- Нет. За то, что вы белые. Мой дядя голландец, он жив, он живет в вашей проклятой Европе. Я хотела поехать к нему, а он прислал мне денег - только чтобы я к нему не ездила. Что вы делаете в наших храмах? Вы там отыскиваете, с кем бы переспать. И всегда сначала говорите про то, что мне надо петь в больших театрах.
К ней подошел здоровенный верзила, тоже из путешествующих или, может быть, отдыхающих здесь после Вьетнама.
- Пошли, - сказал он, - пора.
- Мой бог, - сказала Мадален, - да не торопись ты так: у меня еще один номер. И уплати сначала деньги - я вам не верю...
Она пошла на освещенный "пятак" сцены и запела песню о Париже, в котором никогда не была, но который она "любит и в зиму и в лето, который она любит всегда...".
Я вернулся к себе в "Борнео" и пошел на пляж. Луна была окаянно высокой, и была видна тропинка, что вела через большой газон и заросли к морю, к тому месту, где горел костер. По газону ходил долговязый американец из Сайгона и что-то тихо говорил плачущей женщине, которая теперь, видимо, узнала, что три дня назад стала вдовой.
Возле костра сидел Камбакао вместе с Марианной. У них был хороший улов.
- Ну что, будем ставить сети? - спросил Камбакао. - Я специально ждал вас.
- Спасибо.
- На, - сказала Марианна, протягивая мне целлофановый пакет.
Я развернул пакет - там были ракушки всех форм и расцветок. Я поцеловал ее в лоб. Она засмеялась и побежала к морю.
Камбакао собрал свою белую капроновую сеть и сказал:
- Пошли?
И мы пошли к морю.
Вдруг он остановился и спросил:
- Как вы думаете, мои дети будут счастливее меня? Ну хоть ненамного? Или нет?
Мы поставили сети и вернулись к костру. Марианны не было, я только слышал ее смех где-то вдали, на громадном черном пляже. Возле костра лежал паренек и читал книгу.
- Это Вильям, - сказал Камбакао, - он недавно пришел из джунглей и сейчас строит здесь дорогу и учится...
- Хэлло, - сказал я.
- Хэлло, - ответил Вильям и снова уткнулся в книгу.
- Что вы читаете? - спросил я. Он молча показал мне корешок - "Максим Горький".
Мы переглянулись с Камбакао и улыбнулись.
- Дети будут счастливее нас, - сказал я, вспомнив замечательные слова Горького, - и жить им будет лучше.
...Элегантный, сухопарый, как спринтер, Говард Яп - директор строительной компании - один из наиболее могучих людей и в Кота-Кинабалу, и во всем штате Са-бах. Он отвечает за выполнение правительственной программы по строительству домов для переселенцев-кадзанов из джунглей. Их пытаются вырвать из дикости и поселить в благоустроенных поселках в окрестностях Кота-Кинабалу.
Говард Яп на своем кондиционированном "мерседесе" повез меня в джунгли, на каучуковые плантации, показал новые магазины, которые построило правительство, - до недавнего времени абсолютно вся торговля в Сабахе была сосредоточена в руках китайских купцов, большинство из которых так или иначе связано с пекинской агентурой.
Потом под обжигающим солнцем, по желтой, тугой, пыльной дороге объехали новые жилые районы в пригороде "Кэй-Кэй" - Кампонг Луенг, Санни Гарден, Тем Хуанг Вилла, Ликус-парк. Двухэтажные домики, вполне милые маленькие квартирки - все это для аборигенов-кадзанов. Поскольку купить дом рабочему практически невозможно - жилье повсюду архидорого, - впервые в Сабахе эти квартирки сдают в аренду за умеренную плату.
- Оборот моей фирмы, - говорит Яп, - сто миллионов местных долларов. За то, что это жилищное строительство серьезное и перспективное дело, свидетельствуют сто миллионов американских долларов (они в три раза дороже наших), вложенных нашей "сестринской" компанией в Куалу-Лумпур. Пусть Мао болтает о будущем благоденствии. Мы предпочитаем работать без болтовни, но работать для настоящего - в поте лица своего.
Заехали к Япу домой.
- Жена и дети уехали в горы, там прохладней, - сказал он, - так что не взыщите за холостяцкий беспорядок. Если бы мой отец, традиционно воспитанный старый китаец, увидел этот бедлам, мне бы пришлось туго.
