Клиффорд САЙМАК
ДОМ НА БЕРЕГУ


Дэвид Лэтимер заметил дом как раз в тот момент, когда понял, что
совсем заблудился. Он держал путь в Вайалусинг, городишко, о котором
прежде только слышал, но никогда туда не ездил, и, ясное дело, где-то
свернул не на ту дорогу. Проехал две совсем крохотные деревушки под
звучными именами Эксельсиор и Наварра и, если дорожные указатели не врали,
через несколько миль должен был добраться до Монтфорта. Оставалось
надеяться, что кто-нибудь в Монтфорте покажет ему правильный путь.
Дорога была местного значения, извилистая, узкая, с небольшим
движением. Она крутилась над изрезанным берегом, по сбегающим к океану
мысам, была окаймлена березами и вечнозелеными кустами и редко удалялась
от воды настолько, чтобы не стало слышно шума прибоя, бьющего в огромные
валуны.
Машина преодолела долгий крутой подъем, и меж дорогой и берегом он
впервые увидел дом: нескладное нагромождение кирпича и облицовочного
камня. По бокал дом украшали две тяжелые печные трубы. К строению
примыкала старая березовая роща. Лэтимер замедлил ход, потом съехал на
обочину и остановился - захотелось рассмотреть дом получше.
К фасаду вела полукруглая подъездная аллея, вымощенная кирпичом. По
краям ухоженной лужайки высилось несколько могучих дубов, а под ними
стояли красивые каменные скамьи. Судя по всему, на них никто никогда не
сидел.
Лэтимеру представилось, что в таком месте, должно быть, приятно жить:
от дома веяло уединенностью, отрешенностью от мира и вместе с тем
старомодным достоинством. На лужайке, уродуя, если не оскверняя ее, торчал
большой, прочно установленный плакат:
СДАЕТСЯ ИЛИ ПРОДАЕТСЯ
И буквами помельче:
Обращаться в агентство недвижимости "Кэмпбелл" -
полмили дальше по дороге
Лэтимер не спешил с отъездом - просто сидел себе тихо в машине и
любовался домом. И вдруг подумал: а ведь море, должно быть, совсем рядом,
и со второго этажа морской простор, наверное, раскрывается во всю ширь.
Если разобраться, то именно ради подобного убежища он и стремился в
Вайалусинг - он искал местечко, где мог бы провести два-три спокойных
месяца за мольбертом. Надо думать, убежище в Вайалусинге оказалось бы
поскромнее. А аренду такого жилья его карман вряд ли потянет.
Он включил скорость и не спеша двинулся дальше, оглядываясь на дом
через плечо. Проехал полмили и на окраине городка, справа от дороги,
по-видимому, это и был Монтфорт, хотя при въезде не удосужились поставить
указатель, приметил дряхлую хибару. Перекошенная, провисшая вывеска
оповещала, что тут и находится агентство "Кэмпбелл". И, едва ли отдавая
себе отчет в том, что делает, и во всяком случае ничего еще не решив, он
съехал с дороги и остановился.
В хибаре сидел человек средних лет. Свитер с высоким воротом, ноги в
широких штанах заброшены на захламленный стол.
- Заехал справиться о доме, - сказал Лэтимер. - Где кирпичная
подъездная аллея...
- А, этот! К сожалению, в данную минуту не имею возможности показать
его вам. Жду покупателя, пожелавшего посмотреть имение Фергюсонов. Хотя
вот что. Могу дать вам ключи.
- А не могли бы вы сообщить мне примерно, какова арендная плата?
- Почему бы вам сначала не осмотреть его хорошенько? Сами решите, что
вы о нем думаете: подходит ли он вам? Если понравится, тогда поговорим.
Такой дом нелегко продать. Он не многим по вкусу: слишком велик да и
слишком стар. Можно бы предложить вам приемлемые условия. - Сбросив ноги
со стола на пол, человек покопался в одном из ящиков, извлек оттуда ключ с
привязанной биркой и швырнул на столешницу. - Осмотритесь, потом
возвращайтесь. Через час-другой я буду на месте.
- Спасибо, - сказал Лэтимер, забирая ключ.
На этот раз он подъехал к самому дому и поднялся по ступенькам.
Ключ легко повернулся в замочной скважине, дверь отворилась бесшумно.
Лэтимер очутился в вестибюле, пересекающем весь дом от фасада до фасада.
Видна была лестница, поднимающаяся наверх, а по сторонам вестибюля
распахнутые двери вели в комнаты первого этажа.
