А он и Мэг - единственные, кто знает, что роботы живы, что они
заключены в безмолвие и тьму. Странная компания лесной бродяга, фальшивая
ведьма, испуганная женщина, которая ни разу за все труднейшее путешествие
не пожаловалась; и анахронизм, символ тех дней, когда жизнь была легче, но
когда она несла в сердцевине своей злокачественную опухоль, уничтожившую
ее, так что сама эта прежняя жизнь стала лишь легендой.
С тех пор почти пятнадцать столетий человек блуждает в потемках
примитивного варварства. Хуже всего, что не видно никаких попыток
преодолеть это варварство. Как будто человек, однажды сбившись с пути,
больше не имеет ни сил, ни желания попытаться предпринять еще одну
попытку. Неужели человечество не заслужило еще одной попытки?
- Сынок, ты обеспокоен?
- Нет. Просто думаю. Что будет, если мы найдем Место, откуда уходили
к Звездам?
- Мы будем знать, что оно существует... Что некогда человек
устремлялся к звездам.
- Но этого недостаточно. Просто знать - недостаточно.
На следующее утро его депрессия прошла. Пустота вызвала у него
странное чувство радости, чувство ясности, простора, как будто он был
повелителем всей этой беспредельности. Одиночество больше не пугало его;
как будто они шли по специально для них подготовленной стране, откуда
удалили всех остальных. Попутчики оставались с ними, но они больше не
казались угрозой, а скорее товарищами в пути, частью компании.
Позже в тот же день они встретили в пустыне двоих. Взобравшись на
небольшое возвышение, они увидели их в полумиле от себя. Мужчина был стар,
борода и волосы у него поседели. Одетый в изношенную кожу, он стоял,
похожий на крепкое, стройное дерево, и смотрел на запад, а не знающий
отдыха ветер шевелил его волосы и бороду. Женщина, значительно моложе,
сидела за ним, поджав под себя ноги, наклонив вперед голову и плечи. На
ней было рваное платье. Рядом качалась на ветру рощица диких
подсолнечников.
Подойдя ближе, Кашинг и остальные увидели, что старик стоит в двух
мелких ямах, выкопанных в почве прерии, стоит в них обнаженными ногами,
рядом с ямами лежала пара изношенных мокасин. Ни он, ни женщина, казалось,
не заметили вновь прибывших. Мужчина стоял прямо и неподвижно, руки его
были сложены на груди, подбородок задран, глаза закрыты. Была в нем
какая-то напряженность, как будто он вслушивался в нечто, доступное лишь
его слуху. Но слышно было лишь гудение ветра на равнинах и шелест
подсолнечников.
Женщина, сидевшая на траве, скрестив ноги, не шевелилась. Ни она, ни
старик как будто не заметили, что они больше не одни. Голова женщины
склонялась к коленям, к сложенным на них рукам. Кашинг видел теперь, что
она молода.
Они втроем: Ролло, Мэг и Кашинг - стояли в ряд, удивленные, слегка
раздраженные, ожидая, пока их заметят. Энди хвостом отгонял мух и жевал
траву. Попутчики осторожно кружили поодаль.
"Какого черта?!" - сказал себе Кашинг. Они втроем должны стоять
здесь, как нашалившие дети, которые ворвались туда, куда им нельзя, и
теперь их сознательно игнорируют. Вокруг этих двоих был какой-то ореол, не
позволявший нарушать их молчание. Пока Кашинг размышлял, нужно ли ему
окончательно рассердиться, старик шевельнулся, возвращаясь к жизни.
Вначале его руки медленно и грациозно двинулись в стороны. Голова заняла
нормальное положение. Одну за другой он извлек ноги из ямок, в которых
стоял. Со странной осторожностью обернулся к Кашингу. Лицо у него
оказалось не строгое, патриархальное, как можно было ожидать, наблюдая его
в трансе, но лицо доброго человека, слегка печальное лицо человека, после
долгих лет напряженного труда обретшего мир. Над седой бородой,
закрывавшей большую часть лица, из гущи морщин смотрели на мир
светло-голубые глаза.
- Добро пожаловать, незнакомцы, на наши несколько футов земли, -
сказал он. - Не найдется ли у вас чашки воды для моей внучки и меня?
Женщина продолжала сидеть, поджав ноги, но подняла голову и отбросила
назад закрывавший лицо капюшон. У нее оказалось ужасающе мягкое и невинное
лицо и абсолютно пустые глаза. Красивая кукла, наполненная пустотой.
