Владимир БЕЗЫМЯННЫЙ
НИРВАНА

"Профессиональный колдун с мировым именем из Москвы
высылает рецепты тибетских монахов: вывод камней, песка,
лечение гайморита, геморроя, облысения, импотенции, сах.
диабета, зрения (вкл. катаракту). Лунный календарь,
ясновидение, снятие любого колдовства, белая магия,
лечебные молитвы. Гарантия - 100%".
Из газет
Мертвая девушка лежала на спине, глядя в потолок остановившимися
глазами. Кровь пропитала ковер, свернулась, и на середине ковра
образовалось бурое пятно, очертаниями напоминавшее Гренландию. Нож вспорол
брюшину, и разверстая рана зияла. Зрелище было не для слабонервных.
Кто это сделал - гадать не приходилось. Отброшенный к стене тремя
пулями из маленького "вальтера" в углу комнаты скорчился молодой человек,
почти юноша. Четвертая засела в стене - на нежно-розовых обоях темнела
крупная точка.
- И ведь он, гад, и пробыл-то в квартире минут двадцать всего, -
сокрушался вахтер. - Я здесь скоро уже пятнадцать лет - с тех пор, как на
пенсию вышел, и никогда даже прищепки бельевой не пропало. У нас народ
обстоятельный живет, серьезный...
Павел Михайлович Строкач ругнулся про себя. В квартире два трупа, а
этот чертов отставник вкручивает ему про прищепки. Серьезный народ! В их
городе, типичном для ближнего Подмосковья, дом этот был известен всем и
каждому. Раньше его величали "Дворянским гнездом", теперь же, когда все
чины и звания смешались, здесь можно было встретить и удачливого
коммерсанта, и дельца, и просто темную личность без определенных занятий.
Именно этот словоохотливый привратник и обнаружил преступление, и вызвал
милицию, и постарался избежать огласки, и обеспечил охрану места
происшествия. Сейчас он шел бодрым и пружинистым шагом перед Строкачом,
задерживаясь на мгновение на площадках и продолжая сыпать полезными
сведениями. Строкач слушал его вполуха, поглядывая по сторонам.
Широкая лестница сияла безукоризненной чистотой. На этот счет здесь
все было в порядке, и потому незакрытый шпингалет окна между вторым и
третьим этажом немедленно бросился охочему до мелочей майору в глаза.
Аккуратно, с помощью носового платка, он взялся за него. Шпингалет
повернулся мягко, бесшумно, однако вахтер услышал - приостановился, бросил
короткий недовольный взгляд.
Вот и четвертый этаж - последний. Справа осталась черная дерматиновая
дверь с выпуклым глазком, за нею исходила визгливым лаем собачонка.
- Сюда! - сказал вахтер, и они переступили порог, оказавшись в
небольшой прихожей. - Повезло вам со свидетелем, товарищ майор. Кабы не
я...
Строкач подумал, что это и в самом деле так. Обреутов был из тех
очевидцев и понятых, которые готовы вывалить перед следователем грязное
белье всех, кого им приходилось знать на своем веку. Довольно противно, но
небесполезно.
Владимир Лукич Обреутов, майор внутренних войск в отставке, -
невысокий, полный, туго накачанный жизненной энергией, главными своими
достоинствами почитал привычку к порядку и лояльность по отношению к
начальству. Он и Строкача "ел глазами" и даже "тянулся" перед ним.
- У меня все как на ладони, Павел Михайлович. Мышь не проскочит. -
Они беседовали в гостиной, большой комнате с выходом в просторную лоджию.
- Сыщик этот, Усольцев, проследовал в девять ноль пять. Сказал, что
приглашен к Минской. Я хотя и знаю его, но удостоверение проверил. Тоже
мне, птица - частный детектив! - Обреутов презрительно сощурился. - Нас
ведь инструктируют, что в районе происходит, кто в какой должности, кто
новый появился, да и сам я привык кое-что подмечать. А Валерия - она со
всякими людьми водилась. Конечно, и работа у нее такая, а все-таки надо бы
с разбором, глядишь - и не было бы беды. Валерия ведь молоденькая, но
собой видная, из хорошей семьи. Ну, это сами видите, дом в прошлом
обкомовский, не кто попало жил.
- У вас все? - на всякий случай спросил Строкач.