В вестибюле было полутемно, прохладно и как-то торжественно. Когда
Лэтимер двинулся в глубь дома, доски пола и не подумали заскрипеть. Не
чувствовалось признаков затхлости, не было запаха сырости и плесени и ни
малейших следов мышей.
Лэтимер заглянул в одну из комнат. Ее наполнял свет закатного солнца,
освещая мраморный камин. По другую сторону вестибюля расположилась комната
поменьше, по всей видимости, кабинет или библиотека. Дальше, справа,
находилось помещение, служившее некогда кухней, здесь был огромный
кирпичный очаг, где, скорее всего, готовили пищу. А напротив, слева, была
еще одна большая комната с мраморным камином меж окнами, с удлиненными
зеркалами в стене и затейливой люстрой, свисающей с потолка. Здесь,
безусловно, была столовая - именно такая обстановка располагала к
неспешным званым ужинам прежних времен.
Оставалось разве что головой покачать: все это выглядело слишком
величественно для такой скромной личности, как Лэтимер. Да и уход за всей
этой роскошью потребовал бы немалых денег: на одну мебель пришлось бы
ухлопать целое состояние.
И тем не менее дом не утрачивал своей привлекательности. В нем царила
атмосфера искренности, простора и покоя. Здесь человеку не угрожало
чувство сдавленности. Это было, как бы поточнее сказать, не жизненное
пространство, а пространство для жизни. Дом тянул к себе, тянул мощно,
почти физически.
Лэтимер вышел из вестибюля через заднюю дверь и очутился на широкой
веранде, примыкающей к дому по всей его длине. Ровный зеленый склон,
кое-где поросший древними березами, сбегал от веранды к берегу, а берег
был хаотично усыпан камнями, и с каждой набегающей волной от камней в небо
вздымались облака белоснежной пены. Стая жалобно кричащих птиц висели над
прибоем, как белые призраки, а дальше, до самого горизонта, стелился
серо-голубой океан.
И он понял, окончательно понял: это и есть то место, к какому он
стремился, место, где кисть сумеет освободиться от условностей, неизбежно
время от времени одолевающих любого художника. Дело не в каких-то новых
сюжетах, здесь можно, наконец, создать полотна, давно созревшие в душе и
жаждущие воплощения на холсте.
Он спустился вниз по долгому зеленому склону и вышел на кромку
прибоя. Нашел подходящий камень и уселся, впитывая прелесть воды и неба,
ветра и уединения. Солнце зашло, и по земле поползли тихие тени. Пора
идти, сказал он себе, и все же продолжал сидеть, очарованный нежным
смущением сумерек и почти неуловимыми переменами в световой гамме моря.
Когда он в конце концов принудил себя встать и зашагал по склону
вверх, исполинские березы приобрели прозрачность и поблескивали в
полумраке. Нет, он не стал опять заходить в дом, а обошел его вокруг.
Добрался во кирпичной подъездной аллеи и двинулся по ней, хотя и помнил,
что надо бы вернуться к дому и запереть двери.
И только когда он почти поравнялся с парадным входом, до него вдруг
дошло, что машины и след простыл. От недоумения Лэтимер просто окаменел.
Он же оставил автомобиль здесь - в чем-в чем, а в этом он был уверен.
Круто повернувшись, он зашагал по аллее прочь от дома, клацая
каблуками по кирпичам и повторяя про себя: черт возьми, я же ехал по этой
аллее, помню отчетливо. Обернулся еще раз - машины не было ни перед домом,
ни по всему полукружью аллеи. Бросился бегом к дороге: наверное,
какие-нибудь сорванцы околачивались рядом и от нечего делать решили
выкатить машину с аллеи на шоссе. Да нет, сказал он себе, этого тоже не
может быть - он поставил рычаг автоматической коробки скоростей в
положение "Парковка" и запер дверцы.
Кирпичная подъездная аллея оборвалась, но никакой дороги дальше не
оказалось. Лужайка, да и аллея кончались там же, где и раньше, но дальше
путь преграждала лесная чаша: первозданная, темная, густая, с
перепутанными ветвями. На том самом месте, где пролегало шоссе,
поднимались вековые стволы. Ноздрей коснулся сырой запах древесной
плесени, и где-то впереди во мгле заухала сова.
Он обернулся вновь, лицом к дому, и увидел освещенные окна. "А этого
тем более быть не может, сказал он себе, пытаясь сохранить рассудок. В
доме ни души, зажечь свет некому. Да и электричество скорее всего
отключено".
