Словно упрямая Пенелопа, она день за днем вышивала свою скатерть, но вот, когда наконец все закончено, тот, для кого она так старалась, бросил ее, оставив ей лишь горечь разлуки.
«Что я буду со всем этим делать?» – спрашивала она сама себя. Но ответа не было. Внезапно она посмотрела трезво, без иллюзий на окружающий ее маленький мирок, который она нежно любила, и увидела вдруг сумрачную и неприглядную картину. Три вагончика, которые ей прежде так нравились, напоминали жалкую опереточную декорацию.
Одиночество стало невыносимым. Розина ощутила его внезапно со всей остротой и болью. Это было похоже на болезнь. Она не видела теперь смысла и дальше оставаться в этом мрачном месте.
Розина могла бы уехать в Версуа: сын ее – наследный принц, она – герцогиня. Но Розина понимала, что для обитателей замка она навсегда останется горничной, которой пожаловали титул из государственных соображений. Уклад жизни в Версуа наводил на нее ужас: игра в карты с герцогиней Гролофф, чей титул был такой же фальшивкой, сиденье у телевизора, чопорные беседы за столом с княгиней Гертрудой. Она знала, что ее будет угнетать сама атмосфера замка. Застывшая тишина парка, озеро, величественные и злые лебеди – все это напоминало кадры из довоенных фильмов. Такой почти монастырский образ жизни для Розины был немыслим, он вызывал у нее протест, бурная, жизнелюбивая натура простолюдинки не могла с ним смириться. Эдуар в Версуа чувствовал себя как дома, в нем заговорили гены князей Скобос: он был теперь больше Скобос, чем Бланвен. Розина же обречена вечно ощущать себя в замке служанкой, воспитанной родителями-коммунистами, для которых Ленин заменил Бога.
Розина села на большой плоский камень, рядом с импровизированным столом, на котором остатки пищи уже стали разлагаться на солнцепеке. Будучи оптимисткой, Розина пыталась внушить себе, что она крепкая, здоровая женщина, любящая жизнь и мужчин, и что она обязательно кого-нибудь встретит.
Розина все еще витала в облаках, переходя от хандры к надежде, когда услыхала шум. Из-за поворота выскочил мотоцикл, на нем сидели двое – мужчина и женщина. Парень был в голубых джинсах, с обнаженным торсом. У него было тщедушное, безволосое тело: непропорционально большой шлем делал его похожим на персонаж из какого-нибудь фильма ужасов или фантастического романа. Его спутница выглядела не лучше. Когда мотоцикл остановился, она сняла шлем, и Розина узнала Мари-Шарлотт.
– Я больше не надеялась тебя увидеть, – призналась Розина, обнимая племянницу.
– Со мной никогда не стоит терять надежду, – ответила девчонка.
Ее спутник тоже снял шлем, но остался стоять поодаль, даже не делая попытки поздороваться. Он был похож на азиата.
– Как твои дела? Чем ты занимаешься? – спросила Розина у Мари-Шарлотт.
– Живу, – ответила та коротко.
– Ты живешь, а твоя бедная мать о тебе ничего не знает, места себе не находит от беспокойства.
– Она всегда найдет причину поволноваться – она вечно ноет.
– Ты еще не попадала в тюрьму? – спросила беззлобно Розина.
– Я об этом подумаю, не волнуйся. Где Эдуар? Когда ему ни позвонишь, его кретин араб отвечает, что он путешествует.
– Эдуар обосновался в Швейцарии, – сказала необдуманно Розина, тут же пожалев о вырвавшемся признании.
– А где именно в Швейцарии?
– Я точно не знаю, – солгала Розина, – где-то в немецкой Швейцарии, название вылетело из головы.
– А что он там делает? Он там с какой-нибудь бабой?
– Нет. Ему предложили небольшое предприятие, и он поехал устраиваться.
– Из-за этого он покинул родину?
– Настоящая родина – это работа!
– Все же он иногда, вероятно, возвращается, чтобы присмотреть за своим гаражом?
– Зачем он тебе нужен? Вы же никогда раньше не дружили.
– Верно, но я бы хотела с ним помириться и предложить ему хорошенькое дельце.
Розина недоверчиво улыбнулась.
– Дело, которое ты можешь предложить, вряд ли его заинтересует.
– Ты такая же сучка, как и моя мамаша! – огрызнулась Мари-Шарлотт.
– Ты что, приехала меня оскорблять?
Девчонка пожалела о грубой выходке, сообразив, что это может повредить ее планам.
