-- и заозирался словно ища поддержки
со стороны того самого майора Айболита. Или не доктор он уже,
а настоящая наркоскотина?
Пока Василий поражался очередной сотворенной над ним мерзости,
Зина поднесла ему на блюдечке удлиненную мягкую
пилюлю и стакан воды, чтобы запить.
Он взял стакан и заметил, что пилюля слегка извивается.
-- Эту дрянь я хавать не буду,-- заупрямился Василий,-- тогда уж
прямо расстреливайте.
-- Эта пилюля -- твоя жизнь.-- довольно патетически произнесла Зина.--
Во-первых, она -- твой маячок, с его помощью мы сможем следить за тобой.
Во-вторых, эта пилюля будет компенсировать воздействие
"оранжевого тумана", если тот вдруг окажется в твоем
так называемом "экстраморфине"; но все, конечно, до
определенного предела. В то же время врагу нашу пилюльку
обнаружить очень непросто, потому что она перемещается у тебя в
кишечнике на манер ленточного червя. Кроме того, и другие
хитрости есть.
-- У меня что, своих глистов мало?-- риторически вопросил Василий и
заглотил пилюлю. Надо ж как-то отбиваться от "оранжевого тумана".
В животе, как ему показалось, у него что-то заползало, а Лев
Константинович тут же проверил через компьютер, прошел ли устойчивый
сигнал от маячка.
Он кивнул, и это означало, что сигнал есть и к тому же время аудиенции
истекло. Василий Самуилович одел хорошо просохшие штаны и туфли, затем
сказал "до свиданья" в спину занятого делами Льва Константиновича. Осталось
перешагнуть лужу в обратном направлении. Зина провела Василия обратно
коридорами да туннелями "подмосковных" подземелий и в конце
концов вывела на платформу.
-- Ну что, пора прощаться,-- сказал он с некоторой грустью,
озирая свои увлажнившиеся штаны. Не по мотню, но все-таки.
А еще Василий Самуилович по-прежнему отвергал мысли о том, что
девушка по прозвищу Зина -- холодная, расчетливая и опасная.
-- Пора,-- довольно охотно произнесла девушка. В ее руке появился
какой-то баллончик. Раздалось пшиканье, в нос мужчины ударил резкий запах
и... свет вдруг потек струями, а когда он снова стал обычным, то Василий
увидел себя на платформе, среди толпы. Он не знал, сколько вот так простоял
среди толкающих его тел, под злобное шипение "Застыл как памятник...
Наширялся... Похоже, обоссался... Встал как хер поутру".
Часы показывали десять-сорок. Он помнил, что вышел из вагона в
восемь-тридцать. А потом что?..
Кажется, ему стало больно, плохо, потом наступила пустота. Значит, он
простоял как столб, в умственной отключке, более двух часов. Кажется, он
снова видел "ту" девушку, но так и не смог дойти до нее. Проклятье, непруха.
"Зина". Откуда взялось такое старомодное имечко? Надя или Соня, это еще
куда ни шло. Ладно, будем в своих грезах сорокалетнего почти неженатого
мужчины именовать этот женский образ "Зиной". Пальцы машинально
помусолили лицо и нащупали новый шрам, крест-накрест лежащий на
предыдущем. Василий решил, что он, возможно, упал, рассек щеку, попал в
медпункт, там его накачали анестезией, зашили и вывели в придурочном виде
наружу -- чтобы не загромождал тесное помещение. А что штаны
мокрые -- так это энурез проклятый. Или собачка сделала метку.
Или уборщица-грубиянка плеснула из ведра. В общем, объяснения не
хуже других.
И Василий снова приехал к Асие Раисовне. От ужина не отказался,
однако не стал реагировать даже тогда, когда она явилась к нему в комнату и
начала принимать всякие вызывающие позы. Ее зрелые формы кружили перед
ним в свете ночника словно две комнатные луны. Ящер пытался расправить
свои каналы, но Василий обманул его. Он задвигался с Асией Раисовной в
танце, отчего та доверчиво прижалась к нему. Однако Василий потихоньку
отвальсировал ее за пределы комнаты, а потом юркнул обратно, запер дверь и
сдавил свою голову двумя подушками. Гадкое полузадушенное хихиканье над
растерявшейся искусительницей пересилило воздействие зверя.
"Ищи свою подругу, ящер Яша, чапай по оранжевой булькающей
грязи, но только без меня."-- сказал программист незнамо кому и
погрузился в здоровый сон.
