— Еда без соли?— Без соли и перца, если у тебя хватит на это времени. Что они там, внизу, делают?— Сперва я сходила к бухгалтеру, как ты мне велела. Он, как мне показалось, сразу все понял. — К Анри он подошел несколько минут назад.— Кто собрался в столовой? Подожди. Луиза спустилась первой. Она с тобой говорила?— Когда она спустилась вниз, она была похожа скорее на призрак, чем на живого человека, вошла совершенно без шума, и я заметила ее не сразу.Казалось, она боятся кого-то и готова сбежать и запереться в своей комнате, если кто-нибудь попытается причинить ей зло. Она удивилась, не увидев тебя в кухне; заглянула туда, проходя мимо, а потом направилась в столовую. Я сразу Нее принесла ей горячий кофе, так что ей пришлось сесть. Моя невестка не спускалась?» — спросила она. Едва я успела ответить ей, как ты велела, как тут же пришел Анри. И ему тоже налила кофе.Он как-то невнятно поздоровался не глядя на мать. Я принесла горячие рогалики и… Подожди… С этими хождениями у меня все перепуталось. Стараешься все припомнить и только сбиваешься. А, да! Доктор постучал в дверь. Я помчалась открывать, а когда мы вошли в коридор, Анри поднялся посмотреть, кто пришел. Он очень недолго поговорил с доктором. Пока доктор был наверху, спустилась и Алиса, на этот раз одетая, умытая и причесанная и, как всегда, с ребенком на руках. Она увидела в столовой манеж и попыталась посадить туда Боба. Он тут же заплакал. Чтобы дать его матери возможность позавтракать, я поиграла с ним немного, и ему это так понравилось, что я смогла опять прислуживать за столом.— Они разговаривали за едой?— Очень немного. По-моему, Анри намекал на тебя и на доктора. Ну так вот! Доктор спустился — все такой же холодный, как змея, и твой племянник пошел его проводить сначала до дверей, а потом и на улицу.— Вот, оказывается, почему я не слышала, чтобы он задержался в доме.— Анри вернулся через кухню и очень серьезно попросил меня, чтобы я принесла тебе лекарства сразу же, как только их принесут, и чтобы я готовила тебе еду без соли и пряностей. Затем он вернулся в столовую, и я через открытую дверь видела, как он с озабоченным и важным видом делился с ними новостями.Потом явился бухгалтер, прошел через кухню и, словно у него было серьезное дело, громко спросил меня:«Месье Анри дома? ««В столовой».«Как вы думаете, я могу его побеспокоить? ««Полагаю, что да».Они вдвоем снова прошли через кухню, и мальчишка ужасно деловым тоном заявил мне:«Будьте любезны, передайте тете, что я хотел подняться к ней сразу же и все разузнать сам, но у месье Сальнава возникла во мне срочная необходимость. Как только у меня появится свободная минута, я зайду ее проведать. Пусть она как следует подумает о своем здоровье, а главное — не пытается вставать».— Это все? — спросила Жанна, наполовину успокоившись и не сумев сдержать улыбки. — Что сейчас делает Луиза?— Ходит взад-вперед, словно таракан, когда ищет, в какую щель забиться. Раз или два она натыкалась на манеж и останавливалась, но так и не решилась поиграть с Бобом.— А как Алиса?— Еще завтракает и читает газету.— А Мадлен?— Я слышала какой-то шум в ее комнате. Она еще не спускалась. Звонить нотариусу?— Пораньше, чем я тебе скажу.— Ты не хочешь поесть?— Часам к двенадцати, когда у тебя будет время, приготовь мне овощи зеленые бобы, например, если они есть в доме, или все равно что. Никто не звонил?— Нет.— Спасибо, Дезире.— Не за что. Будет лучше, если ты попытаешься уснуть. Я закрою дверь.— Ни в коем случае! — испуганно запротестовала Жанна.Как только Дезире ушла, она снова принялась прислушиваться, лежа поперек кровати, чтобы быть поближе к двери. Она понимала, что именно составляет главную сложность для Мад; то, что та не решается спуститься, очень беспокоило Жанну.К счастью, дорожный сундук был не только разобран: Жанна и Дезире еще заполночь взяли на себя труд втащить его на третий этаж, в комнату, куда складываются чемоданы, старая обувь и поношенная одежда.Эта история с сундуком стала для Дезире чуть ли не последним ударом, которым добивают раненого, чтобы прекратить его страдания, и настал момент, когда подруга наотрез отказалась помогать.