Привычная к свободе ночного одиночества Эдит вдруг издала глупый и грустный неприличный звук.
Эдуар вылез из кровати и собрал свои вещи настолько тихо, насколько мог. Оделся он в коридоре и вышел из дома в тот момент, когда на ближайшей колокольне пробило четыре.
Прежде чем отправиться в госпиталь, Бланвен заглянул в придорожное бистро, уже открытое к этому часу. Совершенно неправдоподобные личности толпились у стойки. Они выбирались из сна, как из болота, молча пили кофе или спиртное. При этом руки у них дрожали. В бистро пахло немытым человеческим телом и бодряще – кофе и свежими круассанами, только из печи.
Эдуар заказал себе большую чашку черного кофе, дважды, по рассеянности, насыпав туда сахара, отчего кофе приобрел тошнотворный вкус. Все же осилив эту бурду, он снова пустился в путь. Ночь, казалось, растворялась в вязком дожде, заливавшем узкое лобовое стекло «ситроена». Вести эту древнюю машину, состоявшую из одних углов, было настоящим подвигом: надо было привыкнуть к ней, «прочувствовать» ее.
Почти пустынная автостоянка перед госпиталем блестела при свете фонарей.
Эдуару почему-то вспомнились фотографии смертной казни через гильотинирование, совершавшейся на бульваре Араго. Такие снимки он видел у одного своего клиента, журналиста. Они выглядели так же драматически, как и эта стоянка, из-за сумерек, света фонарей и дождя.
Выйдя из автомобиля, он поднял воротник куртки и не спеша направился к входу. Эдуар считал, что бегущий человек, если только дело не происходит на стадионе, теряет свое достоинство, пусть даже он опаздывает на автобус или поезд.
В этот час госпиталь находился в руках уборщиков, в большинстве своем африканцев и арабов. Они мыли выложенный плиткой пол разнообразными хитроумными приспособлениями, изрыгавшими пенную воду, крутящимися щетками – все это оборудование было установлено на яркой тележке. Уборщики не обратили никакого внимания на Бланвена, что и позволило ему без помех добраться до реанимации. Тут-то путь Эдуару загородила ночная дежурная:
– Это вход для персонала, посетителям сюда нельзя!
Эдуар недовольно взглянул на нее.
– Я доктор Бланвен! – сухо заявил он, направляясь к кровати, которую вчера занимала Наджиба.
Эдуар думал, что кровать будет пуста, настолько мрачные одолевали его предчувствия, поэтому он даже вздрогнул от облегчения, увидев девушку, укрытую одеялом. Она занимала совсем немного места, казалось, что Наджиба наполовину была погружена в белую воду, из которой торчали только ее голова и часть торса.
Когда Эдуар склонился над девушкой, ее веки вздрогнули и поднялись. Он подумал было, что она пришла в сознание, но понял, что ошибся: ее взгляд по-прежнему ничего не выражал. Наджиба смотрела на него, но не видела.
– Здравствуй, – прошептал Бланвен, отыскивая под одеялом руку девушки.
Выражение лица Наджибы ничуть не изменилось; единственное, что она могла – это поднять веки. Ночная дежурная тронула Эдуара за руку.
– Вы ведь не врач, – беззлобно сказала она, – вам нельзя здесь оставаться.
В коридоре слышался шум моторов моечных машин, временами их резиновые бамперы глухо стукались о двери.
– Да, я ухожу, – ответил Эдуар, не трогаясь с места.
Кивнув в сторону девушки, он спросил:
– Как по-вашему, она выкарабкается или нет?
Дежурную, маленькую брюнетку, по всей вероятности, испанку, очевидно, возмутила сама жестокость этого вопроса:
– Вы с ума сошли – говорить такое при ней! Может быть, она слышит вас.
– Если она слышит меня, значит, она спасена! Привет, Кармен!
Эдуар круто развернулся на каблуках. Ему казалось, что он уносит с собой обещание. Во всяком случае, надежду!
4
Чтобы пробраться через грязь, Розина надела зеленые резиновые сапоги. Она смотрела, как громадный бульдозер карабкается по пустырю с угрожающей грацией стального чудовища.
Огромный ковш со страшными клыками вгрызался в земную плоть, вырывал из нее черноватого цвета кусок и укладывал его по кромке ямы. Затем махина возвращалась за новой порцией глины, с отчаянным ревом, который, казалось, невозможно было вынести, но папаша Монготье и ухом не вел.
