- Оцео хо суа, - сказала она, и он понял: - "Сосредоточьтесь и
вспоминайте".
Тогда он стал вспоминать очертание Петербурга, - гранитную
набережную, студеные, синие волны Невы, ныряющую в них лодочку с каким-то
чахоточным чиновником, повиснувшие в тумане длинные арки Николаевского
моста, густые дымы заводов, дымы и тучи тусклого заката, мокрую улицу,
вывеску мелочной лавочки - "чай, сахар, кофе", старенького извозчика на
углу.
Аэлита, подперев подбородок, тихо глядела на шар. В нем проплывали
воспоминания Лося, то отчетливые, то, словно, сдвинутые, стертые.
Выдвинулась колонада и тусклый купол Исаакиевского собора, и уже на месте
его поступала гранитная лестница у воды, полукруг скамьи, печально сидящая
какая-то барышня с зонтиком, а над нею - два сфинкса в тиарах. Поплыли
колонки цифр, рисунок чертежа, появился пылающий горн, угрюмый Хохлов,
раздувающий угли.
Долго глядела Аэлита на странную жизнь, проходящую перед ней в
туманных струях шара. Но вот, изображения начали путаться: в них
настойчиво вторгались какие-то, совсем иного очертания, картины, - полосы
дыма, зарево, скачущие лошади, какие-то бегущие, падающие люди. Вот,
заслоняя все, выплыло бородатое, залитое кровью, страшное лицо. Гусев
шумно вздохнул. Аэлита с тревогой обернулась к нему, и сейчас же
перевернула ладонь. Шар исчез.
Аэлита сидела несколько минут, облокотившись, закрыв рукою глаза.
Встала, взяла с полки один из цилиндров, вынула из него костяной валик и
вложила в читальный, с экраном, столик. Затем, она потянула за шнур, и
верхние окна в библиотеке задернулись синими шторами. Она придвинула
столик к скамье и повернула включатель.
Зеркало экрана осветилось, сверху вниз поплыли по нему фигурки
марсиан, животных, дома, деревья, утварь. Аэлита называла каждую фигурку
именем. Когда фигурки двигались и совмещались - она называла глагол.
Иногда изображения перемежались цветными, как в поющей книге, знаками и
раздавалась, едва уловимая, музыкальная фраза, - Аэлита называла понятие.
Она говорила тихим голосом. Не спеша плыли изображения предметов этой
странной азбуки. В тишине, в голубоватом сумраке библиотеки, глядели на
Лося пепельные глаза, голос Аэлиты сильными и мягкими чарами проникал в
сознание. Кружилась голова.
Лось чувствовал, - мозг его яснеет, будто поднимается туманная
пелена, и новые слова и понятия отпечатлеваются в памяти. Так продолжалось
долго. Аэлита провела рукой по лбу, вздохнула и погасила экран. Лось и
Гусев сидели, как в тумане.
- Идите и лягте спать, - сказала Аэлита гостям на том языке, звуки
которого были еще странными, но смысл уже сквозил во мгле сознания.

НА ЛЕСТНИЦЕ

Прошло семь дней.
Когда, впоследствии, Лось вспоминал это время, - оно представлялось
ему синим сумраком, удивительным покоем, где на яву проходили вереницы
чудесных сновидений.
Лось и Гусев просыпались рано поутру. После ванной и легкой еды шли в
библиотеку. Внимательные, ласковые глаза Аэлиты встречали их на пороге.
Она говорила почти уже понятные слова. Было чувство невыразимого покоя в
тишине и полумраке этой комнаты, в тихих словах Аэлиты, - влага ее глаз
переливалась, глаза раздвигались в сферу, и там шли сновидения. Бежали
тени по экрану. Слова, вне воли, проникали в сознание.
Совершалось чудо: слова, сначала только только звуки, затем
сквозящие, как из тумана, понятия, - понемногу наливались соком жизни.
Теперь, когда Лось произносил имя - Аэлита - оно волновало его двойным
чувством: печалью первого слога АЭ, что означало - "видимый в последний
раз", и ощущением серебристого света - ЛИТА, что означало свет звезды.
Так, язык нового мира тончайшей материей вливался в сознание, и оно
тяжелело.
Семь дней продолжалось это обогащение. Уроки были - утром и после
заката - до полуночи. Наконец, Аэлита, видимо, утомилась. На восьмой день
гостей не пришли будить и они спали до вечера.
Когда Лось поднялся с постели, - в окно были видны длинные тени от
деревьев. Хрустальным, однообразным голосом посвистывала какая-то птичка.
