..
значит жена сняла все деньги с моего счета. Мы оказались не только в
информационном вакууме, но и в полной заднице.
-- Любовь приведет нас к себе.-- заметил Антон.
-- Ты это брось. Любовь меж бабой и мужиком приводит их в КВД, а
любовь меж мужиками заканчивается в СПИД-лечебнице. Так что,
подбирай выражения.
Василий был раздражен и поэтому неправ. Уж что-то, а половая
жизнь Антона была вне подозрений.
Однако имелся в его биографии один
эпизод, из-за которого странный товарищ собственно и начал
бродяжничать. Несмотря на три своих неоконченных высших
образования Антон не любил труд, но однажды маманя загнала его
работать вахтером в один академический институт. А там, на
других дверях, стоял еще один вахтер, семидесятилетний старичок.
Однажды ночью два вахтера распили бутылочку портвейна, после
чего младший попытался полюбить старшего через задницу. А сыном старшего
вахтера был как раз директором этого института... После
оправдывался Антон с улыбкой недоумения на полудетском лице --
нахлынуло на него что-то вдруг, ведь старичок был "добрый и
мудрый, как сама природа"...
Товарищи по постыдному бегству подобрали оставшиеся вещи и стали
ориентироваться по солнцу и прочим сомнительным приметам. Полдня было
потрачено на усиленное ориентирование, но берег озера так и не обнаружился.
Василий, в отличие от Антона, заметно приуныл, легкий отходняк после
экстраморфина тоже усугублял картину. Бич-интеллектуал половину дороги
цитировал "Бхагавадгиту" и сказания племени догонов,
а еще полдороги "Даодэдзин", добавляя из кое-каких сутр.
Казалось, что ему совершенно все равно, куда идти. Повсюду была природа-
пракрити, повсюду был абсолют-брахман. Какая разница, где растворяться.
А Василий чувствовал, что его опять надувают. Он всегда двигался к
четко поставленной цели и всегда попадал не туда. В молодости он искал себе
красавицу неописуемую, но вместо этого заработал болячку в одном
популярном месте. Потом он хотел снискать литературные лавры.
Но лавры обернулись березовым веником. И вот коварный
военкомат призывает его на офицерскую службу. Человек же, вместо
того, чтобы упорхнуть от силков, начинает корчить из себя
советского Рембо.
И мозолил малахольный Рембо свою тощую задницу на жестком стуле,
страдая от скуки и дубовых указаний начальства.
Итак, не исполнялись помыслы, неустанно страдала жена, дети,
родители, бабушки-дедушки, роптали даже собаки и кошки. К середине жизни,
если точнее к тридцати восьми годам Василий ощущал себя полным
неудачником. Он добился только того, чего не хотел, а чего хотел, того
добились другие. А ведь когда-то такие возможности представлялись! Как и
всякий нормальный невротик он считал, что жизнь представляет сплошной
заговор против него. От чувства огорчения заныло под ложечкой. "Гастрит, --
подумал Василий,-- организм сам себя съедает. Таков он, кризис
тридцативосьмилетних. Однако как не пожрать перченого и не попить
горячительного. Всем хорошим в себе я обязан съеденному и выпитому."
Но вскоре настроение поднялось. Во-первых, от новой дозы
экстраморфина. Во-вторых, прямо в лесу, когда вроде бы ничто не предвещало
хорошего, путники вдруг наткнулись на колючую проволоку. Колючка,
создавая забор, тянулась с запада на восток настолько, насколько хватало силы
обозревающему глазу. Правда, стоял за ней точно такой же лес,
что и перед ней. И все же, если ее протянули, значит она
огораживает не только деревья, кусты и заячьи какашки.
Антон обрадовался забору гораздо меньше, чем Василий. Колючка сразу
уколола его душу своей явной нерастворенностью в природе. Однако он
послушно отправился вслед за напарником вдоль забора -- ему по-прежнему
было все равно, куда брести. Путь оказался неблизким, колючка тянулась и
тянулась, как будто представляла собой земную параллель. В конце концов это
надоело и Василию. Впрочем, на сей раз он унывать не стал, а выбрал место,
где забор накренился под воздействием упавшего дерева. Лапы упавшей ели
качались прямо над его головой. Если не бояться иголок, можно
без особых затруднений переползти на ту
сторону. Что Василий с Антоном и проделали.
