Галло-уэй и во сне ни на Минуту не забывал, что самолет отбывает из Ла-Гуардия в шесть семнадцать и что билет заказан на имя Мыозека. Раза два-три он резко. переворачивался, словно пытаясь глубже вдавиться в матрас, но едва почувствовал прикосновение к плечу, вскочил. Будильника не было слышно. Пахло свежим кофе.
— Идите примите ванну;
Он никогда не вставал так рано, разве что когда Бен болел тяжелейшей ангиной и ему надо было каждые два часа принимать лекарство. Иногда, ближе к утру, Бен, испуганно глядя на отца, вскрикивал:
— Чего тебе?
— Пора принимать таблетку, Бен.
Слышал ли сын? Понимал? Нахмурив брови, наморщив лоб, он глядел на отца, словно видел его впервые, и взгляд его становился недобрым.
— Ну, оставь ты меня в покое,— просил он; из-за температуры язык у него заплетался.
Дейву казалось, что сын на пего злится. Мальчик глотал таблетку, запивал водой, засыпал, а утром, когда отец рассказывал, как он его будил, вроде бы ничего не помнил. Но Гэллоуэй не был уверен, что в эти минуты сын действовал бессознательно. Дейв старался не думать об этом. Несколько случаев из их жизни он предпочел" бы забыть.
Он остро и слишком болезненно воспринимал все, нюансы в поведении Бена. У всякого ребенка, как и у взрослого, случаются вспышки дурного настроения или инстинктивной злобы.
Запах бекона проник в ванную, напомнив обо всех прошлых утрах в этой квартире. Дейв тщательно побрился, надел самый лучший костюм, словно это имело какое-то значение. Бену нравилось, когда отец был хорошо одет. В Эвертоне Дейв на первых порах надевал в мастерской. не белый, как теперь, а серый халат, но однажды сын сказал: .
— Ты словно больной старичок.
Бен попал в уязвимое мерю. Выглядеть в глазах сына старичком Дейв не хотел. При Бене он становился не так услужлив с заказчиками — лишь бы сын не подумал, будто он перед ними лебезит.
— Малость отдохнули?
— Ну зачем вы так? —вырвалось у Дейва при виде стола, на котором поджидали яичница с беконом и тосты.
Дейв понимал, что Мьюзеку приятно о нем заботиться — так же, как ему были приятны заботы о
В городке было так тихо, спокойно, что им даже стало немного стыдно за то, что отъезжая, они наделали шума.
— В Индиана-полисе бывали? — спросил Мьюзек, выехав на шоссе.
— Никогда.
— Я бывал.
Он замолчал, не мешая Дейву думать, и лишь машинально посасывал свою сипящую трубку, которую не выпускал изо рта, хотя она давно погасла. В аэропорту им пришлось прождать около получаса. Шапки газет в киосках кричали:
«Шестнадцатилетний убийца!»
Вчера было воскресенье, но события вчерашнего вечера уже попали в газеты. Гэллоуэй нахмурился, заметив фотографию сына, на которой он был не похож на себя. Такого снимка Дейв не помнил. Бен на нем выглядел младше, и гримаса у него была какая-то странная. Подойдя ближе, Дейв понял, что лицо сына вырезано из школьной групповой фотографии. Видно, кто-то из одноклассников Бена передал это фото журналистам.
Напечатали и портрет Лилиан. Выглядела она лет на двенадцать, не больше.Подзаголовок гласил:
«Погоня, продолжавшаяся сутки, завершилась перестрелкой на ферме в Индиане».
Дейв купил три разные газеты; Мьюзек неодобрительно посмотрел на него, но смолчал. На развороте красовалась фотография самого Дейва: он стоял, глядя на кровать Бена, от которой в кадр попал только краешек. На соседнем снимке он у себя в мастерской делал вид, что чинит часы.
В зале ожидания было серо и уныло. На скамьях спали. А те, кто не спал, угрюмо смотрели в пространство. Какая-то парочка целовалась, и женщина плакала, вцепившись в спутника, словно прощалась навеки.
Объявили рейс на Индианаполис. Дейв направился на посадку. Никто как будто не обратил на него внимания. Дежурный производил, перекличку пассажиров.
— Мьюзек,— на ходу пробормотал Дейв. Потом пожал руку столяру и сказал:
— Благодарю. Теперь все будет хорошо.