Не успели мы выпить ледяной колы из холодильника, как затрещал телефон. Он звонил беспрерывно. Яп говорил то по-английски, то по-китайски, то на малайском языке. Утерев пот со лба, он усмехнулся:
- Бежим отсюда. Нам еще есть что посмотреть. В машине, включив кондиционер, он сказал:
- Ненавижу говорить по телефону, особенно с соплеменниками, - эти обязательные тягучие церемонии: "Как вы себя чувствуете? Как здоровье жены и детей? Как долго я вас не видел..." И на все надо отвечать. А я чувствую, как время уходит. Словно песок сквозь пальцы.
...В маленьком городке Пенамианг, в душных джунглях, он "передал" меня своим коллегам-строителям, а сам умчался дальше - его объекты разбросаны по всему штату.
Зашел в газету "Дейли экспресс" с рекомендательным письмом к редактору. Редактор улетел в Куалу-Лумпур. Политический обозреватель мистер Рамон, опасливо посмотрев мою визитную карточку, отказался беседовать о чем бы то ни было.
- Я долго жил в Брюнее, я лишь недавно приехал сюда. Я не знаю ничего, кроме того, что мы развивающаяся страна и мы счастливы. Никаких проблем у нас нет! Это все. Обратитесь в правительственные инстанции, пусть с вами говорят официальные представители, я беседовать с вами не уполномочен!
- Проблем у нас огромное количество, - сказал мистер Го Сяо, один из геологов, прибывших сюда из Куалу-Лумпура для организации изысканий нефти в джунглях. - Мы боремся и против колонизаторских тенденций Запада, и против шовинизма Мао. И при этом надо работать, время пустой болтовни кончилось. Мы хотим превратить нашу Малайзию в развитое, процветающее государство. Мао сейчас уже не так страшен, ибо он переторопился, он сделал главную ставку на тех, у кого в руках винтовка... А здесь, в джунглях, далеко не у всех винтовки - еще много копий и кинжалов. За социализм - копьем, неплохо, а?! - рассмеялся Го Сяо. - Мао проиграл, потому что он требует приоритета "деревни". "Большая деревня победит город" - помните его лозунг? А мы, граждане Малайзии, делаем ставку на "город" - на машину и транзистор. Здесь, например, сейчас начинают строить телецентр. А в Кота-Кинабалу всего тридцать пять тысяч жителей. Расточительство? Нет. Расчетливость. Надо приобщать людей к технике и информации конца двадцатого века. "Кэй-Кэй" - растущий город, один порт чего стоит. Но рядом - Филиппины, которые инспирируют движение сепаратистов за отделение Сабаха от Малайзии - не сами по себе, а через тех китайских миллионеров, которые живут в Маниле, но слушаются указаний из Пекина. Впрочем, я не удивлюсь, если сепаратистам помогает и дядя Сэм, которому хочется закрепиться на острове, получить базы на непосредственных границах Индонезии и Малайзии, чтобы отсюда бомбить Вьетнам, поддерживать тайваньских марионеток и господствовать в Индийском океане.
Вечером беседовал с несколькими китайскими бизнесменами и учителями. Все они в один голос говорят, что безумие, происходящее сегодня в Пекине, не может длиться вечно.
Один из собеседников сказал, что сейчас нелегально распространяется речь маршала Чень И, министра иностранных дел Китая. Я спросил:
- В чем смысл этой речи?
Мои собеседники сказали, что точное содержание речи неизвестно, но смысл ее заключается в том, что незачем из Мао Цзе-дуна делать живого бога, а Лю Шао-ци отнюдь не является отступником от марксизма.
- Мао приведет страну к гражданской войне, - говорили мне, - если не сейчас, то позже.
Речь ныне покойного маршала Чень И я прочитал в 1973 году. Некоторые отрывки из нее целесообразно привести здесь, чтобы подтвердить правоту моих собеседников. Тогда, признаюсь, я отнесся к их словам с определенным скепсисом.
"В качестве министра иностранных дел я несу главную ответственность за руководство всем аппаратом, ведающим внешними сношениями. До тех пор, пока меня официально не уволят в отставку и не снимут с должности, я буду осуществлять руководство. Я говорю открыто. Вы можете отрубить мне голову, можете пролить мою кровь, но я не намерен под вашим давлением уступить руководство. Вы уже опубликовали против меня такую массу "дацзыбао", что теперь настала моя очередь и я обязан выступить...
