Я кивнул, не оборачиваясь, грея руки у огня. Она выскользнула из комнаты. Когда вернулась, на ней был ослепительно белый, длинный, полупрозрачный пеньюар, а на ногах — туфельки без задников, отороченные белым лебяжьим пухом.Материя просвечивала, и матовые округлости ее грудей и бедер казались еще более волнующими. Соня нагнулась ко мне, видимо наслаждаясь моим одобрительным взглядом, скользнувшим вниз по ее телу и задержавшимся там, где пеньюар образовал впадину, разделяющую ее ноги.Она спросила:— Узнаешь эту вещь?— Рондины?— Да... Надеюсь... я так же красива, как и она?— Это верно.Я не врал, о нет!Ее красота была совсем другой, немного примитивной, но в каждом движении, в каждом повороте тела чувствовалось скрытое пламя, готовое вырваться наружу. Я видел, как в сдерживаемом порыве дрожали ее ноздри.Ее белье под пеньюаром привлекло мое внимание своей необычностью. Бюстгальтер был крошечный, но сделан так, что оставлял между грудями широкую дорожку, нежную и какую-то потрясающе невинную. Эта розовая дорожка возбуждала меня необычайно.Я старался не смотреть и даже отвернулся, но все равно видел краешком глаза, как Соня свернулась клубочком на кушетке и затихла.Ее соблазнительные темно-красные губы улыбались мне, щеки слегка порозовели. Она распахнула пеньюар, и он лежал вокруг нее, окутывая розовое тело, как белые крылья.— В далеком прошлом у меня таких вещей не было. В России носить их считалось неприличным.— Слишком буржуазно?— Говорили, что недопустимо... возбуждать определенные чувства. По секрету — я кое-что надевала. Так, чтобы никто не видел.— Тебе это идет.Она как-то забавно пискнула от удовольствия и слегка изогнулась, так, что еще сильнее открылась ее красивая нога.— Ты посидишь рядом со мной?— А можно, милая? По идее я должен тебя охранять.— Пожалуйста. — В уголках глаз у нее появились чуть заметные лучики.— Ты принадлежишь Мартрелю.— Нет, по-настоящему я никогда не питала к нему особых чувств. Я тебе говорила, что мы были друзьями.— И все?Она посмотрела вниз на свои руки, лежащие на коленях.— Мой отец погиб под Сталинградом. Мне казалось, что Габен... был как мой отец.— Понимаю, это трудно объяснить, — сказал я.Она благодарно кивнула:— Да. Я всегда знала, что он влюблен. Мне нужно ему объяснить. Он хочет меня, пока... но потом он освоится здесь, и это пройдет.Я взял свой стакан, допил его, поставил на пол и сел к ней на тахту. Дождь с ветром хлестал в оконные стекла с неистовой яростью, дальние раскаты грома напоминали артиллерийскую канонаду. Внезапно что-то сверкнуло, раздался сильный треск, и в лица нам ударил ослепительный свет. Вскрикнув, Соня испуганно прижалась ко мне и уткнулась головой мне в плечо.— Ну-ну, это всего лишь гроза, — обнял я ее тихонько, стараясь приподнять подбородок пальцем. В Соне было что-то от маленькой девочки, зажмуривающейся при каждом ударе грома. Каждый раз она придвигалась ко мне все ближе, ближе, пока не оказалась у меня в объятиях — теплая, дрожащая, но от того не менее желанная.Все, что разделяло нас, отступило, наши губы судорожно искали друг друга и наконец встретились, влажные от желания.Она взяла мои руки и прижала к своему телу, к его душистой теплоте. Я чувствовал под своими пальцами шелковистость ее кожи, прохладу и нежность изгибов, ее всю...Тогда мы устроили свою собственную грозу в комнате, и раскаты грома снаружи не могли заглушить восторженные вскрики Сони, мой страстный шепот и тихие стоны, которые иногда вырывались у нас...Это продолжалось долго, очень долго, пока мы не отодвинулись друг от друга, стараясь унять бешеный стук сердец. Мир с его звуками и грозой снова стал реальным.Снаружи полыхнул голубовато-белый огонь, послышался треск, потом шипящий звук, и настала та короткая тишина, которая бывает сразу после молнии перед ударом грома. Две лампы на другом конце комнаты вдруг на мгновение ярко вспыхнули — и погасли.Соня забилась у меня в объятиях, я сжал ее крепче и стал успокаивать, но скоро встал, отцепив от себя ее пальцы:— Тише, милая. Это не похоже на угрозу. Я проверю.Она, казалось, была все еще испугана.— Разве это необходимо?— А вдруг пожар, крошка.