Он сам в это верил. Когда разрешили отстегнуть ремни, он взялся за газеты и начал сразу с последних абзацев, где описывались события на ферме.
«Пока иллинойская полиция караулила беглецов на перекрестках, те, описав большую дугу, опять въехали в Индиану. Бен Гэллоуэй, проведя за рулем двадцать четыре часа, выбился из сил, а может быть, и не решался подъехать к заправочной станции. Вскоре их автомобиль остановился у одинокой фермы, расположенной в двадцати милях от границы штата.
Было около десяти вечера. Пятидесятилетний владелец фермы Ганс Путман еще не лег спать. Он и его жена находились на первом этаже.
Услышав стук, Путман отворил дверь и очутился лицом к лицу с Гэллоуэем, который, держа его под прицелом, скомандовал девушке:
— Перережь телефонный провод.
Он едва держался на ногах от усталости. Руки у него дрожали.
— Тащите пожрать и не вздумайте выходить из дома.
Но сын Путмана, находившийся, когда подъехал автомобиль, на втором этаже, выскользнул через заднюю дверь и помчался на велосипеде к ближайшему дому. Через десять минут был оповещен шериф, и вскоре три полицейские машины подъехали к ферме».
Пассажиры читали ту же статью, рассматривали фотографии Дейва, но, кажется, никто его не узнал.
«Когда дом был окружен, шериф и один из его людей направились к дверям; дальнейший ход событий представляется не вполне ясным. Гэллоуэй вместе с сообщницей попытался убежать через двор. Следствием установлено, что первым выстрелил он. Началась перестрелка, й один из полицейских был ранен в бедро.
В конце концов молодой человек, сложив рупором руки, крикнул:
— Сдаюсь, не стреляйте.
У него кончились патроны.
Гэллоуэй не проявил раскаяния, пока его везли в Джейсонвилл, чтобы передать агентам ФБР, которые должны были препроводить его в Индианаполис.
— Если бы не этот парень, мой ровесник, вам бы нипочем меня не взять! — заявил он, имея в виду сына Путмана, которому тоже шестнадцать лет.
Потом он уснул в машине; его подружка бодрствовала, явно оберегая его сон».
Наверно, все происходило не совсем так: вряд ли возможно абсолютно точно описать чьи-то дела и поступки. Но фраза Бена, скорее всего, передана точно:
«Если бы не парень, мой ровесник...»
И что Лилиан Хоукинс, пока их везли, не спала и оберегала сон Бена, тоже похоже на правду. От этой подробности у Гэллоуэя защемилосердце. Ему казалось — он сам не понимал почему,— что из-за Лилиан все будет куда как непросто.
Дейв задремал, но гораздо более чутко, чем дома; несколько раз он просыпался. В одну из таких минут он заметил, что какая-то женщина с ребенком на руках пристально смотрит на него. На кресле рядом с ней лежала развернутая газета. Женщина, видимо, его узнала. Выдержав ее взгляд, Дейв машинально посмотрел на ребенка—она вздрогнула, словно ей померещилась бог весть какая опасность, и покрепче прижала малыша к себе.
Когда Дейв остался один с сыном, Бен был не старше этого младенца. Правду сказать, Дейв не очень страдал от того, что жена ушла. Он как будто предчувствовал, что так оно и будет. Кто знает, может быть, оправившись от удара, он ощутил даже облегчение от того, что она исчезла из их жизни.
Дейв не любил вспоминать Рут и, вообще, то время. До двадцати пяти он и не думал о женитьбе, с женщинами встречался лишь постольку, поскольку это было физически необходимо. Невинность он потерял, когда ему перева-лило уже за двадцать.
В Уотербери Рут работала в том же цехе, что и он. Дейв знал, что она гуляет с кем попало, шляется по кабакам и уже после второй рюмки становится крикливой и вульгарной. Ей в ту пору не было и двадцати; в шестнадцать она покинула родительскую ферму в Огайо, жила в Нью-Йорке, в Олбани и бог знает где еще, пока ее не занесло в Уотербери.
Ей было плевать на завтрашний день и на людские толки. Многие месяцы Дейв приглядывался к ней, уверенный, что она не может испытывать к нему ничего, кроме презрения: он ведь не умел развлекаться, как другие. Она притягивала его и в то же время внушала страх. В ней он чуял не столько женщину, сколько самку, и даже то, как она покачивала бедрами, волновало его.
