А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Это стало для нее навязчивой идеей. Он пришел сюда лишь для того, чтобы заставить ее изменить решение.
– Еще как у меня язык чешется!
– Если ты только это сделаешь, ты просчитаешься.
– Неужели? – спросила Мари-Шарлотт недоверчиво.
Он начал осторожно рискованную игру.
– Да, мисс.
Эдуар поманил ее пальцем и сказал ей на ухо так тихо, что она с трудом уловила его шепот:
– Я нашел останки шофера на строительном участке и спрятал их в надежном месте. До того как уничтожить его фотоаппарат, у меня возникла блестящая идея вынуть пленку и проявить ее в Швейцарии. Представь себе, когда ты его ударила, аппарат сработал; в результате получился довольно-таки странный негатив, на котором, крупным планом, очень хорошо видно, как ты его убиваешь. И, наконец, моя птичка, полиция нашла твои отпечатки пальцев на руле машины, обнаруженной в куче цемента. Вывод: если кто-то и хочет сам себя уничтожить, так это ты. А! Я еще совсем забыл: когда ты столкнула Банана с моста, тебя видела влюбленная парочка, плюс почтальон, внезапное появление которого спугнуло вашу банду из моего гаража. Вот основные пункты твоего обвинения. Поэтому советую: оставь нас в покое. Если я все еще терплю, то только из-за Розины, из-за того, что наши матери – родные сестры, и эта история в суде присяжных подорвала бы семейные устои. Ты хоть способна понять своими куриными мозгами, что такое мать?
Ее глаза были похожи на два снаряда, готовых вот-вот взорваться.
– Когда-нибудь я тебя убью! – пообещала Мари-Шарлотт.
– Тот, Кто треплется об этом на всех перекрестках, скорее попадет на тот свет, – сказал князь. – О таких вещах чем меньше говорят, тем лучше они удаются.
* * *
Эдуар звонил в дверь Эдит Лаважоль, но никто не открывал. Соседка крикнула ему из окна, что учительницу госпитализировали три дня назад и ей сделали операцию на желудке. Он спросил адрес клиники и побрел куда глаза глядят. Эдуар был очень подавлен и удручен после своего возвращения во Францию, где его встретили лишь отчаяние и безысходность. Он перемещался по мрачному миру, населенному безумцами и больными. Он зашел в цветочный магазин и заказал две дюжины красных роз для Эдит. Он вспомнил ее в те времена, когда она вела у них занятия в школе. Тогда Эдит ему казалась пожилой, хотя ей было всего около тридцати.
Пока Эдуар писал адрес клиники, он подумал, что посылать цветы было бы с его стороны трусостью. Он должен отнести их сам. Цветы не облегчат ее страданий. Эдуар подумал, взял букет и отправился в клинику.
Время посещений прошло, Эдуару пришлось использовать все свое дипломатическое искусство – убеждать, доказывать, объяснять, что он живет за границей и должен утром уехать. Наконец медсестра сдалась и разрешила ему пройти в палату учительницы.
В прохладной комнате помещались лишь кровать и столик с лекарствами. Эдит лежала на постели со свинцово-серым лицом и бескровными губами. Дренажные трубки уходили под простыни, а края этих трубок были погружены в отвратительную бутылку, которая медленно наполнялась красной, полной слизи сукровицей. Через капельницу в правую перевязанную руку Эдит медленно поступал физиологический раствор, в котором плясали вызывающие беспокойство пузырьки воздуха.
Эдуар подошел к больной и прошептал ее имя. Эдит сделала усилие, чтобы посмотреть сквозь прикрытые веки. На ее изможденном лице появилось подобие улыбки. Губы зашевелились, но она не смогла произнести ни звука.
– Не двигайся, любовь моя, – сказал Эдуар, лаская и целуя ее свободную от капельницы руку. – Тебя прооперировали, и все будет хорошо.
Он спрашивал себя, понимала ли она его слова, а самое главное – обречена ли она? Эта ложь из малодушия, из жалости, достойна ли она тех, кому адресована? Эдуар вновь увидел Эдит в классе, за столом, с широко расставленными, по невнимательности, ногами. Он мысленно погружался в этот сказочный, невероятный колодец, пытаясь догадаться, что же скрывается за трусиками. В те времена у него было смутное представление о женских половых органах, его познания ограничивались лишь промежностями маленьких девочек, которые под присмотром мамаш отправлялись на пляж нетвердой пошатывающейся походкой.
