Как знать! Может быть, обращение он тоже написал зря и по радио выступать было не надо. Люди наверняка решат, что он все это затеял, чтобы не вступать в конфликт с законом.
О господи! Не хватает только, чтобы такое пришло в голову Б.ену! Об этом Дейв не подумал. Его словно обухом по голове ударили, стало до смерти стыдно, захотелось забрать назад это обращение, которое' он написал да еще, как дурак, повторил перед магнитофоном.
Неправда! Вовсе он не хотел выставить себя с хорошей стороны, избежать ответственности! Бен — это он сам, и он готов предстать перед судом вместо сына и понести наказание.
Но поймет ли это Бен, когда услышит:
— Я на тебя не сержусь...
Других слов Дейв в тот момент не нашел, а эти выскочили сами собой. И только теперь он чувствовал. что в них таится скрытое обвинение.
Но он-то не обвинял, даже ничего не объяснял. Со временем, возможно, попробует объяснить.Бен — его сын; Бен не мог измениться со вчерашнего дня. Даже вспомнив о Чарлзе Рэлстоне, лежавшем на обочине, и о том, что произошло в машине, Дейв не смог рассердиться на Бена. Он испытывал только ужас — словно в минуты стихийного бедствия.
Он устал от мыслей. Остановить бы движение всех этих колесиков в мозгу, как механизм часов! За окном застучали тяжелые капли — все чаще и чаще,— но грома не было, молнии тоже. Дейв кружил по комнате. И мысли его тоже шли по кругу. Сейчас только четверть девятого, а обращение прозвучит по радио не раньше девяти.
Он уже готов был выскочить без шляпы под холодный дождь, чтобы хоть немного освежиться, как вдруг опять услышал шаги на лестнице, но на этот раз почувствовал облегчение.
Кто-то поднимался, стараясь ступать как можно тише, потом остановился, на площадке — молчал, не стучался; Дейв, затаив дыхание, ждал у двери.
Прошло не меньше минуты, прежде чем он уловил легкий шорох на полу. Под дверь просовывалась какая-то бумажка; все это выглядело так таинственно, что Дейв не сразу решился ее взять.
На бумажке было нацарапано толстым карандашом, каким пользуются столяры:
«Если вам не хочется меня видеть, не отпирайте. Оставлю сверток на площадке».
И подпись: «Фрэнк» — имя Мьюзска, к которому никто никогда не обращается по имени. Мьюзек ждал; Дейв отпер дверь и увидел, что тот стоит на полутемной площадке с каким-то свертком в руке.
— Я подумал, может, вы никого не хотите видеть, а может, уснули.
— Входите, Мьюзек.
За весь день он первый вытер ноги о коврик, и впервые, сколько помнит Гэллоуэй, стянул с головы кепи.
Они были знакомы много лет, каждую субботу играли в кости, но Мьюзек в первый раз перешагнул порог квартиры Дейва: по делам он обычно заходил в мастерскую.
— Я вот тут принес,— пробурчал он, разворачивая бумагу, в которой оказалась бутылка ржаного виски.
Значит, вспомнил, как Дейв говорил однажды, что не держит дома спиртного, чтобы не подавать Бену дурного примера и не вводить в соблазн.
— Как только захотите, чтобы я ушел, скажите Здесь он выглядел еще массивнее и внушительнее,чем у себя, но ухитрялся перемещаться бесшумно и мягко, словно по комнате больного. В стенном шкафу на кухне отыскал два стакана, достал из холодильника кубики льда.
— Вы ели? Дейв кивнул.
— Что?
— Сандвич.
— Когда?
— Не знаю. Еще бейсбол не кончился.
Дейв помнил, как стоял с сандвичем в руке, а со стадиона доносились крики.Мьюзек протянул ему стакан, и он покорно взял — Пора вам поесть поосновательней. Да вы сядьте.
Я сам. Говорил он так же брюзгливо, разве что потише. Вернулся на кухню, залез в холодильник и нашел там два толстых бифштекса.
Каждую субботу Дейв покупал для воскресного завтрака два бифштекса — Бену и себе. Так шло уже лет десять. И сейчас, увидев на тарелке мясо, Дейв вспомнил, что вчера была суббота, и в десять утра он, как обычно, запер мастерскую и отправился за покупками в «Первый национальный универмаг».
На дверь мастерской ончповесил табличку:
«Вернусь через четверть часа».
