Недавно один миллионер был выслан из английской колонии Брюней в Кучинг. Это Лао Минг Хуан. Ему сорок два года, он известен своими связями с Пекином. В 1965 году он был арестован вместе с членами "передовой молодежной партии", руководимой Пекином. Он тогда пытался сбросить правительство силой. Сейчас колониальная полиция Брюнея приняла решение выслать из страны всех, кто не согласен с режимом. А высылают их в Кучинг или в Кота-Кинабалу. А там много китайской молодежи, воспитанной в "мандаринских колледжах", они не знают иностранных языков и выучились в школах лишь изящной китайской словесности. Что им остается делать? В Малайзии господствует английский язык, развитие техники также связано с английским... Вот юноши и уходят в джунгли, чтобы оттуда нанести решительный удар, ибо Мао сказал, что "винтовка рождает власть" и "большая деревня победит большой город".
Словом, когда вы поедете туда, соблюдайте осторожность: пекинские партизаны вполне могут стрелять в советского писателя, хотя бы и потому, что у него другой цвет кожи.
Ночью проснулся от грохота. Небо было белым, голубым, зеленым. Хлестал яростный тропический ливень. Но это на час, от силы на два. Гроза пройдет, и снова будет 40 градусов жары... За своих волнуюсь, как там мои маленькие? И писать хочется. Друзей хочется видеть. Хочется ездить по Сибири, спорить, находить новых людей, кричать, охотиться - только б все дома. Здесь постоянное ощущение целлофановой обернутости, полное разобщение личностей. Впрочем, когда пытаются влезть в душу, тоже ощущение не из приятных.
Мой приятель - местный журналист-китаец, человек, влюбленный в Сингапур, много работающий для того, чтобы молодая республика как можно скорее освободилась от всего, что мешает ей идти вперед после завоевания независимости, предложил вечером погулять вместе с ним по городу.
Пальмы, высвеченные неживым светом неоновых фонарей, казались условной театральной декорацией. На рейде порта, ставшего по мощности одним из крупнейших в мире, в бритвенную гладь воды вросли десятки судов, пришедших со всех концов земли; на зеленом поле парка королевы Елизаветы футболисты университета играли матч со сборной американского информационного агентства ЮСИА. Неподалеку чопорные британские девушки в белом аккуратно играли в крокет и теннис. Река Сингапур сплошь была забита джонками - их здесь сотни. На экранах кинотеатров уживались великолепный фильм об Оливере Твисте и грубая макулатура из Гонконга. В китайском Даун-тауне, возле Маркет-стрит и Телок-айерстрит, в обшарпанных домах, оставшихся независимой республике в наследие от колониального Сингапура, на полу скученно спали и сидели сотни людей; здесь не было не то что эйркондишен - даже старомодные пропеллеры под потолком и то здесь в редкость. Было нечто противоестественное в этом мощном столкновении нищеты прошлого колониального века с освещенными громадинами реклам "Филиппса" и "Мерседеса".
Хищность западного империализма для мира не нова, и мир ежедневно и ежечасно ширит борьбу с ним. Поразило меня здесь другое.
- Обратите внимание на этот магазин, - сказал мой спутник.
Громадный, неоновоосвещенный, нарядный "Восточный стиль". Народу - не протолкнешься: все остальные магазины закрыты, а этот работает, несмотря на поздний час. Нет ничего неприятнее, как шастать по магазинам, - не мужское это дело в общем-то.
- Это как раз мужское дело, - усмехнулся мой приятель, - потому что это не магазин. Это - политика.
Каких же товаров нет в этом "Восточном стиле"! Великолепные кожаные сумки для игры в гольф, архимодная обувь, парфюмерия и губная помада, соперничающая с французской, поделки из дерева и кости, великолепные рубашки - и все это по непомерно дешевым, демпинговым ценам. И на каждом изделии ярлычок: "Сделано в Китае".
- Нищий, оккупированный американцами Тайвань открыл здесь пропагандистский салон? - спросил я.
- Это не Тайбэй, это Пекин, - ответил мне приятель.
Я вспомнил Пекин ранней весной прошлого года, когда возвращался от бойцов Вьетнама. Очень трудно получить китайскую визу советскому человеку, возвращающемуся с фронта, - другое дело, будь ты боннским торговцем или банкиром из Лондона. Словом, три дня я прожил в Пекине. Я видел нищету: очереди за рисом и мясом; я видел людей, одетых в два цвета - серый и зеленый, - это теперь униформа Китая; я видел оборванных детишек и красивых женщин в штопаных-перештопаных ватных брюках.