– Это ты, тетушка, меня оскорбляешь, не ставя меня ни в грош. Кроме шуток, у меня серьезное дело к Дуду, серьезное и честное: переднеприводные машины, которые стоят дешевле грибов. Они принадлежат старичку рабочему, он впал в маразм и готов все отдать почти задарма. Если будешь разговаривать с Дуду, скажи ему об этом. Старик распродает все, не понимая реальной ценности вещей. Мы с Фрэнки купили у него старинные вазы. У него всего навалом, но машины нам не по карману. Только нужно поторопиться, а то у старика безумная идея избавиться от всего побыстрее и отправиться в волшебную страну гесперид.
– Как ты думаешь, до следующего месяца он подождет? – спросила Розина, поверив племяннице.
Мари-Шарлотт постаралась скрыть свою радость, так легко поймав доверчивую тетку на крючок.
– Я попробую уговорить старика; он нас обожает и сделает все, что я попрошу. А когда приблизительно вернется Дуду?
– Я думаю, к десятому, у него очень важное дело во Франции.
– Прекрасно, я тебя буду держать в курсе. Мари-Шарлотт подошла к своему спутнику.
– Что это за цирк? – спросил Фрэнки.
– Этого я не могу объяснить, – ответила девчонка. Повернувшись к Розине, она спросила:
– Похоже, ты закончила свою штуковину?
– Да, только сегодня.
– Ну, хоть теперь ты можешь сказать, что это такое?
– Мечта, – ответила Розина. – Эта хреновина, как и всякая мечта, никогда не сбывается.
* * *
Эдуар договорился с мастером насчет компрессора и необходимых материалов. После того как Вальтер и Лола привели гараж в порядок, он закрыл щели и двери огромными листами прозрачного пластика, который пропускал свет и служил защитой от насекомых, пыли и грязи. Князь разобрал старый «роллс», сняв все внутренние и внешние прокладки. Теперь огромная машина была похожа на гигантский панцирь рака.
Эдуар работал в комбинезоне цвета хаки, в хирургической маске для защиты дыхательных путей. В этот момент появилась Гертруда. Через пластик она казалась призрачной и нереальной.
Князь приподнял пластиковый лист, закрывающий вход в гараж, и Гертруда вошла. Старая княгиня была потрясена таким большим количеством различных инструментов, каких-то приборов, сварочных аппаратов, и самое главное – видом своего королевского автомобиля.
– До какого состояния ты его довел?! – воскликнула она с ужасом. – Ты уверен, что сможешь снова его собрать?
Он нежно ее обнял и прижал к себе, что очень растрогало старую женщину.
– Не волнуйтесь, ба Гертруда; я очень хороший механик, и ваша куча железа скоро будет как новая. Черный цвет делает этот «роллс» похожим на катафалк; правда, в наши дни катафалки бывают и бордовые!
– В какой цвет ты ее хочешь выкрасить, мой дорогой?
– Я хотел бы с вами посоветоваться. Как насчет темно-зеленого цвета и легкой позолоты вокруг дверных ручек?
– Это на самом деле очень красиво, – сказала Гертруда.
– Тогда решено! – весело воскликнул Эдуар. – Кожу на сиденьях я пропитаю маслом собственного изобретения.
Князь тщательно тер крыло машины наждаком. Княгиня с восхищением наблюдала за четкостью и методичностью его движений. Хорошие мастера устают гораздо меньше, чем это может показаться, благодаря умению работать.
– Ты свою вторую бабушку, о которой часто вспоминаешь, тоже называл «ба»?
– Конечно, а вам это не нравится? Вам бы хотелось, чтобы я называл вас как-то иначе?
– Вовсе нет. Мне очень нравится слово «ба».
– Возможно, вы единственная княгиня, которую когда-либо так называли.
Гертруда задержалась в гараже, она была счастлива, что между ней и внуком возникла такая близость.
– Другую бабушку ты очень любил?
– Рашель? О да, конечно. Она была незаурядным человеком.
– Скажи, только не думая! Ты любил ее больше меня?
Эта ребяческая ревность растрогала Эдуара.
– Нет, моя дорогая. Вы в моем сердце и в моей жизни занимаете особое место!
Князь поцеловал Гертруду в губы так целомудренно, как это обычно делают дети.
– Я люблю тебя так же сильно, как солнце, – сказал Эдуар, впервые обращаясь к княгине на «ты».
Вальтер стучал по гладкой поверхности пластика.
– Ваша светлость, – окликнул он княгиню. Старик просунул свою седую голову в гараж.
– Месье герцог просит мадам княгиню подняться в библиотеку, – доложил Вальтер. – У герцога разговор с банкиром, мадам, и предстоит решать серьезные вопросы.