Пока они
перебирались, трухлявый ствол скрипел и чмокал. А под конец даже треснул и
сломался. На оголившейся гнилой древесине заползали и личинки, и
жуки, и прочие сапрофиты, сгрызающие покойную ель. Теперь путь
назад был отрезан, по крайней мере символически. Но назад,
собственно, и некуда было возвращаться -- разве что на обед к
лесным чудовищам, дабы торжественно превратиться в огромную кучу
дерьма. Возможно, Антон и не сильно возражал против такого
слияния с природой, однако Василий был против категорически.
Оба лесных скитальца направились вглубь огороженной зоны. И
прошли не менее километра, прежде чем лес разредился, а потом и вовсе
превратился в какую-то чахлую изможденную поросль, состоящую в основном
из чахоточных низкорослых березок. На фоне этой скудной
растительности все чаще стали попадаться предметы техногенного
происхождения, хотя и непонятного назначения. Балки и прочий
стальной прокат, прямой и изогнутый, кронштейны, катушки
изоляторов, поваленные столбы, обрывки проводов, барабаны из-под
кабелей, а также что-то напоминающее большие тарелки.
-- Заброшенная обитель дьявола,-- подытожил Антон свои первые
впечатления.
-- Дьявола по имени Министерство обороны. Здесь то ли ракетная база,
то ли вещевой склад.-- прикинул Василий, поворошив свои
армейские вспоминания.
-- Здесь давно никого нет, кроме мелких демонов, копошащихся во
прахе.
-- Похоже, что это базу законсервировали лет десять назад,-- согласился
Василий.-- Но, скорее всего, где-нибудь меж развалин ютятся десятка два
солдатиков во главе с вечно пьяным лейтенантом. Сидят сейчас в неком
неприметном сарайчике и варят суп из старой американской курицы. Варят уже
пятый час на керосинке, а курица только лишь пукнула слегка. Может у бойцов
и вездеход имеется, на котором нас вывезут к автобусной остановке.
Человек, смертельно уставший от тушенки в саморазогревающихся
банках, даже потянул носом воздух.
-- Суп -- это хорошо,-- согласился Антон,-- если только не из убоины.
-- Для тебя там найдется бульон из кирзового сапога и борщ из
портянок.
Антон действительно не ел убитых, зарезанных, растрелянных
млекопитающих, жалея молодые жизни меньших братьев -- ну
если не считать эпизода, когда он поймал и живьем загрыз
какого-то зайчонка. Как объяснил напарник: "Эта тварь слишком
злобно грызла морковку."
Двое лесных странников двинулись дальше вглубь зоны, стараясь
придерживаться залысины на почве, напоминающей тропу.
Полчаса топанья и лазанья среди всякого металлического хлама, но не
обнаружились ни суп, ни солдатики.
Зато мусора стало не меньше, а больше. И этот мусор был каким-то
агрессивным, назойливым, он заслонял пейзаж как группа невоспитанных
юнцов.
-- Ай!-- вдруг вскричал Антон,-- эта штука вступает с
нами в контакт.
Василий и в самом деле чуть было не наступил на какое-то ячеистое
изогнутое изделие размером с хоккейную площадку, которое немного
напоминало глаз насекомого, тем более, что не лежало на земле, а было
наклонено к поверхности. Где-то с обратной стороны "площадки" находился,
видимо, механизм, некогда управлявший ей.
-- Похоже на локатор,-- оценил Василий.-- Хотя я таких никогда не
видел. Ячея уж больно плетеная. Но только зря вы бздите, сударь мой. Чтобы
ни одного человека вокруг и при этом бы такая рухлядь работала -- такого не
бывает.
-- Она действует,-- сказал Антон.-- Я и так чувствую, а ты хотя бы
поднеси руку.
Василий нехотя согласился... и уже на расстоянии полуметра ладонь
почувствовала напряжение воздуха, и волоски на тыльной ее стороне
потянулись, расправляемые какой-то силой. А ближе поднес -- началось и
покалывание. Причем с поверхности кожи сила проникала вглубь, как бы
изучая начинку тела, словно даже струясь по его канальцам.
-- Вот зараза так зараза!-- Василий чувствовал, что кабы не
экстраморфин он бы сейчас запаниковал, поэтому попробовал выразить свое
отношение в логичных фразах.-- Похоже, какие-то курваки сейчас сидят под
землей и вовсю нас изучают через перископы-телескопы. А весь хлам, что
навален на поверхности земли, служит для маскировки, для активного
засирания глаз, потому что расположенный здесь объект жутко секретный...
