новую порцию подозрений. Слишком уж этот скорый отъезд напоминал паническое бегство.
Сегодня, в последний день перед новолунием, Галармон был особенно неспокоен. Все кошки Тиронги скребли у него в душе, сообщая, что тоже предчувствуют беду. Король сегодня был раздражительнее и капризнее, нежели обыкновенно; граф да Унара мрачен так, словно уличил в измене родине собственную бабушку; маркиз Гизонга зол, словно потерял мешок денег; ополчение волновалось, регулярные части маялись от безделья, а всякому известно, что когда солдаты ничем не заняты, то соблюдать дисциплину весьма сложно. Словом, генерал полагал, что лично он мечтал бы столкнуться с таким противником на месте да Кассара: чудо что за враг, дай ему волю – сам себя закопает с усердием желвацинского землекопа.
Адъютант генерала, молодой, но уже увенчанный славой офицер из старинного рода Саланзерпов, приблизился к начальнику, неся шлем на согнутой руке.
Они скорее дружили, чем осуществляли принцип начальник – подчиненный. Эмс был сыном старого боевого товарища генерала. Они дружили в далекой молодости, сражались плечом к плечу во время войны за Харцуцуйское наследство; защищали знаменитую Пупумскую пустошь от пришлых варваров и были разлучены навсегда при Манчуре, когда Саланзерп-старший без памяти влюбился во вражеского повара и дезертировал из тиронгийской армии, завещав другу заботиться о своей семье. Ангус да Галармон объявил товарища погибшим при исполнении боевого долга и даже посмертно наградил орденом Львиного трона. Вдову утешал, как мог, хоть и восстал против ее намерения заключить с ним брак; а Саланзерпа-младшего полюбил всем сердцем и оказывал ему покровительство на всех этапах карьеры. У Галармона не было сына, но именно такого сына он бы хотел иметь: исполнительного, аккуратного, скромного и притом отважного и беззаветно преданного друзьям. Ему бы он завещал не только свое состояние, но и книжечку фамильных рецептов, свое главное сокровище. Если бы генерал и стал делиться с кем-нибудь своими сомнениями на предмет затеянной правительством авантюры, то исключительно с Эмсом Саланзерпом.
– Ваше превосходительство, генерал, – неуверенно проговорил он. – Разрешите высказаться?
– Валяйте, – сказал демократичный генерал.
– Граф приказал поставить ополченцев в первые ряды. А если они испугаются и побегут? Они же нас затопчут…
– Расступитесь как вежливые люди, – посоветовал генерал. – Проиграем сражение, я выйду в отставку, аптеку открою. Буду продавать пупафонцы и мороженое «Князь Пюклер». Рецептик мне еще от прадеда достался. Тот тоже все мечтал аптеку открыть, на Тетучепской набережной. Впрочем, теперь это не слишком бойкое место. Все течет, все изменяется. Я бы настаивал на выходе из Тутумского парка…
– Ваше высокопревосходительство!
Генерал заскучал. Саланзерп был во всем прав, кто бы отрицал, но главнокомандующие тоже люди, им хочется сочувствия, понимания, новых рецептов, наконец, раз уж они не могут обеспечить победу своего войска.
Не далее как вчера Галармон заявил во всеуслышание, что снимает с себя всякую и всяческую ответственность за исход военной операции в Кассарии, на что граф да Унара с милой улыбкой заметил, что никто таковую ответственность на него и не возлагал. Признаться, генерал подумал: а не переметнуться ли ему на сторону противника?
– Странный посетитель был вчера у графа, – доложил адъютант.
– У него все такие, – буркнул главнокомандующий.
– Никак нет, ваше высокопревосходительство.
– Уверены?
– Не могу знать.
– А что можете?
– Предполагать, мой генерал.
– Что именно?
– Что даже начальнику Тайной Службы нечасто приходится принимать столь странных гостей.
– Нам-то какое дело?
– Я подумал, нам-то как раз и дело. Отчего бы это никто не прислушивался к вашему мнению?