В нем зарождалось яростное и страстное желание. Отчаянное стремление проникнуть в эту тайну было необратимым. Одним из самых невероятных, фантастичных дней его сексуальной жизни был день, когда Эдит, много лет спустя, только что овдовев, открыла без колебаний перед ним свою дверь и свои ноги, как если бы она тоже ждала этого момента целую вечность.
Глядя на свою любовницу, Эдуар думал о том, что в те времена, когда он был еще без титула и без княжества, она выполняла странную функцию. Эдуар восхищался тем, как тонко она занималась его воспитанием и образованием: ведь он тогда не догадывался об этом. В этот момент прощания он осознал, как много она для него сделала. Эдит подготовила его к другой судьбе, внушила ему спокойствие и уверенность.
Эдуар стал на колени перед кроватью, коснулся лбом безжизненной руки Эдит и робко прошептал:
– Спасибо!
26
Во время возвращения в Швейцарию князь немного расслабился. Его охватывала радость вновь вскоре увидеть Версуа, бабку – владетельную княгиню, Маргарет. Он решил про себя, что подготовительные любовные игры с Маргарет нужно заканчивать, теперь главное – склонить ее к интимным отношениям, иначе эти наивные любовные игры никогда не закончатся. Его отношение к мисс Маргарет, его ночные визиты к ней напоминали увлечение пылкого Сигизмонда Розиной много лет назад. В семье Скобос было принято заводить любовные интрижки со слугами. Обманывал ли князь Оттон Гертруду с гувернантками? Эдуар решил спросить об этом герцога Гролоффа, хотя старый клоун не очень был склонен к подобным признаниям.
Сидя за рулем, князь строил множество планов по реконструкции Версуа. Он хотел все изменить, начиная с интерьера и заканчивая атмосферой – унылой, скучной, однообразной, создаваемой старыми мажордомами. Ему хотелось оживить замок, вдохнуть в него жизнь и веселье, привлечь людей молодых и энергичных.
– Мне кажется, ты разговариваешь сам с собой? – сказала Розина.
– Я думаю.
Эдуар улыбнулся матери, которая выглядела очень элегантно в шелковом костюме персикового цвета. Он боялся, что Розина сделает свою старую прическу, но опасался он зря. Она коротко постригла волосы, покрасила их в более темный цвет, а на лоб выпустила кокетливое колечко. Ее лицо, хотя она и перестаралась с косметикой, выглядело вполне пристойно.
– Как они меня встретят? – вздохнула с беспокойством Розина.
– Не волнуйся, все будет нормально, – пообещал Эдуар.
– Я думаю, что если б ее сын был жив, тебя бы прогнали.
– Вот видишь, и из несчастья можно извлечь пользу.
– Итак, теперь все в порядке, – сказала она с довольным видом.
Розина говорила как ловкий маклер после заключения выгодной сделки. Ее незаконнорожденный сын стал князем.
* * *
Встреча и взаимные приветствия прошли удачно. Цветы украшали весь первый этаж, и каждый, начиная со старого Вальтера, старался изо всех сил угодить гостям.
Когда мать и сын поднялись по лестнице, их встретила Гертруда, широко раскрыв объятья. Непроизвольно Розина сделала подобие реверанса, но княгиня прижала ее к своей груди, монотонно повторяя:
– О, моя дочь! Какая радость!
Затем герцог Гролофф подошел к Розине поцеловать руку и представил герцогине Гролофф.
Ошеломленная, потрясенная, красная от смущения и гордости, Розина неловко улыбалась, бормоча невпопад, не обращаясь ни к кому: «Ваше величество! Ваша светлость! Княгиня! Герцогиня!»
Все прошли в гостиную, чтобы выпить великолепное розовое шампанское Лоран Перье в честь желанной дорогой гостьи. Гертруда попросила Розину сесть рядом с ней на деревянное канапе золотистого цвета. Она справилась о здоровье Розины, не задавая никаких вопросов о роде ее занятий. Гертруду только интересовало, смогла ли Розина собрать все необходимые документы, удостоверяющие ее личность.
Кивком Розина подтвердила свой ответ.
– Я вам очень благодарна за то, что вы так быстро откликнулись на наше приглашение, – сказала княгиня. – Герцог Гролофф сообщит вам обо всех приготовлениях, касающихся вас.
Гролофф взял со стола папку с документами, сделанную из русской кожи, с отчеканенными гербами Черногории – предмет гордости черногорских владетельных князей. Он приспособил свой слуховой аппарат к ушной раковине и кашлянул, сразу став похожим на старых нотариусов из романов Бальзака.