Около десяти Василий явился на работу, просквозил сквозь все
детекторы и сел на свое место. Однако где-то спустя час его
вызвали в комнату, которая находилась неподалеку от кабинета
Виталия Мухамедовича. Однако стены здесь были без обоев, пол,
что называется, цементный, окна с опущенными жалюзи и всего один
стул. Когда Василий вошел, кто-то, оказавшийся сзади, подвел его
к этому стулу и аккуратным, но настойчивым нажатием усадил.
После чего свет лампы стал есть глаза, а поток холодного воздуха
от вентилятора начал неприятно трепать макушку. Все в
классических канонах. Спереди тоже стоял человек, но в
полумраке он был виден только как квадратный силуэт. Так что
напоминал камень, утес, геологическое образование.
-- Рютин, где вы были вчера с восьми-тридцати до одиннадцати?--
спросил тот, кто находился сзади.
-- Я вышел на платформу, оттого что стало не по себе, потом находился
в какой-то отключке, затем снова вошел в поезд и поехал домой...
После этих слов Василий поближе познакомился с цементным полом.
Из-за сотрясения он не сразу сообразил, что тот, кто сзади,
вышиб из-под него стул. На цементе осталось мокрое пятно, это
выпали слюни изо рта.
-- В следующий раз надо будет баночку подставить,-- весело сказал тот,
что сзади. Стало ясно, что от своей деятельности он получает
чистое легкое удовольствие, как иной человек от употребления
вишневого варенья и персикового компота.
-- Вот садисты,-- прошептал Василий.-- Зверолюди.
-- Ошибаешься,-- гоготнул тот, что сзади,-- пока наша жестокость где-то
посредине между СС и ОБХСС. Как там у классика, "то стан совьет, то разовьет
и нежной ручкой морду бьет". И не зверолюди мы, а специалисты в области
общения.
-- Можно ведь быстро увеличить общительность,-- сказал тот, что
спереди, голосом, который выдавал кавказца.-- Да только потом придется
полгода на лечение потратить. На лекарства целое состояние уйдет. Так где ты
был с восьми-тридцати до одиннадцати?
-- Я же говорю, в отключке. Наверное упал и ударился, наверное, попал
в медпункт, наверное там дали анестезию, когда зашивали щеку. Ну и амнезия
с энурезом случились.
Сейчас весь лежащий организм от мошонки до фолликул сжимался в
предвосхищении следующей атаки палачей. Плюс испытывал он моральную
муку. Василий понимал: имей он, что сказать, обязательно бы растрепался
любому врагу родины. Лишь бы не ударили, да так, что на полгода
в больницу.
-- Амнезия-анестезия... вот сука брехливая.-- произнес тот, кто сзади.--
Кажется наш друг сейчас прищемит пальчики между дверей. Или голову. И
будет потом идиотия.
-- Не торопись, Денис,-- сказал тот, кто спереди.-- Может, человек и
не врет.
-- Саид, ну какой же это человек?-- оспорил тот, кто сзади.-- Это яма с
дерьмом и гора дурости.
Сейчас Саид встал полубоком и Василий с пола мог получше его
разглядеть. Коренастый плотный сын гор кого-то ему напоминал. Василий
вспомнил неожиданно быстро. Саид смахивает на того кошмарного воина,
который рассек саблей капитана-сибиряка, но был сразу же разорван на куски
гранатой. Прямо брат-близнец, если не по чертам лица, то по излучаемой
мощи. Попадешься ей на пути, раздавит как паровой каток.
Василия подтащили к креслу в углу, которое вначале и не было заметно.
На лоб, запястья и щиколотки моментально легли захваты. Также была
зафиксирована вся левая рука. Из какой-то панели вылез автоматический
шприц с тепловым самонаведением и метко куснул в вену. Василий сразу
поплыл, стал погружаться в какую-то гущу, неторопливо растекаться словно
пролитое варенье.
Потом все как бы снова приняло формы и затвердело. Он увидел
себя на платформе, за спиной поезд набирал скорость, превращаясь
с каким-то тягучим звуком в реку из огоньков. Василий не видел
всей платформы, частью она была настолько размазанной, что
напоминала странный серо-желтый туман. "Иди",-- говорил ему
какой-то властный голос. Он шел, туман все сгущался и наконец
Василий застыл в сплошной желтизне, как в густых сливках.
"ОТРЕЗОК ПАМЯТИ НА М35-25 У НЕГО ПОЛНОСТЬЮ ПРОМЫТ."--
услышал Василий чей-то трубный голос.
"ЛАДНО, ПУСТЬ ПОПЛАВАЕТ, А Я ПОЙДУ ПОКА С ШЕФОМ
ПОГОВОРЮ."
"МОЖЕТ, УВЕЛИЧИТЬ ПОЛОСУ ВОЗБУЖДЕНИЯ?"