Старик был похож на Филиппа Петена, правда, с той оговоркой, что маршал Франции никогда бы не просыхал; невоздержанная жизнь и винище окрасили нос и скулы рабочего в фиолетовый цвет. Папаша Монготье носил каскетку легионера, что усиливало его сходство со знаменитым маршалом. Он ловко управлялся с бульдозером, но из-за малого роста его с трудом можно было разглядеть в стеклянной кабине.
Подойдя поближе к бульдозеру, Розина сделала знак остановиться. Монготье включил нейтральную передачу, но не заглушил мотор, потому общаться было все равно совершенно невозможно. Розина приказала выключить зажигание. Тишина наступила внезапно, в ней было что-то грубое.
– Привет, Гюсту! – бросила Розина.
Старик опустил стекло кабины.
– Здравствуйте, мадам Бланвен! Нашли у двери покупки, которые вы заказывали?
– Да, спасибо.
– Клементинов в лавке не было – сезон закончился, так что я купил апельсинов.
– Правильно сделали. Скажите, вы видели в канаве воду? Она все время поднимается.
– Я знаю. Но в конце концов она остановится.
– А если не остановится?
Старик покачал головой:
– Тогда посмотрим…
– Что посмотрим-то, бедняга Гюсту? Если канава наполнится водой, мой проект рухнет ко всем чертям!
– Что-нибудь придумаем, – успокоил старик, – можно будет вырыть траншею, чтобы отвести воду в сторону.
– В сторону – это значит к соседям, – заметила Розина, – вряд ли они обрадуются, увидев у себя на участке невесть откуда взявшийся ручей. Сюрприз окажется не из приятных.
– Ручей – это ручей, – отрезал Монготье. – Вы первая пострадали от него, другие тоже должны смириться: у природы свои причуды.
– Природа природой, – проворчала Розина, – но потревожили-то ее мы.
Образовался настоящий пруд, и вода поднималась все выше по стенкам ямы. Сначала Розина обрадовалась, она считала, что из этого можно будет извлечь какую-нибудь выгоду, но теперь ее грызло беспокойство. Бульдозер выпустил наружу таинственную и неукротимую силу, и катастрофа казалась неизбежной.
Папаша Монготье вылез из кабины и присоединился к своей хозяйке, глядя на поднимающуюся воду.
– А все-таки это красиво!
– Пожар тоже красив по-своему, – буркнула Розина, – так что вы предлагаете насчет траншеи?
Старик ответил не сразу, изучая рельеф с видом знатока.
– Вот что я думаю, – объявил Гюсту по зрелом размышлении. – За горловину я примусь в метре от нынешнего уровня и выведу ее прямо к канаве на департаментской дороге, вода и уйдет через эту канаву. Ведь для этого-то она и создана, разве не так? Обогнем соседские участки, никакого шуму и не будет.
– Может, это и в самом деле решение, – признала Розина. – Сколько потребуется времени, чтобы вырыть траншею?
– Ну, значит, кладите один день: от дороги-то недалеко.
– Тогда принимайтесь за дело без раскачки, Гюсту!
Он радостно улыбнулся. Хитрюга Розина покорила старика Монготье тем, что при первой встрече, схватив его за ширинку, заявила: «Готова биться об заклад, что там кое-кто еще живет». Чтобы приручить человека, иногда бывает достаточно одного жеста или фразы.
– У вас еще есть выпить? – спросила Розина, указывая на кабину.
Монготье отрицательно покачал головой.
– В моей бутылочке мелеет быстрее, чем в этом гадком ручье, мадам Бланвен.
– Сейчас принесу вам новую бутылку, – пообещала Розина.
* * *
Рашель лежала в постели, заявив, что у нее начинается грипп. Всякий раз, как дочь выставляла ее на улицу, чтобы потрахаться со своим гонщиком, старуха утверждала, что простудилась: пусть эта шлюха почувствует свою вину. Но хорошо знавшая ее Розина не покупалась на эти уловки, а наоборот, принималась орать на мать. Услышав, что рядом с вагончиком остановилась машина, Рашель обрадовалась, подумав, что приехал Эдуар. Каково же было ее огорчение, когда в проеме появился массивный мужчина в костюме из зеленого вельвета, серой рубашке и зеленом же галстуке. У него была красная лысина и седые волосы на висках, выглядел он отъявленным мерзавцем, причем именно это, казалось, и придавало ему уверенности.
Он кивком поприветствовал старуху.
– Могу я видеть мадам Бланвен?
– Это я, – ответила Рашель.
– Тогда мне нужна ваша дочь.
– Она на стройке.
Он усмехнулся:
– Тоже мне стройка!
