Надеюсь, здесь было не очень грязно?
— Не очень. Я заходила сюда раз в месяц проветрить дом, чтобы сырости не было, так что работы понадобилось немного: выгнала на улицу несколько пауков да вымела штукатурку, осыпавшуюся возле камина. Но беспокоиться не стоит, видно, что потолок держится хорошо.
Я взглянула туда, куда она показывала, но подумала не о потолке. Я вспомнила о штукатурке, ободранной со стены под «Незримым Гостем». Скорее всего, она не поднимала рамку и не видела его. Но возможно — что менее приятно — штукатурку отбили в течение тех трех или четырех недель с момента, когда она последний раз приходила проветрить коттедж…
— На сколько ты рассчитываешь здесь остаться?
— Что? Извини. Да ненадолго, только чтобы успеть разобрать бабушкины вещи и упаковать те, которые ей нужны. Я думаю, ты знаешь, что она решила остаться в Стратбеге? Сомневаюсь, что она когда-либо вернется сюда.
— Она сказала немного, но я так и подумала.
Полагаю, там она чувствует себя как дома. Ну да ладно. Послушай, милая, а можно я передумаю? Я, пожалуй, выпью чашечку, если ты составишь мне компанию.
За свежезаваренным чаем я рассказала ей про новый бабушкин дом в Стратбеге и про мебель, которую надо было отослать на север. Она уже кое-что слышала от бабушки и обдумала дело со своим мужем.
Мистер Паскоу знал в Сандерленде хорошую транспортную фирму, которая могла бы все перевезти, сказала тетя Энни, а она и Дэйви, когда тот сможет, помогли бы мне со сборами.
— Они сейчас работают в Холле, не так ли? Леди Брэндон сказала мне, что Семья оставила несколько комнат для себя.
— Верно. Это будет уютное гнездышко — когда его закончат, и будет славно снова увидеть их здесь. Тодхолл уже не тот — без Семьи. До нас дошло, что сэр Джеймс не очень-то хочет возвращаться, но миледи всегда любила эти места, и, думаю, мисс Марджери приедет сюда с детьми.
— Ты что-нибудь слышала о планах насчет Розового коттеджа?
Нет, она не слышала. Приглашенная из Дарлингтона фирма-подрядчик должна была выполнить основную работу, но Брэндоны поставили условием, чтобы местных тоже нанимали, когда только возможно.
— Само собой разумеется, — заметила миссис Паскоу, — что никто не знает о старом доме и его устройстве больше, чем мой Джим, а когда дело касается водопровода, никто не справится лучше Питера Бриджстока.
Она поставила чашку:
— А как ты поживаешь? Мне надо было сразу сказать: я очень сочувствовала твоему горю, да и все мы. Твой муж был летчиком, так?
— Да. Летал на бомбардировщиках. Ему оставалось только четыре вылета. Ладно, было и прошло. Мне кажется, это случилось так давно. Мы были женаты недолго, но были тогда счастливы.
— Ужасно. Мы так за тебя переживали! Но твоя бабушка сказала, что муж кое-что оставил тебе — и прилично? Хоть это хорошо. Ты теперь живешь в Лондоне и у тебя неплохая работа?
— Да. Мне ее предложила подруга, и это приятная работа — в большом питомнике. Платят не очень много, но мне нравится, ведь важно только это.
— Так ты, значит, не собираешься вернуться в школу?
— Нет. Мне не нравилось там работать, но надо же что-нибудь делать?
Я умолкла. Я никогда, даже в глубине души, я не желала признавать ту пустоту, которую смерть Джона оставила в моей жизни. С браком пришло чувство сопричастности, планы на будущее, ощущение подлинности существования. Насытилось нечто первобытное, что есть в каждой женщине — потребность в собственной теплой пещере и семье вокруг огня. Смерть Джона не просто причинила мне боль, она вышвырнула меня обратно — в мир, в котором приходится одиноко следовать своим путем, не зная, куда идешь.
Я отогнала от себя эти мысли и начала расспрашивать о знакомых из Тодхолла.
— Деревня сильно изменилась?
— Совсем нет. Война почти ее не задела. Да бабушка тебе, наверное, рассказывала…
— Она упоминала, что Артур Бартон потерял руку и что Сида Тэлфера убили. Как миссис Тэлфер? У них ведь было трое детей?
— Было трое. Но теперь уже пятеро, так что чем меньше об этом будет сказано, тем лучше.
Тут она, должно быть, вспомнила, что говорит с еще одним «порождением греха», потому что довольно поспешно поставила на стол пустую чашку и поднялась.
