– Они просят пятнадцать лимонов старых франков.
Эдуар молчал. Молчание затягивалось, и в конце концов Охальник не выдержал:
– Что скажешь, парень?
– Я колеблюсь, – ответил Эдуар.
– Вот как?
– Не знаю, что и подумать: или эти люди считают тебя полным дерьмом, или ты считаешь, что я полный идиот. А я не веду никаких дел ни с кретинами, ни с негодяями, так что извини…
И он повесил трубку.
Обернувшись, он заметил присевшего на ступеньку Банана. На его лице читалось глубокое разочарование.
– Не выгорело? – спросил подмастерье.
– Охальник с ума соскочил: он запросил пятнадцать лимонов!
– А разве тачка того не стоит?
– Если я куплю ее за эти бабки, за сколько же я должен буду продать ее?
– Ты прямо швырнул трубку!
– Ты же знаешь, что он обязательно перезвонит!
Действительно, стоило им подняться наверх, как телефон вновь зазвонил: Охальник. Голосок у него был медоточивым, а сам он держался, словно невинный агнец.
– Ты прав, – поспешно сказал он. – Эти сволочи-наследники перегнули палку. Сейчас поеду к ним. За какую цену тебя может заинтересовать эта маленькая принцесса?
– За ее настоящую цену, – проворчал Эдуар. Охальник понял, что настаивать не следует.
– Хочешь расскажу тебе, что со мной приключилось вчера вечером? – начал он, многообещающе хихикая.
– Жду не дождусь, – вздохнул Эдуар, внутренне готовясь выслушать вечную историю о траханье.
– Отправился я в кино «Камео» на порнушку. На подобных сеансах ты высматриваешь одинокую девку, садишься с ней рядом и можешь быть уверен, что дело выгорит, потому что такое кино смотрят только те, кто хочет потрахаться. Я снимаю бабенку, у которой есть за что подержаться, может быть, старовата, но ничего, сойдет. Сразу начинаем лизаться и все такое прочее. А на экране показывают, как Екатерина Великая, русская императрица, пользуется пареньками из своей гвардии. Симпатично.
Перед окончанием фильма мы с мамашей договариваемся отправиться в отель «Примавера». Место не очень уж шикарное, но, чтобы потрахаться, можно обойтись и без кровати с балдахином; приступаем к делу. О закусках я промолчу.
– Спасибо, – сказал Эдуар.
Его иронию Охальник пропустил мимо ушей.
– Я распалился, начался настоящий ураган. В какой-то момент хочу отогнуть ей назад голову, хватаю ее за волосы, и тут произошло такое… – Он натужно рассмеялся. – Ее волосенки остаются у меня в руках! Под париком ее башка была лысой, как коленка.
– Грустная история, – заключил Эдуар и повесил трубку.
Этот рассказ о парике напомнил ему о прическе матери и размышлениях Рашели, какую позу должна принимать при любовных утехах ее дочь. На душе стало мерзко.
Но почему мерзко? По чьей вине? Эдуар не смог бы ответить на этот вопрос. Душа у него болела, казалось, рушатся все надежды, а он бессилен что-либо предпринять.
Спустившись вниз, Наджиба и Банан сказали, что им пора домой.
– Как ты думаешь, удастся заполучить эту красотку? – с мольбой в голосе, совсем по-детски спросил паренек.
– Конечно, – успокоил его Эдуар. – Наверняка Охальник где-то спер ее, и ему не терпится избавиться от тачки. Нам придется потрудиться, чтобы сделать ее неузнаваемой!
Наджиба уже вышла на улицу и дожидалась брата возле мопеда. Проводив Банана до дверей, Эдуар смотрел, как брат и сестра усаживаются на тарахтелку. Он заметил, что длинный шарф девушки свисает прямо над колесом, и хотел было ее предупредить, но шум мотора перекрыл его слова; парочка исчезла в черном дыму.
Эдуар вернулся в гараж, злясь на самого себя за состояние депрессии, ведь он всегда был таким деятельным! Бланвен не умел грустить: некоторым людям нравится пребывать в меланхолии, у них это каким-то образом связано с романтизмом. Он же чувствовал себя в своей тарелке только тогда, когда от него требовалась энергичная работа, когда нужно было принимать решения. Погасив свет, он вернулся, чтобы закрыть двойную дверь.
Возясь с замком, Эдуар увидел возвращавшегося на мопеде Банана, одного. Парень размахивал руками.
Бланвен сразу понял, что его подмастерье упал: руль и заднее колесо «солекса» были поломаны.
– Скорее иди сюда! – закричал магрибинец.