— Ты, верно, видишь много смысла в том, чтобы посреди ночи таскать по лестнице пустой сундук, хотя внизу повсюду места с избытком?Но все же это имело большое значение, и Мадлен-то это поняла. Кто знает, не этот ли сундук, стоящий на пути, в первую очередь заставил ее поколебаться в своем решении?Тетка и племянница почти не разговаривали во время их молчаливой прогулки во тьме города.Вчера ночью, еще больше чем сегодня, одно лишнее слово могло все разрушить; еще никогда в жизни Жанна не была столь спокойной внешне и напряженной внутри, как в тот момент, когда она переходила через мост бок о бок с девушкой, которой навязала свое присутствие.Мад шла широким решительным шагом, глядя прямо перед собой, словно не замечая, что идет не одна. Весь ее вид, казалось, говорил: «Идите рядом, раз уж вам так хочется. Я не могу вам запретить, поскольку тротуар общий, но вы напрасно тратите свои силы и время». Первоначальный запал еще не покинул ее, она была уверена в себе. Первая неприятная неожиданность случилась тогда, когда Мад, вопреки ожиданию, увидела, что по какой-то удивительной случайности ни одного такси около «Золотого кольца» не было.Она резко остановилась в нескольких шагах от террасы, желая остаться в тени, потому что, без сомнения, ей было неудобно показываться в ярком клетчатом плаще вечером того дня, когда состоялось погребение ее отца.Несколько посетителей еще сидели на свежем воздухе. Какая-то молодая женщина в шортах курила, развалившись в соломенном кресле; она так изогнула ноги, словно выставляла свои голые бедра на всеобщее обозрение, и все время противно смеялась, выпуская дым в сторону двух мужчин, расположившихся напротив нее. Через огромные окна можно было видеть сидящих в табачном дыму и играющих в карты завсегдатаев; среди них, вероятно, были и те, с кем Жанна дружила в детстве.— Думаю, нам придется поискать такси на вокзале, — заметила Жанна, приходя в хорошее расположение духа.Она изо всех сил старалась, чтобы в ее голосе не было насмешки. Сейчас им следовало обогнуть террасу, чтобы любой ценой не дать Мадлен развернуться и пойти обратно домой, чтобы вызвать машину по телефону.В позе и смехе той женщины на террасе ощущалось нечто столь агрессивное и оскорбляющее, что Мад, видимо из неосознанного протеста, решила пройти мимо.Теперь они шагали под уличными фонарями, то пересекая темные промежутки между ними, то оказываясь в слабо освещенных участках, чтобы, удаляясь от предыдущего фонаря и приближаясь к следующему, попасть наконец под сверкающие лучи. Какой-то человек, должно быть, рабочий, идущий в ночную смену, шел вровень с ними по противоположному тротуару, и их путь сопровождал стук его шагов.Жанна так и не раскрывала рта, а Мад шла рядом с ней, сунув руки в карманы и не глядя по сторонам.Тетка же разглядывала дома и магазины, в которых по большей части уже были закрыты ставни, но Жанна читала имена и названия на вывесках. Светлый бетонный фасад банка сменил шляпный магазинчик сестер Кэрель и магазинчик зонтиков старой мадам Дюбуа, той самой, которая умерла от коклюша. И этих людей, и многих других уже не было на свете. На кладбище, вероятно, изрядный участок занимали могилы знакомых Жанне людей. Среди нынешних имен на вывесках были наверняка такие, которых когда-нибудь не обнаружит и постаревшая Мад, в один прекрасный день случайно оказавшись на этих улицах.У нее, вероятно, будет своя Дезире, которая монотонным, словно текущая вода, голосом скажет:— Ты помнишь Жермену Донкер, которая так была усыпана веснушками, что походила на хорошо пропеченный хлеб? Она вышла замуж, взяла в свои руки торговое дело родителей, и теперь у нее семеро детей. Ее старшая дочь замужем за депутатом, а один из сыновей — губернатор где-то в колониях.Они шли по длинной, немного покатой улице; миновали некогда невзрачный и пользовавшийся дурной славой еще со времен молодости Жанны отель, он был заново выкрашен и носил ничего не говорящее Жанне название.Жанна знала, что ее молчание раздражало племянницу, ее шаги постоянно сбивались из-за этого. Но Жанна еще далеко не выиграла партию, и поэтому задерживала дыхание, словно канатоходец, выполняющий опасный трюк.