"ТЫ ЧЕГО, МУДАК? У НЕГО ПОСЛЕ ЭТОГО ИНСУЛЬТ БУДЕТ."
"НУ ХОТЯ БЫ СМАЗАТЬ ЕМУ ПО РОЖЕ, УЖ БОЛЬНО
ПРИВЛЕКАТЕЛЬНАЯ."
"Я ТЕБЕ СМАЖУ, СОПЛЕЙ НЕ СОБЕРЕШЬ. ОН ЖЕ СЕЙЧАС НА
ГРАНИ. КОРОТНЕТ ЗОНУ, И СТАНЕТ ОН ИДИОТОМ. А МОЖЕТ, ШЕФ
ХОЧЕТ ИЗ НЕГО СДЕЛАТЬ СВОЕГО ЛЮБИМОГО СОТРУДНИКА."
"ТЬФУ ТЫ."
А Василий снова видел, как капитан Лялин стреляет в старушку, спящую
на ковре. И после этого за командиром тянется какой-то красный след. На
конце этого следа возникает яркая звездочка, которая нагоняет сибиряка,
превращаясь в демонического воина... Василий снова тащил раненого капитана
по саду, а следом стелился багровый шлейф. Чертов воин опять возник искрой
на этом хвосте и стал догонять быстро, как болид. А когда Василий перелезал
через стену, воин-болид догнал капитана и ударил его саблей, отчего тот сразу
померк. Взрыв гранаты, похожий на какую-то разбушевавшуюся саламандру,
разметал демона, однако осталось от него алое пятнышко,
которое не гасло, а разгоралось все ярче, улетая в даль по
какому-то каналу. А потом канал свернулся и наступила
непроглядная ночь...
Когда снова настал день, то Василий увидел перед собой Виталия
Мухамедовича.
-- Вы разочаровываете нас, Василий Самуилович,-- укоризненно молвил
чернобородый господин.
-- Но я действительно ничего не помню! У меня провал памяти. Я сам
из-за этого переживаю.
-- Все равно, это случилось благодаря вашей разболтанности, вашему
внутреннему бунту.
-- Да, у меня моральный упадок, у меня припадок, кризис, психозис. Я
уволен?-- со слабой надеждой спросил Василий.
-- Нет. Работа еще закончена. Но ваше сознание было перелопачено.
Хотя в вашем мозгу мы не обнаружили каких-либо электронных или
киберорганических имплантов, вы могли быть закодированы простой
гипнопедией и быстрораспадающимися психопрограммными средствами вроде
миконала. Так что необходимо пройти карантин.
Что такое карантин по Виталию Мухамедовичу, вскоре стало
доподлинно известно. Какие-то ражие хлопцы уложили Василия на носилки
(может потому, что его еще качало) и спустили в подвал. Он ожидал, что его
там начнут растворять в ванне с царской водкой и понемногу сливать в
канализацию, но обошлось. Его просто приковали наручниками к крепчайшей
трубе, проходящей от одной стены до другой вдоль третьей. Что тоже было
обидно.
Единственная мысль, какая сейчас содержалась в голове прикованного
узника, была такова: "Почему я такой несчастный? Одним -- мерседесы со
встроенными туалетами, мавзолеи с трибунами, мемориалы с
портретами в сто квадратных метров, на Мартинике курорты, блядки
в Монте-Карло, внимание прессы. Другим -- то по роже, то под
зад, и сортир в кустах. Или в подворотне." Единственное
утешение, которое пока подвертывалось, было таковым: "В
следующее рождение все окажется наоборот. Утомят меня эти
"мерседесы" и золотые писсуары. Буду тайком от
прессы в подворотне нужду справлять."
Непрометей Прикованный безрезультатно подергался на цепи,
попрыгал на попе и на ногах, постучал каблуками по трубе.
Поозирался.
Помимо всякого неинтересного хлама в углу подвального помещения
стоял какой-то массивный аппарат, похожий на раскрытую книгу. Он явно
работал, мерцали индикаторы на панели управления, от него доносилось
негромкое, но напряженное гудение. Еще Василий заметил глазок
видеокамеры, установленной совсем невысоко на тоненьком кронштейне --
ничего особенного, сейчас это хозяйство чуть ли не в каждом сортире
монтируют.
Все, просмотр окончен, дальше пялиться было некуда. Настало время
физических упражнений. Руки были свободны настолько, чтобы он мог залезть
в карманчик джемпера -- а там лежала ампула с экстраморфином, мучители
почему-то не изъяли ее. Василий глотнул дозу, а потом стал развлекать себя,
вспоминая содержание статей из пятьдесят восьмого тома "Брокгауза-Ефрона".
