Я того человека видела всего один раз, потом снился лишь. А лет тому
уже минуло… Иногда слух дойдёт, если люди передадут… А ты свою Заюшку с то
й ярмарки любишь. Расскажи ещё про неё”.
Шаршава вздохнул:
“Да что сказывать. На руках бы носил, по земле ходить не позволил…”
“А не могло твоему дедушке просто приблазнитъся, будто тот Заяц ему
на полпяди короче продал верёвку, чем обещал?”
“Я уж спрашивал… Батогом поперёк спины получил”.
Оленюшка задумалась. В который раз, и всё без толку. И не такова вроде
неправда, чтобы суд судить и виру истребовать, подавно Ц месть мстить. Но
и не спросишь посереди торга: да что ж ты, друг Заяц! Я тебе Ц мёдом разбавл
енным за ту верёвку платил?.. Да… Пятнистые Олени сами никогда не засылали
сватов ни к Лосям, ни к Тайменям. Тоже помнили о подобных обидах. Десятилет
ия назад нанесённых. А что? Старики правы. Ослабни строгая память Ц и вовс
е не станет в людях стыда. Не станет закона.
Только легче ли от таких мыслей, если Шаршаву Щегла того гляди на не
й Ц нелюбимой Ц женят родители? Заюшку милую заставят забыть?..
И она по слову матери примет нелюбимого мужа, воспретит себе думать
про когда-то встреченного Серого Пса?..
И вновь тихо в кузнице, только потрескивает еле слышно лучина в крас
ивом, на сказочный цветок похожем светце. И сидят друг подле друга парень
и девушка. Ни дать ни взять брат и сестра…
Иногда происходят-таки чуде
са:
Взяли с улицы в дом беспризорного пса.
Искупав, расчесали Ц и к морде седой
Пододвинули миску со вкусной едой.
Вполовину измерив свой жизненный круг,
Он постиг благодать человеческих рук.
И, впервые найдя по душе уголок,
На уютной лежанке свернулся в клубок…
Так оно и пошло. Стал он жить-поживать,
Стал по улице чинно с Хозяйкой гулять.
Поводок и ошейник Ц немалая честь:
“У меня теперь тоже Хозяева есть!
Я не тот, что вчера, Ц подзаборная голь.
Я себе Своего Человека завёл!”
И Хозяйка гордилась. Достигнута цель Ц
Только ей покорялся могучий кобель…
А потом на прогулке, от дома вдали,
Трое наглых верзил к ней в лесу подошли.
И услышали над головой небеса,
Как она призывала любимого пса…
Вот вам первый исход. Спрятав хвост между ног,
Кобелина трусливо рванул наутёк.
Без оглядки бежал он сквозь зимнюю тьму:
“Этак, братцы, недолго пропасть самому!
Ну и что, если с ней приключится беда?
Я другую Хозяйку найду без труда.
Ту, что будет ласкать, подзывая к столу,
И матрасик постелит в кухонном углу…”
А второй был на первый исход непохож.
Пёс клыки показал им, и каждый Ц как нож!
“Кто тут смеет обидеть Хозяйку мою?
Подходите Ц померимся в честном бою!
Я пощаду давать не намерен врагу!
Я Хозяйку, покуда живой, Ц сберегу!
Это право и честь, это высший закон,
Мне завещанный с первоначальных времён!”
А теперь отвечай, правоверный народ:
Сообразнее с жизнью который исход?
2. Знамение
Всем известно, что на равнинах Шо-Ситайна обитает гораздо больше скота, ч
ем людей.
Несведущие иноземцы даже посмеиваются над меднокожими странниками рав
нин, называя их то собирателями овечьего навоза, то пожирателями вонючег
о сыра, то нюхателями пыли и ветра из-под конских хвостов. Шо-ситайнцы не о
бижаются. Что взять с чужестранцев! Да и следует ли обижаться на очевидну
ю глупость? Она лишь создаёт скверную славу тому, кто изрекает её. Придума
ли бы ещё посмеяться над почтенным мономатанским купцом Ц за то, что он б
ольно много золота скопил в сундуках!
Равнинный Шо-Ситайн Ц большая страна. Её племена говорят на нескольких
языках, не вполне одинаковых, но близких, как единокровные братья. Больши
нство слов общие для всех. Одно из таких общих слов обозначает богатство.
И оно же во всех шо-ситайнских наречиях обозначает скот. Хозяйственного,
зажиточного человека так и называют: “сильный скота”. И другого слова дл
я наименования достатка нет в Шо-Ситайне. Не понадобилось за века, что жив
ут здесь кочевые кланы, а степную траву топчут их благодатные табуны и ст
ада. Иного богатства шо-ситайнцам не надобно.