- О жильцах. Вы знаете, товарищ майор, завсектором с третьего этажа
уехал, а вселился туда некий Теличко. Новая экономика. Делец.
- А что? Плох жилец?
- Плох не плох, а вот не наш, и все тут. С бывшими секретарями все
понятно - что и откуда, как-никак семьдесят лет страной правили. А эти?
Все на продажу. Если раньше золотишком приторговывали, то теперь чего
только не гонят через границу! Тут тебе и медь, и вольфрам, и скандий...
Прямо таблица Менделеева.
- Он что, имеет отношение к производству цветных металлов? -
заинтересовался Строкач.
- Да не знаю я, толком не поймешь. Гордый! Бизнес у него, понимаете
ли. Обыкновенный ворюга! Мало, что ли, таких у меня пересидело? Я их
насквозь вижу. Вот бы кого пощупать, он сейчас дома, отдыхает. Жена с
сыном в отъезде, утром девку выпроводил - и на бок. Президент
агропромышленной фирмы!.. Ну, да я разболтался... Значит, говорит мне
Усольцев: "Дело у меня минут на десять. Назначено, Минская ждет". Ну, у
меня все по часам. Двадцать минут прошло, я забеспокоился. Знаем, какие
нынче гости... Но на что он рассчитывал? Я ведь знал, что он здесь. Убрать
меня? Так я ему не девчонка... - голос отставника дрогнул.
Гостиная была уютной - старинная горка в углу, справа у окна под
потолок - веерная пальма. От нее вдоль стены до угла протянулся книжный
стеллаж.
- Из Прибалтики лет пять назад стенку эту привезли. Неделю собирали,
- отреагировал на взгляд майора всезнающий Обреутов. - У них и так было
книжек невпроворот, но вот - в порядок библиотеку привели. Это в аккурат,
когда они дом отстроили, старую мебель туда позабирали, и сами
переселились. А квартиру и все новое - дочке. Девушка Валерия умная, с
характером. Как и родители, журналистка. Только те восхваляли, а ее дело,
как нынче говорят, - конструктивная критика. Оно, конечно, на всем готовом
легко ниспровергать, когда не нужно кланяться за кусок хлеба. А, да не мое
это дело. Мои взгляды - это мои взгляды.
Строкач знал, что настоящие, детальные допросы еще впереди, и хотя
действующие лица разыгравшейся трагедии были налицо, вопросов оставалось
уйма. Покинув вахтера, майор прошел в спальню, где и развернулись события.
Маленький "вальтер" из руки девушки уже перекочевал в пластиковый
пакет эксперта. Вечно брюзжащий Лев Борисович возился с отпечатками
пальцев. Уже прозвучал его знаменитый афоризм, что даже если преступник
будет беспечен, как гармонист на посиделках, то из десятка отпечатков
удается идентифицировать только один. Все это Строкач знал наизусть, знал
он также и то, что опыт старого эксперта практически всегда позволял
отыскать тот самый единственный из десяти.
Двухкомнатная квартира была чистой, обставленной без особых
претензий. Светлая недорогая мебель, песочного цвета обои на стенах в
гостиной. Простота, уют, какая-то легкость.
Не то было в спальне.
Необъятная "арабская" двуспальная кровать, накрытая атласным, без
морщинки, покрывалом, осталась нетронутой. Тяжелые бархатные шторы
полузадернуты, но света достаточно, чтобы видеть детали - тело девушки,
угрюмое пятно на ковре, изумленно распахнутые глаза парня. Взгляд
устремлен в просвет между шторами.
Короткая стрижка, хороший рост, атлетическое сложение, классический
двубортный костюм - все это, даже не знай Строкач о содержимом карманов
Усольцева, позволяло предположить, что покойный из тех, кто связан с
рэкетом в его наиболее "элегантной" форме. Газовый пистолет за поясом и
банковская упаковка сторублевок. Однако это опровергалось удостоверением
частного детектива во внутреннем кармане пиджака, из которого следовало,
что гражданин Усольцев Алексей Георгиевич, двадцати семи лет от роду,
работал по контракту в сыскном агентстве "Волекс" и имел право производить
в установленном порядке расследования и "иные действия, связанные с
поручениями обратившихся к нему клиентов. Что ж, Строкачу в его практике
приходилось встречать и более расплывчатые определения. Правда, нечасто.
