Он взялся за дверную ручку, собираясь выйти.— Во всяком случае… — начал было он, но прервал себя. — Нет! Я не хочу давить на вас. Увидимся там.— Я была бы не прочь остаться, чтобы заботиться о тебе, Жанна. Но ты ведь понимаешь ситуацию так же хорошо, как и я? Обещай мне только, что ты присоединишься к нам. Я положила адрес в твою сумку. Там нет телефона. Тебе придется послать телеграмму, и Анри приедет встретить тебя на вокзал, он в двух шагах. Мад прижалась к тетке щекой и прошептала ей на ухо:— Я люблю вас. Я хочу, чтобы вы приехали.— До скорого, тетя, — сказал Анри, глядя из окошка отъезжающего с сундуками грузовика. Ворота едва успели закрыться, как появившаяся Дезире бросила с облегчением:— Ну вот, дом опустел! И все, что в нем сейчас есть, вся эта мебель, безделушки, все эти приспособления, стоившие безумных денег и ради которых человек создает себе столько хлопот, — все это, так сказать, не принадлежит больше никому. Завтра начнут приходить, открывать шкафы, ящики.Я повидала такое у нас, потому что оставалась до конца и присутствовала на распродаже. Есть и такие люди, которые приходят, зная, что ничего не купят, просто из удовольствия.— Что сказал месье Сальнав?— У него вид собаки, потерявшей хозяина. Он продолжает — Бог знает зачем — корпеть над своими записями и беспокоиться по поводу их, словно он очень хочет опять выполнить задание чисто, без помарок. Ну а ты? Решилась?— Еще не совсем.— Какое-нибудь заведение, послушай меня! Самое плохое из них все же лучше, чем все остальное. Не слушай доктора.— Откуда ты знаешь, что думает доктор Бернар?— Да оттуда, что это видно по его лицу, мне знакомы такие люди. Я уверена, что у него дома нет ни пылинки, а у служанки нет даже одного свободного вечера в неделю.— Дезире!— Что ты хочешь?— Ты помнишь тот шкаф?— Шкаф с бутылками?— Да.— Ну и что?— Не возражай. Не требуй объяснений. Луиза, должно быть, не подумала о нем. Ты мне говорила, что там оставались три полные бутылки.— И ты хочешь…— Чтобы ты принесла мне одну, да. За стаканом на кухню идти не надо.У меня есть стаканчик для чистки зубов.— Ты действительно считаешь, что я должна это сделать?— Да.— А что скажут в госпитале, когда ты туда приедешь и они почувствуют запах?— Они к этому привычны, иди!— Ты требуешь?— Требую. Не бойся. Она странно улыбалась, слушая шаги Дезире по лестнице.— Дай! Я открою сама. У меня здесь больше опыта, чем у тебя. Принеси мне стакан, он в уборной. Ее давняя соученица по монастырской школе разочарованно и оскорбленно смотрела, как она все это проделывает, и все-таки удивление Дезире было не так уж велико после того, что Жанна рассказала ей о себе. Жанна произвела на Дезире впечатление, но только в начале, а теперь это прошло.— Ты не добавляешь воды?Это было весьма безобразное зрелище — лежащая в постели толстая женщина, которая крупными, обжигающими горло глотками пьет из стаканчика для чистки зубов и, поперхнувшись, вдруг начинает кашлять. Жанна знаками попросила подругу постучать по спине, минута страданий и сиплого дыхания сменилась наконец нормальным вздохом, и Жанна моментально обрела вновь свою непонятную улыбку:— Так-то лучше.— Ты же опьянеешь!— Не знаю. С чего бы?— Ты к этому и стремишься? Она не ответила. Потом все с тем же выражением безмятежности и в то же время откровенной иронии на лице она произнесла:— Мне нужно принять решение, не так ли?— Но ты хоть не поступишь, как твой брат?— Точно нет. Лицо ее оживилось. Глаза влажно блестели.