Кажется, мы немного влипли. Единственная радость, что этот локатор, может,
не распознал нас еще как людей, поэтому давай тикать отсюда на четвереньках.
Скитальцы юркнули в трубу немаленького диаметра, быстро проползли
по ней, потом пробежали под какой-то сводчатой конструкцией и оглянулись.
"Глаз" развернулся в их сторону!
-- Антон, давай налево, там легче будет затеряться среди всякой
мешанины.
Но напарник стал вести себя странно.
-- Я больше не буду удирать, Василий. Мне кажется ОН пытается
общаться с нами. Я не знаю, кто его построил, но в нем есть что-то
надчеловеческое.
-- Конечно же надчеловеческое, если точнее генеральское,
звезднопогонное. Антон, ты не с той штуковиной решил общаться. Это же
тебе не баба пятьдесят второго размера. Нас тут выдрючат, высушат и выкинут
за колючку. Через пару дней и косточек в наличии не останется, их зверушки
разберут.
-- У меня нет костей, Василий. Я -- проявление Абсолюта. Кости и кожа,
и плоть -- это мираж, иллюзия, майя.
-- А нахрена Абсолюту так проявляться? И когда твоя "майя" заболит
или зачешется, это ты кряхтишь и стонешь вместо Абсолюта! Да ты
посмотри, что "глаз" вытворяет.
И действительно от вогнутой ячеистой конструкции потянулось что-то
напоминающее либо очень густой ветер, либо чрезвычайно разреженный
пар.
И это сомнительное дело
направлялось к путникам по довольно четко очерченному каналу.
Василию сразу стало не до напарника. Он ринулся наутек, в общем-то не
очень соображая куда. Из-за экстраморфина он не столько паниковал, сколько
полуотключился, однако глаза что-то еще высматривали, нос вынюхивал, уши
выслушивали, подкорка мозга бросала тело то туда то сюда, суматошно
реагируя на препятствия. Пару раз Василий оскальзывался и чувствовал боль
на разбитых губах и ободранных руках. Но и эта боль была какая-то
отстраненная. Пару раз боди-комп пытался помочь советом и спрашивал,
выводить ли на бимоны имеющиеся карты местности, не повторить ли сеанс
спутниковой связи, не поиграть ли сейчас в трехмерные крестики-нолики, не
спеть ли.
Потом Василий машинально оглянулся и увидел, что оторвался от
"глаза" на порядочное расстояние, по крайней мере, куда больше, чем Антон. А
напарника как раз накрывал и захватывал порыв того густого ветра, отчего
движения тела и конечностей сразу стали какие-то прерывистые, дискретные.
При этом дискретность все более увеличивалась, разные части и члены у
Антона двигались по своим особым маршрутам. Он вроде бы разлетался на
лоскутки, словно рисунок в детском калейдоскопе. Только струйки крови,
напоминающие длинные тонкие веточки, и порванные струны сухожилий явно
не соответствовали детской игрушке. "Глаз" как будто изучал Антона при
помощи полного разъятия. И кончилось это тем, что от напарника остались
лишь какие-то конфетти, но и они быстро превращалось в набор
геометрических точек.
"Полное растворение,-- автоматически подытожил Василий,-- он
получил то, что хотел. Но я-то всегда требовал другого, это должно ведь
учитываться."
Когда "глаз" стал разворачиваться в его сторону, то уже нашлась какая-
то полуразрушенная канавка с гниющей жижей на дне. Василий соскользнул в
нее и пошлепал, стараясь пригибаться как можно ниже. Однако, над головой
неотвратимо возникло и быстро сгустилось марево со странными оптическими
свойствами -- оно вроде бы состояло из множества газообразных линз. Воздух
был пошинкован на отдельные объемы, одни из которых как бы раздулись и
стали тугими, словно буфера молодой красавицы, другие наоборот съежились и
провисли на манер старушачьих сисек.
Марево опустилось и рассекло самого Василия на отдельные странно
смотрящиеся куски -- получившаяся картина смахивала на совместное
творчество Сальвадора Дали и Пабло Пикассо. Но при том полная
анестезия, никакой боли. Чудом сохранившимся зрением Василий
видел, как пролетают, кружась, руки, ноги, гирлянды кишок, уши
-- все они были измененных форм и размеров. Безобидная такая
расчлененка, похожая на карусель. А потом они упорхнули прочь и
Василий на мгновение остался в пустоте, странной, промятой
складками, рассеченной прожилками как мрамор. Все несущественно,
все пофиг -- только такая мысль осталась при нем, но даже она слабела.