И вот этот самый нищий Пекин, разорившийся на пресловутом "большом скачке", именно этот Пекин, отпускающий по карточкам одну рубашку в полгода своим согражданам, шлет сюда первоклассные товары по бросовым ценам. Это делает тот Пекин, который посылает в братский Вьетнам залежалые кеды и ветхозаветные рубашки, а здесь пот и кровь обманутого народа, пот и кровь, цинично трансформированные в щегольские рубашки, наклеивающиеся ресницы, туфли из "крокодиловой кожи", покупают задарма американские солдаты, приехавшие на побывку из Южного Вьетнама...
Где-то на третьем этаже осторожно зазвучал мотив песни "Алеет Восток", песни, где поется о том, что родился великий кормчий и полководец. Мы поднялись туда; девушка-продавщица в бело-красной униформочке подбирала одним пальцем эту мелодию...
Надо же додуматься до такого вандализма: обрекая великий китайский народ на нищету, показывать на Востоке, а особенно там, где живут китайцы, "процветание и прогресс" Пекина! Жульничество, неслыханное в истории! Наша революция прошла сквозь разорение и голод, и Ленин не боялся говорить правду миру об этом разорении, вызванном вооруженной борьбой Антанты против нас. Ленин вел к победе людей, раскрепощенных революцией, а раскрепощение означает в первую очередь свободу знания правды, какой бы тяжкой она ни была.
Пекину нужны доллары, фунты и марки - особенно марки. (Эти записки относятся к тому периоду, когда Штраус определял воинственную внешнюю политику Бонна, "настоянную" на антисоветизме.) Взамен брошенных на сингапурский рынок по демпинговым ценам рубашечек и купальников Пекин отваливает громадные суммы концернам, связанным с военным производством, - кормчему нужно золото для работ по созданию ядерных бомб. Часть товаров в этих маоистских магазинах сделана в Гонконге - только ярлычки, висящие на них, делаются в Пекине, полиграфию-то на печатании цитатников "великого кормчего" они развили как следует. Рабочие Сингапура ходят в этот магазин (таких, кстати говоря, здесь несколько), и диву даются, да и начинают потихоньку прислушиваться к радиопередачам из Пекина.
А в передачах, рассчитанных на китайцев, разбросанных по миру, пекинское радио вещает о "небывалом экономическом прогрессе в Китае", об "изобилии, растущем день ото дня".
(Вспомнилось, как наши пограничники рассказывали мне, что китайские солдаты-"пропагандисты" пытаются уговаривать наших солдат переходить в Китай, избрать, так сказать, их "свободу". Они кричат при этом через реку: "Приходи к нам, мы тебе будем давать каждый день рис и пампушку!")
Мы шли по шумному городу. Ночь была такой же душной, как день. От океана веяло жарким теплом. Громадина китайского банка (просто "китайского", понятие "КНР", понятие "народной республики", не в ходу у заморских торговых гастролеров Мао) высилась среди громадин - магазинов, отелей, фирм, страховых компаний. Это "революционеры" из Пекина, трубящие на весь мир о "советском ревизионизме", заключают спекулятивные торговые сделки, не брезгуя никакими методами, даже явно запрещенными. Они умеют и любят торговать. Словно дешевые шарлатаны, они играют престижем китайской нации. От своих империалистических контрагентов они не требуют ничего, кроме знания нескольких цитат из книжечки "великого кормчего". В Японии мне говорили, что японские дельцы называют цитатник своими "кровавыми слезами". Им приходится тратить драгоценное время (которое, как ни крути, деньги) на разучивание азбучной абракадабры Мао.
Пекинские коммивояжеры избрали точное место для своего коммерчески-пропагандистского жульничества: Сингапур - громадный порт; каждый день, басисто переругиваясь, на рейд становятся суда со всего света. В маоистских магазинах можно увидеть моряков из Азии, Латинской Америки, Европы - они зачарованно смотрят на бросовые цены и оставляют здесь большие деньги. А деньги эти, обернувшись через Пекин, трансформируются в очередную бомбу "миролюбца-кормчего".