Кстати, подумал майор, расследования на свой страх и риск не возбраняется
проводить любому гражданину, только в рамках закона.
Несмотря на свои двадцать три года, Валерия Анатольевна была
разборчивой особой. Об этом свидетельствовал ее гардероб - простые вещи
очень недешевых европейских фирм. Проблем с наличностью у девушки, судя по
всему, не было.
Любопытно, что бандероль на пачке сторублевок, обнаруженной в
саквояже тончайшей желтой кожи, в точности совпадала с таковой же,
находившейся в кармане Усольцева: "12 июля .... года. Октябрьский
Промстройбанк. Кассир Иванова И.И."
Немного дорогих украшений - строгих, безукоризненно подобранных. И
бумаги - множество заметок самого различного содержания на клочках,
блокноты и стандартные листы для машинописи, испещренные рваными абзацами,
фразами, отдельными словами, а чаще именами, схемами, значками,
малопонятными символами.
Майор и не рассчитывал, что все это мгновенно прояснит ситуацию.
Бумаги он из своих рук выпускать не собирался, и внимательное чтение еще
только предстояло. Что ж, профессия журналиста - не из самых безопасных.
Конечно, девушка молода и красива, и все, что случилось, может и не иметь
отношения к журналистским делам. Убийство из ревности? Смешно! За годы
работы он убедился, что мотивы, как правило, одни и те же. Почти всегда -
это деньги, реже - страх, и только один раз - месть, после невероятной
дозы водки. И если любовницу убивают, то чаще всего тогда, когда она стала
препятствием на пути к деньгам или карьере.
На ограбление все это и вовсе не походило. Ценности остались на
месте, да и кто бы рискнул грабить, предъявив перед тем служебное
удостоверение вахтеру?
Четыре этажа, на каждом - три квартиры, всего двенадцать. Не такое уж
широкое поле для розыска. Квартира этажом ниже - пуста, хозяева укатили на
отдых. Она на сигнализации, и на пульт уже неделю не поступает никаких
сигналов.
Квартира напротив. Выпученный панорамный глазок. Из-под него, как
лапки клеща, торчат короткие металлические усики. Строкачу всегда
казалось, что в такой глазок обязательно кто-то следит за ним, и он не
ошибся.
Дверь отворилась почти сразу. В проеме стояла седая, коротконогая
грузная старуха. Коротко остриженные волосы кисточками торчали над ушами,
что вкупе с крючковатым носом довершало сходство с разбуженной среди дня
совой. Желтые, пронзительные глаза помаргивали, а рот оставался
приоткрытым, словно "сове" не хватало воздуха.
В комнате визгливым лаем заливалась собачонка. Впрочем, "сова" была
опрятна, одета не без элегантности, разве что чуть старомодно. Помедлив,
она с достоинством сказала низким густым голосом:
- Заходите, прошу вас, - посторонившись, она сделала приглашающий
жест. Строкач шагнул в прихожую, слегка зацепив плечом высокую резную
тумбочку, покрытую накрахмаленной кружевной салфеткой.
- Не боитесь впускать чужих в дом? - майор почему-то сразу
почувствовал расположение к пожилой даме. Было в ней что-то... Он поискал
слово, но не нашел.
- А к вам это не имеет отношения. Я ведь жизнь прожила, много чего
повидала. Да и чего мне бояться? Сокровищ не накопили, а мебель, - она
обвела жестом старинные многопудовые кресла, - кому это может
понадобиться?
Она выжидательно умолкла, искоса поглядывая на майора. Строкач
кое-что уже знал о ней и о ее сыне.
- Так или иначе, Мария Сигизмундовна, я хотел бы представиться...
- Бог с вами! - старая дама отмахнулась. - У вас же все на лице
написано. Как минимум, капитан - ведь верно?
- Майор. Майор Строкач Павел Михайлович, с вашего позволения.
Строкач обежал взглядом большую комнату, заставленную резной мебелью
черного дерева. В углах помещались высокие, едва не по плечо, вазы
голубого фарфора, между ними - инкрустированный перламутром ломберный
столик на гнутых ножках. Слепо мерцал темный экран небольшого телевизора
"Сони". Левую стену почти полностью перекрывал толстый ковер мягких
пастельных тонов. На нем, в метре друг от друга, висели морской кортик,
ятаган и небольшое, причудливой формы ружье.