Кружилась слегка голова. Было чувство переполненности неизлитой радостью.
Лось быстро оделся и, не будя Гусева, пошел в библиотеку, но на стук никто
не ответил. Тогда Лось вышел на двор, первый раз за эти семь дней.
Поляна полого опускалась к роще, к красноватым и низким постройкам.
Туда, с унылым перевыванием, шло стадо неуклюжих, длинношерстых животных,
- хаши, - полумедведей, полукоров. Косое солнце золотило кудрявую траву, -
весь луг пылал влажным золотом. Пролетели на озеро изумрудные журавли.
Вдали выступил, залитый закатом, снежный конус горной вершины. Здесь тоже
был покой, чудесная печаль уходящего в мире и золоте дня.
Лось пошел к озеру по знакомой дорожке. Те же стояли с обеих сторон
плакучие, лазурные деревья, те же увидел он развалины за пятнистыми
стволами, тот же был воздух - тонкий, холодеющий. Но Лосю казалось, что
только сейчас он увидел эту чудесную природу, - раскрылись глаза и уши, он
узнал имена вещей.
Пылающими пятнами сквозило озеро сквозь ветви. Но, когда Лось подошел
к воде, - солнце уже закатилось, огненные перья заката, языки легкого
пламени побежали, охватили полнеба таким неистовым золотом, что сердце на
минуту стало. Быстро, быстро огонь покрывался пеплом, небо очищалось,
темнело, и вот уже зажглись звезды. Странный рисунок созвездий отразился в
воде. В излучине озера, у лестницы, возвышались черными очертаниями два
каменные гиганта, сторожа тысячелетий, - сидели, обращенные лицами к
созвездиям.
Лось подошел к лестнице. Глаза еще не привыкли к быстро наступившей
темноте. Он облокотился о подножие статуи и вдыхал сыроватую влагу озера,
- горьковатый запах болотных цветов. Отражения звезд расплывались, - над
водою закурился тончайший туман. А созвездия горели все ярче, и теперь
ясно были видны заснувшие ветви, поблескивающие камушки и улыбающееся во
сне лицо сидящего Магацитла.
Лось глядел и стоял так долго, покуда не затекла рука, лежавшая на
камне. Тогда он отошел от статуи, и сейчас же увидел внизу, на лестнице,
Аэлиту. Она сидела, опустив локти на колени, подперев подбородок.
- Аиу ту ира хасхе Аэлита, - проговорил Лось, с изумлением
прислушиваясь к странным звукам своих слов. Он выговорил их, как на
морозе, с трудом. Его желание, - могу ли я быть с вами, Аэлита? - само
претворилось в эти чужие звуки.
Аэлита медленно обернула голову, сказала: - Да, - и снова опустила
подбородок в стиснутые кисти рук. Лось сел рядом на ступень. Волосы Аэлиты
были покрыты черным колпачком, - капюшоном плаща. Лицо хорошо различимо в
свете звезд, но глаз не видно, - лишь большие тени в глазных впадинах.
Холодноватым голосом, спокойно, она спросила:
- Вы были счастливы там, на земле?
Лось ответил не сразу, - всматривался: ее лицо было неподвижно, рот
печально сложен.
- Да, - ответил он, и почувствовал холодок в сердце, - да, я был
счастлив.
- В чем счастье у вас на земле?
Лось опять всмотрелся. Опустил голову.
- Должно быть в том счастье у нас на земле, чтобы забыть самого себя.
Тот счастлив, в ком - полнота, согласие, радость и жажда жить для того,
кто дает эту полноту, согласие, радость.
Теперь Аэлита обернулась к нему. Стали видны ее огромные глаза, с
изумлением глядящие на этого беловолосого великана, человека.
- Такое счастье приходит в любви к женщине, - сказал Лось. Аэлита
отвернулась. Задрожал острый колпачок на ее голове. Не то она смеялась, -
нет. Не то заплакала, - нет. Лось тревожно заворочался на мшистой ступени,
потер переносицу. Аэлита сказала чуть дрогнувшим голосом:
- Зачем вы покинули землю?
- Та, кого я любил - умерла, - сказал Лось. - Жизнь для меня стала
ужасна. Я остался один, сам с собой. Не было силы побороть отчаяние, не
было охоты - жить. Нужно много мужества, чтобы жить, так на земле все
отравлено ненавистью. Я - беглец и трус.