Самые рассудительные из чужестранцев, справедливо признавая скот как б
огатство, всё же числят его не самым истинным и высоким символом изобили
я.
Не таким всеобъемлющим и совершенным, как золото. Имея золото, говорят он
и, ты сумеешь купить себе всё остальное. И корову, и коз, и овец. И коня, чтобы
объезжать пастбища, и собаку, чтобы всё сторожила.
Ну да, хмыкнет в ответ шо-ситайнец. Золото. Хорошая штука, конечно. Много сл
авных и полезных вещей можно приобрести на торгу в городе, когда звенит в
кошеле золото, вырученное за проданный скот. Но всему своё место! Ты встан
ь-ка посреди пустошей Серой Коры, где во все стороны на множество поприщ
Ц лишь белёсые глиняные чешуи, высушенные солнцем, словно в печи. Даже пе
рекати-поле, занесённое в те края ветром, взывает к Отцу Небу и просит нов
ого ветра Ц убраться поскорей из погибельного места. Ну и что ты будешь д
елать там со своими золотыми монетами? Унесут они от погибели тебя, обесс
илевшего? Укажут дорогу к воде? Оборонят, наконец, от степных волков и гиен
?.. И которое богатство тогда покажется тебе истинным, а которое Ц ложным?
Так подумает про себя шо-ситайнец, но вслух спорить не станет. Нехорошо эт
о Ц спорить, ибо в споре сшибаются, как два безмозглых барана, самомнение
и упрямство, и что бы ни победило Ц всё плохо. Не станет кочевник и похвал
яться числом своих стад, ибо так поступают только глупцы. Глупцам невдом
ёк: и золото в сундуках, и отара на пастбище Ц мимолётны, словно кружевной
иней, которым заморозок одевает траву перед рассветом. Набежит туча, омр
ачит благой лик Неба… и золотом поживятся разбойники, а стадо выкосит мо
р, или вырежут вечно голодные волки… или угонят в ночи лихие молодцы из вр
аждебного клана.
Поэтому, случись хвастаться, разумный шо-ситайнец не станет бахвалиться
овцами и коровами, знающими его голос. Меднолицый житель степи со скупой
гордостью упомянет о тех, чья доблесть не даёт его достоянию улететь по в
етру, уподобившись путаным шарам перекати-поля. О тех, чьё присутствие ря
дом с ним возвещает всему поднебесному миру: вот свободный человек, мужч
ина и воин. О тех, чьи предки с его предками сто поколений грелись возле од
ного огня, пили одну воду и ели один хлеб… Он неторопливо расскажет вам о д
руге-коне и верной собаке.
Все знают: пригнав в Тин-Вилену скот и выгодно сбыв его на торгу, шо-ситайн
ец сначала потратится на дорогую уздечку для славного жеребца. Потом вел
ит мастеру кожевнику наклепать золотые бляшки на ошейник могучего кобе
ля: по числу убитых волков.
А подарки любимой жене и украшения дочкам-невестам он отправится покупа
ть уже в-третьих.
Благо тому, чей конь послушен и быстр, а пёс Ц сметлив и бесстрашен!
Но Отец Небо сотворил всех людей разными. И если одному довольно знать до
стоинства своих питомцев и про себя ими гордиться, то другой не сможет сп
окойно спать, пока не уверится, что его конь не просто быстрый, но Ц САМЫЙ
быстрый и равного ему не найти. И пёс у такого человека должен быть не прос
то зол и зубаст, не просто способен охранить от любого посягательства ст
ада и добро, хотя бы хозяин полгода отсутствовал. Он ещё и должен биться с
себе подобными, доказывая, что именно он Ц самый лютый, самый выносливый
и самый крепкий на рану…
Образованный чужеземец, которому и тут до всего есть дело, назовёт хозяи
на боевых псов рабом мелочного тщеславия:
Ц Хочешь почестей, так и дрался бы сам! Почему заставляешь отдуваться со
баку?
Кочевник с заплетённой в три косы бородой не спеша наклонится и погладит
пушистого зверя, невозмутимо растянувшегося у ног. О чём толковать с чуж
естранцем, не понимающим очевидного? Объяснять ему, что кобель, который б
оится или не умеет за себя постоять, не нужен ни при отаре, ни возле красав
ицы суки, собравшей кругом себя женихов? Способен ли понять горожанин, ни
когда даже издали не слыхавший плача гиены и воя степных волков, затеваю
щих ночную охоту, что от пса-победителя каждый хозяин стад захочет щенка
Ц такого же широкогрудого, с неутомимыми лапами и мощными челюстями?.. А г
лавное, наделённого таким же благородным воинским духом? И значит, пёс, с к
оторым, по мнению чужака, поступают жестоко и несправедливо, станет отцо
м многочисленного потомства, подарит свой облик новым продолжателям по
роды?..