А когда вечером, около пяти, он возился с дамскими часиками, в мастерскую забежал Бен. Дейв, хоть и сидел спиной ко входу, по звуку, с каким распахнулась дверь, угадал, что это сын.
— Па, ничего, если я не приду к обеду?
Дайв сквозь лупу изучал механизм часиков и не повернулся. Кажется, он сказал только: — Приходи не поздно. Он всегда так говорил.
— Ты к Мьюзску пойдешь? — поинтересовался Бен.
Дейву это показалось немного странным. Но, может быть, Бен и прежде по субботам задавал такой вопрос?
— Пойду. Вернусь в, половине двенадцатого. — До свидания, па.
Внезапно Гэллоуэи окликнул друга:
— Мьюзек!
— Что?
— Не могу есть.
Но бифштекс па сковородке продолжал скворчать.
— Они попросили, чтобы я по радио посоветовал ему сдаться.
Столяр из кухни бросил на него испытующий взгляд и ограничился односложным:
- Да?
— Я согласился. Меня записали на магнитофон. Мьюзек не реагировал. — Все думаю, правильно ли я поступил.
Дождь лил как из ведра. Капли барабанили по крыше. Дейв закрыл окно: на пол натекла лужа.
— Я испугался, вдруг его убьют.
— Садитесь сюда.
Мьюзек не знал, где лежат скатерти, и поставил тарелку на салфетку; сев напротив Дейва и облокотись на стол, он застыл в ожидании, словно кормил ребенка.
— Я весь день слушал радио,— пробурчал он..
— Что говорят?
— Каждый час повторяют, в общем, одно и то же Теперь думают, что машина направляемся к Чикаго. А некоторые утверждают, что видели, ее в Южной Каролине.
Дейв принялся за еду, наверно, даже не заметив этого Мьюзек налил себе вторую порцию виски.
— Один тип из полиции штата целый день ходил и расспрашивал всех в городке. Заявился и ко мне.
— Проверял, правда ли, что вчерашний вечер я провел, с вами?
— Да. А еще торчат два журналиста. Остановились в.«Старой харчевне».
Впервые с утра Гэллоуэи хоть немного расслабился.
Присутствие Мьюзека успокаивало. Слыша его голос, видя крупное, такое знакомое лицо, Дейв испытывал облегчение.
— Хотите яблочного пирога? Я видел, в холодильнике.
Яблочный пирог тоже входил в воскресное меню.
— А вы разве не поедите?
— Я обедал.
Мьюзек ограничился тем, что закурил трубку ту, что обмотана проволокой, и от едкого табачного запаха Дейву на миг почудилось, будто он в крашенном желтой краской доме в конце улицы.
— Будете слушать в девять новости?
Гэллоуэи кивнул, и Мьюзек глянул на свои старинные серебряные часы, никогда не требовавшие починки.
— Время еще есть. Сейчас без двенадцати. Гэллоуэи хотел отнести посуду на кухню, но Мьюзек не дал.
— Успеем еще.
Он указал Дейву на кресло, словно знал его привычки.
— Кофе?
И, не дожидаясь, ответа, приготовил кофе; большой и молчаливый, он действовал так ловко, что даже чашка не звякнула.
Дейв не сводил глаз с часов. Чем меньше, времени оставалось до передачи, тем сильнее он нервничал. Без пяти девять пошел в комнату Бена за приемником, включил в спальне в розетку и повернул ручку, чтобы дать ему прогреться.
Мьюзек налил кофе и себе. Передавали конец какой-то симфонии. Потом была реклама и наконец объявили ыпуск новостей дня.
Сперва сообщили не о Бене, а о заявлении президента по поводу таможенных тарифов, затем о пограничном инциденте между Ливаном и Израилем.
Диктор говорил быстро и отрывисто, не делая пауз между отдельными сообщениями.
— Новости, по стране: полиция шести штатов при участии ФБР по-прежнему ведет розыск шестнадцатилетнего убийцы Бена Гэллоуэя. Вместе с Лилиан Хоу-кинс, своей пятнадцатилетней подругой, он в субботу вечером выехал из Эвертона, штат Нью-Йорк, ни пикапе, принадлежащем его отцу. Застрелив из пистолета пятидесятилетнего Чарлза Рэлстона, проживавшего в Лонг-Эдди, на границе Пенсильвании, преступники завладели автомобилем марки «олдсмобил», принадлежавшим убитому, и поехали в юго-западном направлении.
Дейв и Мьюзек замерли, не смея взглянуть друг на друга. Вопреки ожиданиям, Дейв' не' волновался, скорей нетерпеливо ждал продолжения, словно прозвучавшие сейчас слова не имели касательства ни к нему, ни к его сыну.