Гертруда вздохнула:
– Этот старый осел совсем запутался.
Ворча, она отправилась к Гролоффу. Вальтер, заинтересовавшись работой Эдуара, замешкался возле него.
– Как я слышал, ваш отец тоже любил механику. Мне кажется, это королевское хобби. Вы изобразите ваш фамильный герб на дверцах машины?
– А может, еще и корону? – пошутил Эдуар. – Вы путаете Версуа с Букингемом, мой милый Вальтер.
– Если те, кто по праву могут себе позволить нечто экстраординарное, этого не делают, кто же тогда? – сказал назидательно Вальтер. – Герб – это так красиво, так поэтично. Возможно, в Англии не было бы сейчас королевы, если бы отменили кареты и гербы!
Эдуар положил руку на плечо Вальтера.
– Вы мне очень нравитесь, Вальтер.
– Вы мне тоже, Ваша светлость, – сказал слуга. – Впрочем, я не смог бы работать у людей, которые мне не нравятся.
– Как вы относитесь к моей бабушке?
– Есть одно слово, его постоянно повторяет мой внучатый племянник: «супер». Помимо уважения, которое я испытываю к княгине, я тоже считаю ее «супер». – И он задумчиво прибавил: – Надеюсь, что она сможет выдержать удар.
– Что вы хотите этим сказать? – спросил встревоженно князь.
Вальтер покачал головой:
– Когда приходят банкиры, это всегда плохо.
– Вы думаете, у княгини финансовые затруднения?
– Я не думаю, я знаю.
Новость привела Эдуара в ужас, он никак этого не ожидал. Он думал, что в Швейцарии находится казна Черногории, из которой можно черпать деньги, не считая. Представление о неисчерпаемости богатства позволяло Эдуару тратить деньги без зазрения совести. Обычно правительства в изгнании располагали достаточными средствами, что помогало им смириться с потерей власти.
– По-вашему, это серьезно?
– Замок заложен под стопроцентную стоимость, кредиторы проявляют настойчивость, и бедный герцог выкручивается как может. Если заместитель директора Женевского банка приехал собственной персоной, значит, дела совсем плохи.
Князь вспомнил праздники, которые он устраивал, свой роскошный гардероб, и ему стало стыдно. Княгиня всегда безропотно оплачивала все его счета, ни разу не намекнув, чтобы он как-то умерил свои безумные запросы. Гертруда в своем желании обеспечить внуку соответствующий его рангу образ жизни, готова была на все: она влезла в долги, заложила замок.
– Спасибо, Вальтер, что вы мне об этом сказали.
– Только не говорите княгине.
– Не беспокойтесь, я ведь не доносчик.
Вальтер ушел. Князю доложили о приходе Дмитрия Юлафа.
– Проведите его в мою комнату, я сейчас приду. Для Эдуара эти занятия были пыткой. Ему не нравился ни черногорский язык, ни этот человек.
Дмитрий Юлаф был плохим учителем. Его уроки сводились к тому, что Эдуар должен был повторять за ним целые фразы, которые сам же Юлаф и переводил. Он не очень хорошо знал грамматику, и Эдуар убедился, что скрипач говорил на своем родном языке с такими же ошибками, что и на французском.
Сняв комбинезон и вымыв руки, князь отправился к Юлафу. Неподвижный взгляд, застывшая поза делали музыканта похожим на экспонат музея восковых фигур.
Юлаф даже не улыбнулся при появлении Эдуара, ограничившись сухим рукопожатием. Руки у скрипача были горячими, словно его лихорадило.
– С вами все в порядке? – спросил машинально Эдуар.
Юлаф как-то неопределенно кивнул и вынул из потрепанного портфеля книгу.
Он по-прежнему был одет в то же самое тряпье. Создавалось впечатление, что это его единственный костюм. Галстук-бабочка свисал как увядший цветок, а на бортах пиджака алели красные пятна от соуса.
Помятая, порванная игральная карта служила ему книжной закладкой. Это была трефовая восьмерка. Юлаф читал параграф из трех строк своим раскатистым «р» и тщательно его переводил:
– «Мужчина нашпоривал лошадь, которая уходила на третий галоп. Он про себя… подумал, что ему нужно нагнать карету кардинала».
Юлаф передал книгу князю.
– Читайте медленно! – велел он ему.
Князь вздохнул и взял книгу. Его спас телефонный звонок.
– Мадемуазель Стивен! – резко проговорила Маргарет, умиравшая каждый раз от ревности, когда звонила Элоди.
– Алло! – сказала молодая женщина. – Вас еще не возвели на трон, Ваша светлость?