Его тон внезапно изменился, и он резко спросил:
– А что здесь строят?
– Ни хрена не знаю, – ответила Рашель. – Спросите лучше у нее, может, вам она скажет!
Заложив руки за спину – типичный помещик, осматривающий свои владения, – мужчина отправился на поиски Розины.
Пройдя несколько шагов, он увидел ее; она как раз вылезала из ямы в заляпанных сапогах. На ней была довольно короткая черная плиссированная юбка и блузка красного цвета. Мужчина подумал, что она похожа на клоуна.
– Ты смотри! Месье мэр! Каким ветром? – закричала Розина.
– Морским! – усмехнулся мэр, показывая на пруд. Она изобразила на своем лице радость:
– Успели увидеть? Оборудуя пустырь, мы наткнулись на источник.
– Странный источник, – ответил мэр.
Нюх подсказывал Розине, что этим визитом она обязана именно работам на пустыре, и ей стало страшновато. Но, выбрав линией поведения невинность и доброжелательность, она продолжала эту линию вести.
– С ума сойти можно, как вода сразу облагородила весь пейзаж! Вы не находите? А вокруг пруда я высажу ивы.
По мнению Розины, ее улыбка должна была выйти обезоруживающей. Но Дьедонне Ниволя не торопился менять гнев на милость. Противные пучки волос торчали у него из ноздрей, отвислая нижняя губа была мокрой.
Переехав сюда, Розина нанесла визит мэру и спросила у него разрешения приступить к благоустройству пустыря, но дожидаться официального ответа на свою просьбу не стала: дело могло бы затянуться, да и за результат нельзя было поручиться.
– А что вы хотите здесь устроить? – спросил тогда Ниволя.
Розине хорошо были знакомы похотливые взгляды таких же, как и мэр, самцов, а когда речь шла о ее интересах, она снисходительно относилась к подобному поведению. В общем, она решила возбудить его.
В тот день они остались наедине в крохотном кабинете мэра. Розина высоко закинула ногу на ногу и незаметно расстегнула две пуговки на блузке.
В ответ на глупый вопрос «Что вы хотите здесь устроить?» Розина лишь пожала плечами. Затем пустилась в объяснения: она получила в наследство этот малопривлекательный пустырь, хочет, чтобы он со временем приносил доход, а для этого надо сделать его более приятным для глаза, расчистить, убрать неровности, может быть, заасфальтировать некоторые участки, предложить землю для застройки. Впрочем, она как раз и хотела спросить совета у месье мэра, а если он еще согласится сотрудничать с ней в этом деле…
Хотя женщине и не удалось полностью одурачить Ниволя, все же он дал ей устное разрешение, чего она и добивалась.
– Я просто должна расцеловать вас! – с энтузиазмом воскликнула Розина.
Она едва прикоснулась к его рту губами, как мэр тут же принялся слюнявить ее, просунув одну свою руку ей в лифчик, а другую запустив в трусы. Последовали ее ответные действия, приведшие Ниволя в состояние полного удовлетворения. Будучи человеком с животными инстинктами, он, занимаясь любовью, как бы попадал в подчиненное положение, зато крепко обнимая и тиская женщину, он укрепился в своем пренебрежительном отношении к ней. Умелые ласки Розины развязали язык мэра, он отдался своим фантазиям, мечтая о большем, потому что в душе Ниволя был садистом. Задыхаясь, с остановившимся взглядом, сжав зубы, он хрипло мычал о том, чего бы ему хотелось.
Дьедонне Ниволя не обременял себя связями с женщинами, ведь это могло повредить его положению (кроме того, что он был мэром, ему принадлежала компания по оптовой продаже зерна и несколько элеваторов, портивших весь пейзаж). Этот налитый кровью хам, считавшийся в здешних местах красавцем, бодро залезал под юбку любой подвернувшейся бабенке, впрочем, никогда не оказывая эту величайшую честь одной и той же женщине. После «рассмотрения своего дела» Розина только мельком видала высшее должностное лицо местной общины. И всякий раз он лишь высокомерным кивком приветствовал ее как общественная фигура, для которой сначала дела, а уж потом мелкие слабости.
Он с презрением взглянул на Розину.
– А знаете, мамаша, откуда происходит ваш чудесный источник?
Это оскорбительное обращение глубоко уязвило Розину. Она напряглась.
– Это городская вода, черт побери! – продолжал Ниволя. – Ваш старый остолоп Монготье разломал линию основного водопровода, и теперь по вашей милости вся община сидит без воды!
Розина в ужасе всплеснула руками.