– Государственные интересы. Высшие соображения. Тайны, циклоп меня обними.
– Вот-вот, – доверительно молвил адъютант. – И я провел разведку боем.
Генерал наставил на него укоризненный палец:
– Подслушивали?
– Не без того, ваше высокопревосходительство!
– Выводы?
– Затрудняюсь. Генерал удивился.
– Разговор происходил на неизвестном мне языке.
– А какие языки, кроме родного, вам известны, Саланзерп?
– Никакие, милорд.
– Тогда на что жалуемся?
– На заговор, мой генерал.
– Факты, доказательства?
– Тон, мой генерал. Так шепчутся и ворчат только заговорщики. Посетитель прибыл пополуночи, отбыл через три часа. На территории лагеря возник самопроизвольно, посредством воплощения из густого тумана. Убыл так же непристойно. Карета подозрительная.
– Чем именно?
– Черная, без гербов. На козлах существо невнятной породы, плохо определимое в ночной темноте. Фонарей либо факелов нет. Запряжена… – Тут адъютант выразил свое отношение к одрам, влекущим подозрительную карету, резким бурчанием в районе носа.
Генерал еще раз удивился. Мальчик из хорошей семьи, его адъютант и воспитанник пользовался корректными формулировками даже в более серьезных случаях. Видимо, скакуны были еще те.
Джентльмен – это человек, который называет кошку кошкой, даже когда споткнется об нее.
– Вполне логично предположить, что для борьбы с силами тьмы, представителем коих по определению является Зелг да Кассар… – Галармон не договорил, осознав весь кошмар посетившей его мысли.
– И я так думаю, милорд, – шмыгнул носом адъютант. – Однако же страшно представить, что граф мог допустить подобную ошибку.
– В моей семье хранится много веков подряд редкостная рукопись, – сказал генерал без всякой видимой связи с предыдущим. – Описание Пыхштехвальдской битвы. Тиронгийская армия была малочисленной, и разгром представлялся неизбежным. Командующим тогда был…
– Герцог да Кассария?
– Совершенно верно. Я всегда симпатизировал кассарийским некромантам, пусть простит меня наш добрый король. Если нынешний герцог унаследовал хоть малую толику способностей своего славного предка, небесам станет жарко. Собери-ка в моей палатке офицеров: я все-таки поговорю с ними перед завтрашним наступлением, что бы ни говорил по этому поводу граф да Унара. Пока что это моя армия.
– Слушаюсь! – И адъютант лихо щелкнул каблуками, вложив в сей жест всю радость, которую он испытывал по поводу принятого генералом решения.
* * *
Так странно все сложилось, что только сегодня, накануне сражения, Зелг впервые увидел большую часть своего замка. До того он побывал только в пиршественном и тронном залах, спальне и прилегающем к ней кабинете. Да еще пару раз гулял в саду, старательно обходя и тропинку, ведущую на задний двор, и тем более колодец с утопликом, столь тепло встретившим его в день приезда. А замок оказался совершенно волшебным.
Деловитые, трудолюбивые домовые, похожие на толстеньких мышей с розовыми пятачками, вооружившись метелочками и щеточками, сновали по комнатам и коридорам. Учтивые призраки приветливо кивали из темных углов и доверчиво предлагали молодому хозяину свои нехитрые сокровища в знак дружбы и благоволения. Крохотные огоньки повсюду летали за ним и услужливо освещали любую картину или фреску, которая привлекала его внимание. На шаг позади Зелга важно топал шестиногий столик с напитками и легкой закуской. Зелг бродил по отчему дому.
