Ни дать, ни взять, мир грез,
подумал Конвей, мир, в котором грезы становятся явью. В последнем можно
было не сомневаться, ибо разве рядом с ним не парила смуглокожая и
прекрасная медсестра Мэрчисон? Они аккуратно, чтобы не потревожить большие
водяные шары, сели за столик. Конвей, одной рукой держась за стул, другую
положил на ладонь Мэрчисон и сказал:
- Я хочу поговорить с вами.
Она улыбнулась, но в ее улыбке сквозила легкая настороженность.
Конвей попытался заговорить, попытался высказать то, что столько раз
произносил в уме, но тут же запутался и пустился изрекать что попало. Она
такая красивая, сказал он, но она - глупышка, что осталась в госпитале. Он
любит ее, желает ее и был бы счастлив, если бы сумел за эти месяцы загнать
ее в уголок и добиться столь нужного ему "да". Но ему, сказал он, помешали
обстоятельства. Он постоянно думал о ней, даже тогда, когда оперировал
ТРЛХ, и именно эти мысли помогли ему продержаться до конца. А во время
бомбардировки он переживал за...
- Я тоже беспокоилась за вас, - мягко перебила Мэрчисон. - Вы были
везде и всюду, и всякий раз, когда в нас попадали... Вы всегда знали, что
делать, и... и я боялась, что вы заработаетесь до смерти.
Она потупилась. У Конвея пересохло во рту.
- А когда вы занялись ТРЛХ, - прибавила она, - мне показалось, что со
мной рядом диагност. О'Мара сказал, семь мнемограмм... Я... Я просила у
него дать мне хотя бы одну. Но он отказал, потому что, - она замялась, -
потому что, по его мнению, девушки допускают в себя - ну, в сознание, -
весьма избирательно.
- Насколько избирательно? - спросил Конвей хрипло. - Э-э... друзья не
считаются?
Он невольно подался вперед и отпустил стул, и немедленно взмыл к
потолку и врезался лбом в большущий водяной шар. Тот выплеснул всю свою
воду ему в лицо. Конвей принялся отплевываться и размахивать руками, и тут
увидел _э_т_о_, грубый диссонанс в гармонии грез наяву. В углу полутемного
зала штабелем лежали ракеты без боеголовок. На полу их удерживали
специальные зажимы, а сверху была наброшена сеть - на случай, если зажимы
лопнут при взрыве. Конвей извернулся, отыскал край сети и раскинул ее в
воздухе подобием гамака.
- На лету как следует не поговоришь, - пробормотал он. - Иди сюда.
Быть может, сеть слишком уж напоминала паутину или в голосе Конвея
прозвучало довольство хищника, наконец-то заманившего добычу в ловушку, но
так или иначе - Мэрчисон заколебалась. Ее ладонь, которую он сжимал в
своей руке, задрожала.
- Я... Я знаю, о чем ты думаешь, - произнесла она, глядя куда-то в
сторону. - Поверь, мне хочется того же, что и тебе. Но развлекаться в то
время, когда в госпитале столько раненых и они продолжают прибывать - это
эгоистично. Глупо, конечно, но я считаю, что сначала мы должны
позаботиться о других. Вот почему...
- Спасибо, - огрызнулся Конвей, - спасибо, что напомнила мне о моих
обязанностях.
- Ну, зачем ты так! - воскликнула она, прижимаясь к нему и кладя
голову ему на грудь. - Я вовсе не хотела обидеть тебя. Пожалуйста, не
сердись. Война... я не предполагала, что она так ужасна. Я боюсь, боюсь,
что тебя убьют, а я останусь одна! Пожалуйста, обними меня и... и скажи,
как мне быть...
Ее глаза мерцали. Лишь увидев бегущие из них и плывущие по воздуху
искорки, Конвей догадался, что она плачет. Он никогда не представлял себе
Мэрчисон плачущей, а потому поспешил исполнить ее просьбу. Через какое-то
время он отстранил девушку от себя и проговорил:
- Я не сержусь, но если ты меня спросишь, что я чувствую, то,
пожалуй, я предпочту воздержаться от ответа. Пойдем, я провожу тебя.
Однако осуществить столь благое намерение ему помешала сирена
тревоги, после которой доктора Конвея по коммуникатору пригласили подойти
к интеркому.

