Тысячу лет, а может, всего лишь одно
короткое мгновение длилось это восхитительное единение с Вечностью. А потом
все снова вернулось на свои места, все снова загремело, закричало,
закрякало. Снова была жара и снова был душный пыльный город. А внизу, на
двухэтажной глубине, снова был двор. И по этому двору, распугивая короткими
пронзительными сигналами детвору, степенно ехала шикарная черная "Волга".
Старухи уже не трещали разговорами, молчали, обратив к этой "Волге" дряблые
морщинистые лица, гадали, должно быть, кто, кому и зачем решил нанести
столь торжественный визит.
А "Волга" между тем неторопливо миновала пять подъездов и остановилась
возле шестого, романового. Резкими сухими щелчками захлопали дверцы. На
горячий асфальт, разминая затекшие конечности и дружно доставая сигареты,
выбрались трое мужчин. Двое из них, пожилого возраста - один седовласый,
другой лысый, были одеты в приблизительно одинаковые светлые брюки и
рубашки,^ на ногах темнели туфли, третий - относительно молодой, лет так
под тридцать, широкоплечий и светловолосый - отличался от них модным
джинсовым костюмом и яркими кроссовками. Он достаточно ловко дал прикурить
своим спутникам от зажигалки, которую извлек из кармана, прикурил сам и,
уперев руки в бока, стал разглядывать окна дома. На мгновение Роман
встретился с ним глазами, но парень, не выказав ни любопытства, ни
интереса, совершенно равнодушно перевел взгляд в сторону, на свисавшее с
соседнего балкона белье. Так прошло две минуты. Роман разглядывал мужчин,
мужчины курили, а старухи уже обменивались первыми впечатлениями. Потом
седовласый, поискав глазами урну, швырнул в нее окурок, после чего негромко
сказал что-то парню в джинсовом костюме. Тот снова сунулся в машину,
покопался там, выставив на всеобщее обозрение обтянутый синей материей зад,
и достал откуда-то широкую зеленую папку. Седовласый взял ее, кивнул
лысому, который жадными короткими затяжками добивал свой окурок, и вся
троица, провожаемая не менее чем двумя десятками пар глаз, исчезла в
подъезде.
"К Красину, должно быть, - подумал Роман машинально, - или к Меркулову. К
мому-то из них, это точно. Не к Сусликову же, в самом деле".
Еще он подумал, что надо бы прикрыть окно - ведь жара же, свариться можно
- но совершать какие-то, пусть даже в самой малой степени обременительные
действия: тянуться к створкам, захлопывать их, - не было ни малейшего
желания, и он, махнув с сожалением рукой, снова поплелся к дивану.
Переживется как-нибудь.
Только он сел, как в коридоре послышался легкий шум шагов, затем тихонько
приоткрылась дверь и в образовавшуюся щель просунулась черноволосая
мальчишечья голова, глядевшая на Романа невинными васильковыми глазами.
- Па? - просительно сказала она.
Роман, откинувшийся на спинку дивана, посмотрел на сына с
неудовольствием.
- Ну?
- Па, можно я погуляю?
- А уроки за тебя кто будет делать? Может, дядя?
- Я уже сделал, па.
Роман с сомнением покачал головой.
- Так, как в прошлый раз, наверное. На двойку с плюсом. А потом я буду
краснеть за тебя на собраниях.
Он продолжал разглядывать лицо сына, и вдруг совершенно неожиданно
опаляющая волна ярости ударила ему в голову. На мгновение в глазах его
потемнело, все звуки, казалось, убрались куда-то за край сознания. "Тихо!"
- сказал он про себя испуганно. - Тихо! Ведь это же твой сын".
- Не, па, не будешь. Я по русскому все правила выучил, а по математике
домашнюю написал. Могу показать.
- Ладно,- проворчал Роман, успокаиваясь,- Закрой окно и иди.
Мальчик тотчас же послушно двинулся к окну, но на полдороге вдруг
остановился, быстро опустился на четвереньки и, склонив голову до самого
пола, принялся что-то выглядывать под днищем шифоньера. Роман с ленивым
любопытством наблюдал за ним. И в этот момент в коридоре дважды тренькнул
дверной звонок. "Лариса пришла, - подумал Роман машинально и посмотрел на
часы. - Что-то рановато. Только три, а у них смена в четыре заканчивается.