— Мне надо бежать. Я перемолвилась вчера с Тедом Блэйни — помнишь Блэйни с фермы Сордс? Завтра он привезет молоко. Если ты его попросишь, он привезет тебе из деревни все, что надо.
— Или подвезет меня? Раньше он так и делал.
— Думаю, что он и сейчас так поступит, — ответила она и неожиданно улыбнулась. — Только надень что-нибудь не такое лондонское. Тележка у него обычно наполовину набита соломой, да еще наседка или две в клети. Не то чтобы ты плохо выглядела в этом, совсем наоборот. Ну ладно, я пошла в Холл. Я хожу туда почти каждый день с той поры, как мужчины начали там работать. В Холле сейчас только Джим и Дэйви, и тебе обрадуются, если зайдешь взглянуть, что там и как.
— Я с удовольствием, большое спасибо.
Я проводила ее до передних ворот и постояла, глядя, как она идет по мостику на ту сторону. Еще одна дорога вела через лес, окружавший парк, мимо огороженного сада на зады Холла. Этим путем мой дедушка ходил каждый день на работу, а я в детстве так часто увязывалась за ним.
Я вернулась в коттедж, на мгновение застыла возле тайника, потом, пожав плечами, решила отложить все на завтра и поднялась в свою комнатку распаковать вещи.
Глава 7
Но сколько я не пыталась, я так и не смогла смирить свое любопытство. Разобрав вещи и положив наполненную горячей водой грелку в кровать, я направилась к сарайчику с инструментами, стоявшему под росшим за домом кустом сирени.
Сарайчик, любимое дедушкино место, был с окном, под которым стояла крепкая скамья, а на противоположной стене на вбитых рядком шестидюймовых гвоздях висели его садовые инструменты. Если ему вдруг требовалось что-нибудь особенное, дед брал этот инструмент на время из большой «коллекции» Холла. Здесь он хранил самое необходимое: лопату, вилы, мотыгу, грабли, садовые ножницы, а на полке над окном — мелкие инструменты, такие, как совки и секаторы. В металлическом ящике под скамьей лежали стамески, отвертки, коробки с гвоздями и тому подобным. Тачка стояла на улице, под навесом. Газонокосилки не было, потому что лужайки с газоном у нас не было.
В кладовке всегда поддерживали чистоту; когда я заглянула туда, в ней и вправду царил образцовый порядок. Там просто ничего не было. Все инструменты пропали, и ящик вместе с ними. Я проверила дверь, которая до того была заперта и которую я открыла висевшим в задней кухне ключом. Никаких следов вторжения или взлома. Я огляделась: тачка стояла на месте. Но все, что можно унести, исчезло.
Вполне вероятно, конечно, что бабушка избавилась от инструментов — продала или отдала их перед тем, как уехать на север. Это меня не очень обеспокоило, но мне нужно было что-нибудь покрепче столового ножа, чтобы справиться с дверцей бабушкиного сейфа. Внезапно ощутив нетерпение, я посмотрела на часы. Половина шестого. Я схожу в Холл и попрошу нужные инструменты. Если там до сих пор есть садовники, то они ушли в пять и ворота в обнесенный стеной сад будут, вероятно, заперты, но я знала, где лежит ключ. Я забрала из коттеджа свой жакет и направилась в Холл.
Через мост, сквозь лес, окружавший сад, затем напрямик через живописную полянку к высокой стене огорода и арке с красивыми железными воротами, выкованными уже почти сто лет тому назад в кузнице по соседству с домом викария.
Но я могла и не искать ключ за диким виноградом. Когда я почти нащупала его, ворота отворились, и появился молодой человек, кативший велосипед. Судя по одежде — рабочий; мой дед назвал бы его «крепким малым». Он казался моим ровесником, сноровистый парень с темными волосами и серыми глазами, в котором я узнала спокойного, умного семнадцатилетнего подростка, учившегося со мной в одном классе.
Он остановился, увидев меня:
— Вы кого-то искали? Я последний, остальные кончили в пять.
— Я… Это Дэйви, нет? Дэйви, это ты?
— Да, но?.. — минутное молчание. — Ты Кэйти, Кэйти Велланд. Мама сказала, что ты здесь. Точно…
Он протянул последнее слово, содержавшее в себе кучу смыслов, оглядывая меня с головы до ног.
— Неужели ты бы меня не узнал?
Я услышала в собственном голосе что-то вроде волнения. Здесь, в этом месте, я ребенком провела столько времени возле своего деда, научилась столь многому из того, что мне нужно было в мире, так часто играла с этим самым мальчишкой, пока его отец работал в Холле… Что-то во мне горячо откликнулось на знакомые с детства картины и запахи, и стоявший рядом Дэйви, так изменившийся, смотревший на меня со дружелюбным удивлением, к которому примешивалась некоторая отстраненность, был частью всего этого.