- Моя внучка, если вы успели заметить, - сказал старик, - вдвойне
благословенна. Она живет в другом месте. Наш мир не может затронуть ее.
Разговаривайте с ней мягко, пожалуйста, и не беспокойтесь о ней. Ее не
нужно бояться. Она счастливее меня и счастливее всех нас. И прежде всего,
прошу вас, не жалейте ее. Она с полным правом может пожалеть нас.
Мэг протянула ему чашку воды, но старик отвел ее руку.
- Сначала Элин. Она всегда первая. Вы, наверное, удивляетесь, что я
здесь делал, стоя в ямах, замкнутый в самом себе. Но я не был замкнут. Я
разговаривал с цветами. Такие чудесные цветы, чувствительные, с хорошими
манерами... Я мог бы сказать и "разумные", но это не совсем так: их разум,
если его можно так назвать, совсем не похож на наш, хотя, может быть, он и
лучше нашего. Другой тип разума. Впрочем, если подумаешь, разум - не
совсем подходящее слово.
- Ты на самом деле говорил с цветами? - спросил с недоверием Кашинг.
- И дольше, чем следовало, - ответил ему старик. - У меня такой дар.
Говорить не только с цветами, но и со всеми растениями: травой, мхом,
деревьями. Я не так уж часто разговариваю с ними. Обычно просто слушаю.
Иногда я уверен, что они знают обо мне. В таких случаях я пытаюсь
разговаривать с ними. Я уверен, что они понимают меня, хотя и не могут
определить, кто именно говорит с ними. Возможно, их восприятие не
позволяет им различать другие формы жизни. Они живут в мире, который так
же закрыт для нас, как и мы для них. К сожалению, не настолько закрыт,
чтобы мы не знали о них. Просто мы не подозреваем, что они тоже чувствуют,
как мы.
- Прости, но я не вполне понимаю тебя, - сказал Кашинг. - Это нечто
такое, о чем я никогда не думал, даже в самых диких фантазиях. Скажи мне -
сейчас ты только слушал или и разговаривал с ними?
- Они говорили со мной, - сказал старик. Он помолчал и продолжил. -
Рассказывали об удивительных вещах. К западу отсюда, сказали они мне, есть
растения - я думаю, что это деревья, - совершенно чуждые Земле. Их
принесли много лет назад. Как принесли, они не знают или я не понял, но во
всяком случае это большие растения, которые все понимают... Спасибо, моя
дорогая.
Он взял у Мэг чашку и начал пить, не жадно, а медленно, как будто
наслаждаясь каждой каплей.
- К западу? - спросил Кашинг.
- Да, они сказали - к западу.
- Но... откуда они знают?
- Может, летящие по воздуху семена рассказали им. Или передача шла от
корня к корню...
- Невозможно, - сказал Кашинг. - Все это невозможно.
- Это металлическое создание в форме человека, что это такое? -
спросил старик.
- Я робот, - сказал Ролло.
- Робот? Роботы? А, да, знаю. Я видел кожухи мозгов, но не живого
робота. Значит, ты робот?
- Меня зовут Ролло. Я последний из роботов. Хотя если я не найду
медведя...
- А меня зовут Эзра, - сказал старик. - Я старый бродяга. Брожу взад
и вперед, разговариваю с соседями, когда нахожу их. Это прекрасная полоска
подсолнечников, группа кустов роз, даже трава, хотя трава мало что может
сообщить...
- Дедушка, надень мокасины, - сказала Элин.
- Сейчас. Я совсем забыл о них. И мы должны идти. - Он сунул ноги в
бесформенные, изношенные мокасины. - Не в первый уж раз я слышу об этих
странных растениях на западе. Когда услышал впервые, много лет тому назад,
то просто удивился. А вот сейчас, на старости лет, хочу проверить эти
слухи. Если я этого не сделаю, может, никто не сумеет. Я всюду
расспрашивал и знаю, что никто не умеет разговаривать с растениями.
- И теперь ты ищешь эти легендарные растения, - сказала Мэг.
- Не знаю, найду ли, - кивнул он, - но мы идем на запад, и я
расспрашиваю по дороге. Мое племя было против того, чтобы мы ушли.