Время отделилось от него и стало несильным ветерком. Он висел,
затухая в пустоте, пока вокруг не зароились вдруг другие части другого тела.
Вскоре уже Василий воплотился в новую форму, которая приспособлена была
жить там, где нет человеческих дорог. У него появились челюстеруки, два
панциря, передние и задние хвосты, бахрома отростков, три пары тонких
длинных лап и родина под лиловым небом...
В какой-то сверхположительный момент пустота была оттеснена, марево
отступило, а вместе с ним и бредовые видения. Неведомый эксперимент
закончился. Василий встрепенулся всеми своими членами -- самыми
обычными, человеческими -- и сфокусировавшимся зрением определил, что
дренажная канава из открытой стала уже закрытой, то есть над головой
появилcя свод и свет сменился тьмой. Это даже показалось уютным. Да и
вскоре забрезжил впереди день -- через какую-то сотню метров тоннель
благополучно заканчивался.
А когда Василий снова вышел на свет, то увидел поваленную колючку и
снесенные каким-то паводком столбы. Пожалуйте на волю, в пампасы. Оставив
позади зону, Василий старался ни о чем не думать, но потом в его голове стал
заседать дискуссионный клуб, который все-таки пришел к мнению, что это
экстраморфин так разлагающе действует на психику. Половина того, что он
увидел сегодня, просто -- непрекрасные видЕния, наркотические глюки. А что
касается Антона, то он просто взбесился и дал деру незнамо куда. Что и
следовало ожидать от долбанного индуиста-буддиста-пофигиста.
К концу дня Василий все-таки ступил на болотистый берег озера
Горькое. Из его амуниции мало что сохранилось, только вещмешок с
универсальной щеткой и миской, в которую нечего было класть.
Электромочалка и то сломалось, отчего теперь только лупила током и
бессмысленно скакала по спине. Ну и конечно боди-комп накрепко присосался
к груди. А еще сохранился пакетик экстраморфина. Его Василий без особого
сожаления бросил в воду. А потом без особых колебаний снова выловил и
ограничился тем, что отсыпал в озеро половину.
Василий, с трудом двигая ноги (те самые конечности, что совсем
недавно, в видЕнии, самостоятельно плясали вокруг него) собрал немного
валежника и подпалил его зажигалкой. Улегся на бочок, поджарил на костерке
одну половинку своего тела, повернулся и припек другую. Затем успел
отодвинуться, прежде чем отрубился от изнеможения и легкого дымного
отравления. Снов не было, ни приятных, типа вручения
Нобелевской премии, ни поганых, вроде круиза на барже с гробами.
Когда он прекратил спать, то почувствовал, что лучше полежать еще
немного без какого-либо движения. Ведь достаточно одной подвижки и сразу
все хором заболит, и руки, и губы, и поясница, и желудок, и его
брат -- кишечник.
Неожиданно он стал вспоминать то, что ему вспоминать не хотелось --
один малоприятный эпизод из своей армейской биографии. В армию его
призвали в конце 89 года как офицера запаса. Подобное приключилось лишь с
одним его однокурсником и лишь потому, что тот повернут был на оружии и
всяких воинственных выкриках. Но мирные люди вполне ловко скрывались от
военкомата, несмотря на волны повесток, время от времени заливающих
почтовые ящики.
А Василий не стал особо отбрыкиваться, может потому-что поднадоела
"тихая" семейная жизнь и тоскливые будни мэнээса во ВНИИ холодильного
машиностроения.
Вначале служба равнялась работе в спокойном учреждении, мало
отличимом от гражданского, только зарплата была повыше. Но по мере того,
как на эту зарплату доставалось продуктов все меньше, работа
становилась все более неспокойной. Кончилось это переброской в
южные края, под Моздок, в одно малопонятное инженерное
подразделение. Вскоре Василий первый раз услышал как свистят
пули, и понял, что свистнувшая пуля уже не опасна.
А потом настал день, когда центральная власть, закусав сама себя,
рухнула. После этого прошло совсем немного времени, и Василия вызвали к
командиру полка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46