Но освещенные окна твердили свое.
Вопреки собственной воле, не веря глазам, он двинулся по аллее к
дому. Ну должно же отыскаться хоть какое-то объяснение! Наверное, он так
или иначе сбился с курса, как сбился поутру, свернув не на ту дорогу. У
него случился провал памяти: по неизвестным и, не исключено, неприятным
причинам он на время лишился чувств. Может, это вовсе не тот дом, который
он осматривал? Но нет, дом был тот же самый.
Он прошаркал по кирпичам и поднялся по лестнице к двери. И не успел
одолеть последнюю ступеньку, как дверь распахнулась. Появился человек в
ливрее и тут же отступил в сторону, приглашая войти.
- Вы слегка опоздали, сэр, - объявил человек. - Мы ожидали вас
немного раньше. Другие только что сели обедать, однако ваш прибор ждет
вас.
Лэтимер застыл в нерешительности.
- Все в порядке, сэр, - заверил человек. - За исключением особо
торжественных случаев, у нас не принято переодеваться к обеду. Можете
сразу садиться за стол.
В вестибюле горели короткие свечи, вставленные в специальные гнезда
на стене. Там же, на стенах, появились картины, а на полу рядком
выстроились банкетки и несколько стульев. Из столовой доносился
приглушенный говор. Дворецкий запер входную дверь и направился в глубь
дома.
- Будьте любезны следовать за мной, сэр.
У входа в столовую дворецкий снова отступил в сторону, освобождая
дорогу гостю. За длинным, элегантно накрытым столом сидели люди. В
канделябрах сияли тонкие свечи. У дальней стены стояла в ряд одинаково
наряженная прислуга. Буфет сверкал фарфором и хрусталем, а на столе
красовались букеты цветов.
Мужчина в зеленой спортивной рубашке и вельветовой куртке поднялся со
своего места и помахал рукой.
- Лэтимер, идите сюда! Вы ведь Лэтимер, не так ли?
- Ну да, я Лэтимер.
- Ваше место здесь, рядом с Инид и со мной. Не будем сейчас тратить
время на то, чтобы представлять вам все наше общество. Это успеется.
Лэтимер подошел к столу, едва чувствуя пол под ногами. Мужчина
поджидал его стоя, потом протянул мускулистую руку. Лэтимер подал ему
свою. Рукопожатие было крепким и сердечным.
- Моя фамилия Андервуд, - сказал мужчина. - Давайте садитесь. Никаких
условностей. Мы только что принялись за суп. Если ваш остыл, можно его
заменить.
- Спасибо, - отозвался Лэтимер. - С супом наверняка все в порядке.
Его соседка с другой стороны, Инид, произнесла:
- Мы вас ждали. Нам было известно, что вы приедете, но вы так
замешкались...
Инид была миниатюрной брюнеткой с темными глазами, излучающими
странную эмоциональную силу. Лэтимер взял ложку, зачерпнул суп. Он
оказался отменного вкуса.
Человек, сидящий напротив Лэтимера, представился:
- Меня зовут Чарли. Позже поговорим. Обязуемся ответить на любые ваши
вопросы.
Женщина, соседка Чарли, добавила:
- Знаете, мы и сами мало что понимаем. Но тут очень славно. Мое имя
Алиса.
Лакеи убрали опустевшие судовые миски и внесли салаты. Лэтимер
осмотрелся: всего за столом сидели восемь человек, включая и его самого.
- Но понимаете, - начал Лэтимер, - я же хотел всего-навсего осмотреть
дом...
- Точно то же произошло и со всеми нами, - ответил Андервуд. - И не
вчера. С интервалом в год и более. Не знаю, сколько лет назад это
началось. Джонатон, вон тот в конце стола, старичок с бородой, появился
здесь первым. А потом и остальные, все поодиночке.
- Этот дом, - провозгласила Инид, - мышеловка, и приманка выбрана
отменная. А мы - мыши, угодившие в мышеловку.
- В ее устах это звучит как кошмар, - вмешалась Алиса с другой
стороны стола. - Но кошмаром здесь и не пахнет. О нас заботятся, и
наилучшим образом. В доме штат прислуги, которая готовит и подает на стол,
стелет нам постель, содержит все в чистоте и порядке...
- Но кому понадобилось заманивать нас в мышеловку?