Ее голос был странным, казалось, что она пьяна.
– К чему эти вопросы? – поинтересовался Эдуар.
– Я вас не вижу, не слышу; поэтому и делаю разные предположения.
– Вы пьяны? – спросил князь сухо.
– Более или менее: скажем, капельку! У меня был завтрак с часовщиком, и он меня так достал, что я одна выдула целую бутылку Шато д'Анжелюс.
– Что значит «часовщик»?
– Это тип, который производит часы!
Она засмеялась.
– Он хочет поручить мне сбыть его последние модели: часы, инкрустированные драгоценными камнями. Один араб из-за них потерял голову. Не будете ли вы столь великодушны повидать меня?
– Только не сегодня, – отрезал Эдуар.
– Потому что…
– Потому что вы пьяны.
Элоди не рассердилась.
– Тогда завтра?
– Завтра тоже нет, так как вас будет мучить похмелье!
– Вы очень жестоки, – сказала она грустно.
– Я заеду послезавтра, – смягчился князь.
– Боюсь, что послезавтра мне не удастся отменить назначенную встречу с фирмой «Тампэкс». Боже мой, князь, будьте великодушны, приезжайте сейчас: я в отличной форме благодаря алкоголю. Если вам никогда не приходилось целовать провод высокого напряжения, то наденьте туфли на резиновой подошве и попробуйте!
– Я занят, – сказал Эдуар твердо. – Очень жаль, Элоди.
Она прокричала:
– Эй! Не бросайте трубку! У меня для вас подарок.
– Это очень мило, – сказал князь тем же ледяным тоном.
– Представьте себе, что последние ночи я много думала о вас. Я пришла к выводу, что вам не хватает одной вещицы, пустячка, но тем не менее очень важного.
– И чего же мне не хватает?
– Духов, Ваша светлость, хороших духов.
– Зачем? От меня плохо пахнет?
– Наоборот: от вас пахнет настоящим самцом и настолько сильно, что от вашей шевелюры летят искры. Но человек вашего ранга и положения должен иметь духи, и не просто какие-нибудь. Я хотела бы, чтобы вы попробовали «Нью-Йорк» Патрисии де Николаи; это запах свежести с чуть пряным ароматом. Вы придете за ними?
– Нет.
– Чертов принц! – сказала Элоди. И повесила трубку.
Эдуар улыбнулся. Его забавляло, что обостренное алкоголем желание Элоди настолько ударило ей в голову, что она даже стала его оскорблять.
Юлаф во время разговора не шелохнулся; этот тип, вероятно, мог часами сидеть неподвижно.
Его присутствие стало для князя невыносимым, и он решил от него отделаться. Но телефон зазвонил снова. Он подумал, что это, вероятно, снова Элоди, которая звонит, чтобы извиниться. Это действительно была Элоди, но она не собиралась извиняться.
– Я вам говорю об эротике, а о самом главном забыла: насчет праздника в пятницу. Какую музыку вы предпочитаете?
– Я собираюсь его отменить, – сказал Эдуар.
– Князь, вы сошли с ума! Отменить, когда уже заранее, за полмесяца, были разосланы пригласительные билеты, и все гости приняли приглашение!
– Мы найдем вескую причину и позвоним каждому с извинениями.
Элоди была на грани истерики.
– Опять ваши причуды, князь? Но только не в Швейцарии, Ваша светлость. Здесь не принято отменять то, что запланировано. А капризы считаются плохим тоном.
– Отлично, – сказал Эдуар, – считайте, что я ничего не говорил.
– Браво! Теперь ответьте на мой вопрос: какую музыку вы хотите?
– Музыку? Не знаю, какой-нибудь дешевенький трюк.
Дмитрий Юлаф вдруг неожиданно вышел из своего состояния прострации и поднял руку.
– Что такое? – спросил у него князь.
– Музыку! – повторил Юлаф. – Я и трое моих друзей! У нас прекрасная группа. Цыганская музыка; очень, очень красивая!
Эдуар сказал:
– Не волнуйтесь, Элоди. У меня есть то, что нам нужно.
Вот с такой легкостью он распорядился своей судьбой.
32
Розина была убеждена, что в ближайшее время Фаусто вернется, так как он оставил свое барахло в ее новых вагончиках: транзистор, два колеса, спортивный костюм, рекламирующий фирму «Пежо», связку ключей и фотографию, где запечатлены были Фаусто Коп-пи (настоящий) и Джино Бартали, обменивающиеся флягами при восхождении на перевал.