23
В приемном покое, где сидели когда-то за пультами управления трое
нидиан, которые решали, как лучше принять пациентов и разместить их в
госпитале, теперь помещался штаб обороны: двадцать мониторов бормотали
что-то в микрофоны, неотрывно глядя на экраны, которые показывали
имперские корабли в любом увеличении - от нулевого до пятидесятикратного.
На двух из трех главных экранов вражеские силы как будто прятались за
разнообразными линиями и прочими геометрическими фигурами: это
офицер-тактик пытался разработать план грядущего сражения. Третий экран
выдавал картинку с наружной обшивки госпиталя. Вот промелькнула падающей
звездой очередная ракета. Последовала неяркая вспышка, и поднялся
крохотный фонтанчик обломков. В помещении штаба раздался неожиданно
громкий металлический скрежет.
- Они забрасывают нас ракетами из-за пределов досягаемости наших
орудий, - проговорил Дермод. - Вероятно, уповают на то, что к началу
следующей атаки мы будем уже достаточно издерганы. А контратака приведет
лишь к гибели нашего флота. Кораблей у нас осталось настолько мало, что
они способны действовать только при огневой поддержке госпиталя. Значит,
выбора нет: будем готовиться к...
- К чему? - перебил Конвей.
О'Мара неодобрительно фыркнул.
Дермод холодно поглядел на доктора и продолжил, обращаясь теперь к
Конвею, но вовсе не отвечая на вопрос:
- Можно ожидать также, что противник организует рейды быстроходных
катеров. Потери у нас будут среди мониторов, занятых обороной самого
госпиталя, среди экипажей звездолетов и, быть может, среди тех, кто на нас
нападает. В связи с этим, доктор, я хотел бы кое-что выяснить. По слухам,
вы оперировали вражеских солдат, а в разговоре со мной утверждали, что
ваши возможности на пределе...
- Какие еще, черт побери, слухи? - воскликнул Конвей.
Лицо Дермода посуровело.
- Мне сообщали о пациентах одного и того же вида, которые лежат рядом
и рады бы перекинуться словечком, но у них ничего не выходит, потому что
они друг друга не понимают. Какие вы приняли меры для...
- Никаких! - огрызнулся Конвей. Его душила злоба, и он с трудом
удерживался от того, чтобы не схватить Дермода за плечи и не потрясти его
как безвольную куклу. Поначалу командующий флотом ему нравился, он считал
Дермода толковым и вдумчивым офицером, но в последние несколько дней того
словно подменили. Он как будто превратился в средоточие тех слепых и
неудержимых стремлений, которые и были причиной того, что госпиталь стал
ловушкой для Конвея и для всех остальных. Совещания между военными и
медицинским начальством проводились сейчас ежедневно, и каждый день между
Конвеем и Дермодом обязательно возникали разногласия. Впрочем, сегодня
командующий флотом предпочел не отвечать резкостью на резкость. Он молча
рассматривал Конвея, причем с таким выражением в глазах, что доктору
подумалось, будто Дермод его вообще не видит. О'Мара вполголоса
посоветовал Конвею не валять дурака и не строить из себя благородную
девицу: у Дермода хлопот полон рот и при данных обстоятельствах некоторая
грубость с его стороны вполне извинительна.
- Разумеется, - произнес Дермод ледяным тоном как раз тогда, когда
Конвей решил на деле быть терпимее к нему, - вы заботитесь о вражеских
раненых не так, как о наших?..
- Знаете, - отозвался Конвей с таким спокойствием в голосе, что на
лице О'Мары отразилась тревога, - определить, где наши, а где чужие, не
слишком просто. Мелкие различия в конструкции скафандров обычно проходят
незамеченными. А то, что находится внутри скафандра, как правило, не
поддается опознанию из-за полученных ран. Звуки, которые издают раненые в
промежутке между введением болеутоляющего и погружением в бессознательное
состояние, перевести весьма сложно. И потом, если и существует какая-то
разница, если раненый монитор чем-то и отличается от раненого врага, я не
желаю об этом знать, - он почти кричал. - Нам, медикам, наплевать на
всякие различия! Мы же в госпитале, черт вас возьми! Или уже нет?
- Не горячись, сынок, - буркнул О'Мара. - Конечно, мы в госпитале.
- Который временно стал боевой базой, - прибавил Дермод.
