Я встретился с теми немцами, с Дольманом и Циммером, в Лугано. Маленький кабачок внизу, а наверху две комнаты - конспиративная квартира швейцарской разведки. Когда я вошел туда, немцы ели и пили пиво. Я заметил, что ели они очень жадно, а один из наших интеллектуалов, Гусман, читал им лекцию о фашизме и о будущем Германии. Они не перебивали его, но старались на него не смотреть и все время продолжали есть, - видно было, что с едой у нацистов плохо. Я тогда, по мнению некоторых моих коллег, допустил ошибку. Когда я вошел, я обменялся с немцами рукопожатием. Но ведь если мы начинаем с ними переговоры, это же серьезнее формального рукопожатия, которое необходимо при встрече воспитанных людей, не так ли?
Мистер Блюм взглянул на меня, я ничего ему не ответил, я просто закурил сигарету: ответь я ему - боюсь, продолжение беседы оказалось бы скомканным.
- Я долго ждал, пока Гусман кончит агитировать их против фашизма, и, воспользовавшись паузой в словоизлияниях Гусмана, начал беседу с немцами. Дольман мне не понравился сразу - он был скользким и "закрытым", хотя говорил больше Циммера. Он мне показался тогда дрянным человеком. По-моему, он сейчас жив и опубликовал свои мемуары. Я беседовал с ними больше четырех часов. Мы затрагивали вопросы их отношения к итальянской музыке, французской филологии, к генералу СС Карлу Вольфу, к немецкой кухне, к заговору генералов против Гитлера. Гусман все время старался вступить в разговор, но его тактично одерживал офицер из швейцарской разведки: он за всю беседу не произнес ни одного слова, но и не пропустил ни одного нашего слова. Швейцарская разведка, видимо, была очень заинтересована в этих беседах. Я разговаривал с ними так долго потому, что досье на немцев было ке очень полным и мне надо было свести все детали в одну картину. Не лгут ли они, говоря о своих начальниках? Верно ли отвечают на вопросы о самих себе? Я убедился, что они не врали: все их ответы сходились с данными наших досье. Тогда я протянул им два листочка бумаги с именами Усмияни и Парри. Я сказал, что дальнейшие переговоры будут зависеть от того, смогут ли они освободить этих двух людей. Я запомнил, с каким страхом взглянул Циммер на Дольмана, когда они вместе прочитали две эти итальянские фамилии. Именно тогда Дольман предложил мне непосредственный контакт с Гиммлером. Я, естественно, отказался.
- Значит, вы понимали, что перед вами люди Гиммлера?
- Они были из СС, а Гиммлер был их шефом. Я не считал, что они непосредственные представители Гиммлера. Я считал их людьми фельдмаршала Кессельринга и генерала Карла Вольфа.
- Значит, тогда вы не знали, что являетесь первым американцем, вступившим в прямой контакт с людьми Гиммлера, именно Гиммлера, искавшего пути для начала сепаратных переговоров с Западом против СССР?
- Нет. Я не знал этого. Я вообще многое узнал об этом деле только после окончания войны, когда была напечатана переписка между Белым домом и Кремлем.
- А Даллес? Он знал, кто эти люди? Он знал, что они от Гиммлера?
- Нет. Я думаю, нет. Пожалуй, что нет...
Я не стал спорить с мистером Блюмом. Документы говорят об обратном. Для меня было важно другое: Даллес начал переговоры, не поставив об этом в известность Белый дом.
Мы помним то время, когда мы были союзниками с американцами в борьбе против общего врага - против фашистов в Германии. Мне очень не хотелось обманываться в той искренности, которой были отмечены отношения между нашими народами в дни войны, пока старший Даллес не провозгласил свою антикоммунистическую доктрину, а младший Даллес не начал плести цепь заговоров против нас и наших союзников. Но история вроде песни, из которой слова не выкинешь.
Вечером я улетал в Сингапур. Самолет был полупустым. Рядом со мной расположились трое рослых американцев: один сзади, другой впереди, а третий напротив, Я был посередине, в поле зрения каждого, сиди я на месте, пойди вперед, за газетами, или назад, в хвост. В тех аэропортах, где садился наш самолет, мои американские спутники испытывали странную совпадае-мость в желаниях. Стоило мне зайти в туалет, как рядом со мной оказывался один из этих трех парней. Решил я зайти в бар - рядом за стойкой немедленно оказывался второй. Это было все очень занятно, как в плохом детективном романе...