– Прежде всего нужно уточнить следующее: этот документ помечен задним числом по известной всем причине. Он датирован апрелем 1972 года и подписан Его светлостью князем Сигизмондом Вторым. Как это стало возможно? В основном благодаря предусмотрительности княгини, которая попросила князя подписать чистые бланки дворянских грамот на случай крайних ситуаций. Перед вами документ, составленный мной, скрепленный подписью княгини Гертруды и моей собственной, так как я исполняю обязанности каллиграфа и свидетеля. Итак, я зачитываю текст.
Новое покашливание.
«Мы, Иосиф Эдуар Сигизмонд Второй, милостиво даруем наши земли во Влассе, в Черногории, Франсуазе Розине Бланвен и жалуем ей титул герцогини Власской.
Версуа, Швейцария
27 апреля 1972 г.»
Все замерли и посмотрели на Розину, которая, казалось, плохо понимала, что происходит.
– Значит, я рожден от князя и герцогини? – прыснул Эдуар.
Он подошел к Розине, обнял ее и поцеловал.
– Поздравляю тебя, мама, – сказал он. – Теперь ты герцогиня. Это же здорово, старушка!
Князь извинился и ушел из гостиной как раз тогда, когда Вальтер разливал шампанское в хрустальные с позолотой бокалы. Он помчался, перепрыгивая через ступени, к Маргарет, которую на церемонию не пригласили.
Эдуар вошел не постучавшись и запер дверь. Маргарет стояла у окна и смотрела на озеро, любуясь небом, подернутым белой дымкой облаков, которые затеяли игру с ветром.
При внезапном вторжении князя она невольно вздрогнула и обернулась. На его лице Маргарет прочла такую яростную решимость, что растерялась, ее охватил животный страх, и она забилась в угол между стеной и письменным столом.
– Только не бойся! – умолял Эдуар. – Только не бойся!
Он вывел ее из укрытия, взял на руки, покрывая шею горячими страстными поцелуями. Эдуар думал, что Маргарет будет отбиваться, сопротивляться: все-таки он вел себя как солдафон. Но она сразу же сникла и отдалась его неистовым ласкам. Князь подумал, что, вероятно, его отсутствие сломило сопротивление ирландки. Она так долго его ждала, что ожидание сделало ее податливой и покорной. Эдуар раздел ее, прижимая к себе, и отнес на кровать. Он целовал каждую частичку ее тела, задерживаясь на ее лоне, на шелковистом треугольнике. Маргарет стонала от наслаждения, отдавая ему всю себя.
Он оттягивал момент полного слияния, затем восторженно вошел в нее, делая паузы, продлевая удовольствие, заставляя ее стонать от нетерпения. Это был миг ни с чем не сравнимого блаженства. Он вспомнил своего отца, который много лет назад бегал к маленькой Розине.
Эдуар подумал, что отец, должно быть, испытывал такое же наслаждение, как и он сейчас. Но это была страсть, только страсть, без любви. Ему казалось, что, кроме Эдит Лаважоль, он никого никогда не любил.
И тем не менее.
Князь занимался любовью с Маргарет трепетно, трогательно и осторожно.
* * *
По тому, как Гертруда посмотрела на князя, он понял, что она знает, откуда он пришел и чем занимался. Княгиня обладала поразительной проницательностью, интуицией, умением читать чужие мысли. Вероятно, и много лет назад она все знала о ночных вылазках своего сына к Розине. Но для Гертруды всегда самым главным было счастье сына, все то, что доставляло ему радость. Кто знает, возможно, принимая под своей крышей ладно скроенную, смазливую девчонку, княгиня, обладая даром предвидения, считала, что это был знак судьбы.
Эдуар видел, что Розина чувствует себя не в своей тарелке. Вероятно, ей больше подошла бы роль служанки, чем герцогини. После того как все практические вопросы об узаконивании прав Эдуара были обговорены, женщинам не о чем стало беседовать. Розина вцепилась в герцогиню Гролофф, поскольку их сближало много общего: происхождение, возраст и даже полнота.
Гертруда обняла Эдуара, чтобы выразить, как она рада вновь видеть любимого внука:
– Ты – луч света в нашем доме, сынок. Без тебя все тускло, мрачно, пусто, и всем тебя недоставало.
Слово «всем» было произнесено с особым ударением, намек был ясен – имелась в виду Маргарет.