Сначала они шли в том же ритме, что и мужчина на противоположной стороне улицы. Это получалось машинально, как бывает под звуки какого-нибудь военного марша. Мужчина делал широкие шаги. Его, должно быть, поджимало время.Нужно было разорвать этот ритм, и хорошо, чтобы это получилось опять же случайно, но это должна сделать Мад. Это не должно было исходить от Жанны.Так и получилось — в тот момент, когда задыхающаяся и не желающая это показать Жанна сглотнула слюну, между ними, сквозь разделяющее их молчание, установилась столь тесная связь, что Мад вздрогнула и чуть повернула голову:— Вы что-то сказали?— Нет, с чего бы?— Мне показалось.Короткий разговор слегка замедлил их шаги, и вскоре мужчина, невольно навязывавший им темп, оказался далеко впереди, а стук его каблуков перестал неотступно преследовать их.Мадлен — ее тетка была а этом уверена — из-за молчания своей спутницы была готова вот-вот сама произнести ту речь, которую она ожидала от Жанны. Но поскольку с ней никто не разговаривал — Жанна хранила молчание и принципиально не начинала разговор первой, — девушке просто некому было отвечать.Вокзал уже загораживал всю перспективу в верхней части улицы, стали видны его фонари, некоторые сверкали ярче других, и подымавшийся дым товарного поезда; дым казался светлее неба над крышей. Там, конечно, были такси, уж два или три обязательно. Им оставалось пройти не больше двухсот метров. Совсем недавно тот же путь, но в другом состоянии духа, в лучах заходящего солнца, проделали Физоли, таща за руку мальчишку.Шаги в какой-то момент перестали звучать в унисон. Это ничего не значило, однако Мадлен попыталась подстроиться к Жанне, словно шагающий не в ногу со строем солдат, ей это не удалось, и она сбавила темп.Но даже теперь они ничего не говорили друг другу. И уж конечно, они не говорили — хотя девушка, должно быть, на это рассчитывала — о другом бегстве, случившемся когда-то, о другой девушке, покинувшей светлый дом у моста.Шаги, раздающиеся по улице. Двое, идущие на свет фонаря, чтобы пройти мимо него и направиться к следующему.Мягкая, отчетливая походка девушки — и походка старой толстой женщины, не позволяющей себя обогнать, она все время здесь, рядом, присутствие ее не дает той, другой, осмотреться, подумать о себе, решить, как же себя вести.Все держалось на таких пустяках! Почти ни на чем. Жанна понимала это и даже затаила дыхание. Она не молилась, потому что не умела; «о она напрягала вею свою волю, полагая, что это не хуже обращения к Богу; от силы и длительности этого напряжения, как ей казалось, зависело все.Мужчина на другой стороне тротуара уже дошел до вокзала. Может быть, это ему предстояло вести сквозь ночные равнины дымящий товарный поезд?Исчезнувший звук его шагов оставил после себя пустоту, в которой с особой отчетливостью вразнобой зазвучали шаги Мад и ее тетки.И тогда неожиданно, словно в горле Мад лопнул наконец пузырь, девушка остановилась, через секунду повернулась на пятках и, прежде чем двинуться в обратном направлении, мимо фонаря, который они только что прошли, спросила со злобой:— Вы думаете, что добились своего?— Нет.Они молчали и всю обратную дорогу. В «Золотом кольце» все ушли с террасы; женщина с голыми ляжками теперь стояла, облокотившись на подоконник, в отеле, а позади нее раздевался мужчина. Неподвижные головы игроков в карты все еще виднелись за стеклами окон.На мосту Мад пошла медленнее. Все поняв, Жанна сказала просто:— Дезире нам поможет поднять сундук.Анри, к счастью, не показывался. Он ждал в темноте малой гостиной, а его сестра не подозревала, что он там и все слышит.— Ты не поможешь нам, Дезире?— А что нужно сделать?— Поднять этот сундук на второй этаж.Жанна шла по пятам за своей подругой, чтобы не дать ей предаваться размышлениям.— Занесем его в комнату.— А на площадке ему что, плохо?— Да.Нужно было, чтобы Мад обязательно сегодня же вечером разгрузила сундук, и тетка стала ей помогать, стараясь не выглядеть заинтересованной его содержимым.— Мы с Дезире поднимем пустой сундук на третий этаж. Он не тяжелый.Ты можешь закрыть свою дверь; Спокойной ночи, Мад.Та, стоя лицом к стене, ответила чуть слышно после минутного молчания:— Спокойной ночи.Вот теперь все.