– Не может быть!
– Именно так, мадам Бланвен, то, что я вам говорю! А говорю я это потому, что вам это дорого обойдется! Я уж молчу о счете за воду! Если хочешь, чтобы из крана вода лилась водопадом, приготовься к огромным счетам; но вам также придется оплатить ремонт и возмещение ущерба, которые потребует муниципалитет. Представляете себе: без воды остались госпиталь, рестораны, огородники! Готовьте денежки, мамаша! Это обойдется вам в несколько миллионов! Причем в новых франках!
Окаменевшая Розина смотрела, как старый дурак Гюсту на своем оранжевом чудовище роет отводную траншею. Бульдозер рычал, будто танк на поле боя.
– Месье мэр! – забормотала она. – О, месье мэр, вы не можете бросить меня в такой беде! Я одинокая женщина, без средств к существованию, на моих руках мать-калека…
Взгляд Ниволя был жестоким.
– Ну и что? Это разрешает вам нарушать жизнь целой общины, оставляя ее без воды?
– Заклинаю вас, помогите мне. Должна же быть страховка на случай подобных аварий.
– Страховка покрывает только природный ущерб, мадам Бланвен, а не прихоти дамочки, у которой мозги набекрень и которая считает бульдозер игрушкой вроде пуделя!
«Сволочь! – подумала Розина. – Как же я ненавижу твою паскудную харю, твой мерзкий взгляд!»
И вдруг Розину осенило. Гениальная мысль принесла ей спасение.
– Я хочу вам предложить кое-что, месье мэр.
– Что же вы можете предложить мне, бедолага?
– Вы помните нашу первую встречу?
Красное лицо Ниволя приобрело пурпурный оттенок.
– Это шантаж! – рявкнул он. – Да за кого ты меня принимаешь, сучка?
Она заторопилась:
– О нет! О нет! Что вы такое подумали? Я хочу сказать, что, когда я… когда я занималась вами, там, в мэрии, вы говорили! Вы выразили… как бы это сказать… пожелания. Ну, вы же должны помнить? Вам хотелось чего-то… как его… особенного, почти невозможного.
Мэр смотрел мимо Розины, лицо его окаменело, казалось, он не хочет слышать ее. Но она-то знала, что кровь стучит в висках этого мерзавца, что у него пересохло в глотке – он распалялся от мерзкой похоти. Ниволя понимал, что означают эти предложения, и им овладели безумный страх и непреодолимое желание, сулившее ему наслаждение.
Хитрая лиса понизила голос:
– Так вот, месье мэр, я постараюсь найти для вас это «невозможное».
Ниволя, похоже, очнулся и смерил Розину тяжелым взглядом. Женщина поняла, что не дождется от мэра ни единого словечка: их договор носит односторонний характер.
– Если через два дня я устрою вам это дельце, вы поможете мне решить мои проблемы?
Вместо ответа он достал из бумажника свою визитную карточку и протянул ее Розине.
– Это мой личный номер телефона.
Розина раздумывала, тряся карточкой, как будто на ней должны были высохнуть чернила.
– Подождите меня пять минут: я должна переодеться. Если вы отвезете меня на вокзал, я сэкономлю время.
Кивнув, Ниволя отправился ждать Розину в свой красный «джип-чероки» с позолоченной решеткой на радиаторе.
Для начала Розина попросила папашу Монготье накормить Рашель обедом. Он согласился тем более охотно, что знал: старуха не прочь заглянуть на дно бутылки.
Затем Розина побежала к вагончику.
– Мне нужно кое-что уладить, – объявила она матери. – Я должна съездить в Париж. Твоей жратвой займется старик.
– А если мне приспичит в сортир, он и этим займется?
– А почему бы и нет? Или ты боишься, что он изнасилует тебя?
Розина натянула светло-голубой костюм поверх белой блузки, кое-как причесалась, брызнув лаком на сооружение из волос, проверила, есть ли в сумочке деньги, и заявила:
– Если вдруг заглянет Фаусто…
– Не беспокойся: я смогу удовлетворить его, ведь у меня действует одна рука.
– Ведьма! – повторила Розина свое излюбленное выражение.
5
Эдуар услышал автомобильные гудки в тот момент, когда запускал мотор ремонтируемой им машины. Его это удивило, так как он не торговал бензином. Выйдя на улицу, он увидел Охальника, принимавшего картинные позы на фоне «Ситроена-7 В» бежевого цвета с крыльями «глазированный каштан». Локоть на двери, скрещенные ноги, шляпа набекрень – благодаря своему старомодному костюму маклер казался героем довоенного фильма о бандитах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Эдуар вылез из кровати и собрал свои вещи настолько тихо, насколько мог. Оделся он в коридоре и вышел из дома в тот момент, когда на ближайшей колокольне пробило четыре.