- Кремневое, - уловив взгляд Строкача, кивнула женщина.
Казалось, ее движение отразилось в до блеска натертом затейливо
выложенном паркете. Строкач с удовольствием заглянул в живые, светящиеся
умом глаза собеседницы.
- Великолепие, конечно. Подлинная старина. Кстати, а Дмитрий
Дмитриевич дома?
- Куда там! С утра в клинике. Он редко бывает днем. По выходным, да и
то через раз. А оружие - это не Дима, еще покойный муж собирал. Скоро
тридцать лет, как его не стало. Ну, да все там будем... А красота -
остается, это так. Какие мастера работали, душу вкладывали! Нынешним
трудно понять - прагматики: трезвость, расчет в первую голову. А человек
должен бежать от этого, стремиться жить сердцем, подчиняться первому
движению души. Увы, приходится признать, что наше поколение было в гораздо
большей степени идеалистами... Так что сегодня, в трезвую и холодную
эпоху, нам остается одно - наши дети. В них наше достояние, наша жизнь.
Дима... он ведь радость несет людям. - Она с гордостью посмотрела на
фотографию на стене в простой деревянной рамке, глаза ее затуманились.
Высокий, чуть лысоватый мужчина в белом халате держал перед собой
пухлую книгу с иероглифами на обложке. Проницательным мягким взглядом
мужчина смотрел, казалось, сквозь книгу в лицо кому-то незримому - доброму
собеседнику, понимающему слушателю.
Лицо его было одухотворенным, словно у вдохновенного проповедника.
Дмитрий Дмитриевич Хотынцев-Ланда был в городе широко известен. По
слухам, многие обязаны были ему если не полным исцелением, то улучшением
состояния, а уж семейные и иные психологические проблемы доктор щелкал как
орехи. Обычно прием велся в клубе завода "Металлист", и развешанные по
городу афиши и рекламные объявления в прессе не уставали напоминать
обывателю об этом.
Не забывал Дмитрий Дмитриевич и о здоровых: кажется, речь шла о
занятиях какой-то разновидностью йоги, о совершенствовании тела и духа.
Впрочем, сам Строкач был еще недостаточно совершенен, чтобы различать
нюансы высших учений о тонких космических энергиях. Хватило бы времени для
решения земных проблем! Так и сейчас - нельзя было дать следу остыть,
нужна была зацепка, ниточка...
- Итак, никого, кто бы заходил сегодня к Минской, вы не видели? -
Строкач повторил вопрос для порядка, уже собираясь уходить.
Женщина перебила его - вопрос прозвучал уже трижды.
- Ну я бы с удовольствием, Павел Михайлович, но, увы, выхожу очень
редко. Этажом ниже живет подруга, видимся раз в день, когда гуляем с
собаками. Она и сейчас внизу, на скамейке, я из окна видела. Она для вас
клад - все знает, все видит. Ее легко узнать - Октябрина Владленовна
видная женщина, в молодости красавица была - заглядение.
Женщину у подъезда Строкач приметил. Стройная для своих лет, с
тяжелой каштановой косой с проседью и спокойными величавыми чертами
северорусского типа.
Но с нею сейчас должен был работать лейтенант Родюков, а Строкач уже
звонил в третью квартиру четвертого этажа, дверь которой располагалась у
последних ступеней лестницы.
Дверь стремительно распахнулась. На пороге стояла ослепительная
голубоглазая блондинка во всеоружии неполных двадцати лет. На лице ее
блуждала тревожная улыбка.
"Наверное, уже знает, что случилось, - подумал Строкач. - Почему?
Ведь вахтер уверяет, что никому ничего не сообщал".
- Мы могли бы поговорить и здесь, - сказал майор, отрекомендовавшись,
- но вопрос серьезный, потребуется время. Ваша соседка убита.
Взгляд девушки заметался по соседским дверям, вопросительно
остановился на майоре.
"Значит, все-таки не знает. Тогда почему испуг?" Впрочем, он знал,
что странности в поведении женщины могут объясняться даже микроскопическим
пятнышком на любимой блузке или попавшимся на глаза постороннему предметом
туалета.
Но пока еще не было оснований для выводов. Квартира была точной
копией той, которую только что покинул Строкач. Те же три комнаты, но они
казались куда меньше:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12