В любом случае он должен был прийти днем или ночью, чтобы забрать свои сокровища. Зная его трусливый характер, Розина предполагала, что скорее всего это произойдет ночью, ибо он боялся сцен, упреков, ссор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
«Что я буду со всем этим делать?» – спрашивала она сама себя. Но ответа не было. Внезапно она посмотрела трезво, без иллюзий на окружающий ее маленький мирок, который она нежно любила, и увидела вдруг сумрачную и неприглядную картину. Три вагончика, которые ей прежде так нравились, напоминали жалкую опереточную декорацию.
Одиночество стало невыносимым. Розина ощутила его внезапно со всей остротой и болью. Это было похоже на болезнь. Она не видела теперь смысла и дальше оставаться в этом мрачном месте.
Розина могла бы уехать в Версуа: сын ее – наследный принц, она – герцогиня. Но Розина понимала, что для обитателей замка она навсегда останется горничной, которой пожаловали титул из государственных соображений. Уклад жизни в Версуа наводил на нее ужас: игра в карты с герцогиней Гролофф, чей титул был такой же фальшивкой, сиденье у телевизора, чопорные беседы за столом с княгиней Гертрудой. Она знала, что ее будет угнетать сама атмосфера замка. Застывшая тишина парка, озеро, величественные и злые лебеди – все это напоминало кадры из довоенных фильмов. Такой почти монастырский образ жизни для Розины был немыслим, он вызывал у нее протест, бурная, жизнелюбивая натура простолюдинки не могла с ним смириться. Эдуар в Версуа чувствовал себя как дома, в нем заговорили гены князей Скобос: он был теперь больше Скобос, чем Бланвен. Розина же обречена вечно ощущать себя в замке служанкой, воспитанной родителями-коммунистами, для которых Ленин заменил Бога.
Розина села на большой плоский камень, рядом с импровизированным столом, на котором остатки пищи уже стали разлагаться на солнцепеке. Будучи оптимисткой, Розина пыталась внушить себе, что она крепкая, здоровая женщина, любящая жизнь и мужчин, и что она обязательно кого-нибудь встретит.
Розина все еще витала в облаках, переходя от хандры к надежде, когда услыхала шум. Из-за поворота выскочил мотоцикл, на нем сидели двое – мужчина и женщина. Парень был в голубых джинсах, с обнаженным торсом. У него было тщедушное, безволосое тело: непропорционально большой шлем делал его похожим на персонаж из какого-нибудь фильма ужасов или фантастического романа. Его спутница выглядела не лучше. Когда мотоцикл остановился, она сняла шлем, и Розина узнала Мари-Шарлотт.
– Я больше не надеялась тебя увидеть, – призналась Розина, обнимая племянницу.
– Со мной никогда не стоит терять надежду, – ответила девчонка.
Ее спутник тоже снял шлем, но остался стоять поодаль, даже не делая попытки поздороваться. Он был похож на азиата.
– Как твои дела? Чем ты занимаешься? – спросила Розина у Мари-Шарлотт.
– Живу, – ответила та коротко.
– Ты живешь, а твоя бедная мать о тебе ничего не знает, места себе не находит от беспокойства.
– Она всегда найдет причину поволноваться – она вечно ноет.
– Ты еще не попадала в тюрьму? – спросила беззлобно Розина.
– Я об этом подумаю, не волнуйся. Где Эдуар? Когда ему ни позвонишь, его кретин араб отвечает, что он путешествует.
– Эдуар обосновался в Швейцарии, – сказала необдуманно Розина, тут же пожалев о вырвавшемся признании.
– А где именно в Швейцарии?
– Я точно не знаю, – солгала Розина, – где-то в немецкой Швейцарии, название вылетело из головы.
– А что он там делает? Он там с какой-нибудь бабой?
– Нет. Ему предложили небольшое предприятие, и он поехал устраиваться.
– Из-за этого он покинул родину?
– Настоящая родина – это работа!
– Все же он иногда, вероятно, возвращается, чтобы присмотреть за своим гаражом?
– Зачем он тебе нужен? Вы же никогда раньше не дружили.
– Верно, но я бы хотела с ним помириться и предложить ему хорошенькое дельце.
Розина недоверчиво улыбнулась.
– Дело, которое ты можешь предложить, вряд ли его заинтересует.
– Ты такая же сучка, как и моя мамаша! – огрызнулась Мари-Шарлотт.
– Ты что, приехала меня оскорблять?
Девчонка пожалела о грубой выходке, сообразив, что это может повредить ее планам.