Прежде чем отправиться в госпиталь, Бланвен заглянул в придорожное бистро, уже открытое к этому часу. Совершенно неправдоподобные личности толпились у стойки. Они выбирались из сна, как из болота, молча пили кофе или спиртное. При этом руки у них дрожали. В бистро пахло немытым человеческим телом и бодряще – кофе и свежими круассанами, только из печи.
Эдуар заказал себе большую чашку черного кофе, дважды, по рассеянности, насыпав туда сахара, отчего кофе приобрел тошнотворный вкус. Все же осилив эту бурду, он снова пустился в путь. Ночь, казалось, растворялась в вязком дожде, заливавшем узкое лобовое стекло «ситроена». Вести эту древнюю машину, состоявшую из одних углов, было настоящим подвигом: надо было привыкнуть к ней, «прочувствовать» ее.
Почти пустынная автостоянка перед госпиталем блестела при свете фонарей.
Эдуару почему-то вспомнились фотографии смертной казни через гильотинирование, совершавшейся на бульваре Араго. Такие снимки он видел у одного своего клиента, журналиста. Они выглядели так же драматически, как и эта стоянка, из-за сумерек, света фонарей и дождя.
Выйдя из автомобиля, он поднял воротник куртки и не спеша направился к входу. Эдуар считал, что бегущий человек, если только дело не происходит на стадионе, теряет свое достоинство, пусть даже он опаздывает на автобус или поезд.
В этот час госпиталь находился в руках уборщиков, в большинстве своем африканцев и арабов. Они мыли выложенный плиткой пол разнообразными хитроумными приспособлениями, изрыгавшими пенную воду, крутящимися щетками – все это оборудование было установлено на яркой тележке. Уборщики не обратили никакого внимания на Бланвена, что и позволило ему без помех добраться до реанимации. Тут-то путь Эдуару загородила ночная дежурная:
– Это вход для персонала, посетителям сюда нельзя!
Эдуар недовольно взглянул на нее.
– Я доктор Бланвен! – сухо заявил он, направляясь к кровати, которую вчера занимала Наджиба.
Эдуар думал, что кровать будет пуста, настолько мрачные одолевали его предчувствия, поэтому он даже вздрогнул от облегчения, увидев девушку, укрытую одеялом. Она занимала совсем немного места, казалось, что Наджиба наполовину была погружена в белую воду, из которой торчали только ее голова и часть торса.
Когда Эдуар склонился над девушкой, ее веки вздрогнули и поднялись. Он подумал было, что она пришла в сознание, но понял, что ошибся: ее взгляд по-прежнему ничего не выражал. Наджиба смотрела на него, но не видела.
– Здравствуй, – прошептал Бланвен, отыскивая под одеялом руку девушки.
Выражение лица Наджибы ничуть не изменилось; единственное, что она могла – это поднять веки. Ночная дежурная тронула Эдуара за руку.
– Вы ведь не врач, – беззлобно сказала она, – вам нельзя здесь оставаться.
В коридоре слышался шум моторов моечных машин, временами их резиновые бамперы глухо стукались о двери.
– Да, я ухожу, – ответил Эдуар, не трогаясь с места.
Кивнув в сторону девушки, он спросил:
– Как по-вашему, она выкарабкается или нет?
Дежурную, маленькую брюнетку, по всей вероятности, испанку, очевидно, возмутила сама жестокость этого вопроса:
– Вы с ума сошли – говорить такое при ней! Может быть, она слышит вас.
– Если она слышит меня, значит, она спасена! Привет, Кармен!
Эдуар круто развернулся на каблуках. Ему казалось, что он уносит с собой обещание. Во всяком случае, надежду!
4
Чтобы пробраться через грязь, Розина надела зеленые резиновые сапоги. Она смотрела, как громадный бульдозер карабкается по пустырю с угрожающей грацией стального чудовища.
Огромный ковш со страшными клыками вгрызался в земную плоть, вырывал из нее черноватого цвета кусок и укладывал его по кромке ямы. Затем махина возвращалась за новой порцией глины, с отчаянным ревом, который, казалось, невозможно было вынести, но папаша Монготье и ухом не вел.