Как-то вечером он вышел из цеха и, подойдя к автобусной остановке, увидел Рут: она стояла в двух шагах от него на тротуаре.
Дейв так никогда и не узнал, случайно это получилось или она ждала именно его.
- Вы что, боитесь меня?—спросила Рут, видя его смущение.
Он ответил, что нет, не боится. Голос у нее был, с хрипотцой, и, разговаривая с, мужчиной, она всегда придвигалась к нему чуть ли не вплотную.
— Ждете кого-нибудь? — спросил Дейв.
Она рассмеялась, словно услышала что-то донельзя смешное, а он покраснел и уже готов был удрать. До. сих пор Дейв не понимает, что его тогда удержало.
— Чем я вас так насмешил? — Тем, как вы смотрите.
— Хотите, пойдем поужинаем?
Он уже давно мечтал об этом, но даже думать не смел, что такое возможно. Весь вечер он промучился, глядя на то, как она себя держит — сперва в ресторане, потом в двух или трех барах, куда она его потащила, под конец она пила уже неразбавленное виски.
В ту ночь он мог бы с ней переспать, и она страшно удивилась, когда он распрощался с ней у порога. На. следующий день в цеху она, словно пытаясь понять, в. чем дело, не сводила с него глаз, он обдал ее холодом.
Всю следующую неделю Дейв не сказал с нею и двух слов, но однажды вечером. заметил, как она садится в машину одного его приятеля, и в ту ночь проворочался
часа два, пока заснул, Наутро он спросил ее:
— Вы сегодня вечером свободны?
— Гляди-ка! Что это с вами такое?
Дейв так на нее посмотрел, что она осеклась.
— Если, хотите, подождите, меня у выхода.
Они проделали ту же программу, что и в первый раз, Дейв, дулся и от злости пил больше обычного. Прощаясь у порога ее дома, он. посмотрел на нее так же недобро, жестко, как утром, и спросил:
— Пойдете за меня замуж?
Рут расхохоталась, смолкла, с любопытством уставилась на него, и на лице ее отразилось недоумение, даже тревога.
— Чего это вам приспичило? Перебрали?
- Сами знаете, что нет.
Он говорил правду, и она это понимала.
— Обсудим в другой раз,— пробормотала она, собираясь открыть дверь.
Дейв схватил ее за руку.
— Нет, сейчас.
Рут не пригласила его зайти. Она и впрямь его боялась.
— Погуляем немного.
Битых два часа бродили они по улице от фонаря до фонаря, причем не под руку, ,не в обнимку.
— С чего это вам вздумалось на мне жениться? Он упрямо отвечал:
— С того.
— А если бы вы и так получили все, что хотите?
— Все равно бы женился.
— Мужчины вроде вас не живут с такими, как я. Почему же, увидев на руках у пассажирки ребенка,
Дейв внезапно подумал о Рут? Долгие годы он гнал от себя воспоминания о ней.
— Неужто вы воображаете, что будете со мной счастливы?
Тогда он промолчал. Счастье тут было ни при чем.. Он не сумел бы объяснить, и вообще его чувства были настолько смутными, что не укладывались в слова. Главное, он принял решение, и отступаться от него нельзя.
— Согласны?
— Отвечу завтра.
— Нет, только сейчас.
Они поженились через две недели. До этого дня между ними ничего не было. Сразу же после свадьбы Дейв заставил Рут бросить работу. Вот такой была мать Бена. Не прожив с Дейвом и двух лет, она сбежала, и ей даже в голову не пришло взять с собой ребенка. Дейв не сердился на нее за то, что.она его бросила. Той первой ночью в опустевшей квартире он почувствовал скорее что-то вроде досады, словно потерпел поражение. Он отдавал себе отчет в своих ощущениях. Рано или поздно это поражение должно было его постигнуть.: оно подготавливалось давно, исподволь, вызревало в нем с детства.
Но это никого не касалось. И заклиниваться на этом не стойло. У пего остался Бен, все остальное неважно. Когда-нибудь потом, думал Дейв, когда Бен вырастет, станет мужчиной, они, быть может, поговорят обо всем этом, и он расскажет сыну правду.
Он и мысли не допускал, что никакого потом не будет, что Бену не дадут стать мужчиной. В Индианаполисе Дейв чуть было не помчался в суд прямо с самолета, даже не забросив в гостиницу чемодан. Опомнился он в такси.