Я натянул одежду, дождевик и открыл дверь. Потом обежал вокруг дома и увидел огромную кучу стружек у заднего крыльца. Они уже разгорались.Только моя поразительная реакция спасла меня и мою глупую голову от смерти. Очередь ушла в стенку над моей головой. Я упал на землю, перекатился по направлению к дому, рассчитывая, что, если второй будет стрелять, ему потребуется тоже переменить место, и подождал, пока раздастся следующий выстрел.Заметив парня прежде, чем он увидел меня, я сделал бросок. Его автомат полетел в темноту. Он начал было кричать, но крик застрял у него в глотке, когда я оторвал его от земли и бросил через спину.Необходимо было заставить парня заговорить, все равно каким способом. Я разложил его на траве и улыбнулся, увидев ужас, который стоял в его глазах.Поднял его и поставил в такую позу, чтобы иметь возможность быстро сломать ему позвоночник. Тут опять сверкнула молния, и в ее ослепляющем свете я увидел второго, стоящего в тридцати футах с пистолетом в руке; палец лежал на спуске.Этого типа я видел раньше на заднем сиденье автомобиля, который нас преследовал.Повинуясь животному инстинкту, я упал в ту самую секунду, как раздался выстрел. Пуля ударила в живой щит, который я держал перед собой. Он застонал и обмяк. Я откатился к кустам, ожидая очередной вспышки молнии, которая откроет местонахождение стрелявшего.Но по закону подлости молнии не было. Я встал, напряженно всматриваясь в темноту, привыкая к ней, как вдруг услышал шум отъезжающей машины. Преследовать ее не имело смысла из-за преимущества старта. Надо убираться отсюда.Я быстро обследовал карманы мертвеца, нашел пачку бумажных денег и мелочь, связку ключей, сигареты и плоский бумажник во внутреннем кармане куртки. Я поискал еще и обнаружил массивную зажигалку, щелкнул ею и раскрыл бумажник.В неясном свете я прочел, что владелец — таможенник Генри Бакман. Его бляха была прикреплена тут же.Теперь уж я действительно влип! С мертвым копом шутки плохи, и, если меня с этим свяжут, за него спросят особо.Я бросил зажигалку и, войдя в дом, рухнул в кресло. Было два варианта. Если тот, другой парень тоже таможенник и застрелил случайно своего же в перестрелке, это будет весьма скверно. Но если они из разных групп, и парень с автоматом был из советской группы немцев, то моя шея уж точно в петле.Соня сказала, все еще лежа на кушетке:— Тайгер... что это?— Ничего.— Я слышала шум.— Забудь. Быстро одевайся. Надо сматываться.Она не спорила. Ей все объяснил тон моего голоса.Потом я набрал номер Уолли Гиббонса. Он снял трубку после второго звонка, и голос у него дрожал.— У тебя что, посетители? — спросил я.— Нет, они уже ушли.— Что случилось?— Черт тебя побери, я попал в ловушку!— Быстро, что там?— Сюда явились два таможенника. Они ничего не рассказывали. Только задавали вопросы. Хотели узнать об этом типе с «Мейтленда».— Ты их знаешь?— Да, мне приходилось с ними встречаться. Они обыскали Рондину и нашли квитанцию об уплате за свет и телефон в каком-то доме в Коннектикуте.— Ну-ну, и что же?— Ничего, задавали вопросы, ничем себя не выдали.— Рондина у тебя?— Да, они приказали нам оставаться здесь. Завтра утром у нас соберется большое общество.Я что-то буркнул и повесил трубку. Соня подошла с чемоданчиком, но я велел оставить его здесь. Взял ее за руку и вывел из дому. Она подождала, пока мы ехали по темной окольной дороге к заставе, и только потом задала мне вопрос.— Они нашли нас, детка. Сопоставили нас с Уолли. Поняли, что через него могут выйти на меня, и держали его под наблюдением. Видели, как я выходил, и проследили.— Но... разве ты не заметил хвост?— Не в такую грозу. Он мог ехать следом с выключенными фарами, но сделал ошибку: ждал слишком долго, прежде чем начать действовать. Таможенник приехал первым, увидел меня и подумал, что я его засек и специально вышел за ним. Попробовал стрелять, но промахнулся и в темноте получил пулю от другого парня.— Что же теперь будет?— Они идут за нами. Ты, я и Мартрель не должны теперь оставлять за собой следов. Собираюсь спрятать тебя в безопасном месте, малютка.— Но Габен... Они попытаются убить его?— Можешь не сомневаться.— Тайгер, пожалуйста... не дай им сделать это, ну, пожалуйста, милый, прошу тебя!— Сделаю, что смогу. Его держат под охраной.