Всё это и ещё многое может поведать шо-ситайнец заезжему человеку, но чег
о ради попусту болтать языком? Чем сто раз услышать, лучше пускай один раз
увидит собственными глазами. И “сильный скота”, немногословный от жизни
посреди степного безлюдья, лишь сделает рукой приглашающее движение и н
еохотно обронит:
Ц Что зря спорить? Приходи завтра утром на След. Сам и посмотришь.
Город Тин-Вилена лежит между горами и морем, на берегах большой бухты, чьё
удобство радует мореплавателей, а красота насыщает самый избалованный
взгляд. По форме своей бухта напоминает след лошадиного копыта, а именно
Ц правой передней ноги. Местные жители хорошо знают, почему так. Некогда,
во времена юности мира, этими местами скакал славный жеребец Бога Коней,
почитаемого в Шо-Ситайне, и именно здесь ему довелось коснуться копытом
земли. И пускай досадливо морщатся грамотеи-арранты, уверенные, будто зн
ают решительно всё об устроении мира: в Тин-Вилене вам будут рассказыват
ь именно так. Эту легенду знают здесь все. А ещё в городе помнят, что в том св
оём полёте предводитель небесных скакунов сопровождал маленького жере
бёнка. Ведь свирепые жеребцы, бесстрашные хранители табунов, очень любят
играть со своими только что народившимися детьми, и любой кочевник подт
вердит это всякому, кто вздумает усомниться. Так вот, именно над будущей Т
ин-Виленой малыш ухватил величайшего из коней за клубящийся вороной хво
ст, отчего тот и ударил оземь копытом. Но жеребёнок удался весь в отца, он п
овторил его движение… и между холмами предгорий сделалась небольшая кр
углая котловина.
Это-то урочище< Урочище Ц часть местности, достаточно резко отлича
ющаяся по своим природным характеристикам от всего, что вокруг. “Ландшаф
тная единица”, как принято теперь говорить. > тин-виленцы и называют
Следом. Здесь единственное место в округе, откуда не виден замок-храм Бли
знецов, вознёсшийся над высокой каменистой вершиной. И След не виден из з
амка, даже с верхней башни, где всегда бдят зорко-глазые стражи и лежит пр
ипасённый хворост Ц на случай тревоги. Даже оттуда не видно, что делаетс
я в котловине Следа, и ничего случайного в том нет. Просто Тин-Вилену когд
а-то основали нарлаки, и многие её жители до сих пор с гордостью возводят
к первопоселенцам свой род. А нарлакское племя известно среди прочих суг
убой приверженностью старинным обычаям Ц по крайней мере в том, что кас
ается внешней стороны их соблюдения. Так вот, познакомившись с местным н
ародом и впервые узрев бои псов, суровые старейшины поселенцев накрепко
порешили: у праотцов наших от веку не было подобной забавы Ц стало быть, н
егоже и нам! Только вот любопытство людское Ц что неугомонный ручей. Как
его ни загораживай, как ни запирай Ц обязательно отыщет обходной путь. Ш
о-ситайнцы пригоняли в город скот на продажу, здесь волей-неволей мирно в
стречались разные кланы Ц и, понятно, кочевники пользовались случаем, ч
тобы стравливать и сравнивать знаменитых собак… Посмотреть на бои тайн
о приходили самые дерзкие из горожан. Потом с упоением Ц и опять-таки тай
но Ц рассказывали друзьям. Среди друзей, ясно, находились такие, кто неме
для бежал шепнуть на ушко старейшинам. Те яро гневались, непокорным нагл
ецам “вгоняли ума в задние ворота” с помощью ивовых прутьев… Но опять пр
иезжали кочевники Ц и всё повторялось.
Говорят, дело начало меняться, когда один из старейшин, выслушав донос яб
едника, строго осведомился: “Так поведай же скорей, дурень, кто победил?”
Утеснения тех давних времён казались теперь баснословными. Никто уже не
поминал о запретах, и гибкие прутья вымачивались в кипятке ради наказани
й совсем за другие проступки. Но тин-виленские нарлаки не были бы нарлака
ми, если бы не обзавелись сообразным делу обычаем.