— Сначала в какую-нибудь гостиницу,— попросил он.
— В центре?
— Поближе к суду.
Теперь, когда он оказался так близко от сына, его лихорадило. Они приехали на большую площадь с каменными домами, среди которых Дейв отметил капитолий штата, а чуть подальше — почтамт с белыми колоннами по фасаду.
Перед гостиницей, на вид весьма фешенебельной, водитель опустил флажок, означавший, что машина занята. — Подождите меня, пожалуйста.
— Да вот же суд,— возразил водитель, кивнув на соседнее здание.
Следом за рассыльным, тащившим чемодан, Дейв прошел через вращающуюся дверь и направился к портье.
— По телефону заказали?
— Нет. Мне нужен номер.
Получив регистрационную карточку, Дейв написал фамилию — на этот раз свою. Портье прочел ее и, вероятно, понимая, зачем приехал постоялец, не стал уточнять, сколько он предполагает прожить в гостинице.
— Проводи мистера Гэллоуэя в шестьсот шестьдесят вторрй.
Хотя Дейву не хотелось подниматься в помер, он не решился возразить. Но раз уж пришлось подняться, заодно вымыл руки, освежил лицо, наскоро причесался.
Он надеялся, что перед донросом Бену дали поспать. А может, разрешили помыться, причесаться?
Когда он шел через вестибюль, несколько человек проводили его глазами.
Ему это было безразлично. Он не испытывал ни малейшего смущения.
Было десять утра. В суде озабоченно сновали с папками в руках адвокаты, судьи, судебные исполнители, и Дейв внезапно растерялся. Он подошел к привратнику в униформе и спросил:
— Вы. не знаете, здесь находится Бен Гэллоуэй?
— Кто?
— Бен Гэллоуэй, который...
— Л-а...
Привратник посмотрел на него повнимательней. Наверно, видел в газетах его фотографию.
—Здесь его нет, сказал он уже седеем другим тоном.- Я знаю, что сегодня утром в оффисе окружного прокурора обсуждали, как с ним, быть. Знаете что, мне кажется, скорее, всего, он в ФБР,
— А где ФБР?
— В здании федеральных служб, за почтамтом. Где почтамт, знаете?
— Заметил по дороге.
Люди останавливались на него поглазеть. Какой-то человек вроде бы хотел подойти к нему и заговорить, но в последний момент раздумал. Наверно, какой-нибудь чиновник, скажем, помощник окружного прокурора или адвокат, который хочет предложить свои
услуги. Солнце светило вовсю, становилось жарко; женщины были в светлых платьях, многие мужчины уже в соломенных шляпах, Дейв, торопился. Еще несколько минут, и он все узнает, а может быть, и увидит Бена.
Здание федеральных служб оказалось светлым, с широкими облицованными мрамором коридорами, в которые выходили двери красного, дерева с медными цифрами номеров. Дейв постучал в дверь, которую ему указали. Изнутри крикнули: «Войдите!» Седеющая немолодая женщина на мгновение оторвалась от пишущей машинки. — Что вам угодно? - Увидеть сына. Я Дейв Гэллоуэй, отец Бена.
У него были приготовлены совсем. другие слова, но внезапно он решил идти напролом. Оглянулся, на полуоткрытую дверь слева, на закрытую — справа.
— Присядьте.
— Вы можете сказать, здесь мой сын или нет?
Не отвечая, она сняла телефонную трубку и сообщила:
— Мистер Дейв Гэллоуэй в приемной.
Ей что-то стали говорить, и каждую фразу собеседника она сопровождала короткими репликами:
— Да... Да... Хорошо....Понимаю...
Когда она предложила Дейву сесть, он машинально послушался, но сейчас опять вскочил.
— Я его увижу?— спросил он.
— Инспектор занят Он вас скоро примет.
— Вы что, не имеете права сообщать мне, где мой сын?
Испытывая явную неловкость, она пробормотала, что у нее на этот счет нет инструкций, и снова застучала на машинке. Сквозь опущенные жалюзи в приемную пробивался свет и ровными полосами ложился на стены и потолок. Почти бесшумно крутился вентилятор.
Смирившись, Дейв сел, положил шляпу на колени и уставился на каретку пишущей машинки, потом перевел взгляд на секундную стрелку стенных электрических. часов.