Его пленили маленькие, уютные комнаты с низкими потолками и стрельчатыми окнами, с витражами, в которых преобладали золотистые, зеленые, голубые и сиреневые тона. Комнатки со стенами, расписанными бледными фресками в незапамятные времена величайшими художниками мира, с низенькими, но тяжелыми дверями, снабженными бронзовыми засовами, хранили неожиданные тайны. Открывая очередную дверь и наклоняя голову, чтобы пройти, Зелг ожидал обнаружить в соседнем помещении… Точнее, он не ожидал обнаружить за этой дверью огромное пространство зимнего сада, куда солнечный свет проникал сквозь хрустальный купол, а резные колонны терялись в вышине, упираясь витиеватыми капителями в потолок, выложенный светлой бирюзой. Половину зала занимал бассейн с неровными бортиками, в котором над дюнами золотого песка, малахитовыми скалами и розовыми раковинами, среди лесов диковинных водорослей плавали разноцветные рыбы и черепашки. Хрустальный водопад срывался с яшмовой скалы, усыпанной мелкими вьющимися растениями. Густые заросли редкостных трав и кустарников, крохотные плодоносящие деревца в фарфоровых сосудах, аквариумы с экзотическими заморскими тварями, птичий щебет и пересвист, легкий ветерок, совершенно невозможный в замкнутом помещении, будь оно сколь угодно обширным…
– Какая красота! – всплеснул руками пораженный герцог.
– Рад стараться, милорд, – ответил кто-то у него за спиной.
Привычный к неожиданностям, Зелг не подпрыгнул и не свалился в воду, а всего лишь сдержанно икнул. Около него топталось приветливое кряжистое дерево с изумрудными глазками и пышной шевелюрой клейких зеленых листочков. В одной ветке дерево сжимало исполинскую лейку, в другой – лопаточку, а в третьей – капризничающий саженец.
– Я ваш внутризамковый садовник Мема, – отрекомендовалось дерево приятным басом. – А мой братец Фема возится с замковым парком. Ваша милость желает дать какие-нибудь указания?
– Что вы! – рассмеялся Зелг. – Как можно указывать такому знатоку и профессионалу? Что я вам скажу, когда я полный профан?
Все профессии – это заговор специалистов против профанов.
Джордж Бернард Шоу
– Оно и верно, ваше высочество, – оживился садовник. – Кто бы вас стал слушать, откровенно говоря?
– Тоже мысль.
– Сами посудите, как можно иначе, коли доктор Дотт заказывают новые семена каждый сезон, а милорд Думгар велят заказы отменить в целях не столько экономии, сколько пресечения самоуправства. Господин Иоффа велят высадить в парке волчью лилию, чей запах привлекает оборотней, а господин Альгерс просит ее упрятать обратно, ибо горгониды волчью лилию на дух не переносят. Из «Расторопных телег» каждый день шлют слезные просьбы пожертвовать пару листочков специй для их адских зелий, а господин Гописса просит их себе, для булочек и блинчиков. – Дерево безнадежно махнуло всеми свободными ветвями. – Самочинно управляюсь, потому как всех слушать – долго ли сдуреть?
– Недолго, – посочувствовал Зелг.
– Так что, ваше высочество, ежели цветиков каких возжелаете, али птичек, али рыбок – милости просю. Что же до рассудительных замечаний, ценных указаний и прочего, не теряйте зря времени.
– Не буду, – пообещал герцог.
– Молодца! Наш человек, – одобрил Мема. – Война на когда назначена?
– Вроде на завтра.
– Обязательно приду, – пообещало дерево. – Я бы и сегодня явился в расположение, да саженцы высадить надо. Альрауны раскапризничались. Вот еще что: я давно думаю бабочек завести. Вообразите, какое благолепие будет, если над всеми цветами да над прудиком станут порхать бабочки и стрекозы.
– Волшебно.
– Ну, значит, после войны и приступим, – сказал Мема. – Пойду я, а то корни у малыша замерзнут, расчихается и плохо приживется.
– Да-да, конечно идите, – торопливо согласился Зелг. – Приятно было познакомиться. А если кто станет препятствовать в любом вашем начинании, смело говорите, что это я велел.
Дерево исчезло в густых зарослях, а герцог какое-то время посидел на краю бассейна, послушал птиц, понаблюдал за черепашками, а потом двинулся дальше в обход своих владений.