— Этого достаточно?— Нет. Его скоро выпустят и уничтожат. Они не могут больше его задерживать.Соня легко коснулась моей руки, ее пальцы умоляли.— Ты сделаешь что-нибудь?— Постараюсь.Гроза уносилась куда-то в сторону, и сквозь рваные края клубящихся туч показались первые алые проблески рассвета, как бы согревшие ночь.— Гроза кончается, смотри!— Это предзнаменование, — ответила она. — Будет хороший день.— Надеюсь, ты права.День все разгорался. Мы остановились перекусить в крошечной закусочной с телефоном на одной из стен. Когда поели, я дал Соне немного мелочи и сказал:— Попробуем снова позвонить в больницу.Я пошел к телефону вместе с ней, смотрел, как она набирает номер, и слышал, как она спросила Мартреля. Она держала трубку подальше от уха, так что я услыхал и грубый мужской голос, переспрашивающий у Сони имя. Наконец ее соединили с Мартрелем. Точно следуя моим инструкциям, она быстро сообщила, что жива и в безопасности. Он болтал как сумасшедший, по-русски. Она заметила, что я сделал ей знак заканчивать, и повесила трубку в середине его трескотни, пообещав позвонить еще.— Что он сказал?— Он был потрясен. Даже английский забыл.— Это бывает.— Он сделает все, что я попрошу, боится за меня.— Давай уйдем отсюда.Я заплатил по счету, сел за руль и свернул с шоссе; вскоре примерно на расстоянии в четверть мили показалась полицейская патрульная машина. Угрожающе выла сирена.— Они не теряют времени, — сказал я.— Это меня и пугает.Я дотянулся и включил радио, поймав местную станцию. Как раз передавали новости. Главное внимание уделили трупу мужчины, обнаруженному в имении Бартона Селвика правительственными агентами, но никаких подробностей не сообщили. О них объявят позже. То бишь о моих отпечатках пальцев. А также и о Сониных. Их там полно по всему дому.Я въехал в спальный район еще до того, как заблокировали дорогу, и направился сразу в Нью-Йорк, пробиваясь сквозь оживленное утреннее движение. По Вест-Сайдскому шоссе добрался в даунтаун, где по соседству с мелкими мастерскими Мартин Грейди устроил надежное убежище.Когда-то это был гараж, потом — торговый склад — до того, как здание перекупил Грейди. Мы пользовались убежищем от случая к случаю, держали там амуницию, а если надо, то и укрывались на нужное время. В задней комнате стояла кровать, там же хранились и достаточные запасы провизии.Я впустил Соню через боковую дверь, запер ее и показал туалетную комнату, не слишком роскошную, но приемлемую.Пока она осматривала помещение, я вызвал Ньюаркский контрольный центр и вместо Адамса попал на Андерсона, который приказал мне как можно скорее связаться с Эрни Бентли. У него было телефото Спаада Хело, полученное из Европы. Нужно посмотреть на него. Ничего нового о проекте Валчека, кроме того, что нам становится совсем жарко. Мартина Грейди жарила на медленном огне вторая сенатская комиссия. Мои фотографии вместе с приметами были разосланы по всей стране.— Чудненько. Какие еще новости?— Кажется, было еще одно покушение на жизнь Мартреля.— Кажется?— Грейди поставил еще одну группу наблюдения за больницей. Один из агентов, разбирая письма в комнате для почты, фиксировал все обратные адреса с писем, присланных Мартрелю, и наткнулся на подозрительный конверт. Агент запросто мог пропустить этот конверт, но вовремя вспомнил о трюке, который использовал Килм Россер, чтобы отравить свидетеля в Мадриде. Отравлена бумага, и когда открываешь конверт, то царапаешь пальцы острым краем... Он отдал конверт Эрни.— Я проверю, когда увижусь с Эрни.— Смотри, это важно. Если они и на этот раз промахнутся, то начнут спешить. Их ничем не проймешь и никак не остановишь.Он повесил трубку, а я стоял и обдумывал услышанное. Соня взглянула на мое лицо:— Что, дело плохо, да?— Думаю, опять хотели его убрать.Она с шумом втянула в себя воздух:— Он не может там оставаться!— Никто не знает об этой попытке, кроме нас, и поэтому пока не собираются усиливать его охрану.— Пожалуйста, попытайся забрать Мартреля оттуда!— Единственный способ — похитить его.— Любой способ, Тайгер, только сделай это!— Будет лучше, если мне удастся убедить его сотрудничать с нами.— Он послушает меня.