Аэлита выпростала руку из-под плаща и положила ее на большую руку
Лося, - коснулась и снова убрала руку под плащ:
- Я знала, что в моей жизни произойдет это, - проговорила она, словно
в раздумьи. - Еще девочкой я видела странные сны. Снились высокие, зеленые
горы. Светлые, не наши, реки. Облака, облака, огромные, белые, и - дожди,
- потоки воды. И люди - великаны. Я думала, что схожу с ума. Впоследствии
мой учитель говорил, что это - АШХЕ, второе зрение. В нас, потомках
Магацитлов, живет память об иной жизни, дремлет ашхе, как непроросшее
зерно. Ашхе - страшная сила, великая мудрость. Но я не знаю что - счастье?
Аэлита выпростала из-под плаща обе руки, всплеснула ими, как ребенок.
Колпачок ее опять задрожал:
- Уж много лет, по ночам, я прихожу на эту лестницу, гляжу на звезды.
Я много знаю. Уверяю вас - я знаю такое, что вам никогда нельзя и не нужно
знать. Но счастлива я была, когда в детстве снились облака, облака, потоки
дождя, зеленые горы, великаны. Учитель предостерегал меня: он сказал, что
я погибну. - Она обернула к Лосю лицо, и вдруг усмехнулась. Лосю стало
жутко: так чудесно красива была Аэлита, такой опасный, горьковато-сладкий
запах шел от воды, от плаща с капюшоном, от рук, от лица, от дыхания, от
ее платья.
- Учитель сказал: "ХАО погубит тебя". Это слово означает нисхождение.
Аэлита отвернулась и надвинула колпачок плаща ниже, на глаза. После
молчания Лось сказал:
- Аэлита, расскажите мне о вашем знании.
- Это тайна, - ответила она важно, - но вы человек, я должна буду вам
рассказать многое.
Она подняла лицо. Большие созвездия, по обе стороны млечного пути,
сияли и мерцали так, будто ветерок вечности проходил по их огням. Аэлита
вздохнула:
- Слушайте, - сказала она, - слушайте меня внимательно и покойно.

ПЕРВЫЙ РАССКАЗ АЭЛИТЫ

Тума, то есть Марс, двадцать тысячелетий тому назад был населен
Аолами - оранжевой расой. Дикие племена Аолов, - охотники и пожиратели
гигантских пауков, - жили в экваторьяльных лесах и болотах. Только
несколько слов в нашем языке осталось от этих племен. Другая часть Аолов
населяла южные заливы большого материка. Там есть вулканические пещеры с
солеными и пресными озерами. Население ловило рыбу и уносило ее под землю,
сваливало в соленые озера. В глубине пещер они спасались от зимних стуж.
До сих пор там еще видны холмы из рыбьих костей.
Третья часть Аолов селилась близ экватора у подножья гор, всюду, где
из-под земли били гейзеры питьевой воды. Эти племена умели строить жилища,
разводили длинношерстых хаши, воевали с пожирателями пауков и поклонялись
кровавой звезде Талцетл.
Среди одного из племен, населявшего блаженную страну Азора, появился
необыкновенный шохо. Он был сыном пастуха, вырос в горах Лизиазира, и,
когда ему минуло тринадцать лет, спустился в селения Азоры, ходил из
города в город и говорил так:
"Я видел сон, раскрылось небо и упала звезда. Я погнал моих хаши к
тому месту, куда упала звезда. Там я увидел лежащего в траве сына неба. Он
был велик ростом, его лицо было, как снег на вершинах. Он поднял голову, и
я увидел, что из глаз его выходят свет и безумие. Я испугался и упал ниц,
и лежал долго, как мертвый. Я слышал, как сын неба взял мой посох и погнал
моих хаши, и земля дрожала под его ногами. И еще я услышал его громкий
голос, он говорил: "Ты умрешь, ибо я хочу этого". Но я пошел за ним,
потому что мне было жалко моих хаши. Я боялся приблизиться к нему: из его
глаз исходил злой огонь, и каждый раз я падал ниц, чтобы остаться живым.
Так мы шли несколько дней, удаляясь от гор в пустыню.
Сын неба ударял посохом в камень и выступала вода. Хаши и я пили эту
воду. И сын неба сказал мне - будь моим рабом. Тогда я стал пасти его
хаши, и он кидал мне остатки пищи, и они были горькими".
Так говорил пастух жителям на рынках городов. И он говорил еще:
"Кроткие птицы и мирные звери живут, не ведая когда придет гибель. Но
уже хищный ихи распростер острые крылья над журавлем, и паук сплел сеть, и
глаза страшного ча горят сквозь голубую заросль. Бойтесь. У вас нет столь
острых мечей, чтобы поразить зло, у вас нет столь крепких стен, чтобы от
него отгородиться, у вас нет столь длинных ног, чтобы убежать от
всемогущего зла. Я вижу - небо раскрывается и злой сын неба падает в наши
селенья. Глаз его, как красный огонь Талцетл".