...Тайбэй произвел на меня странное впечатление: огромный, хаотично распланированный город, с мощным центром, окруженный великолепно организованными рисовыми полями - каскадом зеркальных лестниц; махонькими традиционными китайскими домиками, лачугами, лачужками, норами... Огромное количество американских машин. Всюду машины, особенно много списанных из армии - их скупают торговцы фруктами и рыбой.
Как только улетаешь из Японии в другую азиатскую страну, сразу же видишь громадную разницу - во всем. Городские контрасты Японии несут на себе печать особую - здесь нет лачуг и "бидонвилей", как в других странах Азии. В Японии я не встречал нищих: традиции не позволяют, нельзя унижать себя, - "унижая себя, ты унижаешь страну". Контрасты Японии скрыты, они сотрясают эту великую державу изнутри, но японцы всегда "сохраняют лицо": и горе и радость надо хранить в себе - "достоинство, прежде всего достоинство". (Я отчего-то часто вспоминаю рассказ Маямы-сан о том, какую позу следует принять самоубийце, чтобы не быть смешным после смерти.) В японцах отсутствует тенденция перекладывать ответственность за собственные невзгоды на других: слишком высоко в них развито чувство личной ответственности за все, и за общественные явления в том числе. Студент, бастующий уже третий месяц, голодный, живущий в холодном общежитии, говорит с вами доказательно, как парламентарий; отстаивая свою точку зрения, он отстаивает точку зрения своих товарищей. Рабочий удивляется, когда вы наблюдаете за его артистичным, изящным трудом: "А как же иначе можно работать?!" Продавцы в магазинах - при всей своей вежливости никак не унижают себя, они полны чувства собственного достоинства. Они на работе, они должны продать товар, обслужив вас при этом наилучшим образом. Но они никогда не позволят покупателю унизить себя.
Офицер иммиграции, который выдает вам талон на выход из самолета в аэропорт столицы Тайваня, смотрит на вас подозрительно, но в то же время заискивающе. В Японии же офицеры иммиграции, чиновники таможни полны чувства собственного уважения. Бармен в Японии - ваш собеседник и товарищ, который не только уважительно выслушает шутку в свой адрес, но и пошутит над вами. В Тайбзе, в маленьком припортовом кабачке, бармен был зализан, суетлив, испуган, светился рабской почтительностью, смотрел в рот, на зная, чем еще услужить...
...И портреты, всюду портреты пепельного маленького генералиссимуса - на всех зданиях, магазинах, в ресторанах, барах, отелях, на автобусных станциях...
Сосед по самолету, коммерсант из Тайбэя, выпив маленькую бутылочку виски со льдом, отстегнул ремни, пролистал газеты, начав с последних страниц - там печатаются деловые объявления, биржевые новости, последние курсы валюты.
- Вы, американцы, - вздохнул он и, не обращая внимания на мой протестующий жест рукой, продолжал, - отдадите нас на откуп Мао, не дождавшись, пока петух прокричит третий раз. Вот, - он ткнул пальцем в заметку, - каково?
В заметке говорилось, что "США импортировали из КНР товаров примерно на 5 миллионов долларов, причем ввозили все эти товары через Гонконг, Канаду и Францию.
Главным предметом американского импорта остаются свиная щетина, используемая для щеток, специфические продовольственные товары, нефрит и некоторые изделия кустарного промысла.
Впрочем, Пекин умеет торговаться. Он ожидает, что ассортимент товаров, который ему предложат, будет приспособлен к нуждам стратегического пекинского рынка. Но американские бизнесмены не готовы к этому, в отличие от японцев и европейцев, которые жаждут заказов".
Мой сосед рассмеялся:
- Не готовы! Знаете, что такое дезинформация? Я имею филиал фирмы в Гонконге, я знаю, как там соперничают парни из ФРГ и США, налаживая контакты с Пекином, мне-то вы об этом не говорите! Кто вы по профессии?.. Ах, вы пишете?! Так вам, значит, известно это не хуже, чем мне! Для кого вы пишете?.. Что?! Для "Правды"?! Вы не американец! Ах, это я решил, что вы янки?! Может быть, я всегда тороплюсь! Экономика Тайваня вас не интересует?.. Нет?! Жаль. Я человек широких взглядов, я готов торговать с кем угодно... Чем? Чем угодно - лишь бы торговать!