— Думаю даже, что и в приют я не пойду. Она говорила сама с собой, и Дезире, должно быть, представляла сейчас для нее не более как черно-белый силуэт в солнечных лучах.— Вы слишком уж сложные для меня люди.— Послушай…— Ну, разумеется, я тебя слушаю. Но мне нужно проверить, не пришла ли санитарная машина.— Я к ним приеду через восемь — десять дней, как только смогу твердо стоять на ногах. Готова поспорить, что это произойдет даже раньше.— Согласись, что ты самая обыкновенная, что ты боишься остаться одной.— Нет.— И не боишься даже умереть? Жанна продолжала улыбаться, и эта улыбка выводила Дезире из себя, у нее возник даже соблазн разозлиться из-за этой улыбки.— Слишком много у тебя гордыни для приюта!— Да нет же.— Выходит, ты хочешь меня убедить, что делаешь это для их блага?— Я вовсе не уверена, что сделаю им благо. Думаю, что в конце концов я поняла нотариуса. Он прожил дольше меня. Каждый приходит к тому, что устраивается — любым способом, каждый создает себе жизнь по своей собственной мерке.— Каждый делает то, что может, — словно почувствовав себя задетой, быстро возразила Дезире.— Каждый делает то, что может, именно это я и говорю. Каждый с грехом пополам пытается жить в мире с самим собой.— А ты не живешь в мире сама с собой?— Я ощущала его, когда таскала по лестницам Боба на руках и присматривала за всем домом, чтобы избежать Бог знает какой катастрофы.— Это ни к чему не привело. Это как твоя большая уборка в среду вечером, после похорон. Стоит мне только подумать, что ты…— Что ты в этом понимаешь!— Согласись, что это немного напоминает историю с Лоэ, и ты делаешь это для того, чтобы…— …чтобы вставать утром первой, чтобы кофе был готов, а стол накрыт, когда поднимутся все остальные, чтобы полы были чистыми, а дом уютным, чтобы опустить руки в воду для мытья посуды, чтобы в момент, когда качаешься от усталости, заметить, что еще не все сделано, что все сделано никогда не будет; чтобы, валясь в кровать от изнеможения, начинать думать о завтрашних заботах и сторожить сон всех остальных…— Чтобы стать рабой, вот что! Видно, ты не бывала подолгу в услужении, да и людей ты не знаешь.— Речь идет не о людях. Речь идет о… Она налила себе полный стаканчик алкоголя, который принялась рассматривать с меланхолическим ликованием:— Видишь, это последний. Очень хочется попробовать еще раз и…Она обмакнула губы в коньяк, потом спокойным движением бросила стаканчик на пол:— Ты сама сказала: дом теперь ничей и нет необходимости прибирать.Это там не санитарная машина?— Я велю им подняться?— Да. Не бойся. Я буду благоразумна. Мое дыхание их, может быть, поразит, но завтра, в госпитале, я буду самой кроткой из больных, и все будут меня любить. Я стану так заботиться о себе, что окажусь на ногах раньше, чем через восемь дней, и я поеду к ним. У меня еще достаточно денег в сумке. Я буду тетей Жанной… Дезире, пожимая плечами, вышла.Оставшись в одиночестве, старая женщина потеряла свою улыбку, испуганно огляделась вокруг себя, прислушалась к шагам на лестнице, потом к стуку носилок о стены, и руки ее судорожно вцепились в простыню, словно в эту последнюю минуту она пыталась зацепиться за этот дом, за эту комнату, за маленький комод, который она видела в последний раз.— Тетя Жанна… — прошептала она, словно пробуя новое имя.Два здоровых парня смотрели на нее сверху вниз, как будто прикидывая ее вес, и перемигивались; тот, который был потемнее, сказал, когда Жанна опустила веки:— Пойдет?— Пойдет! — весело ответил другой.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15