Из левой двери вышел довольно молодой, человек с какими-то бумагами,-покосился на Гэллоуэя, нахмурился, снова взглянул уже повнимательней, не переставая выдвигать металлические ящики картотеки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
— Идите примите ванну;
Он никогда не вставал так рано, разве что когда Бен болел тяжелейшей ангиной и ему надо было каждые два часа принимать лекарство. Иногда, ближе к утру, Бен, испуганно глядя на отца, вскрикивал:
— Чего тебе?
— Пора принимать таблетку, Бен.
Слышал ли сын? Понимал? Нахмурив брови, наморщив лоб, он глядел на отца, словно видел его впервые, и взгляд его становился недобрым.
— Ну, оставь ты меня в покое,— просил он; из-за температуры язык у него заплетался.
Дейву казалось, что сын на пего злится. Мальчик глотал таблетку, запивал водой, засыпал, а утром, когда отец рассказывал, как он его будил, вроде бы ничего не помнил. Но Гэллоуэй не был уверен, что в эти минуты сын действовал бессознательно. Дейв старался не думать об этом. Несколько случаев из их жизни он предпочел" бы забыть.
Он остро и слишком болезненно воспринимал все, нюансы в поведении Бена. У всякого ребенка, как и у взрослого, случаются вспышки дурного настроения или инстинктивной злобы.
Запах бекона проник в ванную, напомнив обо всех прошлых утрах в этой квартире. Дейв тщательно побрился, надел самый лучший костюм, словно это имело какое-то значение. Бену нравилось, когда отец был хорошо одет. В Эвертоне Дейв на первых порах надевал в мастерской. не белый, как теперь, а серый халат, но однажды сын сказал: .
— Ты словно больной старичок.
Бен попал в уязвимое мерю. Выглядеть в глазах сына старичком Дейв не хотел. При Бене он становился не так услужлив с заказчиками — лишь бы сын не подумал, будто он перед ними лебезит.
— Малость отдохнули?
— Ну зачем вы так? —вырвалось у Дейва при виде стола, на котором поджидали яичница с беконом и тосты.
Дейв понимал, что Мьюзеку приятно о нем заботиться — так же, как ему были приятны заботы о
В городке было так тихо, спокойно, что им даже стало немного стыдно за то, что отъезжая, они наделали шума.
— В Индиана-полисе бывали? — спросил Мьюзек, выехав на шоссе.
— Никогда.
— Я бывал.
Он замолчал, не мешая Дейву думать, и лишь машинально посасывал свою сипящую трубку, которую не выпускал изо рта, хотя она давно погасла. В аэропорту им пришлось прождать около получаса. Шапки газет в киосках кричали:
«Шестнадцатилетний убийца!»
Вчера было воскресенье, но события вчерашнего вечера уже попали в газеты. Гэллоуэй нахмурился, заметив фотографию сына, на которой он был не похож на себя. Такого снимка Дейв не помнил. Бен на нем выглядел младше, и гримаса у него была какая-то странная. Подойдя ближе, Дейв понял, что лицо сына вырезано из школьной групповой фотографии. Видно, кто-то из одноклассников Бена передал это фото журналистам.
Напечатали и портрет Лилиан. Выглядела она лет на двенадцать, не больше.Подзаголовок гласил:
«Погоня, продолжавшаяся сутки, завершилась перестрелкой на ферме в Индиане».
Дейв купил три разные газеты; Мьюзек неодобрительно посмотрел на него, но смолчал. На развороте красовалась фотография самого Дейва: он стоял, глядя на кровать Бена, от которой в кадр попал только краешек. На соседнем снимке он у себя в мастерской делал вид, что чинит часы.
В зале ожидания было серо и уныло. На скамьях спали. А те, кто не спал, угрюмо смотрели в пространство. Какая-то парочка целовалась, и женщина плакала, вцепившись в спутника, словно прощалась навеки.
Объявили рейс на Индианаполис. Дейв направился на посадку. Никто как будто не обратил на него внимания. Дежурный производил, перекличку пассажиров.
— Мьюзек,— на ходу пробормотал Дейв. Потом пожал руку столяру и сказал:
— Благодарю. Теперь все будет хорошо.
Он сам в это верил. Когда разрешили отстегнуть ремни, он взялся за газеты и начал сразу с последних абзацев, где описывались события на ферме.