Перелет в Гонконг оказался быстрым. В иллюминаторе - море. Сначала серое; когда мы начали снижаться - синее, а потом - голубое, прозрачное, с бритвенной строчкой волн. Море, одно море. И вдруг - как в мультипликации - в подбрюшье самолета упираются красные черепичные крыши домов, крыши, крыши, сколько хватает глаз, крыши. Из воды возникает сказочный остров, город небоскребов, громадных улиц. И цвета подобраны как для импрессионистов - белые дома, красная черепица, зеленое море вокруг.
Самолет сделал два виража над городом. Нам не давали посадки, потому что самолеты слетаются в Гонконг, как мухи на сладкое, - один за другим. Вместе с нами, словно бы эскортируя огромный "боинг", летели громадные белые чайки, их черные тени мягко скользили по зеленому океану. Все это было рельефным и странным, словно на хорошей японской гравюре.
...Гонконг "смотрится" по-разному в разных ракурсах: то он белый, то белое исчезает и остаются бурые черепицы; странно лететь на высоте ста метров над базарами, улицами, трамваями; однако жители привыкли, - никто даже головы не поднимает на наш рычащий "боинг".
Но когда вы выходите из самолета, ощущение сказки теряется. Аэродром окружен колючей проволокой; всюду китайские полицейские. Англичан почти не видно. Выйти в город мне запретили. Китайцы посмотрели мой красный паспорт, переглянулись, пожали плечами и сказали:
- Невозможно, сэр, невозможно.
И снова в путь. Пролетели Макао. Я вспомнил занятную корреспонденцию английского журналиста из этой португальской колонии. Он писал, что "...во время "культурной революции" местные китайцы добились от Лиссабона уступок в вопросах торговли и просвещения. Маоисты выгнали английского консула. Они принудили чанкайшистскую миссию уехать на Тайвань и осмеяли португальские притязания на то, что шесть квадратных миль острова Макао представляют собой заморскую провинцию Португалии".
Уступки, вырванные у португальцев, побудили обозревателя в Гонконге, находящемся в сорока милях отсюда, высказать предположение, что дни Макао сочтены. Но и после завершения "культурной революции" Макао переживает экономический бум, невероятный для крошечной туристской жемчужины в Китае. Европейцы здесь спят с китаянками. Гонконгские вертолетные станции обслуживают Макао по минутному графику, потому что две тысячи человек приезжают сюда ежедневно. В центре Макао возвысился претенциозный новый отель "Лиссабон". Это наихудшее излишество двух цивилизаций - иберийское рококо и китайский красный лак. Там совмещены архитектура Лас-Вегаса и Всемирная выставка 1939 года. Он контрастирует со всем обликом города, где характерны мягкие контуры португальских вилл и китайских пагод. Теперь в этом отеле проводят свободное время португальские солдаты - их там всего две тысячи, - которые раньше отсиживались в казармах. Сейчас они с девочками гуляют в барах вокруг "Лиссабона".
В этом отеле есть казино, вино, секс, кондиционер, залы массажа, финские бани, кегельбан и даже зал детских игр - на время, когда родители захвачены водоворотом рулетки.
Коридорный, разговаривая с корреспондентом, сказал:
"Идея Мао очень хороша. - А затем, поболтав о необходимости мировой революции и торжества идей Мао во всем мире, он добавил: - А как насчет девочки для вас в номер?"
...Словом, в Макао имеется все, что угодно, - и красные книжечки кормчего, и прелестные, очень недорогие китайские проститутки.
Действительно, и Гонконг, и Макао - две колонии, в которых колониализм сохраняется не столько двумя тысячами португальских и британских солдат, сколько практикой ультрареволюционных маоистов, узаконивших в этих городах центры спекуляции оружием, наркотиками, человеческим товаром и национальным достоинством...
Заботливые стюардессы - девушки-малайзийки в красивых саронгах, длиннорукие, загорелые, с громадными глазами (не зря мне советовали лететь только на самолетах "MSA" - "Малэйшиа - Сингапур айр-лайнс") - принесли газеты и журналы.