— Машину под номером три эм тридцать четыре двадцать семь поочередно видели в Пенсильвании, Виргинии и, по последним сообщениям, в Огайо. Тем не менее проследить путь, проделанный беглецами, представляется затруднительным, поскольку в полицию поступает много противоречивых сведений.
Раздался другой голос:
— А теперь, леди и джентльмены, мы прервем ненадолго наш выпуск новостей и передадим обращение, которое адресует сыну мистер Дейв Гэллоуэй.
Голос принадлежал журналисту, который недавно тут был, однако Гэллоуэю показалось, что тогда он говорил не совсем то.
Тишина, потом какой-то треск, и неестественно гулко, словно в огромном пустом соборе, раздались слова — Дейв их прекрасно помнил, но теперь ему почему-то стало за них стыдно.
— Бен, это папа говорит... Лучше будет, если ты сдашься...
Паузы между фразами казались бесконечными.
— Да, думаю, так оно лучше.. Я всегда буду с тобой, что бы ни случилось...
Слышно было, как он тяжело дышит, словно просит позволения продолжать, а потом заканчивает:
— Я на тебя не сержусь.,.
— А теперь, леди и джентльмены, прослушайте, прогноз погоды...
Дейв потянулся к приемнику и выключил его. Мьюзек молчал. Гэллоуэю тоже не хотелось говорить; теперь он жаждал одного — чтобы Бен не слушал радио.
Даже если, мчась в машине и не сводя глаз с освещенной фарами дороги, Бен и слушал передачу, то сейчас он, наверное, выключил приемник.
— Я хотел...— пробормотал Дейв.
Он хотел, как лучше. Думал, что будет услышан и понят Беном. Он так любезно принимал журналистов, отвечал на вопросы, курил их сигареты.И только теперь до него дошло: он предал сына. Вылез выступать по радио, точно извинялся, точно был их пособником.Понимает ли Мьюзек, что с ним сейчас творится? Дейв молча отхлебнул виски, утер рот. Раздался гром — такой оглушительный, словно молния ударила в дерево напротив или в колокольню соседней церкви. И больше не гремело. Несколько минут дождь молотил по крыше с удвоенной силой, потом, словно по волшебству, вдруг перестал.
Дейв сидел, опустив голову на грудь, но, несмотря на усталость, не спал и даже не дремал; он продолжал корить себя. Не заметил, что Мьюзек поднялся, не слышал, как на кухне шумит вода.
Полиция шести штатов... А они, двое детей, сейчас с ужасом смотрят на каждую машину, готовые к тому, что в любую минуту на их пути окажется заграждение.Человек из ФБР унес справочник, в котором крестиками отмечены Иллинойс и Миссисипи.Неужели они и теперь лишь ради этого мчатся очертя голову, вслепую, от одной ловушки к другой? Неужели все это безумие затеяно лишь для того, чтобы
примчаться в другой штат, броситься к мировому судье и, задыхаясь, попросить: «Пожените нас!» Если они не слишком петляют, то доберутся до Иллинойса уже нынешней ночью, может быть, уже добрались. Возможно, в какой-нибудь глухой деревушке разбудят старика судью, который не слушал днем радио.
Интересно, попали они в грозу там, на равнинах Среднего Запада? Дейв ругал себя, что не догадался послушать прогноз погоды. Он снова впал в беспокойство, ему хотелось, чтобы Мьюзек пришел, сел напротив и отвлек его от мыслей. Он, Дейв, тоже был в пути, и ему казалось, что мерное шуршанье дворников по стеклу отсчитывает секунды.
Полиция шести штатов... И ФБР в придачу. Он резко поднялся, налил себе глоток виски, взглянул на приемник и прикинул, что до десятичасовой передачи остается тридцать пять минут. Ему казалось, что на этот раз будет что-нибудь новое.
— Напрасно вы возились с посудой, Мьюзек. Мьюзек пожал плечами, налил себе и уселся в кресло.
— Не забудьте: стоит вам захотеть, и я уйду.
Дейв покачал головой. Он не хотел этого. Ему страшно было подумать, что стало бы с ним нынче вечером, не подсунь Мьюзек робко свою записку под дверь.
— Люди не понимают, не могут понять,— пробормотал, Гэллоуэй, словно говоря сам с собой.
И Мьюзек, тоже словно про себя, пробормотал:
— Когда от меня ушла дочка, я полтора года ничего про нее не слыхал.