В конце концов, он вздремнул, так бывает, если очень неуютно и подсознание
умнее сознания.
Когда он проснулся, то обнаружил, что массивный аппарат переместился
неясным образом в центр помещения. А на потолке, над аппаратом,
колышется зыбкое световое пятно. К тому же воздух между
аппаратом и потолком как будто сгустился. В конце концов там
образовалось что-то вроде светового столба. Василий не
удержался и швырнул в него осколок кирпича. И этот осколок,
оказавшись внутри столба, стал медленно-медленно падать вниз,
словно был пушинкой.
От столба быстро протянулись в разные стороны побеги, они натянули и
скрутили пространство комнаты, разделили его на сегменты. Одни сегменты
были как будто затвердели и треснули, другие словно разжижились, линии там
поплыли и цвета перемешались.
Аппарат раскрылся, словно книга, и Василий увидел внутри ... камень
неправильной формы, но со следами обработки и какими-то высеченными
знаками -- собственно все побеги, корежащие пространство, исходили именно
от него.
Один из побегов стал напоминать канал, по нему поплыла, откуда-то из
угла, яркая звездочка, которая превратилась в алое пятно и... пятно
сконденсировалось, обернувшись в итоге силуэтом. Внутри столба стоял
человек. Причем человек, известный как Саид, близнец того демонического
воина, который погиб в поединке с капитаном-сибиряком.
Василий мигом уловил, что Саид явился по его душу, еще до того, как
тот вышел из столба. А к кому же этот мучитель еще мог придти?
Узник же мог перемещаться только вдоль трубы, до одной из
стен -- так что никаких шансов на спасение.
Саид покинул столб, сделал несколько движений как слепой, а потом
направился прямо к прикованному Василию. Никакого оружия у
кавказского здоровяка не было, но играющие мускулы и желваки
ясно выдавали его намерения. Он был настроен явно враждебно, как
один зверь по отношению к другому зверю, оказавшемуся на той же
охотничьей территории. На лице был отпечаток транса, только не
пассивного, когда сопля из носу и улыбка до ушей, а
агрессивного, боевого -- который у малайцев прозывается "амок",
а у викингов "берсерк"
Василий побежал вдоль стены, понимая со стыдом, что поступает
действительно как неразумная тварь. Вот уже конец пути, конец жизни,
бетонная стена, выплеск отчаяния. Отчаяние неожиданно переросло в ярость.
Притом могучую.
Где-то неподалеку была подруга. Так хотелось разорвать ее,
вкушая блаженство, но между ним и ей стоял соперник, помеха,
которую следует убрать.
И тут подвал из объемного стал куда более плоским, будто
нарисованным, а за ним зашевелилась какая-то глубина. Дальше больше --
замкнутый набор плоскостей, проклятая геометрия Евклида, которая
неумолимо обрекала Василия на гибель, потеряла свою незыблемость. И дотоле
ясная картина немного расплылась, как будто даже обмякла и провисла.
Ширма таяла и исчезала, а за ней проступал облик другого, Настоящего мира. И
тот из призрака быстро становился полноценным и полнокровным.
В бетонной стене, как в зеркале, Василий увидел свое изображение.
Физиономия вся в страшноватых полосках, радужки глаз порыжели, а
задравшийся джемпер показывал, что полосы бегут и по телу. В
теле шевелилась ящерная структура, ее канальцы-отростки
прощупывали каналы Большого мира. И Василий фиг знает как, но
понимал это.
Стальная труба вдруг рассопливилась, расщепилась на несколько
отдельных струек. То же произошло и со всеми поверхностями
помещения. Они тончали, теряли плотность и непроницаемость. От
форм оставались струящиеся линии, от линий -- какие-то вектора.
Теперь было видно, что помещение -- просто зыбкий пузырек,
стиснутый несколькими пространственными глыбами, за коими колебалось еще
великое множество схожих сегментов. И это были сегменты не от мира сего,
они примыкали сбоку, снизу и сверху к нашей реальности. И наш мирок-
миришка был сильно сжат тем, что находилось вокруг него.
Василий в конце концов должен был признать, что наше обычное
пространство -- это просто блин, сильно сдавленный пространствами
необычными.
Сегменты разделялись зазорами-пропастями, которые уводили незнамо
куда, однако же соединялись каналами как будто трубчатого-стебельчатого
вида. Те были четко видны даже и там, где сами сегменты уже сливались в
сплошной туман. Казалось, что пространственные глыбы -- просто
почковидные вздутия, случившиеся на этих каналах. Более того, Василию
подумалось, что вообще имеется лишь один канал, один Путь, но зато
хитросплетенный, а все остальное -- только производное от него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46