Мне показалось, что мой голос снова вобрал в себя, точно эхо, интонации сельского говора, от которого давно отрекся. Кэйт Херрик или Кэйти Велланд? Кто я? Кем я хочу быть?
— Конечно, узнал бы, — ответил Дэйви. — Просто солнце светило из-за твоей спины и говорила ты непривычно, но теперь я тебя вижу, я бы везде тебя узнал, — он кивнул. — Поздравляю с возвращением, Кэйти. Тебе хорошо в коттедже?
— Да, спасибо. Ты шел туда?
— Да. Еду на станцию забрать посылку для отца. Я провожу тебя, если ты не против. Тебе что-то понадобилось здесь или ты просто гуляла? Мама сказала, что ты можешь зайти, но она сама отправилась домой, когда отец уехал с фургоном.
— Я зашла спросить, не дадут ли мне молоток и стамеску. Из нашего сарая пропали все инструменты. Если ты подождешь минутку, пока я сбегаю туда…
— Незачем туда бегать. Инструменты у меня с собой, и я могу дать тебе все, что нужно. А для чего они? Мама не говорила, будто что-то требует починки.
Я взглянула на сумку с инструментами, пристегнутую к багажнику. В это время он откинул клапан сумки и повернулся ко мне со стамеской в руке:
— Это подойдет? Зачем она тебе нужна? Я могу зайти, если хочешь, и все сделать сам.
Я взяла у него стамеску:
— Спасибо, но… — я остановилась. Инструмент был мне знаком, а на деревянной рукоятке виднелись выжженные буквы «Г.В.».
Я взглянула на Дэйви: он улыбался. Улыбка сильно молодила его, и он сделался похож на парня, которого я знала до того, как годы и война изменили нас обоих.
Он кивнул:
— Да, вот куда они все пропали. Могла бы и догадаться. Твоя бабушка позволила мне взять большую их часть. «Смотри, пользуйся ими с умом», — добавила она, ты ведь знаешь, как она любит говорить. Но если они тебе нужны, забирай любой. Это и так понятно.
— Нет-нет. Мне на один раз и… — я решилась. — Пожалуй, да, Дэйви, я была бы рада твоей помощи. Если, конечно, у тебя есть время: я не знаю, сколько займет работа. Я все тебе объясню.
Мы шли рядом, Дэйви катил свой велосипед, а я рассказала ему про «сейф» и передала кое-что из бабушкиных слов:
— Там дедушкины часы и медали, кое-какие бабушкины драгоценности и семейные документы. Я никогда о нем не знала и, честно говоря, уверена, что бабушка сама про него не вспоминала — пока не услышала о том, что коттедж могут перестроить.
— Не беспокойся, мы все достанем. А что, ключа не было?
— Был, но бабушка, конечно, забыла, куда его спрятала. И еще кое-что. Я взглянула на сейф: с дверцы содрана вся штукатурка. Там кто-то был, но открывали его или нет, я не знаю. Если открывали, то с помощью ключа. Никаких следов взлома.
— Хм. По мне, звучит странно. Неудивительно, что ты торопишься заглянуть внутрь.
Он помолчал, нахмурив брови:
— А не могла это, положим, сделать твоя бабушка несколько лет назад — а потом забыть?
— Я подумала об этом. Но твоя мать только что сказала мне, что там на полу лежала осыпавшаяся штукатурка, когда она приходила убираться, а это было совсем недавно.
— Это ничего не значит. Даже если стену ломали какое-то время тому назад, штукатурка может все еще сыпаться. Но не волнуйся из-за этого, скоро мы все узнаем. Ты, конечно, не искала ключ?
— Нет. У меня не было времени для тщательных поисков, хотя я посмотрела там, где он скорее всего мог бы оказаться. Но ключ, должно быть, очень маленький — замочная скважина совсем крохотная — и может лежать где угодно, и я подумала, что надо попытаться хоть как-то открыть дверцу, просто чтобы перестать об этом думать. Даже взломать. Вряд ли бабушке снова понадобится тайник.
В этот момент мы спускались к мосту, и он вдруг остановился, наполовину приподняв велосипед над ступеньками:
— Так мать сказала правду? Вы насовсем уезжаете из Тодхолла?
— Да. Бабушка, кажется, хочет остаться в Стратбеге, у меня в Лондоне работа, которая мне по душе, хотя если бы понадобилось, я бы с удовольствием бросила ее и уехала на север заботиться о бабушке. Во всяком случае, наш коттедж либо продадут, либо переделают, либо еще что, не так ли?