«Пока иллинойская полиция караулила беглецов на перекрестках, те, описав большую дугу, опять въехали в Индиану. Бен Гэллоуэй, проведя за рулем двадцать четыре часа, выбился из сил, а может быть, и не решался подъехать к заправочной станции. Вскоре их автомобиль остановился у одинокой фермы, расположенной в двадцати милях от границы штата.
Было около десяти вечера. Пятидесятилетний владелец фермы Ганс Путман еще не лег спать. Он и его жена находились на первом этаже.
Услышав стук, Путман отворил дверь и очутился лицом к лицу с Гэллоуэем, который, держа его под прицелом, скомандовал девушке:
— Перережь телефонный провод.
Он едва держался на ногах от усталости. Руки у него дрожали.
— Тащите пожрать и не вздумайте выходить из дома.
Но сын Путмана, находившийся, когда подъехал автомобиль, на втором этаже, выскользнул через заднюю дверь и помчался на велосипеде к ближайшему дому. Через десять минут был оповещен шериф, и вскоре три полицейские машины подъехали к ферме».
Пассажиры читали ту же статью, рассматривали фотографии Дейва, но, кажется, никто его не узнал.
«Когда дом был окружен, шериф и один из его людей направились к дверям; дальнейший ход событий представляется не вполне ясным. Гэллоуэй вместе с сообщницей попытался убежать через двор. Следствием установлено, что первым выстрелил он. Началась перестрелка, й один из полицейских был ранен в бедро.
В конце концов молодой человек, сложив рупором руки, крикнул:
— Сдаюсь, не стреляйте.
У него кончились патроны.
Гэллоуэй не проявил раскаяния, пока его везли в Джейсонвилл, чтобы передать агентам ФБР, которые должны были препроводить его в Индианаполис.
— Если бы не этот парень, мой ровесник, вам бы нипочем меня не взять! — заявил он, имея в виду сына Путмана, которому тоже шестнадцать лет.
Потом он уснул в машине; его подружка бодрствовала, явно оберегая его сон».
Наверно, все происходило не совсем так: вряд ли возможно абсолютно точно описать чьи-то дела и поступки. Но фраза Бена, скорее всего, передана точно:
«Если бы не парень, мой ровесник...»
И что Лилиан Хоукинс, пока их везли, не спала и оберегала сон Бена, тоже похоже на правду. От этой подробности у Гэллоуэя защемилосердце. Ему казалось — он сам не понимал почему,— что из-за Лилиан все будет куда как непросто.
Дейв задремал, но гораздо более чутко, чем дома; несколько раз он просыпался. В одну из таких минут он заметил, что какая-то женщина с ребенком на руках пристально смотрит на него. На кресле рядом с ней лежала развернутая газета. Женщина, видимо, его узнала. Выдержав ее взгляд, Дейв машинально посмотрел на ребенка—она вздрогнула, словно ей померещилась бог весть какая опасность, и покрепче прижала малыша к себе.
Когда Дейв остался один с сыном, Бен был не старше этого младенца. Правду сказать, Дейв не очень страдал от того, что жена ушла. Он как будто предчувствовал, что так оно и будет. Кто знает, может быть, оправившись от удара, он ощутил даже облегчение от того, что она исчезла из их жизни.
Дейв не любил вспоминать Рут и, вообще, то время. До двадцати пяти он и не думал о женитьбе, с женщинами встречался лишь постольку, поскольку это было физически необходимо. Невинность он потерял, когда ему перева-лило уже за двадцать.
В Уотербери Рут работала в том же цехе, что и он. Дейв знал, что она гуляет с кем попало, шляется по кабакам и уже после второй рюмки становится крикливой и вульгарной. Ей в ту пору не было и двадцати; в шестнадцать она покинула родительскую ферму в Огайо, жила в Нью-Йорке, в Олбани и бог знает где еще, пока ее не занесло в Уотербери.
Ей было плевать на завтрашний день и на людские толки. Многие месяцы Дейв приглядывался к ней, уверенный, что она не может испытывать к нему ничего, кроме презрения: он ведь не умел развлекаться, как другие. Она притягивала его и в то же время внушала страх. В ней он чуял не столько женщину, сколько самку, и даже то, как она покачивала бедрами, волновало его.
Как-то вечером он вышел из цеха и, подойдя к автобусной остановке, увидел Рут: она стояла в двух шагах от него на тротуаре.