Жители мирной Азоры в ужасе поднимали руки, слушая эти слова. Пастух
говорил еще:
"Когда кровожадный ча ищет тебя глазами сквозь заросль - стань тенью,
и нос ча не услышит запаха твоей крови. Когда ихи падает из розового
облака - стань тенью, и глаза ихи напрасно будут искать тебя в траве.
Когда при свете двух лун, - олло и литха, - ночью злой паук, цитли,
оплетает паутиной твою хижину - стань тенью, и цитли не поймает тебя.
Стань тенью для зла, бедный сын тумы. Только зло притягивает зло. Удали от
себя все сродное злу, закопай свою ненависть под порогом хижины. Иди к
великому гейзеру Соам и омойся. И ты станешь невидимым злому сыну неба, -
напрасно его кровавый глаз будет пронзать твою тень".
Жители Азоры слушали пастуха. Многие пошли за ним на круглое озеро, к
великому гейзеру Соам.
Там, иные из приходивших спрашивали: "Как можно закопать зло под
порогом хижины?". Иные говорили: "Мы не можем закопать зла, потому что мы
обижены соседями". Иные сердились и кричали пастуху: "Ты обманываешь, -
обиженные и нищие подговорили тебя усыпить нашу бдительность и завладеть
нашими жилищами". Иные сговаривались: "Отведем безумного пастуха на скалу
и бросим его в горячее озеро, - пусть сам станет тенью".
Слыша это, пастух брал уллу, деревянную дудку, в низу которой на
треугольнике были натянуты струны, садился среди сердитых, раздраженных и
недоумевающих, и начинал играть и петь. Играл он и пел так прекрасно, что
замолкали птицы, затихал ветер, ложились стада, и солнце останавливалось в
небе. Каждому из слушающих казалось в тот час, что он уже зарыл свое зло
под порогом хижины. Многие шли к озеру и купались.
Три года учил пастух. На четвертое лето из болот вышли пожиратели
пауков и напали на жителей Азоры. Пастух ходил по селеньям и говорил: "Не
касайтесь порога, бойтесь зла в себе, больше смерти бойтесь потерять
чистоту". Его слушали и были такие, которые не захотели противиться
пожирателям пауков, и дикари побили их на порогах хижин. Тогда старшины
городов, сговорившись, взяли пастуха, повели на скалу и бросили его в
озеро.
Ученье пастуха шло далеко за пределы Азоры. Даже обитатели поморских
пещер высекали в скалах изображение его, играющего на улла. Но было так
же, что вожди иных племен казнили смертью поклоняющихся пастуху, потому
что учение его считали безумным и опасным. И вот, настал час исполнения
пророчества. В летописях того времени сказано:
"Сорок дней и сорок ночей падали на туму сыны неба. Звезда Талцетл
всходила после вечерней зари и горела необыкновенным светом, как злой
глаз. Многие из сынов неба падали мертвыми, многие убивались о скалы,
тонули в южном океане, но многие достигли поверхности тумы и были живы".
Так рассказывает летопись о великом переселении Магацитлов, то-есть
одного из племен земной расы, погибшей от потопа двадцать тысячелетий тому
назад.
Магацитлы летели в бронзовых, имеющих форму яйца, аппаратах,
пользуясь для движения растительной силой семян. Они владели ею так же,
как вы владеете силой распадения материи. В продолжении сорока дней они
покидали землю.
Множество гигантских яиц затерялось в звездном пространстве,
множество разбилось о поверхность Марса. Небольшое число без вреда
опустилось на равнины экваториального материка.
Летопись говорит:
"Они вышли из яиц, велики ростом и черноволосы. У сынов неба были
желтые и плоские лица. Туловища их и колени покрывал бронзовый панцырь. На
шлеме был острый гребень, и шлем выдавался впереди лица. В левой руке сын
неба держал короткий меч, в правой свиток с письменами, которые погубили
бедные и невежественные народы тумы".
Таковы были Магацитлы, свирепое и могущественное племя. На земле, на
материке, опустившемся на дно океана, они владели городом Ста Золотых
Ворот. Они знали Высшую Мудрость, но употребляли ее во зло, потому что
были злы.
Они пошли в селения Аолов, и брали то, что хотели, и сопротивляющихся
им убивали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18