- У Республики Сингапур, завоевавшей независимость, - говорил мой спутник, - много серьезных проблем, которые надо решать вдумчиво и настойчиво. Мы должны вовлекать в решение этих проблем все большее и большее число наших граждан. Мы должны развивать науку, промышленность, культуру. Мы были так долго опутаны цепями британского колониализма, неужели кое-кто хочет навязать нам новые цепи?
Мы зашли в маленький ресторанчик. В нем готовили традиционную китайскую пищу. Шумные американские солдаты, приехавшие на недельную побывку из Гуэ, сажали на колени хрупких девушек, пили виски и горланили песни - с ними они жгут напалмом вьетнамские деревни. Около их ног стояли громадные сумки, набитые товарами из магазинов Мао.
Улыбчивый и быстрый хозяин ресторана, наблюдая за тем, как потные повара готовили на кухне громадные лобстеры, тихонько мурлыкал: "Алеет Восток, родился Мао". И две эти мелодии в маленьком китайском ресторанчике в Сингапуре отнюдь не мешали друг другу...
Сегодня утром министерство культуры устроило встречу с директором Государственной библиотеки республики госпожой Ануар. Очень красивая малайзийка с великолепными пластичными движениями провела - словно протанцевала - по зданию библиотеки. При мне она позвонила господину Тамбу. Это главный редактор нового литературно-художественного журнала "Поэтический Сингапур".
- Вам необходимо повидаться с Тамбу. Он не просто талантлив, он еще и очень доказателен в своей талантливости.
Советской литературы в библиотеке, созданной десять лет назад, очень мало - Толстой, Достоевский, несколько рассказов Чехова и Бунина. Из советских писателей лишь один роман Фадеева, книга стихов Эренбурга, две повести Леонова и Шолохова. Новой советской литературы - Айтматова, Бондарева, Быкова, Сулейменова, Шукшина, Мележа, Гончара - нет.
- Мы стали выписывать журнал "Советская литература" на английском языке. Мы ждем от этого журнала, - улыбнулась миссис Ануар, - еще большего многообразия авторов, манер и стилей. Я понимаю, что вам наша библиотека может показаться не очень богатой, но, пожалуйста, учтите, что десять лет назад в республике было всего два квалифицированных библиотекаря. Сейчас - сто пятьдесят семь. Это - залог дальнейшего развития.
...Днем - встреча с журналистами в центральной газете республики "Истерн стар". Беседу начал г-н Венкат, ведущий политический обозреватель Сингапура. Разговор был доверительный. Газетчики старались понять, чем живет советский писатель, каковы важнейшие проблемы у нас в стране. Наскоков чисто пропагандистского толка, с какими часто сталкиваешься на пресс-конференциях, не было. Когда заговорили о проблемах Сингапура, все журналисты - малайзийцы, китайцы, индусы - утверждали:
- Главное - это создание сингапурской общности. Иначе могут возобладать националистические страсти. Нельзя допустить, чтобы восторжествовала идея "китайского" или, например, "индийского" Сингапура. Для всех наций, живущих здесь, Сингапур есть родина, республика, которая будет всегда исповедовать парламентскую демократию...
- Националистические тенденции сильны? - спросил я.
- Они есть, - ответили коллеги, - их подогревают.
(Потом я выяснил, что издатель "Истерн стар" Энг Минг Ао одновременно владеет китайской газетой. Материалы, которые печатают там, часто противоречат позиции "Истерн стар": значительно больше тенденциозности, грубой антисоветчины, национализма, припудренного словами любви к культуре "мэйнлэнда" - материкового Китая.)
Политический обозреватель малайской газеты г-н Бакар, присутствовавший на беседе, написал рекомендательное письмо в Кота-Кинабалу, в "Сабах тайме" г-ну Ли Энг-хуа.
- Он вам поможет, это главный редактор газеты, серьезный и доброжелательный человек.
Только вышел из ванны (температура здесь все время 42-45 градусов, ходишь весь мокрый), только надел шорты, как вдруг дверь с грохотом распахнулась и на пороге появился кряжистый мужчина в белой рубашке, заштопанной на плечах, но тщательно отутюженной, в коротких белых шортах и босоножках. Рядом с ним стояла высокая, голубоглазая, беловолосая женщина.
Я сначала растерялся: так резко и неожиданно, без всякого предупреждения, - обычно звонят от портье, спрашивают, можно ли зайти, - ворвались ко мне эти два человека.