– Это ты, тетушка, меня оскорбляешь, не ставя меня ни в грош. Кроме шуток, у меня серьезное дело к Дуду, серьезное и честное: переднеприводные машины, которые стоят дешевле грибов. Они принадлежат старичку рабочему, он впал в маразм и готов все отдать почти задарма. Если будешь разговаривать с Дуду, скажи ему об этом. Старик распродает все, не понимая реальной ценности вещей. Мы с Фрэнки купили у него старинные вазы. У него всего навалом, но машины нам не по карману. Только нужно поторопиться, а то у старика безумная идея избавиться от всего побыстрее и отправиться в волшебную страну гесперид.
– Как ты думаешь, до следующего месяца он подождет? – спросила Розина, поверив племяннице.
Мари-Шарлотт постаралась скрыть свою радость, так легко поймав доверчивую тетку на крючок.
– Я попробую уговорить старика; он нас обожает и сделает все, что я попрошу. А когда приблизительно вернется Дуду?
– Я думаю, к десятому, у него очень важное дело во Франции.
– Прекрасно, я тебя буду держать в курсе. Мари-Шарлотт подошла к своему спутнику.
– Что это за цирк? – спросил Фрэнки.
– Этого я не могу объяснить, – ответила девчонка. Повернувшись к Розине, она спросила:
– Похоже, ты закончила свою штуковину?
– Да, только сегодня.
– Ну, хоть теперь ты можешь сказать, что это такое?
– Мечта, – ответила Розина. – Эта хреновина, как и всякая мечта, никогда не сбывается.
* * *
Эдуар договорился с мастером насчет компрессора и необходимых материалов. После того как Вальтер и Лола привели гараж в порядок, он закрыл щели и двери огромными листами прозрачного пластика, который пропускал свет и служил защитой от насекомых, пыли и грязи. Князь разобрал старый «роллс», сняв все внутренние и внешние прокладки. Теперь огромная машина была похожа на гигантский панцирь рака.
Эдуар работал в комбинезоне цвета хаки, в хирургической маске для защиты дыхательных путей. В этот момент появилась Гертруда. Через пластик она казалась призрачной и нереальной.
Князь приподнял пластиковый лист, закрывающий вход в гараж, и Гертруда вошла. Старая княгиня была потрясена таким большим количеством различных инструментов, каких-то приборов, сварочных аппаратов, и самое главное – видом своего королевского автомобиля.
– До какого состояния ты его довел?! – воскликнула она с ужасом. – Ты уверен, что сможешь снова его собрать?
Он нежно ее обнял и прижал к себе, что очень растрогало старую женщину.
– Не волнуйтесь, ба Гертруда; я очень хороший механик, и ваша куча железа скоро будет как новая. Черный цвет делает этот «роллс» похожим на катафалк; правда, в наши дни катафалки бывают и бордовые!
– В какой цвет ты ее хочешь выкрасить, мой дорогой?
– Я хотел бы с вами посоветоваться. Как насчет темно-зеленого цвета и легкой позолоты вокруг дверных ручек?
– Это на самом деле очень красиво, – сказала Гертруда.
– Тогда решено! – весело воскликнул Эдуар. – Кожу на сиденьях я пропитаю маслом собственного изобретения.
Князь тщательно тер крыло машины наждаком. Княгиня с восхищением наблюдала за четкостью и методичностью его движений. Хорошие мастера устают гораздо меньше, чем это может показаться, благодаря умению работать.
– Ты свою вторую бабушку, о которой часто вспоминаешь, тоже называл «ба»?
– Конечно, а вам это не нравится? Вам бы хотелось, чтобы я называл вас как-то иначе?
– Вовсе нет. Мне очень нравится слово «ба».
– Возможно, вы единственная княгиня, которую когда-либо так называли.
Гертруда задержалась в гараже, она была счастлива, что между ней и внуком возникла такая близость.
– Другую бабушку ты очень любил?
– Рашель? О да, конечно. Она была незаурядным человеком.
– Скажи, только не думая! Ты любил ее больше меня?
Эта ребяческая ревность растрогала Эдуара.
– Нет, моя дорогая. Вы в моем сердце и в моей жизни занимаете особое место!
Князь поцеловал Гертруду в губы так целомудренно, как это обычно делают дети.
– Я люблю тебя так же сильно, как солнце, – сказал Эдуар, впервые обращаясь к княгине на «ты».
Вальтер стучал по гладкой поверхности пластика.
– Ваша светлость, – окликнул он княгиню. Старик просунул свою седую голову в гараж.
– Месье герцог просит мадам княгиню подняться в библиотеку, – доложил Вальтер. – У герцога разговор с банкиром, мадам, и предстоит решать серьезные вопросы.
Гертруда вздохнула:
– Этот старый осел совсем запутался.