- А вот это, - сказал Андервуд, - вопрос, на который каждый из нас
пытался и пытается найти ответ. Правда, один или двое смирились и махнули
на все рукой. На этот счет возникло несколько теорий, но все они остаются
бездоказательными. Вообще-то я иногда недоумеваю: а зачем они нужны,
доказательства? Нам что, станет легче, если мы познакомимся с теми, кто
держит нас в плену?
"Мышеловка, и приманка выбрана отменная", повторил про себя Лэтимер.
И в самом деле, отменная. Испытал же он мгновенное, инстинктивное влечение
к этому дому - всего-то ехал мимо, а влечение полыхнуло и захватило его.
Салат был великолепен, и мясо с печеной картошкой не хуже. А такого
роскошного рисового пудинга Лэтимер и не пробовал никогда. Вопреки
собственной воле пришлось признать, что еда, как и живая, остроумная
болтовня за столом доставили ему удовольствие. Покончив с ужином, все
перешли в гостиную и расселись перед исполинским мраморным камином, где
пылал огонь.
- Даже летом, - сказала Инид, - здесь по вечерам бывает прохладно.
Может, это даже к лучшему - люблю сидеть у огня. Мы зажигаем камин почти
каждый вечер.
- Мы? - переспросил Лэтимер. - Вы произнесли это так, словно все вы
тут принадлежите к одному клану.
- К одной стае. Или, пожалуй, к одной шайке. Собратья-заговорщики,
хоть заговора нет и в помине. Мы отлично ладим друг с другом. Вот
единственное, что тут по-настоящему хорошо: мы отлично ладим друг с
другом.
К Лэтимеру подошел бородач, сидевший в конце стола.
- Меня зовут Джонатон, - представился он. - За обедом мы с вами
сидели слишком далеко и не познакомились.
- Я слышал, - откликнулся Лэтимер, - что вы живете здесь дольше всех.
- Теперь - да. Года два назад мое место занимал Питер. Мы его так и
называли - старина Пит.
- Называли?
- Он умер, - пояснила Инид. Потому-то теперь нашлось место для вас.
Понимаете, дом рассчитан на определенное число жильцов.
- Значат, на то, чтобы найти замену умершему, ушло целых два года?
- У меня есть подозрение, - заметил Джонатон, - что все мы
принадлежим к какому-то строго очерченному кругу, более того, прошли
весьма суровый отбор.
- Это-то и ставит меня в тупик, - признался Лэтимер. - Должен же быть
некий общий фактор, объединяющий всю группу. Возможно, дело в роде наших
занятий?
- Совершенно уверен в этом, - согласился Джонатон. - Вы ведь
художник, не так ли? - Лэтимер утвердительно кивнул. - А Инид - поэтесса,
и очень талантливая. Я занимаюсь философией, хоть и не считаю себя большим
мыслителем. Дороти - романистка, а Алиса - музыкант. Она пианистка и не
только исполняет, но и сочиняет музыку. С Дороти и Джейн вы пока не
знакомы.
- Пока нет.
- Могу я предложить вам что-нибудь выпить? - осведомился Джонатон.
- Не откажусь. Лучше бы шотландского виски, если найдется.
- Найдется все, что угодно. Со льдом или с водой?
- Со льдом, пожалуйста. Если это вас не обременит.
- Здесь никто никого обременить не может, - заявил Джонатон. Мы
охотно заботимся друг о друге.
- Пожалуйста, - попросила Инид, - налейте и мне.
Как только Джонатон отошел за напитками, Лэтимер сказал Инид
вполголоса:
- Должен сказать, вы все удивительно добры ко мне. Вы приняли меня,
постороннего, в свою компанию...
- Ну какого же постороннего! Кому-то когда-то вы были посторонним, но
больше вам им не бывать. Неужели не понятно? Вы теперь один из нас. У нас
было свободное место, вы его заняли. И останетесь здесь навсегда. Отсюда
вам не уйти.
- Вы намекаете на то, что отсюда нет выхода?
- Пробуем его отыскать. Каждый из нас пробовал, некоторые не один
раз. Но уйти никому не удавалось. Да и куда идти? Ведь мы не знаем ни
своих пленителей, ни причин нашей неволи.
В гостиной появился Андервуд, опустился на диван подле Инид:
- У нас есть несколько гипотез, - сказал он. - Но беда в том, что нет
возможности выяснить, какая из них верна. Не исключено, что мы давно
догадались о причинах нашего заточения, но наверняка мы не узнаем ничего
никогда.
1 2 3 4 5 6 7