Он впервые заговорил о своей жизни — только для того, чтобы поддержать друга.
— Наконец мне написали из одной больницы в Балтиморе: она попала туда без гроша в кармане да еще беременная.
— И что вы сделали?
— Поехал туда. Она не захотела, меня видеть., Я оставил в регистратуре деньги и уехал.
На этом рассказ оборвался, а Дейв постеснялся спросить, виделся ли с ней Мьюзек потом и не она ли пишет ему из Калифорнии, и присылает фотографии детей.
— Я все гадаю, о чем они думают... Дейв имел в виду беглецов в машине. — Каждый о своем,— вздохнул Мьюзек.
Несколько мгновений слышалось лишь посапывание трубки, потом он добавил:
— И каждый воображает, что он прав.
Гэллоуэй взглянул на часы и поспешно включил приемник.
— Вы бы присели.
— Да-да. Я весь день на ногах. Не сидится. Всякий раз, стоило ему сесть, в ногах начиналась дрожь, и все тело наполнялось ощущением тоски и беспокойства. Ни с того ни с сего у него вырвалось:
— Доктор Ван Хорн, наверно, расстраивается...
Он не объяснил, почему, хотя по лицу Мьюзека видел, что тот ничего не знает про историю с пистолетом.
— Через несколько минут слушайте наш очередной выпуск новостей.
Сперва пустили рекламу.
— В последнюю минуту нам стало известно, что Бен Гэллоуэй, шестнадцатилетний убийца, к которому отец обратился в предыдущей нашей передаче...
Они затаили дыхание.
— ...вместе с сообщницей примерно в то время, когда звучало Сообщение, явился в дом к мировому судье Браунстауна на границе штатов Индиана и Иллинойс и попросил сейчас же сочетать их браком. Судья незадолго до того случайно услышал по радио приметы преступников. Сделав вид, что идет за необходимыми документами, он вышел в другую комнату и бросился к телефону.
Но прежде чем его соединили с шерифом, он услышал шум мотора и понял, что молодые люди, разгадав его намерение, обратились в бегство.
Итак, известно, где их искать. Кроме того, установлено, что синий «олдсмобил» за последние двадцать четыре часа проделал куда более длинный путь, чем предполагалось, и Бен Гэллоуэй практически все время был за рулем.
Полиция штата Иллинойс установила наблюдение за всеми пересечениями дорог, и вскоре преступники будут наверняка задержаны.
Заметил ли Мьюзек, что, слушая передачу, Гэллоуэй в какой-то миг не сумел удержаться от легкой, чуть заметной улыбки? В ней не было ни удовлетворения, ни насмешки. Она вообще почти ничего не значила. Просто Дейв почувствовал, как между ним и Беном про-
и только в «Старой харчевне», где заночевали двое журналистов, еще горел свет.
Свернули в переулок. Газон после дождя пахнул свежестью.
— Сейчас выведу машину,— бросил Мьюзек, направляясь к гаражу.
Бену там сейчас тоже, наверно, полегчало. Лишь бы ему дали поспать! Он привык спать подолгу, и утром, когда Дейв будил сына тот не сразу стряхивал сонливость; бывало, босиком, в пижаме он брел в ванную и натыкался на дверной косяк: все никак не -мог продрать глаза.
В это время к нему было не подступиться. Только после ванны, за завтраком, он становился самим собой.
Гэллоуэй впервые оказался в машине Мыозека и по-чувствовал тот же запах, что и дома у столяра.
— Езды отсюда до Ла-Гуардия не больше двух часов. На сборы и еду уйдет полчаса, значит, можете почти три часа поспать.
Дейв хотел было заспорить, но глаза слипались, голова стала тяжелой. Он чуть не уснул прямо в машине.
Его мучил вопрос, не собирается ли Мыозек спать на кровати Бена. Дейву это было бы неприятно. Но когда они пришли, Мыозек, и не думая раздеваться, пристроился на кушетке с явным намерением провести на ней остаток ночи.
Дейв разделся, немного смущайсь, что предстанет перед другом в пижаме.
— Разбудите меня не позже четверти четвертого, ладно?
— В половине четвертого,— откликнулся Мыозек, на всякий случай заводя будильник.— Спите.
Через минуту Дейв провалился в сон, он мог бы, поклясться, что все это время ощущал присутствие Мью-зека, который взял какую-то книжку и углубился в чтение, попыхивая трубкой и прихлебывая виски.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13