Старик был похож на Филиппа Петена, правда, с той оговоркой, что маршал Франции никогда бы не просыхал; невоздержанная жизнь и винище окрасили нос и скулы рабочего в фиолетовый цвет. Папаша Монготье носил каскетку легионера, что усиливало его сходство со знаменитым маршалом. Он ловко управлялся с бульдозером, но из-за малого роста его с трудом можно было разглядеть в стеклянной кабине.
Подойдя поближе к бульдозеру, Розина сделала знак остановиться. Монготье включил нейтральную передачу, но не заглушил мотор, потому общаться было все равно совершенно невозможно. Розина приказала выключить зажигание. Тишина наступила внезапно, в ней было что-то грубое.
– Привет, Гюсту! – бросила Розина.
Старик опустил стекло кабины.
– Здравствуйте, мадам Бланвен! Нашли у двери покупки, которые вы заказывали?
– Да, спасибо.
– Клементинов в лавке не было – сезон закончился, так что я купил апельсинов.
– Правильно сделали. Скажите, вы видели в канаве воду? Она все время поднимается.
– Я знаю. Но в конце концов она остановится.
– А если не остановится?
Старик покачал головой:
– Тогда посмотрим…
– Что посмотрим-то, бедняга Гюсту? Если канава наполнится водой, мой проект рухнет ко всем чертям!
– Что-нибудь придумаем, – успокоил старик, – можно будет вырыть траншею, чтобы отвести воду в сторону.
– В сторону – это значит к соседям, – заметила Розина, – вряд ли они обрадуются, увидев у себя на участке невесть откуда взявшийся ручей. Сюрприз окажется не из приятных.
– Ручей – это ручей, – отрезал Монготье. – Вы первая пострадали от него, другие тоже должны смириться: у природы свои причуды.
– Природа природой, – проворчала Розина, – но потревожили-то ее мы.
Образовался настоящий пруд, и вода поднималась все выше по стенкам ямы. Сначала Розина обрадовалась, она считала, что из этого можно будет извлечь какую-нибудь выгоду, но теперь ее грызло беспокойство. Бульдозер выпустил наружу таинственную и неукротимую силу, и катастрофа казалась неизбежной.
Папаша Монготье вылез из кабины и присоединился к своей хозяйке, глядя на поднимающуюся воду.
– А все-таки это красиво!
– Пожар тоже красив по-своему, – буркнула Розина, – так что вы предлагаете насчет траншеи?
Старик ответил не сразу, изучая рельеф с видом знатока.
– Вот что я думаю, – объявил Гюсту по зрелом размышлении. – За горловину я примусь в метре от нынешнего уровня и выведу ее прямо к канаве на департаментской дороге, вода и уйдет через эту канаву. Ведь для этого-то она и создана, разве не так? Обогнем соседские участки, никакого шуму и не будет.
– Может, это и в самом деле решение, – признала Розина. – Сколько потребуется времени, чтобы вырыть траншею?
– Ну, значит, кладите один день: от дороги-то недалеко.
– Тогда принимайтесь за дело без раскачки, Гюсту!
Он радостно улыбнулся. Хитрюга Розина покорила старика Монготье тем, что при первой встрече, схватив его за ширинку, заявила: «Готова биться об заклад, что там кое-кто еще живет». Чтобы приручить человека, иногда бывает достаточно одного жеста или фразы.
– У вас еще есть выпить? – спросила Розина, указывая на кабину.
Монготье отрицательно покачал головой.
– В моей бутылочке мелеет быстрее, чем в этом гадком ручье, мадам Бланвен.
– Сейчас принесу вам новую бутылку, – пообещала Розина.
* * *
Рашель лежала в постели, заявив, что у нее начинается грипп. Всякий раз, как дочь выставляла ее на улицу, чтобы потрахаться со своим гонщиком, старуха утверждала, что простудилась: пусть эта шлюха почувствует свою вину. Но хорошо знавшая ее Розина не покупалась на эти уловки, а наоборот, принималась орать на мать. Услышав, что рядом с вагончиком остановилась машина, Рашель обрадовалась, подумав, что приехал Эдуар. Каково же было ее огорчение, когда в проеме появился массивный мужчина в костюме из зеленого вельвета, серой рубашке и зеленом же галстуке. У него была красная лысина и седые волосы на висках, выглядел он отъявленным мерзавцем, причем именно это, казалось, и придавало ему уверенности.
Он кивком поприветствовал старуху.
– Могу я видеть мадам Бланвен?
– Это я, – ответила Рашель.
– Тогда мне нужна ваша дочь.
– Она на стройке.
Он усмехнулся:
– Тоже мне стройка!
Его тон внезапно изменился, и он резко спросил:
– А что здесь строят?