Ворча, она отправилась к Гролоффу. Вальтер, заинтересовавшись работой Эдуара, замешкался возле него.
– Как я слышал, ваш отец тоже любил механику. Мне кажется, это королевское хобби. Вы изобразите ваш фамильный герб на дверцах машины?
– А может, еще и корону? – пошутил Эдуар. – Вы путаете Версуа с Букингемом, мой милый Вальтер.
– Если те, кто по праву могут себе позволить нечто экстраординарное, этого не делают, кто же тогда? – сказал назидательно Вальтер. – Герб – это так красиво, так поэтично. Возможно, в Англии не было бы сейчас королевы, если бы отменили кареты и гербы!
Эдуар положил руку на плечо Вальтера.
– Вы мне очень нравитесь, Вальтер.
– Вы мне тоже, Ваша светлость, – сказал слуга. – Впрочем, я не смог бы работать у людей, которые мне не нравятся.
– Как вы относитесь к моей бабушке?
– Есть одно слово, его постоянно повторяет мой внучатый племянник: «супер». Помимо уважения, которое я испытываю к княгине, я тоже считаю ее «супер». – И он задумчиво прибавил: – Надеюсь, что она сможет выдержать удар.
– Что вы хотите этим сказать? – спросил встревоженно князь.
Вальтер покачал головой:
– Когда приходят банкиры, это всегда плохо.
– Вы думаете, у княгини финансовые затруднения?
– Я не думаю, я знаю.
Новость привела Эдуара в ужас, он никак этого не ожидал. Он думал, что в Швейцарии находится казна Черногории, из которой можно черпать деньги, не считая. Представление о неисчерпаемости богатства позволяло Эдуару тратить деньги без зазрения совести. Обычно правительства в изгнании располагали достаточными средствами, что помогало им смириться с потерей власти.
– По-вашему, это серьезно?
– Замок заложен под стопроцентную стоимость, кредиторы проявляют настойчивость, и бедный герцог выкручивается как может. Если заместитель директора Женевского банка приехал собственной персоной, значит, дела совсем плохи.
Князь вспомнил праздники, которые он устраивал, свой роскошный гардероб, и ему стало стыдно. Княгиня всегда безропотно оплачивала все его счета, ни разу не намекнув, чтобы он как-то умерил свои безумные запросы. Гертруда в своем желании обеспечить внуку соответствующий его рангу образ жизни, готова была на все: она влезла в долги, заложила замок.
– Спасибо, Вальтер, что вы мне об этом сказали.
– Только не говорите княгине.
– Не беспокойтесь, я ведь не доносчик.
Вальтер ушел. Князю доложили о приходе Дмитрия Юлафа.
– Проведите его в мою комнату, я сейчас приду. Для Эдуара эти занятия были пыткой. Ему не нравился ни черногорский язык, ни этот человек.
Дмитрий Юлаф был плохим учителем. Его уроки сводились к тому, что Эдуар должен был повторять за ним целые фразы, которые сам же Юлаф и переводил. Он не очень хорошо знал грамматику, и Эдуар убедился, что скрипач говорил на своем родном языке с такими же ошибками, что и на французском.
Сняв комбинезон и вымыв руки, князь отправился к Юлафу. Неподвижный взгляд, застывшая поза делали музыканта похожим на экспонат музея восковых фигур.
Юлаф даже не улыбнулся при появлении Эдуара, ограничившись сухим рукопожатием. Руки у скрипача были горячими, словно его лихорадило.
– С вами все в порядке? – спросил машинально Эдуар.
Юлаф как-то неопределенно кивнул и вынул из потрепанного портфеля книгу.
Он по-прежнему был одет в то же самое тряпье. Создавалось впечатление, что это его единственный костюм. Галстук-бабочка свисал как увядший цветок, а на бортах пиджака алели красные пятна от соуса.
Помятая, порванная игральная карта служила ему книжной закладкой. Это была трефовая восьмерка. Юлаф читал параграф из трех строк своим раскатистым «р» и тщательно его переводил:
– «Мужчина нашпоривал лошадь, которая уходила на третий галоп. Он про себя… подумал, что ему нужно нагнать карету кардинала».
Юлаф передал книгу князю.
– Читайте медленно! – велел он ему.
Князь вздохнул и взял книгу. Его спас телефонный звонок.
– Мадемуазель Стивен! – резко проговорила Маргарет, умиравшая каждый раз от ревности, когда звонила Элоди.
– Алло! – сказала молодая женщина. – Вас еще не возвели на трон, Ваша светлость?
Ее голос был странным, казалось, что она пьяна.
– К чему эти вопросы? – поинтересовался Эдуар.