Не дослушав его объяснений, Эдуар вскочил в стоявшую перед гаражом машину и погнал по дороге.
– Дело серьезное! – выкрикнул ему Банан, когда Эдуар поравнялся с ним.
Через пятьсот метров он обнаружил Наджибу, безжизненно лежавшую на обочине. Эдуар сразу понял, что произошло: как он и боялся, шарф девушки попал в спицы, при этом она свалилась с седла, упала на спину, ударившись затылком о выступ на дороге. Эдуар бросился к ней. Взгляд ее был мертвенно-тусклым, рот приоткрыт, похоже было, что она погибла. Бланвен приложил руку к ее груди, сердце билось с перебоями.
Эдуару захотелось кричать. Он никак не мог поверить глухой жестокой случайности. Прошло меньше трех минут после отъезда брата и сестры. Опустившись на колени перед девушкой, он отчаянно пытался прослушать ее сердце. Бланвен вспомнил о смерти Айседоры Дункан, знаменитой балерины, погибшей точно так же: ее длинный шарф попал в спицы колеса автомобиля и задушил ее.
– Она умерла? Скажи, она умерла? – кричал подбежавший Банан.
Он бросил мопед в поле, не выключив мотора, и «солекс» продолжал рычать, вздрагивая, как зверь в агонии.
– Помоги мне отнести ее в машину! – приказал Эдуар.
Ему снова надо было действовать. Когда Наджибу уложили на заднее сиденье, Бланвен резко тронулся с места, судорожно пытаясь вспомнить, где же находится ближайший госпиталь.
– Может быть, не надо было ее трогать, – выговорил сквозь рыдания Банан, – говорят, что раненых нельзя перевозить.
– Ну да, пускай они подыхают! – зло сказал Эдуар.
Он гнал так быстро, насколько позволяла устаревшая машина, плохо слушавшаяся, руля, на каждом повороте ее заносило на левую сторону дороги. Эдуар сердился на самого себя за то, что не проорал свое предупреждение громче…
Вцепившись в руль, он гнал по направлению к Понтуазу. В голове теснились образы: нелепая прическа Розины, единственная действующая рука Рашель, протянутая для приветствия, «Ситроен-7 В» цвета беж и глазированного каштана, расхваленный Охальником, целомудренный поцелуй ладони маленькой алжирочки, всего одно мгновение тому назад.
Все это осталось в прошлом. Вся цепь событий привела его к нынешнему моменту. Только одно имело значение – да и надолго ли: тело Наджибы, лежавшее на заднем сиденье «Ситроена-15». Автоматически подсознание Эдуара выдало технические характеристики: «15 six» 1939 года выпуска. Бланвен подумал, что эта машина была выпущена пятьдесят лет назад на заводах «Ситроен» с единственной целью: отвезти в госпиталь пострадавшую в автокатастрофе маленькую арабскую студенточку.
Банан молча плакал, и слезы на его лице смешивались с соплями.
Как и всегда, в конце дня движение становилось реже, уже задрожали огни автомобилей в густых и влажных сумерках. Заметив указатель госпиталя, Эдуар прибавил скорости и быстро добрался до отделения неотложной помощи. Он считал, что пострадавшей тут же займутся, начнется боевая суматоха, но оказалось, что их приезд вовсе не нарушил привычного течения дел в госпитале. Прежде всего Бланвену пришлось заняться бумагами. Признаки нетерпения, которые он выказывал, мешали персоналу, и его успокаивали фразами типа: «Мы всем займемся сами, месье, не надо паниковать!»
Наконец из коридора появились два санитара с каталкой. Один из них был магрибинец, Банан бросился к нему, принялся что-то объяснять по-арабски с отчаянным видом. Наджибу положили на каталку. Санитар пытался успокоить Банана, но это явно у него не получалось, его неловкие уговоры не могли рассеять тоски, овладевшей парнем.
Санитары повезли Наджибу. Эдуар и Банан хотели последовать за каталкой, но им запретили, и они остались ждать в помещении для посетителей, где в этот час никого не было. Через комнату тянулись какие-то хромированные трубы, мебель была обита чертовой кожей. Кипа выцветших журналов усугубляла ощущение зыбкости происходящего. Мужчины долго молчали.
– Тебе следует предупредить родителей, – сказал наконец Эдуар.
– Неужели ты думаешь, что у нас есть телефон?
– Должен же быть поблизости от вас какой-нибудь торговец, у которого есть телефон. Поищи-ка в телефонном справочнике!
Банан с сожалением поднялся.