– Ни хрена не знаю, – ответила Рашель. – Спросите лучше у нее, может, вам она скажет!
Заложив руки за спину – типичный помещик, осматривающий свои владения, – мужчина отправился на поиски Розины.
Пройдя несколько шагов, он увидел ее; она как раз вылезала из ямы в заляпанных сапогах. На ней была довольно короткая черная плиссированная юбка и блузка красного цвета. Мужчина подумал, что она похожа на клоуна.
– Ты смотри! Месье мэр! Каким ветром? – закричала Розина.
– Морским! – усмехнулся мэр, показывая на пруд. Она изобразила на своем лице радость:
– Успели увидеть? Оборудуя пустырь, мы наткнулись на источник.
– Странный источник, – ответил мэр.
Нюх подсказывал Розине, что этим визитом она обязана именно работам на пустыре, и ей стало страшновато. Но, выбрав линией поведения невинность и доброжелательность, она продолжала эту линию вести.
– С ума сойти можно, как вода сразу облагородила весь пейзаж! Вы не находите? А вокруг пруда я высажу ивы.
По мнению Розины, ее улыбка должна была выйти обезоруживающей. Но Дьедонне Ниволя не торопился менять гнев на милость. Противные пучки волос торчали у него из ноздрей, отвислая нижняя губа была мокрой.
Переехав сюда, Розина нанесла визит мэру и спросила у него разрешения приступить к благоустройству пустыря, но дожидаться официального ответа на свою просьбу не стала: дело могло бы затянуться, да и за результат нельзя было поручиться.
– А что вы хотите здесь устроить? – спросил тогда Ниволя.
Розине хорошо были знакомы похотливые взгляды таких же, как и мэр, самцов, а когда речь шла о ее интересах, она снисходительно относилась к подобному поведению. В общем, она решила возбудить его.
В тот день они остались наедине в крохотном кабинете мэра. Розина высоко закинула ногу на ногу и незаметно расстегнула две пуговки на блузке.
В ответ на глупый вопрос «Что вы хотите здесь устроить?» Розина лишь пожала плечами. Затем пустилась в объяснения: она получила в наследство этот малопривлекательный пустырь, хочет, чтобы он со временем приносил доход, а для этого надо сделать его более приятным для глаза, расчистить, убрать неровности, может быть, заасфальтировать некоторые участки, предложить землю для застройки. Впрочем, она как раз и хотела спросить совета у месье мэра, а если он еще согласится сотрудничать с ней в этом деле…
Хотя женщине и не удалось полностью одурачить Ниволя, все же он дал ей устное разрешение, чего она и добивалась.
– Я просто должна расцеловать вас! – с энтузиазмом воскликнула Розина.
Она едва прикоснулась к его рту губами, как мэр тут же принялся слюнявить ее, просунув одну свою руку ей в лифчик, а другую запустив в трусы. Последовали ее ответные действия, приведшие Ниволя в состояние полного удовлетворения. Будучи человеком с животными инстинктами, он, занимаясь любовью, как бы попадал в подчиненное положение, зато крепко обнимая и тиская женщину, он укрепился в своем пренебрежительном отношении к ней. Умелые ласки Розины развязали язык мэра, он отдался своим фантазиям, мечтая о большем, потому что в душе Ниволя был садистом. Задыхаясь, с остановившимся взглядом, сжав зубы, он хрипло мычал о том, чего бы ему хотелось.
Дьедонне Ниволя не обременял себя связями с женщинами, ведь это могло повредить его положению (кроме того, что он был мэром, ему принадлежала компания по оптовой продаже зерна и несколько элеваторов, портивших весь пейзаж). Этот налитый кровью хам, считавшийся в здешних местах красавцем, бодро залезал под юбку любой подвернувшейся бабенке, впрочем, никогда не оказывая эту величайшую честь одной и той же женщине. После «рассмотрения своего дела» Розина только мельком видала высшее должностное лицо местной общины. И всякий раз он лишь высокомерным кивком приветствовал ее как общественная фигура, для которой сначала дела, а уж потом мелкие слабости.
Он с презрением взглянул на Розину.
– А знаете, мамаша, откуда происходит ваш чудесный источник?
Это оскорбительное обращение глубоко уязвило Розину. Она напряглась.
– Это городская вода, черт побери! – продолжал Ниволя. – Ваш старый остолоп Монготье разломал линию основного водопровода, и теперь по вашей милости вся община сидит без воды!
Розина в ужасе всплеснула руками.
– Не может быть!