Кричали, что это глупость. Все, что мы найдем, только смерть. Некогда они
увидели, что мы твердо решили уйти, они посоветовали нам взять с собой
охрану, отряд всадников, которые не станут вмешиваться, а будут лишь
сопровождать нас на расстоянии, чтобы защитить в случае необходимости. Мы
отказались. Люди с добрым сердцем могут идти куда угодно, их не ждет
опасность.
- Ваши люди? - спросила Мэг.
- Племя, живущее в прериях к востоку, в более доброй земле, чем эта.
Нам предлагали лошадей я припасы, но мы ничего не взяли. Легче найти то,
что мы ищем, налегке.
- Чем же вы питаетесь? - спросил Кашинг.
- С извинениями перед нашими друзьями и соседями мы выкапываем корни
и срываем плоды. Я уверен, друзья растения понимают нашу нужду и не таят
на нас зла. Я пытался объяснить им это, и хотя они и не совсем поняли, не
было ни осуждения, ни ужаса.
- Ты говоришь, вы идете на запад?
- Да, мы ищем эти странные растения на западе.
- Мы тоже идем на запад, - сказал Кашинг, добавив: - Может, мы ищем
разные вещи, но твои слова наводят меня на мысль, что они находятся в
одном месте. Может, вы пойдете с нами? Или хотите идти одни?
- Мне кажется, нам лучше идти вместе. Вы ясные и простые люди, в вас
нет зла... Но при одном условии...
- Каком же?
- В пути я иногда буду останавливаться, чтобы поговорить с нашими
друзьями и соседями.

15
К западу от реки местность начала повышаться.
С того места, где он стоял, Кашинг видел внизу узкую полоску реки,
гладкую шелковую ленту, похожую и на змею, и на горного льва. Река была
отсюда совершенно другой, не такой, к которой они привыкли за те дни, что
отдыхали на ее берегу, готовясь к последней части пути. Будет ли это
действительно последней частью? Вблизи река выглядела драчливым, хриплым,
задиристым буяном, пробивающим себе путь по земле. Странно, подумал
Кашинг, как различаются реки - мощное торжественное течение нижней
Миссисипи; бормочущий поток Миннесоты; и вот ярость Миссури.
Ролло разжег вечерний костер в овраге, уходящем вниз, выбрав место,
где у них будет защита от ветра, рвущегося с просторов прерий. Глядя на
запад, в сторону от реки, можно было увидеть продолжающийся подъем, земля
поднималась складками, переходя в темную разорванную линию на фоне неба.
Еще один день, подумал Кашинг, и они достигнут высокогорья. Путешествие
заняло гораздо больше времени, чем он рассчитывал. Если бы он шел один, он
уже давно был бы там. Впрочем, один он мог бы и не узнать, куда идти. Он
некоторое время размышлял над странным стечением обстоятельств, которые
привели его к встрече с Ролло, в чьей памяти застряло упоминание о
Громовом холме; потом находка карты, показавшей, где находится этот
Громовой холм. Путешествуя в одиночку, он мог бы не найти ни Ролло, ни
карты.
Продвижение вперед замедлилось после того, как к ним присоединились
старик с внучкой. Эзра часто останавливался, выкапывал ямы и начинал
разговор с зарослью кактусов или фиалок. Кашинг, стоя рядом, много раз
подавлял желание пнуть старого глупца или просто уйти от него. Но,
несмотря на все это, старик ему нравился. Он был умен, и мудрость его
распространялась на все, за исключением его странной навязчивой идеи. По
вечерам у костра он рассказывал о старых временах, когда он был великим
охотником и воином, заседал в совете с другими, старшими членами племени и
лишь постепенно осознал, что он обладает необычной способностью общения с
растительной жизнью. Когда это стало известно в племени, его положение
постепенно изменилось, и в конце концов в глазах соплеменников он стал
мудрецом, одаренным больше обычных людей. Очевидно, хотя он и не говорил
об этом, мысль уйти для разговоров с цветами и растениями тоже созревала в
нем медленно, пока ему не стало ясно, что он обязан выполнить свою миссию,
и идти он должен не с пышностью и великолепием, которыми с радостью
окружило бы его племя, а в одиночестве, если не считать его странной
внучки.
- Она часть меня, - говорил старик. - Не могу объяснить вам, но между
нами существует бесславное взаимопонимание, его невозможно описать.