— Кажется, никто точно не знает, что с ним будет, — он наконец втащил велосипед по ступенькам и покатил его по мосту:
— Не думаю, что взлом «сейфа» твоей бабушки что-то меняет. Или, если хочешь, я поговорю с отцом: думается, что либо он, либо даже мой дед могли приложить руку к этому тайнику, так что почему бы не быть другому ключу? Но если ты торопишься, — бодро добавил он, прислоняя свой велосипед к воротам коттеджа, — мы можем вскрыть его прямо сейчас. Дай только взглянуть на него.
— Во сколько тебе надо быть на станции?
— Без разницы. Посылка будет лежать в конторе, а там кто-нибудь да остается до последнего поезда.
Он вошел за мной в коттедж и уронил на стол свою сумку, глядя, как я снимаю «Незримого Гостя».
— М-да… — Он задумчиво посмотрел на открывшуюся стену и металлическую поверхность в рамке обоев и разбитой штукатурки:
— И мать сказала, что здесь на полу лежала штукатурка?
— Да. Дэйви, может быть, тайник открыл кто-то из местных? Я хочу сказать, что если его открыли, то ключом, а…
Я запнулась. Он стремительно обернулся ко мне, живо напомнив юного Дэйви на школьной спортплощадке, изготовившегося к драке.
— Послушай-ка, Кэйти Велланд! Говорю тебе: если тайник устроили еще при твоем деде, то работу мог делать мой дед, и если это должно было остаться секретом, можешь биться об заклад, что дед никому ничего не говорил. Мой отец мог узнать, потому что у нас остались в мастерской записи о работах, но он никогда этого не говорил ни мне, ни матери. И если у него сохранился второй ключ…
— Дэйви! Мне это и в голову не приходило! Честное слово! С какой стати мне воображать, что твоя семья будет тут вынюхивать? Ведь и в самом деле возможно, что бабушка сама это сделала давным-давно и забыла сказать мне, что обои уже оторваны.
— Не похоже, — заметил он, несколько смягчившись. — Обои срезали не так давно. Посмотри на штукатурку.
И он провел пальцем по краю разрыва: облако сухой штукатурки повисло в воздухе.
— Да, пожалуй. Послушай, Дэйви, если ты думаешь, что у отца есть ключ, не проще ли подождать и спросить его?
— Думаешь, проще? — он неожиданно широко улыбнулся: мы снова были друзьями. — Ты же не дотерпишь до завтра. Лучше выяснить прямо сейчас. Давай перейдем к делу и взломаем его.
— Ну хорошо, давай.
Он приступил к «сейфу» со стамеской, но через некоторое время отступился и покачал головой:
— Дверца слишком тесно прилегает к дверной раме, и я не могу вставить лезвие, чтобы ее отжать. Действительно придется взламывать. Ты как?
— Давай.
Это оказалось нетрудным. Он приложил лезвие стамески к краю дверцы возле замочной скважины и пару раз резко стукнул молотком. Что-то треснуло, и дверца распахнулась. Дэйви что-то неразборчиво произнес и отошел.
— Что там?
— Смотри, — сказал он.
Я посмотрела. Хотя я и ожидала этого, результат потряс меня: «сейф» был пуст.
Дэйви высказал то, что я после его давешнего взрыва не осмелилась выговорить:
— Значит, его таки открыли ключом.
— Возможно, бабушка… Но нет — штукатурка. Что ж, — напряженно сказала я, — все было именно так, верно? Здесь кто-то был, вероятно, бродяги, шарили в пустых домах, наткнулись на ключ, где бы он ни был, и открыли тайник.
— Для этого надо было знать, что он за рамкой.
— Они могли найти его случайно, обыскивая дом.
— Под обоями?
— Ох… Значит, нет. Но это же ужасно! Что я скажу бабушке? Что нам делать?
— Ничего пока не говори бабушке. А я поразмыслю, — медленно произнес Дэйви, — что мы расскажем моему отцу.
Я заметила, что он без разговоров принял мое «мы»:
— Смотри: сначала я расспрошу, знал ли он про тайник и есть ли еще ключ, а у матери узнаю, была ли штукатурка на полу сухой.
Он прикрыл дверь, насколько возможно, и повесил на место «Незримого Гостя»:
— И не думай о бродягах. В прошлом месяце я проезжал здесь на велосипеде два вечера из пяти — у меня работа на ферме Сордс — здесь никого не было. И мама бы заметила, что кто-то побывал в доме. Так что тебе не стоит бояться, но если ты…
— Я не боюсь. Правда. Просто беспокоюсь и пытаюсь придумать хоть какое-то объяснение. Если бы это были воры, они взяли бы ценности, но оставили бы, конечно, бумаги или просто швырнули бы их в камин или куда-нибудь еще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
— Не очень. Я заходила сюда раз в месяц проветрить дом, чтобы сырости не было, так что работы понадобилось немного: выгнала на улицу несколько пауков да вымела штукатурку, осыпавшуюся возле камина. Но беспокоиться не стоит, видно, что потолок держится хорошо.