Во-первых, псов до сих пор стравливали в “тайном” месте Ц то бишь в котло
вине Следа, худо-бедно укрытой даже от зоркого ока храмовых караульщико
в (к немалой, прямо скажем, досаде этих последних). А во-вторых… Хотя каждый
раз и устраивалась возле Следа сущая ярмарка с шумным торгом, плясками и
угощением Ц но ни накануне, ни поутру ни единый глашатай не ходил по горо
дским улицам, созывая народ на погляд и забаву. Подразумевалось, что всяк
ий, кому интересно, прослышит сам. На то есть слухи и сплетни, и плохи уши, в
которые они не попадут. А бдительная стража и кончанские старейшины, пот
омки несгибаемых праотцов, опять же по обычаю делают вид, будто знать нич
его не знают, ведать не ведают.
Было раннее утро хорошего весеннего дня. Недавно пронёсшееся ненастье ч
ище чистого умыло небеса Ц и над морем, и над степями, и над вершинами Зао
блачного кряжа. Дождь, нешуточно грозившийся смыть Тин-Вилену всю целик
ом в море, в горах выпал снегом Ц последним снегом уходящей зимы. Могучие
кряжи в незапятнанно-белых обновах ярко горели на солнце. И всё затмевал
серебряным блеском двуглавый пик величественного Харан Киира, называе
мого у горцев Престолом Небес.
Распорядитель и старший судья пёсьих боёв Ц у него был даже свой особый
титул: Непререкаемый, Ц поднялся с небольшого возвышения, на котором си
дел, и, повернувшись лицом к священной горе, молча сотворил короткую моли
тву. Перед грудью он держал свой жезл Ц недлинную и ничем не украшенную п
алочку из твёрдого дерева, срезанную на конце таким образом, что получал
ось нечто вроде лопаточки. Непререкаемый был уже старцем, но морщины, изб
ороздившие лицо, казались отметинами на гранитной скале. Проведший жизн
ь подле своих стад, седобородый старейшина отнюдь не утратил ни жилистой
крепости, ни подвижности тела. Пройдут ещё годы, а за ним в седле по степи в
сё так же трудно будет угнаться иным молодым.
Не каждый из собравшихся в котловине Следа веровал в тех же Богов, которы
х призывал сейчас Непререкаемый, но несколько мгновений почтительной т
ишины соблюли все. Даже Ригномер, разбитной торговец-сегван, скверносло
в и задира, известный всему городу под кличкой Бойцовый Петух. Сегван наб
людал за происходившим, кривя губы в насмешке, но помалкивал. А Непререка
емый, окончив молитву, вновь опустился на вышитую, набитую шерстью подуш
ку и коротко кивнул:
Ц Начнём же, во имя Матери Сущего.
След хорош ещё и тем, что у него удобное, ровное, правильно-округлое дно ша
гов пятидесяти в поперечнике. Земля здесь твёрдая, так утоптанная за год
ы, что на ней почти не вырастает трава. У площадки тоже есть особенное назв
ание: Круг. Его ничем не огораживают, поскольку соперники-псы в бою заняты
только друг другом и не огрызаются на людей. Зрителям входить в Круг не по
ложено. На эту землю вступают только сами бойцы и их хозяева. Да ещё младши
е судьи, помощники Непререкаемого, носители его жезла.
По разные стороны Круга, сопровождаемые хозяевами, уже стояли два самых
первых бойца. Шо-ситайнцы дают своим волкодавам исполненные смысла, зву
чные и грозные имена: Огонь-В-Ночи, Первенец, Золотой Барс. Спросите любог
о кочевника, и он вам подтвердит, что на его родном языке эти имена легко п
роизносятся и очень красиво звучат. Скорее всего ваш собеседник даже не
очень поймёт, о чём вы спрашиваете и чем вообще вызвано затруднение. Имен
а как имена, скажет он, почти такие же, как у людей!
Беда только, не всякий чужеземец сумеет с первого раза правильно выговор
ить “Мхрглан” или “Чкврни-то”. И ещё голосом сыграть, где положено и как п
оложено. А выговоришь неправильно Ц чего доброго, греха будет не обобра
ться. Либо до обиды дойдёт, потому что “Белоголовый Храбрец” вдруг окаже
тся “Мокроносым Телёнком”, либо самого на смех поднимут, тоже не лучше.
Поэтому двух кобелей, поглядывавших друг на друга в нетерпеливом ожидан
ии боя, зрители-горожане между собой называли большей частью просто: Чёр
ный и Рыжий. Благо один из бойцов был действительно облачён в мохнатую чё
рную шубу, отороченную белоснежным мехом лишь на груди, лапах и шее. Второ
й от носа до хвоста переливался золотом и краснотой осенней листвы. В отл
ичие от соперника, он уродился короткошёрстным, и под шкурой при малейше
м движении танцевали крепкие мышцы.