Я когда-нибудь соберу воедино ту информацию, которую почерпнул в самолетах, просматривая последние новости. Испытываешь чувство гордости за людей, когда летишь над облаками и, словно соратник величия, натыкаешься на заметку вроде этой:
"По сообщениям ученых, недавний взрыв на Солнце, первый из таких взрывов, который когда-либо удалось сфотографировать, выбросил в космическое пространство огромное, в 20-40 раз превышающее размеры Земли, облако горючего вещества. Эти облака вырвались из атмосферы Солнца со скоростью 365 километров в секунду и обладали кинетической энергией, энергетический эквивалент которой мог бы обеспечить потребности США в электроэнергии при существующих нормах потребления в течение более миллиона лет. Такое же количество энергии выделилось бы при взрыве 100 миллионов водородных бомб мощностью 20 мегатонн.
К счастью для нашей планеты, извержение произошло на обратной стороне Солнца. Если бы эти облака были выброшены непосредственно в сторону Земли, они вызвали бы магнитные бури, временное прекращение дальней радиосвязи, вывели бы из строя навигационные системы и вызвали яркие сияния. Масса этих облаков - 1 миллиард тонн - могла бы оказать влияние на период вращения Земли.
Хотя взрывы на Солнце не были непосредственно направлены в сторону Земли, некоторые заряженные частицы обогнули Солнце и через три с половиной дня очутились в непосредственной близости от Земли. Их появление было зарегистрировано наземными обсерваториями в Австралии, Советском Союзе и на Филиппинских островах".
А это:
"Американец, доктор Кепчен, университет штата Виргиния, открыл лекарство против рака - мейтанзин. Он представляет собой обладающее противоопухолевой активностью химическое вещество, полученное из кустарника, произрастающего в Эфиопии и Кении. Испытания на мышах показали, что мейтанзин в два раза удлиняет продолжительность жизни мышей, пораженных лейкемией.
Мейтанзин содержится в растениях в очень малых количествах: одна часть на 5 миллионов частей сухого кустарника. Его противораковая активность варьируется в широких пределах. Сейчас исследователи стремятся получить 0,1 унции (около 3 граммов) мейтанзина и приготовиться к клиническим испытаниям.
Доктор Кепчен обнаружил в растениях около 100 веществ, обладающих противоопухолевой активностью".
А потом был полет через Южный Вьетнам. Пилот объявил об этом через микрофончик. Голос его был тихим и каким-то траурным.
И страшно делается от сознания собственного бессилия: только что, казалось бы, поражался логике и дерзости человеческого гения, несущего добро людям, а под тобой Южный Вьетнам, горе и кровь, и наука служит уничтожительной агрессии, и сверхмощные самолеты - чудо XX века - несут гибель, и яды, которыми уничтожают паразитов, губят детей...
Вспомнил моего вьетнамского друга Хоана: мы с ним возвращались в Ханой от партизан Лаоса. Ехали только по ночам: днем нельзя - бомбят. Когда мы устраивались утром на ночлег, Хоан сказал мне грустно и задумчиво:
- Лишь безумие имеет границы, разум безграничен. Только поэтому я верю в победу.
Облака здесь, возле экватора, уже не "плыли", и не "лежали" - они громоздились, как скалы, и летчики вели самолет, лавируя между этими снежными, заряженными электричеством махинами, осторожно, словно опасаясь зацепить их крылом. ("Если тучи громоздятся вроде башен или скал, надо бури опасаться, налетит жестокий шквал", - этой морской присказке меня научил капитан Лыгин, когда мы искали рыбу возле Фарерских островов десять лет назад...)
Самолет начал снижаться. Огромные каучуковые плантации, джунгли Малайзии; деревья здесь растут не рощами, а кругами, они цикличны по форме; даже глядя сверху, ощущаешь, как там жарко, чувствуешь запахи джунглей (во сто раз усиленная концентрация киндзы и укропа!).
Потом берег Малайзии оборвался, в иллюминаторы хлынуло море, и сразу же появился Сингапур.
Когда я вышел из самолета, ощущение было такое, словно попал в парную. (Господи, когда же это было?!! Привет вам, Сандуны!) Температура градусов 47 выше нуля (не Сандуны, но там все же легче дышать!), Пассажиры ринулись к аэродрому. Вытирая испарину, побежал и я, недоумевая, зачем галопировать по такой жарище. Потом понял: почти во всех больших зданиях в тропиках работают кондиционеры. Если человек бежит по улице Сингапура, и его шатает, и лицо белое, и на висках мучительная предсмертная испарина, не думайте, что он безумец, получивший тепловой удар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27