Да и зачем ей звонить. У нее ключ... Может, кто-то из друзей? Мишка, скорее
всего, или Ляпсусович. Только они имеют такую скверную привычку являться в
самые неподходящие моменты... В конце концов, это обыкновенное свинство.
Жара, спать охота..." Роман наморщил нос и через силу поднялся.
- Да, Денис, не забудь потом за хлебом сбегать.
- Угу.
- Не угу, а так точно.
- Ага,- пробормотал мальчик, с грохотом выволакивая из-под шифоньера
обмотанные теннисной сеткой ракетки.
Роман с завистью посмотрел на него, подумал, что за хлебом придется
все-таки бежать самому и, вздыхая, поплелся в коридор. Уже у самой двери
его вдруг ни с того, ни с сего охватил беспричинный страх. Он вдруг
вспомнил, что на прошлой неделе в подъезде соседнего дома обнаружили труп
мужчины с четырьмя огнестрельными ранами в груди, и его разгоряченное
воображение живо нарисовало картину стоящего за дверью громилы с пистолетом
в руке.
- Фу, чушь собачья, - пробормотал Роман, тряхнув головой, и подумал, что
надо бы все-таки как-нибудь собраться, выкроить время да встроить в дверь
смотровой глазок.
Снова тренькнул звонок, в третий раз уже, и Роман машинально щелкнул
замком.
За дверью, на лестничной клетке, стояли давешние пассажиры черной
"Волги". Все трое...
* * *
..Десантирование, как довольно часто бывает в таких ситуациях, началось с
ЧП. Совершенно неожиданно появились какие-то неполадки в системе
управления, добрая треть приборов стали почему-то безбожно врать, а
бортовая ЭВМ, отвечая на запросы операторов, уверяла сухим металлическим
голосом, что все в порядке, все системы работают нормально, но когда
дежурный пилот пробовал в очередной раз провести контрольную проверку
готовности станции, она с неизменным постоянством блокировала включение
двигателей. На вопросы же о причинах неполадок - упорно отмалчивалась. В
течение двух с половиной часов весь обслуживающий персонал станции:
инженеры-техники, операторы, связисты и даже пилоты,- ползал, понукаемый
взбешенным Аартоном, в отсеках блочной панельной автоматики, проклиная
конструкторов, строителей, начальство и тот день, когда они родились.
Примерно за час до начала операции неисправность удалось устранить. Все
оказалось прозаически просто. Какой-то идиот, очевидно, еще во время
монтажа станции в Звездном Городе, оставил рядом с распределительным узлом
включенный ручной реоскоп, и наводящее поле этого вот прибора и искажало
картину предстартовой готовности. После своего обнаружения бедняга-реоскоп
просуществовал всего лишь немногим более трех минут, то есть до того
момента, когда перепуганный техник вручил его доведенному до белого каления
Аартону. Присутствовавший при этой сцене Грэхэм Льюис, наблюдая затем, как
один робот-уборщик старательно вбирает в себя остатки прибора, а другой
неторопливо зализывает вмятину в стене, подумал, что, окажись здесь сейчас
провинившийся монтажник, работы у роботов значительно прибавилось бы...
Роман прервал чтение, аккуратно сложил листы рукописи и откинулся на
спинку стула.
"Что же это такое? - подумал он с раздражением. - Фантастика? Да, черт
возьми, самая настоящая фантастика. Бред! Чушь собачья! Кому-то, видно,
очень хочется сделать из меня идиота".
Он встал, с шумом отодвинул стул и подошел к распахнутому окну.
Был поздний вечер. Ряд тополей жидкой шеренгой заслонял темную
девятиэтажку напротив, кое-где еще горели там окна, преимущественно синим
телевизионным светом, где-то в стороне звенел, преодолевая, очевидно,
поворот, запоздалый трамвай, а внизу, в районе скамеечек, на которых изо
дня в день гнездились старухи, плавали сейчас в темноте огоньки сигарет,
тихо бренчала гитара и чей-то сипловатый басок старательно выводил про
"чубчик кучер-рявый". Все было как и прежде - как и день, как и месяц, как
и год назад. Никаких тревожных симптомов надвигающейся катастрофы вроде бы
не наблюдалось. Тем не менее ощущение ледяной омертвелости не покидало
Романа уже более шести часов. С того самого момента, когда его квартиру
посетили эти странные гости.
Он прикрыл глаза и в двадцатый уже, наверное, раз стал прокручивать в
голове кадры состоявшейся сегодня встречи...
- Ну вот, - сказал джинсовый парень. - Я же говорил, что он дома.