1 2 3 4 5 6 7
уже минуло… Иногда слух дойдёт, если люди передадут… А ты свою Заюшку с то
й ярмарки любишь. Расскажи ещё про неё”.
Шаршава вздохнул:
“Да что сказывать. На руках бы носил, по земле ходить не позволил…”
“А не могло твоему дедушке просто приблазнитъся, будто тот Заяц ему
на полпяди короче продал верёвку, чем обещал?”
“Я уж спрашивал… Батогом поперёк спины получил”.
Оленюшка задумалась. В который раз, и всё без толку. И не такова вроде
неправда, чтобы суд судить и виру истребовать, подавно Ц месть мстить. Но
и не спросишь посереди торга: да что ж ты, друг Заяц! Я тебе Ц мёдом разбавл
енным за ту верёвку платил?.. Да… Пятнистые Олени сами никогда не засылали
сватов ни к Лосям, ни к Тайменям. Тоже помнили о подобных обидах. Десятилет
ия назад нанесённых. А что? Старики правы. Ослабни строгая память Ц и вовс
е не станет в людях стыда. Не станет закона.
Только легче ли от таких мыслей, если Шаршаву Щегла того гляди на не
й Ц нелюбимой Ц женят родители? Заюшку милую заставят забыть?..
И она по слову матери примет нелюбимого мужа, воспретит себе думать
про когда-то встреченного Серого Пса?..
И вновь тихо в кузнице, только потрескивает еле слышно лучина в крас
ивом, на сказочный цветок похожем светце. И сидят друг подле друга парень
и девушка. Ни дать ни взять брат и сестра…
Иногда происходят-таки чуде
са:
Взяли с улицы в дом беспризорного пса.
Искупав, расчесали Ц и к морде седой
Пододвинули миску со вкусной едой.
Вполовину измерив свой жизненный круг,
Он постиг благодать человеческих рук.
И, впервые найдя по душе уголок,
На уютной лежанке свернулся в клубок…
Так оно и пошло. Стал он жить-поживать,
Стал по улице чинно с Хозяйкой гулять.
Поводок и ошейник Ц немалая честь:
“У меня теперь тоже Хозяева есть!
Я не тот, что вчера, Ц подзаборная голь.
Я себе Своего Человека завёл!”
И Хозяйка гордилась. Достигнута цель Ц
Только ей покорялся могучий кобель…
А потом на прогулке, от дома вдали,
Трое наглых верзил к ней в лесу подошли.
И услышали над головой небеса,
Как она призывала любимого пса…
Вот вам первый исход. Спрятав хвост между ног,
Кобелина трусливо рванул наутёк.
Без оглядки бежал он сквозь зимнюю тьму:
“Этак, братцы, недолго пропасть самому!
Ну и что, если с ней приключится беда?
Я другую Хозяйку найду без труда.
Ту, что будет ласкать, подзывая к столу,
И матрасик постелит в кухонном углу…”
А второй был на первый исход непохож.
Пёс клыки показал им, и каждый Ц как нож!
“Кто тут смеет обидеть Хозяйку мою?
Подходите Ц померимся в честном бою!
Я пощаду давать не намерен врагу!
Я Хозяйку, покуда живой, Ц сберегу!
Это право и честь, это высший закон,
Мне завещанный с первоначальных времён!”
А теперь отвечай, правоверный народ:
Сообразнее с жизнью который исход?
2. Знамение
Всем известно, что на равнинах Шо-Ситайна обитает гораздо больше скота, ч
ем людей.
Несведущие иноземцы даже посмеиваются над меднокожими странниками рав
нин, называя их то собирателями овечьего навоза, то пожирателями вонючег
о сыра, то нюхателями пыли и ветра из-под конских хвостов. Шо-ситайнцы не о
бижаются. Что взять с чужестранцев! Да и следует ли обижаться на очевидну
ю глупость? Она лишь создаёт скверную славу тому, кто изрекает её. Придума
ли бы ещё посмеяться над почтенным мономатанским купцом Ц за то, что он б
ольно много золота скопил в сундуках!
Равнинный Шо-Ситайн Ц большая страна. Её племена говорят на нескольких
языках, не вполне одинаковых, но близких, как единокровные братья. Больши
нство слов общие для всех. Одно из таких общих слов обозначает богатство.
И оно же во всех шо-ситайнских наречиях обозначает скот. Хозяйственного,
зажиточного человека так и называют: “сильный скота”. И другого слова дл
я наименования достатка нет в Шо-Ситайне. Не понадобилось за века, что жив
ут здесь кочевые кланы, а степную траву топчут их благодатные табуны и ст
ада. Иного богатства шо-ситайнцам не надобно.