Я взглянула туда, куда она показывала, но подумала не о потолке. Я вспомнила о штукатурке, ободранной со стены под «Незримым Гостем». Скорее всего, она не поднимала рамку и не видела его. Но возможно — что менее приятно — штукатурку отбили в течение тех трех или четырех недель с момента, когда она последний раз приходила проветрить коттедж…
— На сколько ты рассчитываешь здесь остаться?
— Что? Извини. Да ненадолго, только чтобы успеть разобрать бабушкины вещи и упаковать те, которые ей нужны. Я думаю, ты знаешь, что она решила остаться в Стратбеге? Сомневаюсь, что она когда-либо вернется сюда.
— Она сказала немного, но я так и подумала.
Полагаю, там она чувствует себя как дома. Ну да ладно. Послушай, милая, а можно я передумаю? Я, пожалуй, выпью чашечку, если ты составишь мне компанию.
За свежезаваренным чаем я рассказала ей про новый бабушкин дом в Стратбеге и про мебель, которую надо было отослать на север. Она уже кое-что слышала от бабушки и обдумала дело со своим мужем.
Мистер Паскоу знал в Сандерленде хорошую транспортную фирму, которая могла бы все перевезти, сказала тетя Энни, а она и Дэйви, когда тот сможет, помогли бы мне со сборами.
— Они сейчас работают в Холле, не так ли? Леди Брэндон сказала мне, что Семья оставила несколько комнат для себя.
— Верно. Это будет уютное гнездышко — когда его закончат, и будет славно снова увидеть их здесь. Тодхолл уже не тот — без Семьи. До нас дошло, что сэр Джеймс не очень-то хочет возвращаться, но миледи всегда любила эти места, и, думаю, мисс Марджери приедет сюда с детьми.
— Ты что-нибудь слышала о планах насчет Розового коттеджа?
Нет, она не слышала. Приглашенная из Дарлингтона фирма-подрядчик должна была выполнить основную работу, но Брэндоны поставили условием, чтобы местных тоже нанимали, когда только возможно.
— Само собой разумеется, — заметила миссис Паскоу, — что никто не знает о старом доме и его устройстве больше, чем мой Джим, а когда дело касается водопровода, никто не справится лучше Питера Бриджстока.
Она поставила чашку:
— А как ты поживаешь? Мне надо было сразу сказать: я очень сочувствовала твоему горю, да и все мы. Твой муж был летчиком, так?
— Да. Летал на бомбардировщиках. Ему оставалось только четыре вылета. Ладно, было и прошло. Мне кажется, это случилось так давно. Мы были женаты недолго, но были тогда счастливы.
— Ужасно. Мы так за тебя переживали! Но твоя бабушка сказала, что муж кое-что оставил тебе — и прилично? Хоть это хорошо. Ты теперь живешь в Лондоне и у тебя неплохая работа?
— Да. Мне ее предложила подруга, и это приятная работа — в большом питомнике. Платят не очень много, но мне нравится, ведь важно только это.
— Так ты, значит, не собираешься вернуться в школу?
— Нет. Мне не нравилось там работать, но надо же что-нибудь делать?
Я умолкла. Я никогда, даже в глубине души, я не желала признавать ту пустоту, которую смерть Джона оставила в моей жизни. С браком пришло чувство сопричастности, планы на будущее, ощущение подлинности существования. Насытилось нечто первобытное, что есть в каждой женщине — потребность в собственной теплой пещере и семье вокруг огня. Смерть Джона не просто причинила мне боль, она вышвырнула меня обратно — в мир, в котором приходится одиноко следовать своим путем, не зная, куда идешь.
Я отогнала от себя эти мысли и начала расспрашивать о знакомых из Тодхолла.
— Деревня сильно изменилась?
— Совсем нет. Война почти ее не задела. Да бабушка тебе, наверное, рассказывала…
— Она упоминала, что Артур Бартон потерял руку и что Сида Тэлфера убили. Как миссис Тэлфер? У них ведь было трое детей?
— Было трое. Но теперь уже пятеро, так что чем меньше об этом будет сказано, тем лучше.
Тут она, должно быть, вспомнила, что говорит с еще одним «порождением греха», потому что довольно поспешно поставила на стол пустую чашку и поднялась.
— Мне надо бежать. Я перемолвилась вчера с Тедом Блэйни — помнишь Блэйни с фермы Сордс? Завтра он привезет молоко. Если ты его попросишь, он привезет тебе из деревни все, что надо.