- Профессор Вильям Виллет, директор Института искусств Сингапурского университета, - представился мужчина в белом. - Миссис Джо, моя помощница и по совместительству жена британского советника по культуре... Как это было у Маяковского, - продолжал Виллет. - "Ты звал меня? Гони чайи, гони, поэт, варенье".
- Простите, но я не звал вас.
- Ложь! Вы звонили в университет, и вам обещали помощь наши идиоты, и вот я - олицетворение этой помощи во плоти!
Он был резок и пьян - до того предела, когда каждая последующая рюмка грозит повалить человека навзничь. "Чаем" оказалась бутылка "Столичной", купленная мною в Токио. "Варенье" заменила холодная вода из-под крана.
- Не верьте, когда вам будут говорить, что в тропиках вреден алкоголь, говорил Виллет. - Наоборот. Здесь вы не знаете "синдрома похмелья" - водка выходит с потом, вы "вымокаете" из себя сивушную дрянь. Я пробовал было отказаться от моей нежной подружки - бутылки, но жизнь показалась мне столь омерзительной, а люди такими букашками, что я срочно вернулся на стезю пьянства. Лейте больше, не поддавайтесь буржуазному влиянию, я же знаю, что вы глушите водку стаканами...
- А заедаем ложками икры, - добавил я.
- И, слушая цыган, топите персидских княгинь в водах матушки-Волги, заключил профессор и, лихо выпив стакан, "задышал" его - чисто по-русски "мануфактуркой", даже воды пить не стал. И, как истый интеллигент, сразу же заговорил о литературе:
- Я не читал ваших книг, Джулиан, я вообще не люблю и не верю беллетристике. Я стою в оппозиции ко всем каноническим точкам зрения. У меня есть на все свой взгляд. Очень сожалею. Я, например, убежден, что Сомерсет Моэм - первый писатель из второклассных; "Дама с собачкой" - второклассная новелла из первосортных, ибо Чехов прежде всего гениальный драматург. Не знаю, быть может, его новеллы плохо переведены - все может быть. Все привычные мнения опрокинула середина двадцатого века. Сейчас выгодно быть нигилистом, чтобы не оказаться доверчивым болваном; сейчас выгодно отвергать устоявшиеся истины. Я завидую американцам - их дикости и обворожительной детской наивности. Американцы при встрече сразу же тянут руку, называют себя по имени и начинают задавать идиотские вопросы обо всем. Молодая нация, смешение всех стилей. Что вас интересует здесь? Политика, проституция, вложение капиталов или маоистское подполье? Что? Перестаньте, Джулиан, искусство здесь сейчас несерьезно. Лишь смерть выверит все меры ценностей, искусства в том числе. Приезжайте лучше ко мне в музей - у меня выставка работ Родена. Как вы сами понимаете, эту выставку патронирует и организует табачный концерн "Стайвезант"! "Посмотрев Родена, вы убедитесь, что надо курить только наши сигареты!" Ложь, кругом ложь! Искусство, литера, правда, истина! - снова фыркнул профессор. - Кто сейчас в Китайской Народной Республике пользуется париками и духами? Почему я об этом спрашиваю? Потому, что здесь седые парики и духи продают с маркой: "Сделано в КНР". Кто там пользуется париками и духами, спрашиваю я вас?! Лучше сходите в магазин КНР, а не в ателье здешних художников.
- Уже был. Спасибо за совет.
- Какого же черта молчали?! Я бы заткнул свой фонтан красноречия. Не сердитесь. Это с отчаяния. Большая ложь кругом, большая ложь. Только нигилизм, только отрицание всех догм даст человеку свободу. И хорошая доля пива. Пойдемте пить пиво. Вы, русские, наивно полагаете, что пиво пьют немцы. Ничего подобного! Пиво выдумали англичане и пьют его в значительно больших количествах, чем немцы. Я проехал Россию на паровозе - из Москвы до Владивостока. Когда я заказывал пиво в вашем вагоне-ресторане, меня спрашивали: "Вы немец?" Когда я отвечал, что я англичанин, официанты мне не верили: "Ведь англичане пьют виски". Наивное заблуждение. Виски - это дорого для английского профессора, виски хлещут американцы. Мы пьем пиво, это значительно дешевле, а напиться можно так же.
Профессор снял трубку, попросил соединить его с баром.
- Принесите сюда пива... Что? Подождите! Что?! - Хмыкнул, бросил трубку; телефон жалобно дзенькнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27