- Мне вот что непонятно. - Главный психолог явно старался унять
страсти. - Почему они не применяют ракет с ядерными боеголовками?
По штабу волной прокатилась вибрация, вызванная очередным взрывом на
наружной обшивке.
- Потому, майор, - сказал Дермод, не сводя взгляда с Конвея, - что
госпиталь нужен им как приз. Того требуют политические интересы. Они
должны овладеть форпостом ненавистных супостатов, имперский генерал должен
одержать отнюдь не пиррову победу, то есть одолеть противника и
закрепиться на его территории, неважно, каких она размеров, и тогда можно
будет объявить, что Империя снова восторжествовала. Наши потери очень
велики. Обычно в космических схватках удается госпитализировать не более
десяти процентов раненых, однако нам повезло - у нас под боком госпиталь с
современным медицинским оборудованием. А потери врага гораздо
существеннее, по моим прикидкам, соотношение один к двадцати, так что если
теперь они вдруг соберутся пальнуть по нам атомной ракетой, хотя могли
поступить так и на первых порах и не потеряли бы тогда ни единого солдата,
им потом придется несладко. Если император не сумеет ответить на вопросы,
которые задаст ему в этом случае население, он обнаружит, что война имела
не только приятные последствия...
- А почему вы не вступаете с ними в переговоры? - хрипло спросил
Конвей. - Расскажите им всю правду, расскажите о раненых. Ведь нам на
победу рассчитывать никак не приходится. Так почему мы не сдаемся?..
- Мы не ведем с ними переговоров, доктор, - язвительно сообщил
Дермод, - потому что они не станут нас слушать. Или не поверят нам. Им
известно - вернее, они так полагают, - что произошло на Этле и чем мы
занимаемся в этих стенах. Что толку объяснять им, что в действительности
мы не вредили, а помогали этланам, что нас вынудили воевать? На Этле
вскоре после нашего ухода вспыхнули новые эпидемии, а в госпиталях, как
вы, должно быть, осведомлены, не предусмотрено наличие излучателей и
виброустановок. Они судят о нас не по словам, а по действиям. А наши
действия, к сожалению, подтверждают те сплетни и домыслы, которые
распространяются о нас с ведома и одобрения императора. Если бы они хоть
чуть-чуть подумали, их наверняка удивило бы, что на нашей стороне
сражается столько инопланетян. Ведь, по их мнению, наши инопланетяне -
забитые, замордованные существа, немногим лучше рабов. Однако добровольцы
дерутся вовсе не как рабы. Но нет, Империя предпочитает логике эмоции...
- И я тоже! - воскликнул Конвей. - Я думаю о своих пациентах. Палаты
переполнены. Раненые лежат в каких-то закутках, в коридорах, где в любой
момент может упасть давление...
- Сдается мне, доктор, вы не способны видеть дальше собственного
носа! - рявкнул Дермод. - Позвольте информировать вас, что не вам одному
есть дело до пациентов, однако я, например, в отличие от вас не впадаю в
сентиментальность. Если я начну думать по-вашему, то меня захлестнет
ненависть к врагу и я, сам того не сознавая, примусь мечтать об отмщении.
- Где-то прогремел который уже по счету взрыв. Дермод повысил голос: - Вам
наверняка известно, что Корпус мониторов является полицейским
формированием, которое поддерживает порядок в Федерации посредством
применения достижений психологии и прочих общественных наук. Если коротко,
то наша основная задача - формировать воззрения как отдельных личностей,
так и населения целых планет. Поэтому нынешняя ситуация, кучка врачей и
мониторов против жесткого и прекрасно вооруженного врага, в этом отношении
весьма выигрышная. Пускай Федерации понадобится какое-то время, чтобы
собраться с силами и нанести ответный удар, но вы только представьте себе,
доктор, какой сладостной будет месть! - Лицо командующего побледнело,
черты заострились от ярости, голос сорвался на крик. - В галактической
войне, доктор, захват планет невозможен. Их попросту уничтожают. И
паршивая, вонючая Империя с ее сорока занюханными планетками будет стерта
в пыль, сокрушена и развеяна в прах!