– Я вас не вижу, не слышу; поэтому и делаю разные предположения.
– Вы пьяны? – спросил князь сухо.
– Более или менее: скажем, капельку! У меня был завтрак с часовщиком, и он меня так достал, что я одна выдула целую бутылку Шато д'Анжелюс.
– Что значит «часовщик»?
– Это тип, который производит часы!
Она засмеялась.
– Он хочет поручить мне сбыть его последние модели: часы, инкрустированные драгоценными камнями. Один араб из-за них потерял голову. Не будете ли вы столь великодушны повидать меня?
– Только не сегодня, – отрезал Эдуар.
– Потому что…
– Потому что вы пьяны.
Элоди не рассердилась.
– Тогда завтра?
– Завтра тоже нет, так как вас будет мучить похмелье!
– Вы очень жестоки, – сказала она грустно.
– Я заеду послезавтра, – смягчился князь.
– Боюсь, что послезавтра мне не удастся отменить назначенную встречу с фирмой «Тампэкс». Боже мой, князь, будьте великодушны, приезжайте сейчас: я в отличной форме благодаря алкоголю. Если вам никогда не приходилось целовать провод высокого напряжения, то наденьте туфли на резиновой подошве и попробуйте!
– Я занят, – сказал Эдуар твердо. – Очень жаль, Элоди.
Она прокричала:
– Эй! Не бросайте трубку! У меня для вас подарок.
– Это очень мило, – сказал князь тем же ледяным тоном.
– Представьте себе, что последние ночи я много думала о вас. Я пришла к выводу, что вам не хватает одной вещицы, пустячка, но тем не менее очень важного.
– И чего же мне не хватает?
– Духов, Ваша светлость, хороших духов.
– Зачем? От меня плохо пахнет?
– Наоборот: от вас пахнет настоящим самцом и настолько сильно, что от вашей шевелюры летят искры. Но человек вашего ранга и положения должен иметь духи, и не просто какие-нибудь. Я хотела бы, чтобы вы попробовали «Нью-Йорк» Патрисии де Николаи; это запах свежести с чуть пряным ароматом. Вы придете за ними?
– Нет.
– Чертов принц! – сказала Элоди. И повесила трубку.
Эдуар улыбнулся. Его забавляло, что обостренное алкоголем желание Элоди настолько ударило ей в голову, что она даже стала его оскорблять.
Юлаф во время разговора не шелохнулся; этот тип, вероятно, мог часами сидеть неподвижно.
Его присутствие стало для князя невыносимым, и он решил от него отделаться. Но телефон зазвонил снова. Он подумал, что это, вероятно, снова Элоди, которая звонит, чтобы извиниться. Это действительно была Элоди, но она не собиралась извиняться.
– Я вам говорю об эротике, а о самом главном забыла: насчет праздника в пятницу. Какую музыку вы предпочитаете?
– Я собираюсь его отменить, – сказал Эдуар.
– Князь, вы сошли с ума! Отменить, когда уже заранее, за полмесяца, были разосланы пригласительные билеты, и все гости приняли приглашение!
– Мы найдем вескую причину и позвоним каждому с извинениями.
Элоди была на грани истерики.
– Опять ваши причуды, князь? Но только не в Швейцарии, Ваша светлость. Здесь не принято отменять то, что запланировано. А капризы считаются плохим тоном.
– Отлично, – сказал Эдуар, – считайте, что я ничего не говорил.
– Браво! Теперь ответьте на мой вопрос: какую музыку вы хотите?
– Музыку? Не знаю, какой-нибудь дешевенький трюк.
Дмитрий Юлаф вдруг неожиданно вышел из своего состояния прострации и поднял руку.
– Что такое? – спросил у него князь.
– Музыку! – повторил Юлаф. – Я и трое моих друзей! У нас прекрасная группа. Цыганская музыка; очень, очень красивая!
Эдуар сказал:
– Не волнуйтесь, Элоди. У меня есть то, что нам нужно.
Вот с такой легкостью он распорядился своей судьбой.
32
Розина была убеждена, что в ближайшее время Фаусто вернется, так как он оставил свое барахло в ее новых вагончиках: транзистор, два колеса, спортивный костюм, рекламирующий фирму «Пежо», связку ключей и фотографию, где запечатлены были Фаусто Коп-пи (настоящий) и Джино Бартали, обменивающиеся флягами при восхождении на перевал.
В любом случае он должен был прийти днем или ночью, чтобы забрать свои сокровища. Зная его трусливый характер, Розина предполагала, что скорее всего это произойдет ночью, ибо он боялся сцен, упреков, ссор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39