При этом глаза парня были совершенно равнодушными, голос его тоже был
совершенно равнодушным. Создавалось впечатление, будто бы ему ровным счетом
наплевать, дома ли Роман, нет ли, и он только по причине врожденной
педантичности ставил точку в разговоре, который велся, очевидно, между
мужчинами до появления Романа. Сами по себе его слова не несли в себе
какой-либо конкретной угрозы, тем не менее казавшийся ранее беспричинным
страх снова зашевелился в тайниках души Романа, постепенно оформляясь в
какие-то слабые ощущения грядущих неприятностей. Роман невольно поежился,
стараясь, впрочем, не показывать виду, и с немым вопросом посмотрел на
гостей.
- Роман Васильевич Шестопалов? - осведомился седовласый.
- Да, - ответил Роман. Мелькнувшее было предположение, что посетители
ошиблись квартирой, растаяло, как дым. - Чем могу быть полезен?
Стоявшие перед ним люди были ему явно незнакомы, и он, если бы
потребовалось, мог бы поклясться, что видит их впервые, но они - и это тоже
казалось несомненным - его знали. Во всяком случае, первые двое. Третий -
лысый - пока что помалкивал. Он словно бы прятался за спинами своих
товарищей. Его кроткое умное лицо выражало сосредоточенность, а неподвижные
серые глаза смотрели на как-то-то точку в области солнечного сплетения
Романа.
- Вы не могли бы уделить нам несколько минут? - спросил седовласый.
Из милиции, наверное, решил Роман, по почему-то постеснялся об этом
спросить. Он молча посторонился, впуская гостей в коридор.
Денис уже был тут как тут. Стоял у вешалки и, обеими руками прижимая к
груди теннисные ракетки и сетку, с любопытством разглядывал гостей.
Легок на помине, подумал Роман и сказал, обращаясь к гостям:
- Проходите в зал, пожалуйста. Туда, за дверь. Садитесь там. Я сейчас...
А ты, - Роман посмотрел на Дениса, - ты, кажется, собирался гулять.
- Я потом. Успею еще.
Гулять Денису явно расхотелось.
- Тогда дуй за хлебом, - сказал Роман безжалостно.
- Ну, па... - заныл Денис, не сводя глаз с гостей.
- Давай, давай, а то магазин закроется.
Гости уже шли в указанном направлении. Денис сунулся было следом, но
Роман ловко схватил его за плечи, вытолкал на лестничную клетку и, сунув
рубль, захлопнул дверь.
Внизу громко засмеялись, и Роман дрогнул от неожиданности.
"Засуетились, - подумал он. - И почему мои окна не выходят на другую
сторону? Каждый вечер приходится выслушивать всякий треп. - Он с
неудовольствием посмотрел вниз. - Засуетились. Впрочем, ладно, давно ли сам
таким был. Итак, что же было потом? Потом было знакомство. И тут,
признаться, они меня ошеломили..."
- Для начала позвольте представиться, - сказал седовласый негромким
голосом, глядя на Романа внимательными карими глазами. Он уже сидел, сидел
на стуле, за столом, на котором уже лежала давешняя зеленая папка; его
товарищи - лысый и джинсовый парень - расположились не хуже - на диване, у
стены, под напором включенного вентилятора. - Итак, - сказал седовласый, -
меня зовут Свиридов Андрей Валентинович. Я - полковник комитета
госбезопасности. Пожалуйста, вот мои документы.
Перегнувшись через стол, он протянул Роману твердый пластик служебного
удостоверения.- А это,- седовласый сделал жест рукой в сторону джинсового
парня, - мой коллега - Дмитрий Миронович Херманн, майор. Прошу, так
сказать, любить и жаловать.
Пока Роман наощупь нашаривал под столом табуретку, пока вытаскивал ее,
пока садился, третий посетитель, потирая лысину и сосредоточенно
разглядывая пространство перед собой, монотонно докладывал, кто он такой.
Оказывается, он какой-то там профессор по каким-то там важным наукам из
какого-то там очень важного института - ничего из сказанного им Роман не
запомнил. Титулы первых двух гостей ошеломили его, подняли в голове целый
вихрь догадок и предположений, и теперь вся дальнейшая информация с трудом
проникала в его сознание, хотя внешне это, кажется, ничем не проявлялось.