Самые рассудительные из чужестранцев, справедливо признавая скот как б
огатство, всё же числят его не самым истинным и высоким символом изобили
я.
Не таким всеобъемлющим и совершенным, как золото. Имея золото, говорят он
и, ты сумеешь купить себе всё остальное. И корову, и коз, и овец. И коня, чтобы
объезжать пастбища, и собаку, чтобы всё сторожила.
Ну да, хмыкнет в ответ шо-ситайнец. Золото. Хорошая штука, конечно. Много сл
авных и полезных вещей можно приобрести на торгу в городе, когда звенит в
кошеле золото, вырученное за проданный скот. Но всему своё место! Ты встан
ь-ка посреди пустошей Серой Коры, где во все стороны на множество поприщ
Ц лишь белёсые глиняные чешуи, высушенные солнцем, словно в печи. Даже пе
рекати-поле, занесённое в те края ветром, взывает к Отцу Небу и просит нов
ого ветра Ц убраться поскорей из погибельного места. Ну и что ты будешь д
елать там со своими золотыми монетами? Унесут они от погибели тебя, обесс
илевшего? Укажут дорогу к воде? Оборонят, наконец, от степных волков и гиен
?.. И которое богатство тогда покажется тебе истинным, а которое Ц ложным?
Так подумает про себя шо-ситайнец, но вслух спорить не станет. Нехорошо эт
о Ц спорить, ибо в споре сшибаются, как два безмозглых барана, самомнение
и упрямство, и что бы ни победило Ц всё плохо. Не станет кочевник и похвал
яться числом своих стад, ибо так поступают только глупцы. Глупцам невдом
ёк: и золото в сундуках, и отара на пастбище Ц мимолётны, словно кружевной
иней, которым заморозок одевает траву перед рассветом. Набежит туча, омр
ачит благой лик Неба… и золотом поживятся разбойники, а стадо выкосит мо
р, или вырежут вечно голодные волки… или угонят в ночи лихие молодцы из вр
аждебного клана.
Поэтому, случись хвастаться, разумный шо-ситайнец не станет бахвалиться
овцами и коровами, знающими его голос. Меднолицый житель степи со скупой
гордостью упомянет о тех, чья доблесть не даёт его достоянию улететь по в
етру, уподобившись путаным шарам перекати-поля. О тех, чьё присутствие ря
дом с ним возвещает всему поднебесному миру: вот свободный человек, мужч
ина и воин. О тех, чьи предки с его предками сто поколений грелись возле од
ного огня, пили одну воду и ели один хлеб… Он неторопливо расскажет вам о д
руге-коне и верной собаке.
Все знают: пригнав в Тин-Вилену скот и выгодно сбыв его на торгу, шо-ситайн
ец сначала потратится на дорогую уздечку для славного жеребца. Потом вел
ит мастеру кожевнику наклепать золотые бляшки на ошейник могучего кобе
ля: по числу убитых волков.
А подарки любимой жене и украшения дочкам-невестам он отправится покупа
ть уже в-третьих.
Благо тому, чей конь послушен и быстр, а пёс Ц сметлив и бесстрашен!
Но Отец Небо сотворил всех людей разными. И если одному довольно знать до
стоинства своих питомцев и про себя ими гордиться, то другой не сможет сп
окойно спать, пока не уверится, что его конь не просто быстрый, но Ц САМЫЙ
быстрый и равного ему не найти. И пёс у такого человека должен быть не прос
то зол и зубаст, не просто способен охранить от любого посягательства ст
ада и добро, хотя бы хозяин полгода отсутствовал. Он ещё и должен биться с
себе подобными, доказывая, что именно он Ц самый лютый, самый выносливый
и самый крепкий на рану…
Образованный чужеземец, которому и тут до всего есть дело, назовёт хозяи
на боевых псов рабом мелочного тщеславия:
Ц Хочешь почестей, так и дрался бы сам! Почему заставляешь отдуваться со
баку?
Кочевник с заплетённой в три косы бородой не спеша наклонится и погладит
пушистого зверя, невозмутимо растянувшегося у ног. О чём толковать с чуж
естранцем, не понимающим очевидного? Объяснять ему, что кобель, который б
оится или не умеет за себя постоять, не нужен ни при отаре, ни возле красав
ицы суки, собравшей кругом себя женихов? Способен ли понять горожанин, ни
когда даже издали не слыхавший плача гиены и воя степных волков, затеваю
щих ночную охоту, что от пса-победителя каждый хозяин стад захочет щенка
Ц такого же широкогрудого, с неутомимыми лапами и мощными челюстями?.. А г
лавное, наделённого таким же благородным воинским духом? И значит, пёс, с к
оторым, по мнению чужака, поступают жестоко и несправедливо, станет отцо
м многочисленного потомства, подарит свой облик новым продолжателям по
роды?..