Из зимнего сада он попал в длинный коридор, уставленный затейливыми скульптурами василисков, драконов, горгулий, ехидн, минотавров, грифонов и прочих волшебных существ. Этот коридор долго петлял по замку, и Зелг стал подозревать, что в статуях, вероятно, скрыты какие-то тайные механизмы, открывающие двери. Однако без помощи Думгара глупо было бы даже надеяться на то, чтобы их обнаружить. Да и некогда всем этим заниматься.
У голема была одна диковинная привычка: стоило о нем подумать, как он появлялся в поле зрения.
Не успел Зелг помянуть про себя каменного домоправителя, как тут же обнаружил в конце коридора окованную бронзой дверь, толкнул ее не без натуги и очутился в библиотеке.
Библиотека: место, где можно найти все, что вам нужно, если вы найдете человека, который знает, где это находится.
Харри Мартин
Планировка этого зала в точности повторяла планировку зимнего сада, с той лишь только разницей, что это помещение утопало не в растениях, а в книгах, рукописях и футлярах со свитками. Зал был в основании круглым, и вдоль стен, сплошь застроенных полками, поднимался по спирали пандус, и сам служивший опорной стенкой для книжных шкафов. Конструкция походила на тройную витую раковину, увенчанную хрустальным куполом – близнецом предыдущего. Сам зал был поделен двусторонними стеллажами на шесть секторов.
Здесь же, в библиотеке, Зелг обнаружил небольшую, но бесценную коллекцию глобусов Ниакроха и звездного неба над ним, самый маленький из которых был размером с крупную бусину, а самый большой пришлось обходить по кругу, задрав голову. Звезды на глобусах были выложены из драгоценных камней: сапфиров, изумрудов, алмазов, рубинов и редчайших ярко-желтых надизов. Он узнавал знакомые с детства созвездия: Скачущего Жеребца, Спящего Дракона, Кентавра, Копейщика, Плачущую Деву, Упыря. Какой-то глобус, заметив интерес хозяина, пустился объяснять подробности.
На маленьком столике обнаружились шахматы. Не успел хозяин приблизиться к ним, чтобы рассмотреть поближе, как ферзи принялись приседать в реверансе, короли махать шляпами, а прочие фигурки – отдавать честь. Краем глаза молодой некромант заметил, что столики – шахматный и тот, что сопровождал его с напитками, – расшаркались, как давние знакомые.
Завернув за стеллаж, Зелг натолкнулся на веселую компанию: Думгара, Мадарьягу, Дотта, Карлюзу и длиннобородую мумию в симпатичной мантии – чайные розочки по оливковому фону, тройная прошва по рукаву, обшитые пуговки, широкие манжеты и капюшон, подбитый палевым шелком. На ногах у мумии красовались пантуфли с загнутыми носами и открытой пяткой.
– Внучек пришел, – обрадовалась мумия и полезла целоваться.
Тут уж Зелг не выдержал и подпрыгнул от неожиданности. Да и то сказать: ежели человек не имеет права подпрыгивать от неожиданности в собственном замке, то в этой стране действительно беда с гражданскими свободами.
– Узандаф Ламальва да Кассар, победитель при Пыхштехвальде, владетельный князь Плактура, который, кстати, второй месяц не высылает дань, – торжественно объявил голем.
– Э-ээ, дедушка, – догадливо сказал Зелг. – А не выпить ли нам чего-нибудь за встречу?
Столик с готовностью подбежал к хозяину.
– Гляди-ка, ты ему понравился, – довольно констатировал Узандаф. – А вот твоей бабке ни в жисть ничего не предлагал. Даже молоко уносил обратно на кухню. Жаль, теперь у меня иные радости, эфиром лакомлюсь. Давай, Дотт, старина, сообрази и нам по стаканчику. За встречу, малыш!
Зелг хлопнул стакан мугагского.
– Мы уж заждались, – сказала мумия. – Я бы и сам пришел к тебе, не думай, что это старческие капризы. Но по странной прихоти судьбы здесь, в библиотеке, я скончался и здесь теперь живу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41