Разве непрестанное повторение лозунга: "Изучайте произведения председателя Мао" - облегчит нашу задачу? Что произойдет, если все наши дипломатические работники, подобно хунвэйбинам, наденут военные фуражки и мундиры, повесят на грудь значки с цитатами председателя Мао и высоко поднимут красные книжки? Разве тем самым они не уподобятся миссионерам? Если говорить обо мне, то, признаюсь, я не читал так много, как вы, трудов председателя Мао. Это объясняется просто-напросто тем, что у вас есть время для чтения, а мы его совершенно не имеем. Самое важное - это действовать, опираясь на собственный опыт.
Мы не признаем культа личности! Мы не хотим создавать культ председателя Мао. Председатель Мао тоже обыкновенный человек. Сколько было таких, кто не выступал против председателя Мао? Очень немного. Если 20 процентов членов партии сейчас действительно поддерживают председателя Мао, то я считаю, что и это неплохо. В этом смысле в моем министерстве дело обстоит совсем хорошо.
В 1928 и 1929 годах я дважды выступал против председателя Мао. Однако противоречить председателю Мао вовсе не означает выступать против революции, так же как и поддержка его не равнозначна революционности.
По-моему, можно вывешивать "дацзыбао" с критикой ЦК и председателя Мао. Бесконечное повторение: "Великий! Великий! Да здравствует! Да здравствует!" по существу, ничего не дает вам, не приносит никакой пользы. Я, например, встречаюсь ежедневно с председателем. Неужели вы думаете, что во время таких встреч, в момент, когда я вижу его, я кричу: "Да здравствует председатель Мао!"?
Лю Шао-ци был моим профессором, моим учителем, в нашем государстве он занимает высокий пост. На VII съезде было решено, что Лю Шао-ци станет преемником и наследником председателя. Я полностью поддерживаю это решение. Выступления товарища Лю на сессиях Всекитайского собрания народных представителей были очень правильными. Вы должны изучать не только произведения председателя Мао, но также и работы товарища Лю Шао-ци. Листовки, которые вывешены на улицах, говорят об отстранении Лю Шао-ци от выполнения своих обязанностей. Правда ли это? Даже если это правда, то необходимо, чтобы такое решение было утверждено Всекитайским собранием народных представителей.
Одним из ста обвинений, выдвинутых против Лю Шао-ци, является, например, обвинение в том, что в докладе на VIII съезде он не выдвинул на первый план идеи Мао Цзе-дуна. Но ведь этот доклад был утвержден председателем Мао и Политбюро. Я все время присутствовал при его подготовке и утверждении. В вывешенных на улице обвинениях против Лю Шао-ци одна часть полностью сфабрикована, а другая является пощечиной партии.
Есть люди, которые, хотя в их руках сосредоточена огромная власть, неправы. Если действуешь в соответствии с их пожеланиями, то все в порядке. Если же в чем-либо возражаешь, то тебя сразу же зачисляют в черную банду. Есть и такие, которые прячутся за чужие спины и заставляют своих послушных марионеток писать на других "дацзыбао". Что это за поведение?
Иногда слышишь и такой лозунг: "Долой большого милитариста Чжу Дэ!" А ведь Чжу Дэ в течение нескольких десятков лет боролся в рядах революции. Разве это не клевета на нашу партию?
Если вы до кого-нибудь добираетесь, то сразу же копаетесь в его предках на три поколения назад. Люди могут спросить вас: почему вы, коммунисты, не даете покоя даже старикам, которым за 80 лет? Вы кричите: "Долой большого бандита Хэ Луна!" Я абсолютно не согласен с этим лозунгом. Хэ Лун - член Политбюро, маршал, а сейчас кричат, что "надо разбить его собачью голову". Разве можно таким способом завоевать доверие людей? Ведь вас спросят: какие же вы коммунисты? И так упрекают коммунистов в том, что "они, перейдя реку, разрушают за собой мосты".
Опасность растет. "Дацзыбао" становятся все менее достоверными, их уровень - все более низким, а иероглифы - все более крупными. "Кроличий помет", "сукин сын", "разбить собачью голову" - вот выражения, используемые сочинителями "дацзыбао" в отношении критикуемых руководящих лиц. "Дацзыбао" пестрят такими оскорбительными эпитетами, как "черная речь", "ядовитые сорняки" и прочее, без какой-либо попытки вникнуть в существо вопроса. А это и есть потеря классового чутья. Сочинители "дацзыбао" считают, что правы всегда только они. Они свирепствуют, нет конца их глумлениям и оскорблениям. Если кто-то в их глазах еще и не контрреволюционер, то он обязательно член черной банды, а коли так, то, значит, он еще и шпион, а если шпион, то надо "разбить его собачью голову" и "перемолоть мозги". Над этим человеком позволено без конца издеваться, надо ставить его на колени, независимо от того, понимает он или нет, в чем его обвиняют. Задумывались ли вы, почему столько старых кадровых работников покончили жизнь самоубийством?"