Всё это и ещё многое может поведать шо-ситайнец заезжему человеку, но чег
о ради попусту болтать языком? Чем сто раз услышать, лучше пускай один раз
увидит собственными глазами. И “сильный скота”, немногословный от жизни
посреди степного безлюдья, лишь сделает рукой приглашающее движение и н
еохотно обронит:
Ц Что зря спорить? Приходи завтра утром на След. Сам и посмотришь.
Город Тин-Вилена лежит между горами и морем, на берегах большой бухты, чьё
удобство радует мореплавателей, а красота насыщает самый избалованный
взгляд. По форме своей бухта напоминает след лошадиного копыта, а именно
Ц правой передней ноги. Местные жители хорошо знают, почему так. Некогда,
во времена юности мира, этими местами скакал славный жеребец Бога Коней,
почитаемого в Шо-Ситайне, и именно здесь ему довелось коснуться копытом
земли. И пускай досадливо морщатся грамотеи-арранты, уверенные, будто зн
ают решительно всё об устроении мира: в Тин-Вилене вам будут рассказыват
ь именно так. Эту легенду знают здесь все. А ещё в городе помнят, что в том св
оём полёте предводитель небесных скакунов сопровождал маленького жере
бёнка. Ведь свирепые жеребцы, бесстрашные хранители табунов, очень любят
играть со своими только что народившимися детьми, и любой кочевник подт
вердит это всякому, кто вздумает усомниться. Так вот, именно над будущей Т
ин-Виленой малыш ухватил величайшего из коней за клубящийся вороной хво
ст, отчего тот и ударил оземь копытом. Но жеребёнок удался весь в отца, он п
овторил его движение… и между холмами предгорий сделалась небольшая кр
углая котловина.
Это-то урочище< Урочище Ц часть местности, достаточно резко отлича
ющаяся по своим природным характеристикам от всего, что вокруг. “Ландшаф
тная единица”, как принято теперь говорить. > тин-виленцы и называют
Следом. Здесь единственное место в округе, откуда не виден замок-храм Бли
знецов, вознёсшийся над высокой каменистой вершиной. И След не виден из з
амка, даже с верхней башни, где всегда бдят зорко-глазые стражи и лежит пр
ипасённый хворост Ц на случай тревоги. Даже оттуда не видно, что делаетс
я в котловине Следа, и ничего случайного в том нет. Просто Тин-Вилену когд
а-то основали нарлаки, и многие её жители до сих пор с гордостью возводят
к первопоселенцам свой род. А нарлакское племя известно среди прочих суг
убой приверженностью старинным обычаям Ц по крайней мере в том, что кас
ается внешней стороны их соблюдения. Так вот, познакомившись с местным н
ародом и впервые узрев бои псов, суровые старейшины поселенцев накрепко
порешили: у праотцов наших от веку не было подобной забавы Ц стало быть, н
егоже и нам! Только вот любопытство людское Ц что неугомонный ручей. Как
его ни загораживай, как ни запирай Ц обязательно отыщет обходной путь. Ш
о-ситайнцы пригоняли в город скот на продажу, здесь волей-неволей мирно в
стречались разные кланы Ц и, понятно, кочевники пользовались случаем, ч
тобы стравливать и сравнивать знаменитых собак… Посмотреть на бои тайн
о приходили самые дерзкие из горожан. Потом с упоением Ц и опять-таки тай
но Ц рассказывали друзьям. Среди друзей, ясно, находились такие, кто неме
для бежал шепнуть на ушко старейшинам. Те яро гневались, непокорным нагл
ецам “вгоняли ума в задние ворота” с помощью ивовых прутьев… Но опять пр
иезжали кочевники Ц и всё повторялось.
Говорят, дело начало меняться, когда один из старейшин, выслушав донос яб
едника, строго осведомился: “Так поведай же скорей, дурень, кто победил?”
Утеснения тех давних времён казались теперь баснословными. Никто уже не
поминал о запретах, и гибкие прутья вымачивались в кипятке ради наказани
й совсем за другие проступки. Но тин-виленские нарлаки не были бы нарлака
ми, если бы не обзавелись сообразным делу обычаем.