— Или подвезет меня? Раньше он так и делал.
— Думаю, что он и сейчас так поступит, — ответила она и неожиданно улыбнулась. — Только надень что-нибудь не такое лондонское. Тележка у него обычно наполовину набита соломой, да еще наседка или две в клети. Не то чтобы ты плохо выглядела в этом, совсем наоборот. Ну ладно, я пошла в Холл. Я хожу туда почти каждый день с той поры, как мужчины начали там работать. В Холле сейчас только Джим и Дэйви, и тебе обрадуются, если зайдешь взглянуть, что там и как.
— Я с удовольствием, большое спасибо.
Я проводила ее до передних ворот и постояла, глядя, как она идет по мостику на ту сторону. Еще одна дорога вела через лес, окружавший парк, мимо огороженного сада на зады Холла. Этим путем мой дедушка ходил каждый день на работу, а я в детстве так часто увязывалась за ним.
Я вернулась в коттедж, на мгновение застыла возле тайника, потом, пожав плечами, решила отложить все на завтра и поднялась в свою комнатку распаковать вещи.
Глава 7
Но сколько я не пыталась, я так и не смогла смирить свое любопытство. Разобрав вещи и положив наполненную горячей водой грелку в кровать, я направилась к сарайчику с инструментами, стоявшему под росшим за домом кустом сирени.
Сарайчик, любимое дедушкино место, был с окном, под которым стояла крепкая скамья, а на противоположной стене на вбитых рядком шестидюймовых гвоздях висели его садовые инструменты. Если ему вдруг требовалось что-нибудь особенное, дед брал этот инструмент на время из большой «коллекции» Холла. Здесь он хранил самое необходимое: лопату, вилы, мотыгу, грабли, садовые ножницы, а на полке над окном — мелкие инструменты, такие, как совки и секаторы. В металлическом ящике под скамьей лежали стамески, отвертки, коробки с гвоздями и тому подобным. Тачка стояла на улице, под навесом. Газонокосилки не было, потому что лужайки с газоном у нас не было.
В кладовке всегда поддерживали чистоту; когда я заглянула туда, в ней и вправду царил образцовый порядок. Там просто ничего не было. Все инструменты пропали, и ящик вместе с ними. Я проверила дверь, которая до того была заперта и которую я открыла висевшим в задней кухне ключом. Никаких следов вторжения или взлома. Я огляделась: тачка стояла на месте. Но все, что можно унести, исчезло.
Вполне вероятно, конечно, что бабушка избавилась от инструментов — продала или отдала их перед тем, как уехать на север. Это меня не очень обеспокоило, но мне нужно было что-нибудь покрепче столового ножа, чтобы справиться с дверцей бабушкиного сейфа. Внезапно ощутив нетерпение, я посмотрела на часы. Половина шестого. Я схожу в Холл и попрошу нужные инструменты. Если там до сих пор есть садовники, то они ушли в пять и ворота в обнесенный стеной сад будут, вероятно, заперты, но я знала, где лежит ключ. Я забрала из коттеджа свой жакет и направилась в Холл.
Через мост, сквозь лес, окружавший сад, затем напрямик через живописную полянку к высокой стене огорода и арке с красивыми железными воротами, выкованными уже почти сто лет тому назад в кузнице по соседству с домом викария.
Но я могла и не искать ключ за диким виноградом. Когда я почти нащупала его, ворота отворились, и появился молодой человек, кативший велосипед. Судя по одежде — рабочий; мой дед назвал бы его «крепким малым». Он казался моим ровесником, сноровистый парень с темными волосами и серыми глазами, в котором я узнала спокойного, умного семнадцатилетнего подростка, учившегося со мной в одном классе.
Он остановился, увидев меня:
— Вы кого-то искали? Я последний, остальные кончили в пять.
— Я… Это Дэйви, нет? Дэйви, это ты?
— Да, но?.. — минутное молчание. — Ты Кэйти, Кэйти Велланд. Мама сказала, что ты здесь. Точно…
Он протянул последнее слово, содержавшее в себе кучу смыслов, оглядывая меня с головы до ног.
— Неужели ты бы меня не узнал?
Я услышала в собственном голосе что-то вроде волнения. Здесь, в этом месте, я ребенком провела столько времени возле своего деда, научилась столь многому из того, что мне нужно было в мире, так часто играла с этим самым мальчишкой, пока его отец работал в Холле… Что-то во мне горячо откликнулось на знакомые с детства картины и запахи, и стоявший рядом Дэйви, так изменившийся, смотревший на меня со дружелюбным удивлением, к которому примешивалась некоторая отстраненность, был частью всего этого.