В отличие от Сингапура, в Кота-Кинабалу "Банк Китая" закрыт. Китайский магазин "Восточный стиль", правда, есть и здесь, но его бойкотируют. Есть маленький магазин, продающий моторы со штампом: "Сделано в Китае". Я попросил проспект - мне протянули брошюрку, напечатанную в Пекине. Описание мотора на английском и китайском, а обозначения деталей - если приглядеться - русские... Наш мотор-то, построен на том заводе, который мы подарили Китаю пятнадцать лет назад...
Ко мне в отель приехал профессор Саймон Ю, ведущий художник Кота-Кинабалу, этнограф и поэт. Он привез в большом "додже" свои акварели.
- Абстракционисты забывают, что у женщин есть глаза, - говорил этот подвижной улыбчивый старик, расставляя живопись на подоконнике. - Мои ученики любят масло, оно дает им больше свободы. Акварель, которую люблю я, требует правды, а правда, с моей точки зрения, выше свободы и неволи. Она выше всего, ибо правда - это религия. Я не люблю обилия цвета в живописи. Три-четыре краски должны дать ощущение глубины и пространства. Я отправил трех моих учеников в Европу, в Италию. Я считаю, что без европейской живописи, без изучения великих итальянцев, французов, русских современная живопись в Азии невозможна.
Старик поднялся и быстро пошел по холлу. Мальчишка-бой, поклонившись, сказал:
- Мистер Ю, ресторан закрыт.
Мальчишка сказал это стыдливо, - здешние китайцы стыдятся, когда им приходится отказывать старшему в чем бы то ни было...
Саймон Ю не обратил на слова мальчика внимания и распахнул дверь ногой. В ресторане было сумрачно, стулья стояли на столах - натирали пол, - и резкие полоски ослепительно белого света подчеркивали темноту, пробиваясь сквозь алюминиевые жалюзи. На стене, затиснутая безвкусными линогравюрами - упитанные лошади и изящные дамы в амазонках, - висела тонкая и нежная акварель: рисовое поле у подножия горы Кинабалу.
- Вот, - сказал он, - это мое.
Акварель была действительно хороша. Я долго стоял около нее, и, видимо, Саймон почувствовал, что эта картина близка мне и понятна. Он прочитал стихи:
Я бродил вокруг Кинабалу,
Я спал у ее подножий,
Но не мог я одолеть ее вершины,
И тогда я поднялся над ней на самолете
(Это было дерзко, я понимаю).
Но зато теперь я смею говорить:
"Моя Кинабалу".
Мы вышли с ним на берег моря. Несколько девушек из племени кадзан в длинных черных юбках стыдливо купались в зеленом прозрачном море. Они вышли из воды, грациозные, словно нимфы. Мокрые платья подчеркивали стройность их тел. А потом случилось зло, рожденное солнцем: платья, высыхая, в мгновение становились бесформенными хитонами, уродуя прекрасные тела женщин. Девушки возвратились на лужок возле нашего отеля и продолжали подстригать траву. (Англичане отсюда ушли навсегда, но газоны все равно обязаны быть пострижены по-английски: должно сохраняться впечатление толстого, зеленого, мягкого ковра.) Прекрасно, когда газон делает умная машина. Горько, когда красивые, ломкие женщины рубят траву кривыми, острыми кинжалами, и лица их блестят от пота и дыхание тяжело и прерывисто.
Я думал, что места более знойного, чем Сингапур, нет на свете. Я ошибался: здесь, на Борнео, куда жарче. Я рассчитывал вернуться в Сингапур утренним прямым рейсом на "Комете", когда еще не так тяжко и можно из прохладного аэропорта Кота-Кинабалу, административного центра Сабаха, нырнуть в кондиционированную атмосферу самолета, а оттуда вынырнуть в кондиционированный и красивый сингапурский аэропорт. Однако по известному закону бутерброда, падающего всегда намазанной стороной вниз, у меня все пошло кувырком. Билета на утренний рейс не оказалось, и даже мой могучий приятель Том Вилли, "правительственный шеф информации" из Куалу-Лумпура, не смог помочь мне. Поэтому возвращаться в Сингапур пришлось на следующий день маленьким затрепанным винтомоторным самолетом с тремя посадками - в Брунее, в Сибе и Кучинге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27