Дейв так никогда и не узнал, случайно это получилось или она ждала именно его.
- Вы что, боитесь меня?—спросила Рут, видя его смущение.
Он ответил, что нет, не боится. Голос у нее был, с хрипотцой, и, разговаривая с, мужчиной, она всегда придвигалась к нему чуть ли не вплотную.
— Ждете кого-нибудь? — спросил Дейв.
Она рассмеялась, словно услышала что-то донельзя смешное, а он покраснел и уже готов был удрать. До. сих пор Дейв не понимает, что его тогда удержало.
— Чем я вас так насмешил? — Тем, как вы смотрите.
— Хотите, пойдем поужинаем?
Он уже давно мечтал об этом, но даже думать не смел, что такое возможно. Весь вечер он промучился, глядя на то, как она себя держит — сперва в ресторане, потом в двух или трех барах, куда она его потащила, под конец она пила уже неразбавленное виски.
В ту ночь он мог бы с ней переспать, и она страшно удивилась, когда он распрощался с ней у порога. На. следующий день в цеху она, словно пытаясь понять, в. чем дело, не сводила с него глаз, он обдал ее холодом.
Всю следующую неделю Дейв не сказал с нею и двух слов, но однажды вечером. заметил, как она садится в машину одного его приятеля, и в ту ночь проворочался
часа два, пока заснул, Наутро он спросил ее:
— Вы сегодня вечером свободны?
— Гляди-ка! Что это с вами такое?
Дейв так на нее посмотрел, что она осеклась.
— Если, хотите, подождите, меня у выхода.
Они проделали ту же программу, что и в первый раз, Дейв, дулся и от злости пил больше обычного. Прощаясь у порога ее дома, он. посмотрел на нее так же недобро, жестко, как утром, и спросил:
— Пойдете за меня замуж?
Рут расхохоталась, смолкла, с любопытством уставилась на него, и на лице ее отразилось недоумение, даже тревога.
— Чего это вам приспичило? Перебрали?
- Сами знаете, что нет.
Он говорил правду, и она это понимала.
— Обсудим в другой раз,— пробормотала она, собираясь открыть дверь.
Дейв схватил ее за руку.
— Нет, сейчас.
Рут не пригласила его зайти. Она и впрямь его боялась.
— Погуляем немного.
Битых два часа бродили они по улице от фонаря до фонаря, причем не под руку, ,не в обнимку.
— С чего это вам вздумалось на мне жениться? Он упрямо отвечал:
— С того.
— А если бы вы и так получили все, что хотите?
— Все равно бы женился.
— Мужчины вроде вас не живут с такими, как я. Почему же, увидев на руках у пассажирки ребенка,
Дейв внезапно подумал о Рут? Долгие годы он гнал от себя воспоминания о ней.
— Неужто вы воображаете, что будете со мной счастливы?
Тогда он промолчал. Счастье тут было ни при чем.. Он не сумел бы объяснить, и вообще его чувства были настолько смутными, что не укладывались в слова. Главное, он принял решение, и отступаться от него нельзя.
— Согласны?
— Отвечу завтра.
— Нет, только сейчас.
Они поженились через две недели. До этого дня между ними ничего не было. Сразу же после свадьбы Дейв заставил Рут бросить работу. Вот такой была мать Бена. Не прожив с Дейвом и двух лет, она сбежала, и ей даже в голову не пришло взять с собой ребенка. Дейв не сердился на нее за то, что.она его бросила. Той первой ночью в опустевшей квартире он почувствовал скорее что-то вроде досады, словно потерпел поражение. Он отдавал себе отчет в своих ощущениях. Рано или поздно это поражение должно было его постигнуть.: оно подготавливалось давно, исподволь, вызревало в нем с детства.
Но это никого не касалось. И заклиниваться на этом не стойло. У пего остался Бен, все остальное неважно. Когда-нибудь потом, думал Дейв, когда Бен вырастет, станет мужчиной, они, быть может, поговорят обо всем этом, и он расскажет сыну правду.
Он и мысли не допускал, что никакого потом не будет, что Бену не дадут стать мужчиной. В Индианаполисе Дейв чуть было не помчался в суд прямо с самолета, даже не забросив в гостиницу чемодан. Опомнился он в такси.
— Сначала в какую-нибудь гостиницу,— попросил он.
— В центре?
— Поближе к суду.