Мне показалось, что мой голос снова вобрал в себя, точно эхо, интонации сельского говора, от которого давно отрекся. Кэйт Херрик или Кэйти Велланд? Кто я? Кем я хочу быть?
— Конечно, узнал бы, — ответил Дэйви. — Просто солнце светило из-за твоей спины и говорила ты непривычно, но теперь я тебя вижу, я бы везде тебя узнал, — он кивнул. — Поздравляю с возвращением, Кэйти. Тебе хорошо в коттедже?
— Да, спасибо. Ты шел туда?
— Да. Еду на станцию забрать посылку для отца. Я провожу тебя, если ты не против. Тебе что-то понадобилось здесь или ты просто гуляла? Мама сказала, что ты можешь зайти, но она сама отправилась домой, когда отец уехал с фургоном.
— Я зашла спросить, не дадут ли мне молоток и стамеску. Из нашего сарая пропали все инструменты. Если ты подождешь минутку, пока я сбегаю туда…
— Незачем туда бегать. Инструменты у меня с собой, и я могу дать тебе все, что нужно. А для чего они? Мама не говорила, будто что-то требует починки.
Я взглянула на сумку с инструментами, пристегнутую к багажнику. В это время он откинул клапан сумки и повернулся ко мне со стамеской в руке:
— Это подойдет? Зачем она тебе нужна? Я могу зайти, если хочешь, и все сделать сам.
Я взяла у него стамеску:
— Спасибо, но… — я остановилась. Инструмент был мне знаком, а на деревянной рукоятке виднелись выжженные буквы «Г.В.».
Я взглянула на Дэйви: он улыбался. Улыбка сильно молодила его, и он сделался похож на парня, которого я знала до того, как годы и война изменили нас обоих.
Он кивнул:
— Да, вот куда они все пропали. Могла бы и догадаться. Твоя бабушка позволила мне взять большую их часть. «Смотри, пользуйся ими с умом», — добавила она, ты ведь знаешь, как она любит говорить. Но если они тебе нужны, забирай любой. Это и так понятно.
— Нет-нет. Мне на один раз и… — я решилась. — Пожалуй, да, Дэйви, я была бы рада твоей помощи. Если, конечно, у тебя есть время: я не знаю, сколько займет работа. Я все тебе объясню.
Мы шли рядом, Дэйви катил свой велосипед, а я рассказала ему про «сейф» и передала кое-что из бабушкиных слов:
— Там дедушкины часы и медали, кое-какие бабушкины драгоценности и семейные документы. Я никогда о нем не знала и, честно говоря, уверена, что бабушка сама про него не вспоминала — пока не услышала о том, что коттедж могут перестроить.
— Не беспокойся, мы все достанем. А что, ключа не было?
— Был, но бабушка, конечно, забыла, куда его спрятала. И еще кое-что. Я взглянула на сейф: с дверцы содрана вся штукатурка. Там кто-то был, но открывали его или нет, я не знаю. Если открывали, то с помощью ключа. Никаких следов взлома.
— Хм. По мне, звучит странно. Неудивительно, что ты торопишься заглянуть внутрь.
Он помолчал, нахмурив брови:
— А не могла это, положим, сделать твоя бабушка несколько лет назад — а потом забыть?
— Я подумала об этом. Но твоя мать только что сказала мне, что там на полу лежала осыпавшаяся штукатурка, когда она приходила убираться, а это было совсем недавно.
— Это ничего не значит. Даже если стену ломали какое-то время тому назад, штукатурка может все еще сыпаться. Но не волнуйся из-за этого, скоро мы все узнаем. Ты, конечно, не искала ключ?
— Нет. У меня не было времени для тщательных поисков, хотя я посмотрела там, где он скорее всего мог бы оказаться. Но ключ, должно быть, очень маленький — замочная скважина совсем крохотная — и может лежать где угодно, и я подумала, что надо попытаться хоть как-то открыть дверцу, просто чтобы перестать об этом думать. Даже взломать. Вряд ли бабушке снова понадобится тайник.
В этот момент мы спускались к мосту, и он вдруг остановился, наполовину приподняв велосипед над ступеньками:
— Так мать сказала правду? Вы насовсем уезжаете из Тодхолла?
— Да. Бабушка, кажется, хочет остаться в Стратбеге, у меня в Лондоне работа, которая мне по душе, хотя если бы понадобилось, я бы с удовольствием бросила ее и уехала на север заботиться о бабушке. Во всяком случае, наш коттедж либо продадут, либо переделают, либо еще что, не так ли?