– Именно так, мадам Бланвен, то, что я вам говорю! А говорю я это потому, что вам это дорого обойдется! Я уж молчу о счете за воду! Если хочешь, чтобы из крана вода лилась водопадом, приготовься к огромным счетам; но вам также придется оплатить ремонт и возмещение ущерба, которые потребует муниципалитет. Представляете себе: без воды остались госпиталь, рестораны, огородники! Готовьте денежки, мамаша! Это обойдется вам в несколько миллионов! Причем в новых франках!
Окаменевшая Розина смотрела, как старый дурак Гюсту на своем оранжевом чудовище роет отводную траншею. Бульдозер рычал, будто танк на поле боя.
– Месье мэр! – забормотала она. – О, месье мэр, вы не можете бросить меня в такой беде! Я одинокая женщина, без средств к существованию, на моих руках мать-калека…
Взгляд Ниволя был жестоким.
– Ну и что? Это разрешает вам нарушать жизнь целой общины, оставляя ее без воды?
– Заклинаю вас, помогите мне. Должна же быть страховка на случай подобных аварий.
– Страховка покрывает только природный ущерб, мадам Бланвен, а не прихоти дамочки, у которой мозги набекрень и которая считает бульдозер игрушкой вроде пуделя!
«Сволочь! – подумала Розина. – Как же я ненавижу твою паскудную харю, твой мерзкий взгляд!»
И вдруг Розину осенило. Гениальная мысль принесла ей спасение.
– Я хочу вам предложить кое-что, месье мэр.
– Что же вы можете предложить мне, бедолага?
– Вы помните нашу первую встречу?
Красное лицо Ниволя приобрело пурпурный оттенок.
– Это шантаж! – рявкнул он. – Да за кого ты меня принимаешь, сучка?
Она заторопилась:
– О нет! О нет! Что вы такое подумали? Я хочу сказать, что, когда я… когда я занималась вами, там, в мэрии, вы говорили! Вы выразили… как бы это сказать… пожелания. Ну, вы же должны помнить? Вам хотелось чего-то… как его… особенного, почти невозможного.
Мэр смотрел мимо Розины, лицо его окаменело, казалось, он не хочет слышать ее. Но она-то знала, что кровь стучит в висках этого мерзавца, что у него пересохло в глотке – он распалялся от мерзкой похоти. Ниволя понимал, что означают эти предложения, и им овладели безумный страх и непреодолимое желание, сулившее ему наслаждение.
Хитрая лиса понизила голос:
– Так вот, месье мэр, я постараюсь найти для вас это «невозможное».
Ниволя, похоже, очнулся и смерил Розину тяжелым взглядом. Женщина поняла, что не дождется от мэра ни единого словечка: их договор носит односторонний характер.
– Если через два дня я устрою вам это дельце, вы поможете мне решить мои проблемы?
Вместо ответа он достал из бумажника свою визитную карточку и протянул ее Розине.
– Это мой личный номер телефона.
Розина раздумывала, тряся карточкой, как будто на ней должны были высохнуть чернила.
– Подождите меня пять минут: я должна переодеться. Если вы отвезете меня на вокзал, я сэкономлю время.
Кивнув, Ниволя отправился ждать Розину в свой красный «джип-чероки» с позолоченной решеткой на радиаторе.
Для начала Розина попросила папашу Монготье накормить Рашель обедом. Он согласился тем более охотно, что знал: старуха не прочь заглянуть на дно бутылки.
Затем Розина побежала к вагончику.
– Мне нужно кое-что уладить, – объявила она матери. – Я должна съездить в Париж. Твоей жратвой займется старик.
– А если мне приспичит в сортир, он и этим займется?
– А почему бы и нет? Или ты боишься, что он изнасилует тебя?
Розина натянула светло-голубой костюм поверх белой блузки, кое-как причесалась, брызнув лаком на сооружение из волос, проверила, есть ли в сумочке деньги, и заявила:
– Если вдруг заглянет Фаусто…
– Не беспокойся: я смогу удовлетворить его, ведь у меня действует одна рука.
– Ведьма! – повторила Розина свое излюбленное выражение.
5
Эдуар услышал автомобильные гудки в тот момент, когда запускал мотор ремонтируемой им машины. Его это удивило, так как он не торговал бензином. Выйдя на улицу, он увидел Охальника, принимавшего картинные позы на фоне «Ситроена-7 В» бежевого цвета с крыльями «глазированный каштан». Локоть на двери, скрещенные ноги, шляпа набекрень – благодаря своему старомодному костюму маклер казался героем довоенного фильма о бандитах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39