– Да, вот еще что, – предупредил Бланвен. – Сейчас начнется тягомотина с бумагами, приедут легавые и страховые агенты. Естественно, Наджиба ехала одна на мопеде!
Банан кивнул и вышел. Когда он ушел, в помещении появился ординатор в белом халате. Он был высокого роста и чем-то напоминал больную плакучую иву.
– Вы привезли эту девушку?
Эдуар кивнул.
– Знаете ли, – тихим голосом начал ординатор, – дела обстоят не блестяще: она в коме. Травма черепа. Есть опасения, что к тому же у нее поврежден один или два шейных позвонка, – это станет ясно позже, при исследовании на сканере. А пока я подключил ее к аппарату искусственного дыхания и сделал необходимые инъекции для поддержания сердечной деятельности.
Эдуар выслушал диагноз не дрогнув. Невыразимая тоска убивала его.
– И что? – глупо спросил он.
– А ничего, – ответил ординатор. – Будем ждать. Это ваша подружка?
– Нет, сестра моего служащего. – И прибавил: – Она очень хорошая девушка. Можно видеть ее?
– Если хотите.
– Как по-вашему, доктор, есть надежда?
– Если она выйдет из комы в ближайшие часы, то безусловно.
Эдуар обрисовал ситуацию вернувшемуся Банану, и они последовали за ординатором в реанимацию. Наджиба лежала на узкой койке, ее затылок сжимал специальный аппарат.
Девушку подключили к таинственным приборам, гул которых наводил страх. Ее кожа стала даже не белого, а серого цвета, под веками угадывалась пустота – знак вечности. Мужчины смотрели на нее, не осмеливаясь ни заговорить с ней, ни притронуться. Ординатор проверил капельницу. Казалось, что рядом с этой очаровательной девушкой витает смерть.
Эдуар и Банан вышли, спотыкаясь от растерянности.
– Дозвонился до стариков? – спросил Эдуар, когда они садились в машину.
– Нет. Бакалейщик послал меня подальше: его лавка – это не коммутатор для иммигрантов. Правда, нужно сказать, что моя мать ничего у него не покупает.
3
Эдуар никогда не приходил к своей любовнице ночью, поэтому Эдит уже легла, когда он позвонил в дверь.
Учительница жила в маленьком очаровательном домике из известняка, похожем на игрушечный. Перед домиком раскинулся палисадник, в котором шесть месяцев в году цвели розы различных сортов. Запах стоял прекрасный, но Эдуару он не нравился: он считал, что запах роз – это банально. Приходя к своей любовнице, Бланвен никогда не пользовался звонком, а весело стучал в дверь. Выходило вот так: тагадагада-цум-цум.
Сквозь неплотно закрытые жалюзи из комнаты проникал наружу свет. Эдит засиживалась допоздна, читая исторические произведения и пересказывая их затем своим ученикам. Здесь ей не было равных. Она считала, что это – составная часть культуры, а вовсе не обязательная программа. Дети обожали слушать рассказы мадам Лаважоль. Когда она рассказывала им об убийствах герцога де Гиза, Генриха IV или о покушении в Сараево, в классе стояла мертвая тишина. Жизнь Ришелье, казнь Кончини, бегство Людовика XVI и его арест в Варенне увлекали детей не меньше, чем телевизионные передачи. Эдуар не мог забыть охватившего его волнения, когда Эдит Лаважоль описывала конец династии Романовых; увлекшись этим рассказом, он даже забыл посмотреть на ноги учительницы.
Радостно улыбаясь, Эдит открыла дверь.
– Какой приятный сюрприз! – воскликнула она.
На учительнице был ансамбль – шелковые с вышивкой халат и ночная рубашка – подарок Эдуара к Рождеству; от нее пахло сном. Эдит была приблизительно одного возраста с Розиной и тоже оставалась весьма сексуальной. Хотя ее привлекательность не так бросалась в глаза, мужчину, разбирающегося в любви, она завораживала, как может заворожить стоячая вода. Эдуар постоянно спрашивал свою любовницу, много ли у нее было приключений, и очень удивился, узнав, что ее мало кадрили. Коллеги слишком уважали мадам Лаважоль, чтобы пытаться соблазнить ее. Эдит призналась, что изменила мужу всего один раз с врачом-невропатологом, к которому пришла на консультацию по поводу бессонницы, связанной со стрессом. Этот румынский еврей покорил ее при первом же визите своими глазами и голосом. Их связь длилась недолго, ибо Эдит быстро поняла, что для доктора она была лишь одной из многих. Порвать с ним оказалось совсем нетрудно – она просто перестала являться к нему для лечения, а невропатолог заметил ее отсутствие гораздо позже.