А этим утром Мад еще не спускалась. Ей трудно было спуститься. Она, должно быть, не раз прислушивалась у двери ко всем хождениям в доме. Ей, конечно, хотелось есть. Мать была внизу. Где ее брат, она не знала. А знала ли она, что тетка не выходила из комнаты?Вероятно, она слышала голос доктора Бернара, шаги Дезире по лестнице.Около десяти часов вдруг скрипнули перила, а потом затрещала ступенька лестницы; кто-то остановился на полдороге.Затем, как показалось бы многим, воцарилась тишина, но Жанна так напряженно вслушивалась, что до нее доносилось даже тиканье часов в одной из комнат второго этажа.Она расправила простыню, провела обеими руками по затылку, приглаживая свои бесцветные волосы, глубоко вздохнула, улыбнулась и наконец произнесла:— Заходи.Стоящей в коридоре Мад не оставалось ничего, кроме Как сделать шаг вперед. Глава 7 — Садись.Она указала ей на стул, который совсем недавно занимал доктор Бернар, но нерешительность племянницы — едва ощутимая, словно излучение, улавливаемое лишь некоторыми сверхчувствительными приборами, — заставила Жанну добавить:— Но сначала будь добра, опусти шторы, ладно? Думаю, от яркого света у меня заболят глаза.Это было неправдой, но Жанна знала, что Мадлен вошла в ее комнату чуть ли не как в исповедальню, и девушку лучше отделить от освещенного солнцем города. Мад снова надела черное платье; от нее пахло свежевымытым телом, ее опрятность сразу обращала на себя внимание, волосы были приглажены с особой тщательностью. Она почти не воспользовалась пудрой и совсем не накрасила губы.Она казалась совсем юной, прямо-таки пансионеркой, если бы не округлившиеся бедра и живот, которые делали ее зрелой женщиной.— Садись, — повторила Жанна, поскольку девушка продолжала стоять, держа руку на спинке стула.Они молчали, но уже иначе, чем вчера вечером. На этот раз, можно сказать, они погрузились во взаимное созерцание, значительное и целомудренное, Мадлен не смотрела в глаза тетке, а остановила свой взгляд на ее руке — опухшей, посиневшей, лежащей поверх простыни; Жанна видела, как хлопают длинные ресницы девушки, и понимала, что та в конце концов вздернет подбородок, но до этого момента говорить ничего не следовало.И действительно, племянница подняла лицо — без улыбки, без вызова, лишь с выражением усталости.— Что вы думаете обо мне? — спросила она голосом, который только усилием воли заставила не дрожать.— Я думаю, Мад, что в эту минуту передо мной маленькая девочка, которая отдала бы все на свете, чтобы ощутить себя чистой.Глаза Мад округлились и наполнились влагой.— Как вы это узнали? — едва успела она пролепетать, прежде чем рухнуть на руку своей тетки и разразиться плачем.Время ответов еще не наступило. Да и нечего было ответить сразу; обильные горячие слезы, текущие в три ручья, были слишком драгоценными, чтобы их останавливать. Мад не отрывала лица от старой опухшей руки, сотрясения рыдающего тела передавались кровати, а Жанна свободной рукой задумчиво перебирала мягкие каштановые волосы девушки.— По… чему… — начала было Мад, страдая от икоты, — по… чему…Она непроизвольно улыбнулась тому, что не может нормально произносить слова, снова заплакала, но ее лицо, залитое слезами, уже было просветленным.Понемногу она восстанавливала дыхание, но еще мучилась икотой, мешавшей говорить.— Как глупо! Я никогда ни перед кем так не плакала.Можно сказать, что она, глядя на свою тетку с заплывшим левым глазом, задавалась тем же или почти тем же вопросом, что и доктор Бернар. Другие тоже задавали себе этот вопрос — Луиза, Анри, даже месье Сальнав, — каждый по-своему, и все, вплоть до Дезире, были заинтригованы и поставлены в тупик.Но старую женщину этот вопрос смешил, смешил даже больше, чем вопрос племянницы, в ответ на который она грустно и чуть таинственно улыбалась.Мад не могла разгадать эту улыбку. Она была еще в том возрасте, когда все окружающее воспринимается лишь в преломлении к собственной персоне.— Почему вы поверили в меня?— Да потому, что я знала — ты не разочаруешь меня.— Впервые в меня кто-то поверил. Мне всегда не доверяли. Я была еще маленькой девочкой, а мать мне постоянно говорила: «Спорю, что ты врешь!» И папа, когда у меня возникало желание приласкаться к нему, спрашивал с усмешкой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15