О'Мара хранил молчание. Конвей хотел было отвернуться от Дермода и
взглянуть на главного психолога, но не смог. Он и не предполагал, что
ледышка-командующий способен на столь бурное проявление чувств, и где-то
даже испугался, ибо отдавал себе отчет, что от разумности и самообладания
Дермода зависят его, Конвея, жизнь и судьба.
- Я сказал, что Корпус - полицейское формирование, - продолжал тот. -
Мы пытаемся рассматривать создавшееся положение, как обычные беспорядки,
как бунт, в котором потери бунтовщиков больше, чем у полиции. Лично я
считаю, что полномасштабная война неизбежна, но не желаю ненавидеть
Империю. Существует разница, доктор, между поддержанием мира и разжиганием
войны. И я знаю безо всяких докторишек, которые интересуются только своими
пациентами, как гибнут мои люди! Так что нечего пудрить мне мозги и
заставлять ненавидеть людей, виновных лишь в том, что поверили откровенной
лжи! Мне плевать, - закончил Дермод, безуспешно попытавшись умерить пыл, -
как вы лечите раненых, но мои приказы для вас обязательны. Мы находимся на
военной базе, поэтому возле вражеских раненых, которые в сознании, должна
быть выставлена охрана, чтобы не произошло случаев саботажа. Все ясно,
доктор?
- Так точно, сэр, - пробормотал Конвей.
Несколько минут спустя они вдвоем с О'Марой покинули Приемный покой.
Конвей чувствовал себя не в своей тарелке. Он размышлял о том, что
ошибался в Дермоде и должен, вероятно, извиниться перед ним за свои дурные
мысли.
- Мне нравится, когда такие, как он, выпускают пар, - неожиданно
проговорил О'Мара. - Это весьма полезно с психологической точки зрения,
учитывая нагрузку, которую он несет. Я рад, что вы сумели вывести его из
себя.
- А я? - спросил Конвей.
- Вы, доктор, начисто лишены какой бы то ни было уравновешенности, -
отозвался О'Мара сердито. - На своей новой должности вам бы следовало
подавать пример терпимости, а вы быстро превращаетесь в раздражительного
чинушу. Осторожнее, доктор.
Конвей искал у майора сочувствия по поводу полученной от Дермода
взбучки, хоть какого-то участия, а никак не дополнительной порции
замечаний. Поэтому выпад О'Мары настолько его разозлил, что, когда тот
скрылся за дверью своего кабинета, Конвей все еще не мог найти слов от
возмущения.

24
На следующий день возможности извиниться перед командующим флотом
Конвею не представилось, ибо началась атака и им обоим стало не до
вежливых бесед. Да, подумал Конвей с горечью, от того, что войну назвали
бунтом, количество потерь нисколько не уменьшилось. Раненые поступали в
огромных количествах, поскольку сражение развернулось всерьез. Имперские
корабли вели шквальный огонь и мало-помалу окружали госпиталь плотным
кольцом. Оставшиеся в распоряжении Дермода звездолеты - "Веспасиан",
тралтанский линкор и легкие крейсеры с катерами - расположились рядом с
госпиталем и застопорили ход. Маневрировать они не могли, потому что
сократили бы тогда секторы обстрела госпитальных излучателей. Поэтому они,
так сказать, встали на якоря и начали стрелять из своих орудий. Однако
враги, судя по всему, стремились именно к такому повороту событий. Их
корабли с быстротой, возможной лишь при заранее подготовленном маневре,
незамедлительно перестроились и сосредоточили огонь на одном участке
наружной обшивки госпиталя.
Ракеты вонзались в обшивку, пробивали заслоны из обломков, проникали
во внутренние помещения. Виброустановки раскалывали корпуса притулившихся
у шлюзов подбитых звездолетов и освобождали новые цели для ракет.
Сопротивление флота мониторов было недолгим. Массированная атака
превратила их корабли в груды металлолома. Уцелевшие бросились врассыпную,
оставив госпиталь без прикрытия, и тут выяснилось, что задумал противник.
Из-за строя боевых звездолетов вынырнули транспортеры.
Им навстречу устремился "Веспасиан". Он ринулся наперерез первому
транспорту, который только-только показался над госпитальной обшивкой.
Относительно того, что случилось потом, ходили разные мнения. Кто
утверждал, что произошел сбой в компьютере, кто - что в крейсер попал
реактивный снаряд или что корабль сам напоролся на отклоненную лучом
захвата ракету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20