Во-первых, псов до сих пор стравливали в “тайном” месте Ц то бишь в котло
вине Следа, худо-бедно укрытой даже от зоркого ока храмовых караульщико
в (к немалой, прямо скажем, досаде этих последних). А во-вторых… Хотя каждый
раз и устраивалась возле Следа сущая ярмарка с шумным торгом, плясками и
угощением Ц но ни накануне, ни поутру ни единый глашатай не ходил по горо
дским улицам, созывая народ на погляд и забаву. Подразумевалось, что всяк
ий, кому интересно, прослышит сам. На то есть слухи и сплетни, и плохи уши, в
которые они не попадут. А бдительная стража и кончанские старейшины, пот
омки несгибаемых праотцов, опять же по обычаю делают вид, будто знать нич
его не знают, ведать не ведают.
Было раннее утро хорошего весеннего дня. Недавно пронёсшееся ненастье ч
ище чистого умыло небеса Ц и над морем, и над степями, и над вершинами Зао
блачного кряжа. Дождь, нешуточно грозившийся смыть Тин-Вилену всю целик
ом в море, в горах выпал снегом Ц последним снегом уходящей зимы. Могучие
кряжи в незапятнанно-белых обновах ярко горели на солнце. И всё затмевал
серебряным блеском двуглавый пик величественного Харан Киира, называе
мого у горцев Престолом Небес.
Распорядитель и старший судья пёсьих боёв Ц у него был даже свой особый
титул: Непререкаемый, Ц поднялся с небольшого возвышения, на котором си
дел, и, повернувшись лицом к священной горе, молча сотворил короткую моли
тву. Перед грудью он держал свой жезл Ц недлинную и ничем не украшенную п
алочку из твёрдого дерева, срезанную на конце таким образом, что получал
ось нечто вроде лопаточки. Непререкаемый был уже старцем, но морщины, изб
ороздившие лицо, казались отметинами на гранитной скале. Проведший жизн
ь подле своих стад, седобородый старейшина отнюдь не утратил ни жилистой
крепости, ни подвижности тела. Пройдут ещё годы, а за ним в седле по степи в
сё так же трудно будет угнаться иным молодым.
Не каждый из собравшихся в котловине Следа веровал в тех же Богов, которы
х призывал сейчас Непререкаемый, но несколько мгновений почтительной т
ишины соблюли все. Даже Ригномер, разбитной торговец-сегван, скверносло
в и задира, известный всему городу под кличкой Бойцовый Петух. Сегван наб
людал за происходившим, кривя губы в насмешке, но помалкивал. А Непререка
емый, окончив молитву, вновь опустился на вышитую, набитую шерстью подуш
ку и коротко кивнул:
Ц Начнём же, во имя Матери Сущего.
След хорош ещё и тем, что у него удобное, ровное, правильно-округлое дно ша
гов пятидесяти в поперечнике. Земля здесь твёрдая, так утоптанная за год
ы, что на ней почти не вырастает трава. У площадки тоже есть особенное назв
ание: Круг. Его ничем не огораживают, поскольку соперники-псы в бою заняты
только друг другом и не огрызаются на людей. Зрителям входить в Круг не по
ложено. На эту землю вступают только сами бойцы и их хозяева. Да ещё младши
е судьи, помощники Непререкаемого, носители его жезла.
По разные стороны Круга, сопровождаемые хозяевами, уже стояли два самых
первых бойца. Шо-ситайнцы дают своим волкодавам исполненные смысла, зву
чные и грозные имена: Огонь-В-Ночи, Первенец, Золотой Барс. Спросите любог
о кочевника, и он вам подтвердит, что на его родном языке эти имена легко п
роизносятся и очень красиво звучат. Скорее всего ваш собеседник даже не
очень поймёт, о чём вы спрашиваете и чем вообще вызвано затруднение. Имен
а как имена, скажет он, почти такие же, как у людей!
Беда только, не всякий чужеземец сумеет с первого раза правильно выговор
ить “Мхрглан” или “Чкврни-то”. И ещё голосом сыграть, где положено и как п
оложено. А выговоришь неправильно Ц чего доброго, греха будет не обобра
ться. Либо до обиды дойдёт, потому что “Белоголовый Храбрец” вдруг окаже
тся “Мокроносым Телёнком”, либо самого на смех поднимут, тоже не лучше.
Поэтому двух кобелей, поглядывавших друг на друга в нетерпеливом ожидан
ии боя, зрители-горожане между собой называли большей частью просто: Чёр
ный и Рыжий. Благо один из бойцов был действительно облачён в мохнатую чё
рную шубу, отороченную белоснежным мехом лишь на груди, лапах и шее. Второ
й от носа до хвоста переливался золотом и краснотой осенней листвы. В отл
ичие от соперника, он уродился короткошёрстным, и под шкурой при малейше
м движении танцевали крепкие мышцы.
1 2 3 4 5 6 7