– С тобой что-то неладно, Дуду? – встревоженно спросила мадам Лаважоль.
Эдуар рассказал ей о происшествии с Наджибой. Разговор шел в коридоре, украшенном плакатами, повествующими о великой истории Франции. На стенах соседствовали Людовик XIV в королевской мантии и Пастер, Наполеон I и Виктор Гюго.
Эдит разделила горе своего молодого любовника. Чтобы успокоить его, она рассказала, что коматозное состояние одного из ее кузенов длилось около шести месяцев, и все же он выбрался из него, хотя, конечно, и похудел.
– Ты ужинал?
– Нет, но я не голоден.
– Тебе все же стоит перекусить! – требовательно сказала Эдит, увлекая Эдуара в кухню.
Она открыла ему банку скумбрии в томате, которую он обожал, и приготовила омлет с ветчиной. Эдуар все проглотил. Эдит без конца подливала любовнику вино из Сансера, присланное ее отцом. Несмотря на преклонный возраст, тот продолжал заниматься виноградарством.
– Я уже видел тебя в ночной рубашке? – спросил Бланвен.
Эдит покраснела.
– По-моему, нет. А что?
– В ней ты выглядишь по-другому.
– Ты разочарован?
– Ты никогда не разочаруешь меня.
– Боюсь, что это случится весьма скоро! Я старше тебя больше чем на двадцать лет; однажды ты мне не простишь этого.
Эдуар пожал плечами.
– А что значит «однажды»? Наджиба строила планы на будущее, а сейчас эта двадцатидвухлетняя девчонка помирает. Когда я наслаждался твоими трусиками там, в классе, неужели ты считаешь, что я думал о том, что произойдет когда-нибудь «однажды»? Нет, милая: я возбуждался, сходил с ума, вот и все. Только настоящее имеет значение, моя дорогая Эдит! Настоящее и еще раз настоящее! И черт с ним, с будущим! Будущее – это всего лишь настоящее, которому удалось добраться до пункта назначения!
Он встал, рывком поднял учительницу со стула и обнял ее.
– Ничего, если я останусь у тебя на ночь?
– Я мечтаю об этом!
Эдуар грубо овладел ею, даже не раздевшись, поперек кровати. Его яростные ласки заставили Эдит стонать. Да, можно было понять и Розину. Мужчина нужен женщине, а если не нужен, то это уже не женщина.
Эдуар настолько обессилел после любовных утех, что Эдит раздела своего любовника и правильно уложила его.
Когда Эдуар крепко уснул, мадам Лаважоль погасила свет в спальне и отправилась в гостиную звонить в госпиталь Понтуаза, чтобы справиться о Наджибе. Ночной дежурный ответил ей, что в состоянии пострадавшей нет никаких изменений.
Эдуар проснулся на рассвете весь в испарине, с бьющимся сердцем. Но он сразу пришел в себя и подумал о девушке. Бланвен был уверен, что Наджиба умерла, он ощутил это чисто физически. Эдуар удивился своему ощущению, потому что в общем-то виделись они довольно редко, их отношения были словно акварельная картинка – такие же нестойкие, им не хватало прочной основы. Тяга, которую Эдуар испытывал к сестре Банана, не была похожа на настоящую любовь. Но кто может сказать, на что похожа настоящая любовь? На чувства, которые Бланвен испытывал к Эдит Лаважоль? Может, это было чувственное очарование, родившееся в детстве и воплотившееся в жизнь двадцать лет спустя? Эдуар не решался анализировать свои отношения с бывшей учительницей от страха найти в них какой-то эдипов комплекс. Бланвен постоянно сравнивал свою любовницу с Розиной. От обеих исходил женский запах, но если запах Эдит его волновал, то материнский – мутил.
Эдуар уселся в кровати, прислонившись к деревянной спинке. Учительница крепко спала. Временами ей становилось трудно дышать, и тогда она всхрапывала. Эдуар подумал, что человек полностью раскрывается только во сне. Нет ничего красноречивее сна. Являясь к Эдит без предупреждения, Эдуар всегда находил ее принаряженной, скромно подкрашенной. В их отношениях не было ничего низкого, и все же они опьяняли Бланвена, как будто происходили в доме свиданий. Первая ночь, проведенная вместе, разочаровала парня. Луна освещала комнату по-киношному. От этого света тело Эдит казалось полосатым, как у зебры. Эдуар видел большую, немного дряблую грудь своей любовницы, кожа вокруг соска уже начала увядать. Над верхней губой вздымался темный пушок. На ее шее Бланвен заметил неприятного вида бородавку, раньше он не замечал ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39