— Кажется, никто точно не знает, что с ним будет, — он наконец втащил велосипед по ступенькам и покатил его по мосту:
— Не думаю, что взлом «сейфа» твоей бабушки что-то меняет. Или, если хочешь, я поговорю с отцом: думается, что либо он, либо даже мой дед могли приложить руку к этому тайнику, так что почему бы не быть другому ключу? Но если ты торопишься, — бодро добавил он, прислоняя свой велосипед к воротам коттеджа, — мы можем вскрыть его прямо сейчас. Дай только взглянуть на него.
— Во сколько тебе надо быть на станции?
— Без разницы. Посылка будет лежать в конторе, а там кто-нибудь да остается до последнего поезда.
Он вошел за мной в коттедж и уронил на стол свою сумку, глядя, как я снимаю «Незримого Гостя».
— М-да… — Он задумчиво посмотрел на открывшуюся стену и металлическую поверхность в рамке обоев и разбитой штукатурки:
— И мать сказала, что здесь на полу лежала штукатурка?
— Да. Дэйви, может быть, тайник открыл кто-то из местных? Я хочу сказать, что если его открыли, то ключом, а…
Я запнулась. Он стремительно обернулся ко мне, живо напомнив юного Дэйви на школьной спортплощадке, изготовившегося к драке.
— Послушай-ка, Кэйти Велланд! Говорю тебе: если тайник устроили еще при твоем деде, то работу мог делать мой дед, и если это должно было остаться секретом, можешь биться об заклад, что дед никому ничего не говорил. Мой отец мог узнать, потому что у нас остались в мастерской записи о работах, но он никогда этого не говорил ни мне, ни матери. И если у него сохранился второй ключ…
— Дэйви! Мне это и в голову не приходило! Честное слово! С какой стати мне воображать, что твоя семья будет тут вынюхивать? Ведь и в самом деле возможно, что бабушка сама это сделала давным-давно и забыла сказать мне, что обои уже оторваны.
— Не похоже, — заметил он, несколько смягчившись. — Обои срезали не так давно. Посмотри на штукатурку.
И он провел пальцем по краю разрыва: облако сухой штукатурки повисло в воздухе.
— Да, пожалуй. Послушай, Дэйви, если ты думаешь, что у отца есть ключ, не проще ли подождать и спросить его?
— Думаешь, проще? — он неожиданно широко улыбнулся: мы снова были друзьями. — Ты же не дотерпишь до завтра. Лучше выяснить прямо сейчас. Давай перейдем к делу и взломаем его.
— Ну хорошо, давай.
Он приступил к «сейфу» со стамеской, но через некоторое время отступился и покачал головой:
— Дверца слишком тесно прилегает к дверной раме, и я не могу вставить лезвие, чтобы ее отжать. Действительно придется взламывать. Ты как?
— Давай.
Это оказалось нетрудным. Он приложил лезвие стамески к краю дверцы возле замочной скважины и пару раз резко стукнул молотком. Что-то треснуло, и дверца распахнулась. Дэйви что-то неразборчиво произнес и отошел.
— Что там?
— Смотри, — сказал он.
Я посмотрела. Хотя я и ожидала этого, результат потряс меня: «сейф» был пуст.
Дэйви высказал то, что я после его давешнего взрыва не осмелилась выговорить:
— Значит, его таки открыли ключом.
— Возможно, бабушка… Но нет — штукатурка. Что ж, — напряженно сказала я, — все было именно так, верно? Здесь кто-то был, вероятно, бродяги, шарили в пустых домах, наткнулись на ключ, где бы он ни был, и открыли тайник.
— Для этого надо было знать, что он за рамкой.
— Они могли найти его случайно, обыскивая дом.
— Под обоями?
— Ох… Значит, нет. Но это же ужасно! Что я скажу бабушке? Что нам делать?
— Ничего пока не говори бабушке. А я поразмыслю, — медленно произнес Дэйви, — что мы расскажем моему отцу.
Я заметила, что он без разговоров принял мое «мы»:
— Смотри: сначала я расспрошу, знал ли он про тайник и есть ли еще ключ, а у матери узнаю, была ли штукатурка на полу сухой.
Он прикрыл дверь, насколько возможно, и повесил на место «Незримого Гостя»:
— И не думай о бродягах. В прошлом месяце я проезжал здесь на велосипеде два вечера из пяти — у меня работа на ферме Сордс — здесь никого не было. И мама бы заметила, что кто-то побывал в доме. Так что тебе не стоит бояться, но если ты…
— Я не боюсь. Правда. Просто беспокоюсь и пытаюсь придумать хоть какое-то объяснение. Если бы это были воры, они взяли бы ценности, но оставили бы, конечно, бумаги или просто швырнули бы их в камин или куда-нибудь еще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20