Теперь, когда он оказался так близко от сына, его лихорадило. Они приехали на большую площадь с каменными домами, среди которых Дейв отметил капитолий штата, а чуть подальше — почтамт с белыми колоннами по фасаду.
Перед гостиницей, на вид весьма фешенебельной, водитель опустил флажок, означавший, что машина занята. — Подождите меня, пожалуйста.
— Да вот же суд,— возразил водитель, кивнув на соседнее здание.
Следом за рассыльным, тащившим чемодан, Дейв прошел через вращающуюся дверь и направился к портье.
— По телефону заказали?
— Нет. Мне нужен номер.
Получив регистрационную карточку, Дейв написал фамилию — на этот раз свою. Портье прочел ее и, вероятно, понимая, зачем приехал постоялец, не стал уточнять, сколько он предполагает прожить в гостинице.
— Проводи мистера Гэллоуэя в шестьсот шестьдесят вторрй.
Хотя Дейву не хотелось подниматься в помер, он не решился возразить. Но раз уж пришлось подняться, заодно вымыл руки, освежил лицо, наскоро причесался.
Он надеялся, что перед донросом Бену дали поспать. А может, разрешили помыться, причесаться?
Когда он шел через вестибюль, несколько человек проводили его глазами.
Ему это было безразлично. Он не испытывал ни малейшего смущения.
Было десять утра. В суде озабоченно сновали с папками в руках адвокаты, судьи, судебные исполнители, и Дейв внезапно растерялся. Он подошел к привратнику в униформе и спросил:
— Вы. не знаете, здесь находится Бен Гэллоуэй?
— Кто?
— Бен Гэллоуэй, который...
— Л-а...
Привратник посмотрел на него повнимательней. Наверно, видел в газетах его фотографию.
—Здесь его нет, сказал он уже седеем другим тоном.- Я знаю, что сегодня утром в оффисе окружного прокурора обсуждали, как с ним, быть. Знаете что, мне кажется, скорее, всего, он в ФБР,
— А где ФБР?
— В здании федеральных служб, за почтамтом. Где почтамт, знаете?
— Заметил по дороге.
Люди останавливались на него поглазеть. Какой-то человек вроде бы хотел подойти к нему и заговорить, но в последний момент раздумал. Наверно, какой-нибудь чиновник, скажем, помощник окружного прокурора или адвокат, который хочет предложить свои
услуги. Солнце светило вовсю, становилось жарко; женщины были в светлых платьях, многие мужчины уже в соломенных шляпах, Дейв, торопился. Еще несколько минут, и он все узнает, а может быть, и увидит Бена.
Здание федеральных служб оказалось светлым, с широкими облицованными мрамором коридорами, в которые выходили двери красного, дерева с медными цифрами номеров. Дейв постучал в дверь, которую ему указали. Изнутри крикнули: «Войдите!» Седеющая немолодая женщина на мгновение оторвалась от пишущей машинки. — Что вам угодно? - Увидеть сына. Я Дейв Гэллоуэй, отец Бена.
У него были приготовлены совсем. другие слова, но внезапно он решил идти напролом. Оглянулся, на полуоткрытую дверь слева, на закрытую — справа.
— Присядьте.
— Вы можете сказать, здесь мой сын или нет?
Не отвечая, она сняла телефонную трубку и сообщила:
— Мистер Дейв Гэллоуэй в приемной.
Ей что-то стали говорить, и каждую фразу собеседника она сопровождала короткими репликами:
— Да... Да... Хорошо....Понимаю...
Когда она предложила Дейву сесть, он машинально послушался, но сейчас опять вскочил.
— Я его увижу?— спросил он.
— Инспектор занят Он вас скоро примет.
— Вы что, не имеете права сообщать мне, где мой сын?
Испытывая явную неловкость, она пробормотала, что у нее на этот счет нет инструкций, и снова застучала на машинке. Сквозь опущенные жалюзи в приемную пробивался свет и ровными полосами ложился на стены и потолок. Почти бесшумно крутился вентилятор.
Смирившись, Дейв сел, положил шляпу на колени и уставился на каретку пишущей машинки, потом перевел взгляд на секундную стрелку стенных электрических. часов.
Из левой двери вышел довольно молодой, человек с какими-то бумагами,-покосился на Гэллоуэя, нахмурился, снова взглянул уже повнимательней, не переставая выдвигать металлические ящики картотеки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13