Он только кивал, как китайский болванчик, тупо глядел на удостоверение и
изо всех сил делал вид, будто визиты сотрудников госбезопасности дело для
него привычное и ничем не примечательное. Когда церемония знакомства
завершилась, на некоторое время наступила тишина. Только через по-прежнему
распахнутое окно врывались в комнату, будто из какого-то чужого, очень
далекого мира, приглушенные звуки дворового оркестра. Потом Свиридов
кашлянул, прикрывая рот ладонью, посмотрел на Романа, собираясь, по всей
видимости, что-то сказать, и вдруг, словно бы заранее извиняясь за весь тот
вздор, что он уже приготовился здесь изложить, улыбнулся какой-то виноватой
детской улыбкой.
И от этой улыбки Роману сразу же стало как-то не по себе. Он почти
физически ощутил, как все его внутренности стали в каком-то болезненном
спазме неумолимо превращаться в твердый ледяной комок. И догадаться о
причинах такой странной реакции было несложно. Достаточно было
повнимательнее вглядеться в лицо полковника. За улыбкой Свиридова, за
усталым выражением его глаз скрывалась, казалось, бездна отчаяния. "Ради
Бога! - захотелось крикнуть Роману. - Не говорите, не говорите ничего!" -
по он, чудовищным усилием заставив себя промолчать, приготовился слушать.
- Роман Васильевич, - заговорил наконец полковник, - я сейчас буду
излагать факты, голые факты без каких-либо выводов и комментариев, а вы,
вы, Роман Васильевич, будете их внимательно слушать. И я вас очень прошу,
постарайтесь при этом не задавать никаких вопросов. Пусть вас пока что не
волнует, почему именно к вам мы обратились со всем этим. Хорошо?
Роман хотел было сказать в ответ что-либо утвердительное, или же хотя бы
кивнуть, но вместо этого он совершенно неожиданно и для гостей, и для
самого себя произнес срывающимся голосом: "Секундочку... Я сейчас", -
торопливо встал, отодвинув табуретку, и быстро вышел из комнаты. В ванной
он открыл кран, постоял над ним некоторое время, упираясь ладонями в края
раковины и навалившись на нее всей тяжестью тела, затем сунул под струю
воды скомканное полотенце, выжал его не слишком сильно и с облегчением
погрузил в приятную прохладу разгоряченное лицо. Он не пытался сейчас
анализировать свои поступки, в этом не было необходимости, потому что уже и
так было ясно, что его поспешное бегство из гостиной - не есть результат
обдуманных действий, а всего лишь чисто рефлекторная реакция выдавливания
из горячей точки. Какое-то непонятное чувство -и не в первый уже раз Роман
замечал в себе такую странную особенность - подсказывало ему, кто-то или
что-то, что-то сидящее внутри него, что-то упорное и нахальное, может быть,
ангел-хранитель души Романова или же, быть может, автономный полуразумный
блок охраны тела, если есть такой, отчаянно и яростно, каким угодно
способом пыталось оттянуть момент посвящения Романа в некую страшную тайну,
носителями которой были, очевидно, эти странные гости. Он упорно гнал от
себя всякие догадки и предположения, желая только одного - унять этот
бешеный стук сердца в груди и избавиться от этой противной слабости в теле.
Он не мог бы сейчас точно сказать, сколько времени провел в ванной, быть
может, всего несколько, пять или десять, минут, быть может и час, но когда
он вернулся в гостиную, странные посетители все еще находились там, сидели
неподвижно и безмолвно на прежних местах и в прежних позах, как статуи, как
судьи, как одни из главных актеров некоего спектакля, готовые после
непредвиденного антракта продолжить свою игру.
Среди всеобщего молчания Роман пересек комнату, сел у окна, напротив
полковника, и, бросив на последнего быстрый взгляд, сказал как можно более
спокойным голосом:
- Я слушаю вас.
Полковник кашлянул и начал. Говорил он долго, минут двадцать, наверное,
если не больше. Мысли свои он излагал ясно, отчетливо, как преподаватель в
Высшей Военной Академии на курсах для старших офицеров, но Роман тем не
менее все никак не мог уловить нити повествования. И это безмерно
раздражало его. Ибо тема разговора была действительно серьезной. Во всяком
случае, ему хотелось в это верить. Вместе с тем, параллельно с
раздражением, дополняя его, в нем неукротимо росла волна протеста, протеста
против той дикой и страшной, до абсурда нелепой информации, которая
безжалостно коверкала сейчас его и без того воспаленное сознание, топила
его в омуте безграничного отчаяния, и когда полковник закончил наконец свой
рассказ, ему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10