– Я тоже очень скучал, – сказал князь. – Не было минуты, чтобы я не вспоминал Версуа. Не считаете ли вы бестактностью с моей стороны, если мы устроим скромный, тихий прием, бабуля?
Гертруда нахмурила брови.
– Как ты меня назвал?
– Бабуля. Так простые люди называют иногда бабушек.
Княгиня повторила несколько раз это слово: «Бабуля, бабуля, бабуля», словно хотела приучить свое ухо к этому странному звучанию.
– Это очень мило, – вдруг сказала она. – А что ты подразумеваешь под скромным приемом, мой мальчик?
– Ну, мне кажется, что долгие годы вы вели здесь слишком затворнический образ жизни и что, несмотря на изгнание, вы должны все-таки поддерживать положение в обществе, соответствующее вашему рангу и титулу. А вдруг однажды наша семья снова придет к власти? К тому времени о ней все забудут. В моем новом качестве я тоже должен проявить себя. Представьте, что когда-нибудь трон после вас будет передан мне по наследству. Кем я буду в глазах царствующих европейских дворов? Каким-то захудалым князем из швейцарской глуши. Бабушка, вы должны сделать так, чтобы со мной считались не только домочадцы и несчастные изгнанники, но и вся европейская элита.
Гертруда всплеснула руками, как маленькая восторженная девочка.
– О Боже мой, сколько здравого смысла, решительности, предприимчивости! Ты все больше становишься похожим на моего доброго Оттона.
Она перекрестилась.
– Ну ладно, устраивай! – сказала княгиня. – Делай все, что ты считаешь нужным. А чтобы доставить мне удовольствие, называй меня «бабулей»!
– Вы это серьезно? Ведь слово простонародное.
– От этого оно не менее трогательно и нежно, – ответила княгиня.
* * *
Пока герцог Гролофф пытался преодолеть юридическое крючкотворство и формальности по посмертному признанию в отцовстве, обращаясь за помощью к лучшим швейцарским адвокатам, Эдуар начал подготовку к своему новому приему. Но это оказалось делом нелегким. Князь имел намерение устроить прием, но абсолютно не представлял, кого можно и нужно приглашать.
Он поделился планами с Маргарет, решив не обременять Гертруду еще и этими проблемами, так как ей их хватало в ее повседневных заботах. Ежедневно, несмотря на приезд внука и Розины, княгиня отправлялась на кладбище, на могилу к любимому сыну, и простаивала там на коленях долгие часы.
С тех пор как Маргарет познала наслаждения любви, она расцвела. Она очень умело и искусно стала пользоваться макияжем, заменила свои строгие, мрачные платья на более веселые и нарядные, смеялась по пустякам и не сводила восторженных глаз с князя. Розина, будучи женщиной опытной и искушенной, прямо спросила сына:
– Ты спишь с англичанкой, не так ли?
Он не мог удержать самодовольной улыбки, как и каждый мужчина при подобных вопросах.
Убедившись в своей правоте, новоиспеченная герцогиня прошептала:
– Все вновь повторяется. Только не сделай ей ребенка. Это будет глупо. Хотя Маргарет и познала экстаз, но она до того еще наивна и неискушена, что, должно быть, до сих пор верит, будто детей находят в капусте.
Эдуар заметил, что после его отъезда язык его матери стал еще более вульгарным.
– Ты сейчас живешь с Фаусто?
– Иногда. А ты против?
– Нисколько. Но почему ты говоришь «иногда»?
– Он считает мой вагончик не очень комфортабельным, и два раза в неделю возвращается к себе, чтобы принять душ.
– А ты думаешь долго еще оставаться в этом дворце скитальцев?
– Очень долго. Если мне удастся сделать то, что я задумала, то мне невероятно повезет.
Розине становилось в замке все более скучно, и она вздыхала:
– Сколько мне жить в этом чертовом замке? Ты знаешь, когда так подфартило иметь любовника на тридцать лет моложе, не стоит испытывать судьбу и оставлять его одного.
– Он утешится своим велосипедом, – успокоил ее Эдуар.
– Да, кстати, он ведь на отборочных соревнованиях занял второе место.
– Вот видишь!
Розина пыталась быть терпеливой, проводя время в беседах с герцогиней о достоинствах китайской крапивы; но настоящим развлечением для нее были комиксы и игральные автоматы.
* * *
Эдуар, чтобы не афишировать своих отношений с Маргарет, при всех называл ее на «вы» и был очень официален, но наедине они обращались друг к другу только на «ты».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39