Мы отъехали от дома примерно на милю и дозвонились Мартрелю, причем Соня быстро говорила по-русски, и если те, кто следил за нами, забыли обзавестись переводчиком, мы их провели. Когда Соня повесила трубку и я отвел ее в машину, глаза у нее сияли.— Он все сделает, все, что нужно.— Будет говорить с нашими людьми?Она энергично кивнула:— Но только если я буду рядом. Сказал, что когда будет держать мою руку в своей, то станет говорить с кем угодно. Хочет, чтобы я была с ним.— Ну ладно, тогда можешь вступать в игру. Твой выход!Я оставил ее в гараже, объяснив устройство замка и отключив на всякий случай телефон: вдруг ей захочется еще разок позвонить Мартрелю. Я не хотел рисковать. Увидев сияющие после разговора с Мартрелем глаза Сони, понял, что ее чувства гораздо сильнее, чем ей хочется показать.Прикоснулся губами к ее щеке, подмигнул и закрыл дверь.Очутившись в лаборатории Эрни, я по его озабоченному виду и воспаленным глазам понял, что он не ложился всю ночь.— Моя жена думает, что у меня тут обычная инженерская должность и больше ничего, а мне иногда хочется завыть, и потом, ведь они меня переигрывают, черти! — Он пальцем подтолкнул ко мне по полированному столу фото: — Это Спаад. Нашли в архивах немецкой разведки. Увеличено с формата два на два до формата десять на десять. Передача по телефото четкости не добавила. Накинь двадцать лет и вообрази, какие произошли изменения, — увидишь, на что он теперь похож.— Ты ретушировал снимки?— Вот эти два. — Он вручил мне еще две фотографии. — На одном больше ретуши, на другом меньше. Выбирай.— Уже выбрал.Я взял фото с большей ретушью, отчего подбородок казался тяжелее. Это лицо я видел уже дважды. Один раз на заднем сиденье в такси, другой — лежа на траве у дома. У него в руках плевался огнем пистолет, там, в саду...— Определенно?Я кивнул:— Лучше уведомить Грейди. Он захочет, чтобы фото попало в правительственную картотеку. И к тому же сумеет использовать общественное мнение и расположить его в свою пользу. — Я толкнул снимок обратно к нему: — Что насчет письма, присланного Мартрелю?— Все ясно. Толковая уловка. Удивляет, почему ей редко пользуются. Четыре режущих края, ты можешь пораниться либо открывая конверт, либо взявшись за письмо. Употреблен яд двойной концентрации по формуле Монже. Смерть наступает секунд через тридцать, значит, помочь нельзя ничем. Очень немногие знают об экспериментах Монже, так что ясно, на каком уровне ведутся дела.— Я возьму пистолет.— Ты всегда так делал, это слишком просто. — Эрни достал еще три маленьких фото. — Я сделал еще несколько экземпляров, можешь раздать кому найдешь нужным для возможной идентификации.— Спасибо, — поблагодарил я и сунул снимки в карман.— Тебе известна его история?Я кивнул.— Спаад получает только самые ответственные задания и сдохнет ради своего дела, добиваясь удачи. В этом вы с ним похожи, как братья. Он имеет доступ почти ко всему в работе коммунистической разведки.— Ты проверил ООНА-3?— Конечно. Если мы нащупаем их связи, то сможем выйти на агентуру. Все агенты обладают исключительно высокой квалификацией и прочно укоренились в Штатах. Их не так-то легко переориентировать. Это нанесло бы советским службам серьезный урон.— Мартрель в курсе всех секретов агентуры.— Заблуждаешься, — ответил Эрни, — там никому не говорят всего до конца. Все держится в тайне. Он сам знает не больше, чем его рядовой агент. Агенты действуют маленькими, не зависящими друг от друга группами, под непосредственным руководством Центра. Черт, зачем повторять то, что ты знаешь?— Давай дальше, Эрни.— Мартрель мог знать проекты, но не всё, что в них входило. Обладай мы такой информацией, могли бы предотвращать всякую операцию прежде, чем они ее начинали. Но лучше хоть какая-то нить, чем никакой. В общем, ему есть о чем потолковать с Мартином Грейди.— Могу помочь развязать ему язык.— Кровавые подробности меня не волнуют, я не садист.— Все гораздо проще, чем ты думаешь.Он закрыл ладонью усталые глаза:— Что-нибудь еще нужно?— Нет.— У тебя моя ручка с баллоном?Я похлопал себя по карману:— Не расстаюсь.— Смотри за колпачком. Он может отвинтиться, тогда ты взлетишь на небеса.Мои пальцы автоматически потянулись к колпачку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17