И когда он говорил о ней или о другом, она сидела у лагерного костра
вместе с остальными, расслабившись, в покое, сложив руки на колени, низко
склонив голову, как бы в молитве; иногда она поднимала голову, и тогда
создавалось впечатление, что она смотрит не во тьму, а в другой мир, в
другое время и место. В пути она двигалась легко; временами казалось, она
не идет, а плывет, серьезная и грациозная - странное воплощение
человечности, не похожее ни на что. Она редко говорила. А когда говорила,
то обращалась обычно к деду. Не то чтобы она игнорировала остальных,
просто она не испытывала необходимости говорить с ними. Слова ее были
ясными и четкими, она произносила их правильно, не прибегала к жаргону, не
бормотала, как умственно отсталые, и они часто думали, кто же она на самом
деле.
Мэг часто бывала с ней или она с Мэг. Глядя, как они идут или сидят
рядом, Кашинг часто пытался понять кто же из них первым потянулся к
другому. И не мог этого решить; как будто естественный магнетизм
притягивал их друг к другу, как будто они обладали чем-то общим, что
заставляло их держаться вместе. Впрочем, их всегда разделяло расстояние.
Мэг изредка обращалась к Элин. Элин, со своей стороны, говорила с Мэг не
чаще, чем с другими.
- Она живет в себе, - сказал однажды Кашинг.
- Нет, - возразила Мэг, - она живет вне себя. Далеко вне себя...
Добравшись до реки, они разбили лагерь в роще на берегу, который
вздымался на сто футов над водой, - прекрасное место после долгого пути по
выжженной прерии. Здесь они отдыхали неделю. В зарослях, что шли вдоль
реки, попадались олени, низины кишели куропатками и утками, резвившимися в
маленьких прудах. В реке было много рыбы. Путники отъедались после
голодного пути.
Эзра установил контакт с большим дубом, пережившим много сезонов, и
стоял по целым часам, глядя на дерево, а шелест листьев как бы отвечал
ему. Элин обычно сидела поблизости от него, скрестив ноги, натянув на
голову капюшон и сложив руки на коленях. Иногда Дрожащая Змея покидала
Ролло и танцевала вокруг Элин. Она не обращала на Змею никакого внимания.
Иногда Попутчики, эти радужные тени, собирались кружком вокруг нее, как
волки, подстерегающие добычу, но и на них она обращала не больше внимания,
чем на Дрожащую Змею. Наблюдая за ней, Кашинг неожиданно подумал, что она
не обращает на них внимания, потому что поняла их суть и выбросила из
своих мыслей. Ролло охотился на гризли, и несколько раз Кашинг отправлялся
с ним. Но гризли не было, вообще не было никаких медведей.
- Жир почти кончился, - плакался Ролло. - Я начинаю скрипеть. Пытаясь
сберечь жир, я употребляю его меньше, чем нужно.
- Я убил жирного оленя, - сказал Кашинг.
- Сало! - воскликнул робот. - Сало мне не нужно.
- Когда кончится жир, тебе придется использовать то, что есть под
рукой. Надо было убить медведя в Миннесоте. Там их было множество.
- Я ждал гризли. А их нет.
- Все это глупости, - сказал Кашинг. - И жир гризли не отличается от
жира других медведей. Ты смазан?
- Да. Но в запасе нет ничего.
- Мы найдем гризли к западу от реки.
Во время пути Энди неохотно щипал скудную траву для того лишь, чтобы
сохранить жизнь в теле. Теперь он пасся в высокой по колено роскошной
траве долины. Со звуками удовлетворения, с раздувшимся брюхом, он катался
по песчаному берегу, а птицы, рассерженные вторжением в их владения, с
криком летали над песком.
Позже с помощью Энди Кашинг и Ролло притащили много плавника, который
весенние паводки выбросили на берег реки. Из этих бревен Кашинг и Ролло
соорудили плот, связав бревна полосками из шкуры оленя. Во время переправы
Ролло и Мэг сидели на плоту - Мэг, потому что не умела плавать, а Ролло
опасался поржаветь - у него кончился запас жира. Остальные держались за
плот. Он помогал им плыть, а они подталкивали и направляли его, удерживая
от того, чтобы он устремился по течению вниз. Энди, вначале не решавшийся
войти в воду, наконец прыгнул в нее и поплыл так резво, что перегнал их и
ждал на том берегу. Он дружелюбно заржал, когда они выбрались из воды.
С этого времени местность постоянно поднималась. Теперь Эзра не
настаивал на том, чтобы остановиться для разговора с растениями. Река
медленно уходила назад;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17